Впусти меня 2

      Чарльз Альварес склонился над телом последней жертвы Эбби, рассматривая следы от укусов на шее убитого. — Если бы она ограничивалась только такими подонками, — сказал Даг. — Мы могли бы зачислить её на денежное довольствие. Одним педофилом меньше, — Альварес кивнул, поднявшись на ноги. Он и его партнёр прошли в кухню жертвы, где обнаружили ассортимент ценных вещей, по-видимому, собранных преступниками. — Похоже, они готовились вот-вот уйти, — заметил Альварес. — Хотя они явно не торопились, — ответил Даг. — Их поезд прибыл в Денвер вчера вечером, в 19:10. Предположим, эта ползучесть подбирает их на станции и везёт сюда. Судя по времени смерти, Эбби убивает его вскоре после приезда. Но что потом: после совершения убийства двое детей спокойно ночуют на месте преступления. Затем Оуэн делает десятиминутный телефонный звонок с места убийства. И после того, как позвонил, что он делает? Остаётся на месте преступления. Альварес поднял прозрачный пластиковый пакет, содержащий последнюю записку Эбби Оуэну. Даг взглянул на клочок бумаги и покачал головой. — Идиоты, — заключил он. — Им по двенадцать лет, — напомнил Альварес. И в этом была вся загвоздка. Они вели себя не как часть большой банды. Они действовали как беглецы. Если бы в этом деле были замешаны взрослые, кроме отца Эбби, они бы наверняка держали детей на длинном поводке. Не то чтобы Альварес жалел мертвеца в другой комнате. Просто, если бы он с самого начала относился к Эбби и Оуэну как к беглецам, у него была бы полиция, готовая осмотреть каждый поезд и автобус, который покидал Лос-Аламос. Они, конечно, взяли Оуэна. Но Эбби сбежала. И она была главным призом. На мгновение Альварес забеспокоился, что может проиграть это дело. Отец Эбби был главным подозреваемым в убийствах в резервации Оклахомы, но он был мёртв. Если бы Оуэн не был назван жертвой похищения, и если бы не существовало никакой банды, помогающей Эбби, то есть никакой общегосударственной преступной организации, ФБР могло бы решить, что Эбби не является федеральной проблемой. Альварес не позволил бы этому случиться. Он рассмотрел аргументы, которые будет использовать с прокурором США: дети пересекли границу штата, чтобы избежать задержания за убийство полицейского. Они убили снова после прибытия в другой штат. Преступления были также совершены и в отношении детей. И Альварес всегда мог слегка подтасовать ситуацию и сказать, что детектив О’Коннер оказывал содействие ФБР в поисках подозреваемого в резервации. Это тоже сделало бы убийство О’Коннера федеральным делом. Нет, Альварес уже крепко уцепился за это дело. Он будет вести его, выследит Эбби и закроет её на всю оставшуюся жизнь. — Я не думаю, что уместно предъявлять обвинение в убийстве этой мрази, — сказал Даг. — Человек с историей сексуальных преступлений ведёт двенадцатилетнюю девочку в спальню. По закону она может применить любую самооборону. Ни один присяжный не пожалеет этого ублюдка. Альварес одобрительно кивнул, но его не особо волновал этот вопрос. Какая разница, посадят они Эбби за десять убийств или только за пять? Главное, чтобы её поймали. — Контролёр на поезде сообщил, что Оуэн путешествовал в одиночку, — сказал Альварес. — Но у него был большой чемодан. Патрульные говорят, что видели, как Эбби и Оуэн несли чемодан через вокзал. Так где этот чемодан сейчас? — У Эбби? — предположил Даг. У Эбби, мысленно повторил Альварес. Полиция Денвера довольно легко схватила Оуэна, но Эбби не присутствовала на месте преступления. Куда она делась и когда? — Мы сделали набросок Эбби и разослали на все телестанции Денвера, — объявил Альварес. — Она изображена в толстовке с капюшоном и мини-юбке, босые ноги. Двенадцатилетняя девочка без обуви, гуляющая