Игорю не нравится

      Игорь не спит почти всю ночь. Прислушивается к шумному сопению и неровному дыханию, зарывается длинными пальцами в светлые пряди, осторожно поглаживая. Петя в ответ к нему ближе жмётся, трётся лбом о плечо, довольно посапывая и щекоча взъерошенными волосами шею.       То ли сон, то ли явь. Разве можно наяву таким счастливым быть? Таким влюблённым?       И в этой предрассветной утренней серости, когда первый неосторожный луч безжалостно целится Пете в глаза, в этом сонном недовольном бурчании и мягком тепле карих глаз Игорь точно знает — можно.       Можно прижаться нежно ко лбу губами в ответ на хриплое Петино «доброе утро». Можно грозно посмотреть исподлобья на его лживое «да я нормально себя чувствую». Можно выдохнуть недовольно и шумно на его «какой ещё градусник? Да у меня из аптечки здесь только таблетки твои похмельные». Можно купить ему в аптеке гематогенку вдобавок к куче непонятных, но «очень действенных, молодой человек» лекарств.       Можно получить непривычное удовольствие от заботы о ком-то так неожиданно близком.       Болеет Петя как-то тихо, без особого размаха. Он не валится в обморок, увидев на градуснике тревожные тридцать семь и девять, не истерит и не требует к себе особого отношения. С покорным смирением глотает таблетки, которыми щедро снабдила взволнованного Игоря ушлая аптекарша. Только трёт до красноты слезящиеся от частого чихания глаза и громко шмыгает носом.       — Ну вот, одни сопли и никакой романтики.       Сводит брови в скорбном изломе при этих словах и вздыхает наиграно тяжко. Вкладывает в печальный взгляд столько тоски и детской какой-то обиды, что Игорь не знает, чего хочет больше — обнять его крепко или попросить сделать лицо попроще. Выбирает третий вариант –прижимается сухими губами к Петиному горячему лбу, будто не доверяя показаниям градусника, и выбивает ему на сегодня отгул у Прокопенко.       — Отдыхай. Будет тебе романтика.       Медлит неловко в тесной прихожей перед выходом, оставляя на светлой макушке смазанный поцелуй.       Без Пети в участке… пусто. У него есть удивительная способность заполнять собой всё пространство вне зависимости от площади. Большое, маленькое — неважно, если в двери входит Пётр Хазин, тесно становится всем присутствующим. Так что его отсутствие не остаётся незамеченным. К Игорю за утро человек пять подходят — без приветствий и расшаркиваний — с вопросом «а где Петя?». Это пристальное внимание Игорю не нравится, вновь пробуждает вчерашнюю жгучую ревность. Хочется огрызнуться, послать куда подальше с их глупыми расспросами и неуместным интересом к Петиной персоне.       Бьёт по голове осознание, что теперь особенно сильной становится потребность скрыть, спрятать Петю ото всех. Заменить рассеянное восхищение безликой толпы на своё концентрированное любование. Ни с кем больше не делить его внимание.       Игоря постепенно накрывает чувством лёгкой нереальности происходящего. Ещё вчера он сидел на этом же месте, прожигая воркующего с кем-то Хазина недовольным взглядом, а сейчас с глупой улыбкой трёт собственную шею, в попытке прогнать призрачное ощущение мягкости Петиных волос. Наполняют голову воспоминания о позолоченных рассветом спутанных прядях, покалывают кончики пальцев желанием вновь коснуться бархатной кожи. Петя очарователен, даже когда трёт и без того покрасневшие глаза и матерится смачно после каждого чиха.       Растущая где-то за рёбрами теплота тугими волнами разносится по телу, уносит разомлевший разум обратно в маленькую квартирку. Чувство это кажется таким сильным, таким правильным, что голова идёт кругом. Игорь только теперь понимает, насколько нуждался в этом. Только теперь понимает слова Фёдора Ивановича про силу, что дают нужные люди рядом.       Взгляд то и дело неосознанно скользит к дверям в каком-то непонятном ожидании, будто Петя вот-вот войдёт, разбивая своим появлением гнетущие пустоту и тишину участка. Руки буквально чешутся от невозможности хоть что-то сейчас сделать для него. От желания прикоснуться и проверить его самочувствие.       