Пари

      – Жень, а что ты сегодня делаешь?       – Да ничего. Даньку от матери заберу и домой. Ну, в парк на часок заедем, – Егоров закинул рюкзак за спину и собрался уже выходить из гримерки, но следующий вопрос застал его врасплох.       – А можно, я с тобой? – Ярик замер, ожидая ответа.       – Со мной? Ярик, мне по пробкам в другой конец Москвы пилить, часа два, – Женя говорил негромко и очень выразительно, словно с маленьким ребёнком. «Наверное, так он разговаривает с сыном», – мелькнуло в Яриковой голове. – Затем бегать с Данькой, по горкам и каруселям, и еще час-полтора. Тебе-то это зачем?       – Ну, просто. Репа закончилась, дел особо нет, Сашка до вечера работает. Кого знаю в Москве, все заняты. Скучно. Но раз нельзя... –       Баярунас подхватил свой рюкзачок и посторонился, пропуская Женю вперед.       – Да почему же нельзя, можно. Только тебе с нами вряд ли весело будет.       Ярослав засиял улыбкой и грациозно выскочил за дверь, обогнал удивленного Егорова, и уверенно зашагал к вишневому красавцу «Хендаю». Усевшись в машину, Ярик решил все-таки объясниться:       – Я от метро шел, видел, где машина стоит.       Женя кивнул. Зачем человек шел от метро в противоположную от входа в театр сторону, он решил не уточнять. Значит, так было нужно.       Ярик впервые находился в Жениной машине и с любопытством разглядывал ее изнутри. По Ярикову мнению, она очень походила на своего хозяина: небольшая, уютная, чистая, надежная и как-то ненавязчиво, но прочно связанная с Даней. Детское кресло и сетчатый карман, полный самых разнообразных игрушек, планшет на спинке кресла и бутылочка детской воды. А больше всего ему понравился симпатичный экран от солнца с изображением Молнии МакКвин. Ярик решил, что обязательно купит своему Чернобоку такой же.       Ехали практически молча, Женя негромко включил какую-то малоизвестную, но очень мелодичную группу и, похоже, просто отдыхал. Ярик репетировал речь. Он двадцатый раз повторил про себя текст признания, и уже готовился произнести, Женя проговорил:       – Я могу у Мака остановить.       – Зачем? – от удивления Баярунас поперхнулся словами.       – Я думал, ты в туалет хочешь. Пыхтишь, краснеешь, глаза бегают.       – Э… Нет, не надо, спасибо, – Ярик не знал, плакать ему или смеяться. Вот он, значит, как выглядит со стороны. Нет, его, конечно, приперло, но вовсе не в том смысле, о котором подумал Женек.       – Уверен? Ну, смотри, здесь съезд очень удобный. – И порулил дальше.       Когда Егоров сказал, что через минут десять они приедут, Ярик решился:       – Жень, я не знаю как тебе сказать… Я давно хотел, только, не знаю, поймешь ли правильно... Понимаешь, когда мы с тобой остались одни...       Ярик видел, с каким живейшим интересом Женя слушал его «речь». У Ярика, казалось, вспотели даже уши. Он волновался, как редко до этого, и отлично знал, что когда теряется, или нервничает, то становится очень косноязычным. Вот же он, Женька, настоящий, живой, его можно даже потрогать. И, сглотнув, Ярик скороговоркой проговорил:       – Жень, я хочу тебе концерт сделать!       – Чего? – Тут опешил Егоров. – Какой концерт? Мы ж вроде справляемся.       Баярунас мысленно побился головой о стену, а в реале ущипнул себя за ногу. Какой он дурак. Так просрать все, надо уметь.       – Ага. Только концерты твои, они как ты.       – Такие же скучные? – Женя очень внимательно посмотрел на Ярослава. – Яр, договаривай, что хотел.       – Нет же! Такие же красивые и очень правильные.       – А почему тебе это не нравится? – в интонации Егорова звучал искренний интерес, порадовавший Яра, и он поспешил уточнить:       – Жень, концерты твои мне нравятся, и очень. Тебе, правда, интересно, что я думаю?       