ночью в одиночестве по заснеженным улицам. Кто-нибудь, да заметит её. Альварес решил, что увидел достаточно. Пришло время отправиться в денверское здание ФБР. У них была важная задача, к которой следовало подготовиться: сломать Оуэна Уилера. *** — Господи Иисусе, что за грёбаный хлюпик, — партнёр Альвареса сделал это замечание, когда они вдвоём впервые взглянули на Оуэна Уилера через одностороннее окно допросной. Всё в физическом поведении Оуэна кричало о «магните для хулиганов». Конечно, больше всего поражала его миниатюрная комплекция: тюремный комбинезон выглядел огромной шторой на его маленькой раме. Более важным была его застенчивость, его андрогинное лицо, то, как он, казалось, опустился на свой стул и исчез. Ни одна коллегия присяжных не поверит, что этот ребёнок — массовый убийца. Альварес и Дженкинс вошли в комнату для допросов менее чем через четырнадцать часов после ареста Оуэна. Альварес предпочёл бы изолировать Оуэна на более длительный период времени, но было важнее попытаться выжать признание из ребёнка до того, как появится его мать и найдёт ему адвоката. Кроме того, учитывая возраст Оуэна, опыт ареста в сочетании с ночью в тюрьме, вероятно, был достаточным, чтобы полностью дезориентировать ребёнка. Он будет лёгкой добычей. Оуэн сидел на шатком пластиковом стуле, спиной к двери. Напротив Оуэна стоял более удобный стул, который Альварес немедленно занял. Даг выбрал третье место за столом слева от Оуэна. Даг положил на стол толстую папку, убедившись, что мальчик может её видеть. На обложке большими печатными буквами было написано «Оуэн Уилер». — Привет, Оуэн, — начал Альварес, протягивая руку и держа до тех пор, пока Оуэн не пожал её. — Я агент Альварес. У меня есть несколько вопросов, которые я хотел бы тебе задать, если ты не против, — он схватил папку со стола, открыл её и спросил: — Ты можешь назвать мне своё полное имя? Мальчик взглянул на Дага, затем вернул своё внимание к Альваресу. — Оуэн Чейз Уилер, — пробормотал он. — Хорошо, — ответил Альварес. — А твой день рождения? — Двенадцатое июня, — сказал Оуэн. — Какой год? — 1970-й. — Стало быть, тебе сейчас двенадцать лет, верно? — Да, — ответил Оуэн. Он бросил на партнёра Альвареса ещё один беглый взгляд. Даг продолжал пялиться на мальчика, ничего не говоря. — И ты учишься в седьмом классе, да? — Да. — В какую школу ты ходишь? — В среднюю школу Лос-Аламоса. — Какой твой любимый предмет? Оуэн пожал плечами. — Как насчёт твоего любимого фильма? Мальчик на минуту замер. — «Звёздные войны», я думаю, — наконец пробормотал он. — Я люблю «Звёздные войны», — сообщил Альварес Оуэну. — Мне нравится, когда Хан Соло гонится за штурмовиками в Звезде Смерти. Там только он и Чубакка, но как только он начинает кричать, все эти штурмовики просто разворачиваются и убегают. У тебя есть любимая часть, Оуэн? Оуэн сидел молча. Альварес ничего не сказал, ожидая ответ мальчика. — Я не знаю, — наконец сказал он. — Хорошо, позволь мне спросить, — продолжил агент. — Ты знаешь, что в космосе нет воздуха? Это значит, что там нельзя услышать никаких звуков. Раздражает ли тебя то, что в «Звёздных войнах» отчётливо слышно, как космические корабли летают, стреляют лазерами и взрываются? Оуэн только пожал плечами. — Как насчёт спора между Ханом и Люком о том, какое оружие лучше, бластер или световой меч. Как ты думаешь, что лучше? Мальчик задумался. И снова Альварес молчал до тех пор, пока Оуэн не заговорил: — Я думаю, это зависит от того, джедай ты или нет. — Как насчёт поцелуя между Ханом и Леей? Тебе понравилось, когда они поцеловались? Оуэн ничего не сказал. Но и не пожал плечами. — Как насчёт того, что Люк оставил Йоду, чтобы отправиться спасать Хана и Лею. Как думаешь, он должен был уйти, даже зная, что это ловушка? — Я думаю, Йода должен был пойти вместе с ним, — предположил Оуэн. — Знаешь, а это действительно хорошая идея, — заявил Альварес, наклонившись вперёд и похлопывая Оуэна по плечу. — Вместе они наверняка нанесли бы Дарту Вейдеру сокрушительное поражение. Мне интересно, как Люк собирается получить новый световой меч для следующего фильма. Любопытно, откуда вообще джедаи берут свои световые мечи? Я видел пластмассовый световой меч в «Игрушках для нас», но это всё дерьмо. — У меня был один такой, — прокомментировал Оуэн. — Он сломался. — Если бы только они могли создать настоящий световой меч. Это было бы круто. — Да. — Я хотел бы задать тебе несколько простых вопросов, если не возражаешь, Оуэн. Можешь ли ты назвать мне книгу, которую изучаешь на уроках английского? — Ромео и Джульетта, — сказал Оуэн после небольшой паузы. — А ужин пару дней назад? Что у тебя было на ужин? При этих словах Оуэн повесил голову. Альварес ждал. — Макдональдс, — в конце концов пробормотал мальчик. — Хорошо, хорошо, — кивнул агент. — Какой подарок ты получил на свой последний день рождения? Я знаю, что это было давно. Просто постарайся что-нибудь вспомнить. — Бобу Фетта, — ответил Оуэн. — Отлично, — заключил Альварес. Он выяснил язык тела Оуэна Уилера. Вспоминая факты, Оуэн смотрел влево. Когда же он придумывал ответ с нуля, его глаза двигались вправо. — Я хочу чтобы ты продолжал вспоминать обо всём для меня, — сказал Альварес. — Но на этот раз я хочу, чтобы ты кое-что вспомнил об отце Эбби. Мы действительно очень заинтересованы в нём. Мы думаем, что он может быть виновен в нападении на некоторых людей в Лос-Аламосе. Он, возможно, даже убил несколько человек. Ты можешь попытаться вспомнить отца Эбби? Нам бы это очень помогло. — Э-э, конечно, — сказал Оуэн, демонстрируя очевидное недоумение. — Замечательно, Оуэн. Вспомни, пожалуйста, когда ты впервые увидел отца Эбби. Ты помнишь, где ты был? — В своей комнате. — Превосходно. Хорошо, что ты это помнишь. А где был в этот момент её отец? — Во дворе. — То есть, ты увидел его через окно своей комнаты? — Да. — Это было вечером, верно? — Да. — Ты помнишь, что он делал? — Они только что переехали. — Как ты догадался, что они переехали? — Он вытащил чемодан Эбби из грузовика. Затем он открыл дверь и впустил её. — Можешь описать её отца для меня? — Старый, — сказал Оуэн. — Носит очки. — Хорошо. Это очень полезно. Ты можешь вспомнить о нём что-нибудь ещё? Оуэн задумался. — Он как-то странно посмотрел на меня. — Это важно, Оуэн. Можешь вспомнить, где ты был, когда он так странно на тебя посмотрел? — Во дворе. На детской площадке. — А где был он? — Он стоял в дверях у подножия лестницы. — Он тебе что-нибудь говорил? — Нет. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы он что-нибудь говорил? Оуэн посмотрел вниз, на свои ладони. — Всё в порядке, Оуэн. Ты можешь сказать мне, — Альварес положил руку на плечо Оуэна. — Он кричал на неё, — наконец признался Оуэн. — Я услышал его через стену. — Что именно он кричал? — Он назвал её… грёбаная сука. Он сказал это очень громко. — Ты слышал, как он говорил что-нибудь ещё? — Нет. Альварес мог сказать, что это была ложь, первая прямая ложь, которую произнёс Оуэн. — Эбби что-нибудь рассказывала о нём? — спросил Альварес. Оуэн заёрзал на стуле. — Она сказала, что случилось с её отцом? — Нет. — Ты спрашивал? — Нет. Альваресу это совсем не нравилось. Он хотел, чтобы Оуэн говорил «да», а не «нет». — Значит, её отец был стариком, верно? — Да, — ответил Оуэн. — И он как-то странно посмотрел на тебя? — Да. — И он накричал на Эбби. — Да. Агент кивнул и поджал губы. — Теперь я хотел бы поговорить об Эбби несколько минут, если не возражаешь. Я