Женя кивнул, и Ярик продолжил:       – Я буду говорить не как коллега артист, а как зритель, который тебя любит, и немножко, как продюсер. Я знаю, многие смеются над моими потугами, но блин, Жень, получается же!       – Я не смеюсь, мне нравится, что ты делаешь. Только это немножко слишком, на мой взгляд.       – Нет, Жень! Смотри, что, на мой взгляд у вас хорошо, я про твои сольники сейчас, не про Эпидемию. Подбор материала, это раз, под твой вокал и твою аудиторию. Клуб, это два, но мне кажется, можно немножко вложиться в рекламу и увеличить количество билетов процентов на пятнадцать-двадцать. Музыканты, это три, они мало того, что круты как профессионалы. Они яркие. Жень, а теперь я перехожу к тому, что надо менять. Твой образ, ты теряешься на их фоне, и это плохо.       – В каком смысле теряюсь? – Женя взглянул на часы и указал на почти скрытую в тени деревьев скамейку. – Мы приехали. У нас еще есть минут сорок, можно присесть на ту лавочку и поговорить.       – Ок. Мороженое будешь?       – Ага, просто пломбир.       Баярунас кивнул и умчался к палатке. Мороженого оказалось много, одного пломбира без наполнителей – восемь сортов. Ярик озадачился, что купить, попробовал позвонить Жене, но номер был уже занят. Пришлось выбирать самому. Женьке – самый дорогой и натуральный пломбир, себе – шоколадное эскимо. Когда Ярик вернулся к нему, Женя закончил разговор.       – О, спасибо. Ты точно никуда не торопишься? Данька еще спит, поздно угомонился, а мама пригласила нас пообедать. – И рассмеялся в ответ на Ярикову гримаску, – У меня мировые родители, ни одного моего друга пока не съели.       – Ой… Ну, ладно, я и правда, голодный.       – Сейчас докупим еще мороженого, и пойдем. А про концепт ты мне расскажешь, пока Данька будет на детской площадке бегать. ***       Женину маму Ярик видел впервые в жизни, и представлял ее несколько по-другому, более «бабушкой» – у нее же уже есть внук, Даня. Это же оказалась красивая, миниатюрная, даже рядом с невысоким сыном, средних лет, женщина. Если бы Ярик не знал, что это мать Егорова, то ни за что не дел бы ей больше сорока пяти лет. Она приветливо поздоровалась со смущающимся гостем, обняла сына и отправила «мальчиков» мыть руки.       Несмотря на опасения Ярика, полчаса пролетели быстро, вкусный обед и легкий разговор сделали свое дело. Оказывается, Ирина Александровна, хоть и не считала себя заядлой театралкой и любительницей музтеатра, видела пару спектаклей с участием Ярослава. Но дольше поговорить не удалось, с воплем «Па–а–а–па!!» на Женю налетел взъерошенный сын, забрался на колени, облапил его за шею и больше не замолкал. Он спрашивал, рассказывал, показывал в лицах и размахивал руками. Ярик грыз печенье и смотрел на них большими глазами: Женя на полном серьезе, хоть и простыми, короткими предложениями, рассказывал пятилетнему мальчику, как прошел день.       Относительно быстро уговорить Данечку поесть удалось лишь после вскользь брошенной Женей фразы, что очень жаль, что придется ехать домой обедать, а ведь могли поехать в парк…       – На канатку? – у мальчика загорелись глаза.       – На канатку. Но мы же едем домой обедать. Поэтому никакой канатки.       – БАБУШКА! Давай суп! – от Данькиного вопля Ярик уронил печеньку, и с трудом подавил желание и самому спрятаться под стол.       В машине сытый и довольный Даня вел себя на удивление прилично, смотрел на планшете мультики, либо пялился в окно, изредка подавая голос:       – Пап? – словно проверяя, на месте ли отец.