слышал, она очень хорошенькая. Тебе повезло, что у тебя такая красивая девушка. Жаль, у меня не было девушки в твоём возрасте. Она ведь твоя девушка, верно? — Да. — Она хорошо целуется? Оуэн улыбнулся и посмотрел вниз. Альварес мог сказать, что мальчик покраснел. Боже правый, подумал агент. Этот ребёнок слишком прост. — Я попрошу, чтобы ты снова вспомнил, — продолжил Альварес. — Вспомни время, когда вы с Эбби сидели на детской площадке. Ты помнишь, о чём вы говорили? Оуэн на мгновение задумался. — Ей понравился мой кубик Рубика, — ответил он. — Ты помнишь, что она сказала? — Она спросила, что нужно делать. — Ты ей объяснил? — Я не говорил ей, как его собрать. Я не знаю, как, но она собрала. — Она собрала кубик Рубика. — Да, — сказал Оуэн, снова улыбаясь. — Оуэн — девушка, красивая и умная. Таких совсем немного. Должно быть, она тебе сразу понравилась. — Да. — Ты был рад, что она переехала, не так ли? — Да. — И она хорошо целуется. Оуэн улыбнулся. — Да. — Теперь мне нужно, чтобы ты кое-что пояснил для меня, Оуэн, — сказал Альварес, взглянув на своего партнёра. Даг вытащил пластиковый пакет с запиской, найденной в спальне Оуэна. Он положил его на стол рядом с левым плечом Оуэна. — Мы нашли эту записку, написанную на обёртке от конфет «Сейчас и Позже». Это не похоже на твой почерк. Эбби написала эту записку? Мальчик выглядел откровенно смущённым, когда увидел этот маленький листок бумаги. Альварес представлял себе, как вращаются колёсики в голове малыша Уилера: Кто был в моей комнате? Как записка проделала весь этот путь от Нью-Мексико до Денвера? Оуэн прикоснулся к пластиковому пакету, взглянул на Альвареса, снова обратил внимание на записку. — Эбби написала эту записку? — давил Альварес. Оуэн начал ёрзать и потирать руки. Он смотрел налево и направо. Нет выхода, парень, подумал агент. Альварес стремглав придвинул свой стул ближе к мальчику, вторгаясь в его личное пространство. — В записке сказано «Эбби» и «Оуэн». Ваши имена в сердце. Это похоже на любовное послание, Оуэн. Что-то, что твоя девушка написала тебе. Тебе нравится Эбби, не так ли? Ты говоришь, она хорошо целуется. Разве ты не рад, что она написала тебе эту записку? — Рад, — наконец сказал Оуэн. — Хорошо, — заявил Альварес. — Очень хорошо. Я хочу, чтобы сейчас ты снова вспомнил, Оуэн. Вспомни, где ты был, когда Эбби дала тебе эту записку. Ты можешь сделать это для меня? Где ты был, когда она дала её тебе? — Альварес прижался ещё ближе и стал ждать. — Я нашел её в своей комнате. — Эбби была в твоей комнате? — Она… — Оуэн снова отвёл взгляд и покраснел. — Она ночевала у меня. — Вы спали вместе, — прокомментировал Альварес, удивляясь невежеству миссис Уилер. Девушка по соседству ночует в спальне твоего сына — а ты даже не знаешь, что в соседней квартире живёт девушка! — Действительно приятно иметь девушку, не так ли? — Да, — сказал Оуэн. Альварес кивнул и встал, освобождая место Оуэна. — Очень хорошо, Оуэн. У тебя отлично получается. Давай сделаем перерыв на несколько минут, хорошо? Почему бы тебе не сходить в туалет? А я принесу тебе газировки. Тебе нравится кола? — Да, конечно. Офицер вывел Оуэна из комнаты. — Хлюпик, — сказал Даг. Когда Оуэн вернулся, на столе рядом с Альваресом стояла нераспечатанная бутылка колы. Агент не предложил её мальчику. Вместо этого он заставил Оуэна сесть обратно. Затем он открыл папку, которую держал в руке, и начал доставать большие цветные фотографии мёртвых людей, кладя их на стол рядом с Оуэном. — Скотт Уилсон, — начал Альварес. — Убит отцом Эбби 22 февраля. Джек Браунинг, убит Эбби 23 февраля. Джошуа Хендриксон, убит отцом Эбби 3 марта. Вирджиния Саммерс, атакованная Эбби 4 марта, умерла на следующий день. Детектив Шон О’Коннер, убит тобой и Эбби 6 марта. Марк Уильямс, Дональд Брик, Кенни Доллард и Джек Доллард, убитые тобой и Эбби 7 марта. Диллон Кершоу, убит тобой и Эбби 8 марта. Это было всего два дня назад, Оуэн. Ты и твоя девушка времени даром не теряли. Эта внезапная конфронтация возымела желаемый эффект. Оуэн Уилер уставился на фотографии в полном шоке, его челюсть отвисла. На снимках были отчётливо видны лицо и шея каждой жертвы, на одной фотографии — ножевое ранение, на четырёх — следы укусов, на остальных — множество других травм, несовместимых с жизнью. Альварес внимательно наблюдал за Оуэном, чтобы увидеть, как он отреагирует на каждую фотографию. Ребёнок не показал никакой реакции на убийства, совершённые отцом Эбби. Фотографии четырёх мёртвых мальчиков, казалось, притягивали его взгляд. Самое интересное, что были две фотографии, на которые Оуэн отказался даже взглянуть: Вирджиния Саммерс и детектив О’Коннер. Альварес мог понять последнее, но нежелание смотреть на Вирджинию Саммерс ставило его в тупик. В его понимании Оуэн не участвовал в этом нападении. Даг достал магнитофон и нажал на кнопку воспроизведения. Альварес завис над Оуэном, наблюдая за каждым его жестом, когда они слушали вчерашний телефонный разговор с родителями мальчика. Глаза Оуэна расширились, когда он услышал, как сам признался: «Я закрыл дверь». Затем Альварес начал вытаскивать дополнительные доказательства. — Сообщение от Эбби тебе, показывающее, что ты был в квартире Эбби утром, когда был убит детектив О’Коннер, — Альварес достал пакет с зиплоком и подержал записку перед Оуэном, давая ему возможность прочитать её. — Кровь детектива О’Коннера на двери ванной, Оуэн, — добавил Альварес, вытащив ещё одну фотографию и хлопнув ею по столу. — Кровавые следы, оставленные вами на полу в коридоре, — добавил он, ставя перед мальчиком дополнительный снимок. — Дверная ручка, — закончил он, сунув изображение Оуэну в лицо. — С твоим отпечатком пальца в крови детектива О’Коннера. Твой отпечаток, Оуэн. На дверной ручке. В крови этого человека, — произнёс он, хватая фото О’Коннера и держа его рядом с фотографией дверной ручки. Альварес положил фотографии на стол, затем опустил руки на плечи Оуэна. — У тебя большие проблемы, Оуэн. Но мы можем смягчить наказание, если ты признаешься и скажешь мне правду. Как насчёт этого, Оуэн? Ты знаешь, что случилось с этими людьми. Ты почувствуешь себя лучше, как только расскажешь мне. Разве нет? — добавил он, обращаясь к своему партнёру. — Правильно, — нараспев произнёс Даг. — Если он расскажет тебе правду, то почувствует себя намного лучше. — Скажи мне, что случилось, Оуэн, — продолжал прессовать мальчика Альварес. — И всё будет хорошо. Альварес сжал плечо Оуэна, его лицо зависло всего в нескольких дюймах от поникшей головы подозреваемого. Он ждал, пока ребёнок что-нибудь скажет — что-угодно, но мальчик молчал. Агент нахмурился, но не дрогнул. Он сделал шаг назад и начал зачитывать свою версию. — Полагаю, дело было так, — сказал он и взял фотографии четырёх мёртвых мальчиков. — Эти неудачники были хулиганами. Они издевались над тобой, могли запросто ударить, и никто за тебя не заступался. Учителя не защищали, родители игнорировали. Ты был предоставлен сам себе. Наконец-то ты понял, что с ними надо бороться. Кенни, Дональд и Марк угрожали тебе на пруду, и ты это сделал, Оуэн. Ты дал отпор. — Я сделал бы то же самое, Оуэн. Настоящие мужчины сопротивляются хулиганам, как ты и я, Оуэн, мы настоящие мужчины. Я рад, что ты сопротивлялся. Кенни заслужил это. Он заслужил этот удар по голове. И никто его не жалел, Оуэн. Они были рады, что ты его ударил. Они думали, что ты настоящий мужчина. Я тоже. — Но Кенни затаил обиду. Он пришёл искать тебя у бассейна, а его друзья и брат пришли с ним. Они пришли, чтобы причинить тебе вред. Но ты сопротивлялся, Оуэн, и никто не может винить тебя за это. Это была самооборона, четверо на одного. Ты не сделал ничего плохого. Они напали на тебя, а ты оказал сопротивление. И Эбби пришла и помогла тебе. Оуэн схватился за колени и огляделся, как загнанный в ловушку зверь. Альварес знал, что он у него в руках. — Альтернативный вариант, — продолжал агент. — Заключается в том, что ты пришёл в бассейн с намерением прикончить Кенни и его друзей. Ты ударил Кенни по голове и почувствовал себя лучше. Ты хотел большего. Ты хотел полной мести. Ты знал, что Кенни и его друзья будут в бассейне. Ты принёс оружие. Может, привёл своих друзей. Ты планировал убить их. Затем вы осуществили свой план. Ты убийца. Оуэн отрицательно затряс головой прежде, чем Альварес даже закончил говорить. — Это твой выбор, Оуэн, — настаивал Альварес. — Ты пошёл туда с намерением убить этих хулиганов? Ты убийца? — Они пытались утопить меня! — запротестовал Оуэн. Альварес попятился от Оуэна и сел, предоставив мальчику немного личного пространства. — Всё хорошо, Оуэн, — сказал он. — Я очень ценю, что ты это сказал. Это говорит мне о том, что ты не убийца. Эти парни пришли в бассейн, чтобы навредить тебе. Что бы с ними ни произошло, они получили по заслугам. Это была самозащита. Расскажи мне, как они пытались тебя утопить. — Брат Кенни удерживал меня под водой. Он держал меня за волосы. — Как долго он держал тебя под водой? — Он сказал, что выколет мне глаз, если я не продержусь под водой три минуты. — Ты выдержал три минуты? Оуэн открыл было рот, но тут же замер. На лице его появилось выражение, которое Альварес видел тысячу раз, то самое, что говорило об очевидном: Я сказал слишком много. Альварес воспользовался своим преимуществом. — Вы с Эбби садитесь на поезд до Денвера. Когда вы оказываетесь на улице, этот человек везёт вас к себе домой, — Альварес взял фотографию Диллона Кершоу и положил её перед Оуэном. — Он проводит вас внутрь. Может, прикасается к тебе, — агент увидел, что это неправильно, и сменил тему. — Может, он прикасается к Эбби, — глаза мальчика загорелись гневом. Бинго, подумал Альварес. — Он касается Эбби, — продолжал Альварес. — Он ведет её в спальню. Эбби должна дать отпор, разве ты не понимаешь, Оуэн? Она должна защититься от этого извращенца, который пытается ею воспользоваться. Это снова самооборона. Она не сделала ничего плохого. Я прав, не так ли, Оуэн? Это была самооборона, верно? Оуэн кивнул. — Ты ночуешь в квартире Эбби, — Альварес подхватил сообщение от Эбби. — Ты просыпаешься и находишь эту записку. Эбби в ванной. Внезапно в квартиру врывается полицейский. Ты боишься за Эбби. Она твоя девушка. Она тебе нравится, а ты нравишься ей. Она заботится о тебе. Гораздо больше, чем кто-либо другой заботился о тебе. И теперь она в опасности от этого странного человека, которого там даже быть не должно. — Полицейский идёт по коридору в сторону ванной. Ты знаешь, что Эбби в ванной, и пугаешься. Что произойдёт с Эбби? Она твоя девушка. Ты заботишься о ней больше, чем о ком-либо другом. Ты не хочешь, чтобы она пострадала. Ты должен защитить её. Это твоя работа — защищать её. Ты же её парень. Это то, что сделал бы любой парень. Это то, что должен делать любой парень: защищать свою девушку. — Полицейский входит в ванную. У него есть пистолет. Ты так боишься за Эбби. Ты знаешь, что она там. Затем Эбби кусает полицейского. Ты этого не хотел. Но полицейский удивил её, и она сделала то, чему её учили: оказала сопротивление. — Ты в шоке от произошедшего. Повсюду кровь. Это не то, чего ты хотел. Почему этот человек вообще пришёл сюда? Ему не следовало лезть не в своё дело. Он сам виноват в том, что это произошло. Но на это трудно смотреть, поэтому ты хватаешься за дверную ручку и закрываешь дверь. Альварес кивнул своему партнёру. Даг воспроизвёл ключевую фразу из разговора Оуэна с родителями: «Я закрыл дверь, папа. Я закрыл дверь.» — Эбби не виновата, — сказал Альварес. — Её воспитывали так жить, так вести себя, — агент увидел, что эта линия рассуждений сбила Оуэна с толку. Это озадачило его, но он всё равно продолжил. — Это не её вина. Разве она хотела убить этого полицейского? Это он вломился в её квартиру. Если бы он занимался своими делами, ничего бы не случилось. Незнакомец входит в её квартиру и удивляет её… Альварес остановился вновь. Он продолжал предлагать версию самообороны, но Оуэн упорно отказывался её принять. Что бы это могло означать? — Она милая девушка, Оуэн. В том, что она делает, нет её вины, — Альварес замолчал и уставился на Оуэна. Мальчик был так далеко от него. Он согласился, что в действиях Эбби не было её вины. — Дай мне повод поверить в это, Оуэн. Объясни мне, почему это не её вина. Я знаю, что ты в это веришь. Я тоже хочу в это верить. Вот твой шанс защитить её. Защити свою девушку. Докажи мне, что она не виновата. Я обещаю, что поверю тебе. Агент заметил отстранённый взгляд в глазах подозреваемого и понял, что мальчик прокручивал в голове сцену в ванной. Он хотел, чтобы Оуэн сказал это вслух! — Всё в порядке, расскажи мне, что случилось, Оуэн. Это была не твоя вина. Не вина Эбби. Есть причина, по которой она не виновата. Могу сказать, ты расстроен тем, что произошло. Ты почувствуешь себя намного лучше, если просто расскажешь мне. Убеди меня, что Эбби не виновата. Оуэн пристально взглянул на агента ФБР, выражение чистого ужаса застыло на его лице. Что ты там увидел? — молча умолял Альварес. Ты видел, как твоя девушка перегрызла детективу горло? Ты видел, как она пила его кровь? Альварес рассмотрел напряжённый, пустой взгляд в глазах мальчика, его непонимание, недоверие. И вдруг до него дошло: Оуэн видел, как Эбби перегрызла мужчине горло и пила его кровь. Но мальчик также видел что-то другое. Что-то намного хуже. *** — Всё ещё считаешь его хлюпиком? — спросил Альварес по другую сторону одностороннего стекла. Оуэн сидел один в комнате для допросов, пил свою колу. — Я никогда не видел, чтобы подозреваемый был так близок к слому, и вдруг не ломался, — прокомментировал Даг. — Это не имеет смысла. Всё гораздо хуже, подумал Альварес. Он сломался. Альварес раздавил ребёнка основательно, полностью и безжалостно. А потом Оуэн отказался рассказать, чему он стал свидетелем. Альваресу не удалось сломать каждого подозреваемого из тех, кого он когда-либо допрашивал. Но те, кто ломался, всегда признавались. Вот что значило быть сломленным. Они хотели признаться. Готовы были сказать всё, что угодно, лишь бы остановить допрос. Что это значит, если подозреваемый сломался, но всё равно отказывался говорить? Оуэн сломался. Но он не хочет говорить? Нет, дело не в том, что он не хочет говорить. Дело в том, что он не может. Оуэн видел нечто, выходящее за рамки речи — событие, факт или данность, которые невозможно было выразить словами. Язык просто не содержал их. Язык такого не допускал. В этот момент Альварес решил, что начнёт лгать своему партнёру. Он никогда раньше не обманывал Дага, никогда не сдерживал свои мыслительные процессы. Но это дело только что перешло в неизвестную фазу. Такие случаи были опасны. Такие дела не делали карьеры, они их уничтожали. Самым разумным было начать придерживаться собственного мнения, скрывать в себе вопросы, возникающие в его голове. Таким образом, он воздержался от объяснения Дагу, что, даже не будучи спрошенным, Оуэн Уилер ответил на самый важный вопрос: Эбби была одна.