Игорь тянется к телефону, не давая себе передумать, печатает быстро смс, сбиваясь и исправляя, «не забудь пообедать и выпить таблетки». Вздрагивает, почти мгновенно получив ответ. Три маленьких квадрата — старая нокиа не поддерживает такие символы. Скорее всего это какие-нибудь глупые рожицы с улыбками или даже сердечки. Губы сами собой растягиваются в широкую улыбку от этой мысли.       Коллеги косятся на него с нескрываемым любопытством. Всё-таки улыбающийся Гром явление весьма редкое, уникальное даже. Игорю на их внимание плевать. Он сейчас совсем не здесь.       Представления о романтике у Игоря не особо обширные, приземлённые даже. Накормить вкусно да вытащить на какую-нибудь крышу, любоваться накрывающим город закатом. По крышам Петю сейчас, конечно, не потаскаешь, так что остаётся принести ему шавуху в сырном лаваше и пакет апельсинов. Петя смотрит на это как-то удивлённо-умилительно, слов совсем не может подобрать.       — Гром, ты такой… такой Гром.       Петя обнимает крепко, утыкаясь лбом в плечо, позволяет взъерошить себе волосы, так что Игорь решает считать это комплиментом.       Под задорное бурчание старого боевичка по телевизору, с тёплым Петей под боком, со своей рукой в его волосах, в сладком аромате апельсинов, во всём этом непривычном ощущении домашнего, семейного почти уюта Игорь совсем не может вспомнить, какой была его жизнь до появления Пети. Спокойной, наверное. Без пугающих всплесков эмоций, без потребности постоянно заботиться, без острой нужды в тепле карих глаз. Спокойной, но уж точно не такой счастливой.       — … и было приятно чувствовать, что ты нужна. Что тебе доверяют. Что ты особенная, — Петя передразнивает героиню фильма, косится на Игоря из-под светлой чёлки, переплетая их пальцы, и — чёрт — это определённо звучит как признание.       Игорь притягивает Петю ближе, почти укладывая себе на грудь, обнимает крепче. Позволяет себе раствориться в ощущении размеренного убаюкивающего тепла.       Из тягучей дрёмы их безжалостно вырывает звук сообщения. Игорь тянется за телефоном под недовольное Петино ворчание и, жмуря непривыкшие к свету глаза, вчитывается в текст.       — Только не говори, что это по работе, — Петя шмыгает носом и притирается лбом к плечу Игоря.       — Нет, просто Фёдор Иванович требует привести на ужин мою избранницу.       Игорь утыкается носом в Петины волосы, ероша их своим дыханием. Лишь бы в глаза ему не смотреть. Отчего-то так боязно услышать его ответ. Но Петя тычет пальцем Игорю в грудь, привлекая внимание.       — Вот так вот просто к начальству да на ужин?       — Они с батей лучшими друзьями были, и когда… Ну, в общем, Фёдор Иванович мне как отец.       Петя хмыкает коротко, оттягивает Игорю ворот футболки и гладит, едва касаясь, ключицы.       — Ну-у нет, рановато для знакомства с родителями. Да и вряд ли он будет рад увидеть вместо милой девушки такого милого меня, не думаешь?       Игорь не отвечает, только задумчиво выводит на его спине странные фигуры широкой ладонью. Петя прав, наверное. К таким вещам нужно заранее готовить. Но всё равно где-то в далёкой глубине окутавшей их теплоты остаётся горчащий осадок.       Петя чувствует заминку, ластится ближе, проводит с нажимом по груди Игоря, щекотно ведёт по шее носом, оставляя на ключицах влажный поцелуй.       — Да и мы с тобой пока ничем таким… компрометирующим не занимались… Или стой!       Петя резким движением седлает Игоря, опираясь ладонями на крепкую грудь, округляет карикатурно глаза и шепчет громко в притворном ужасе.       — Ты… ты типа до свадьбы ни-ни? Мне теперь нужно дракона победить и благословения добиться?       — Ага, не для тебя товарищ начальник ягодку растил.       Они срываются в громкий смех, сталкиваются лбами и хохочут от этого ещё громче. Игорь не помнит, когда смеялся так в последний раз, до нехватки воздуха и боли в животе.       Петя отходит медленно, едва выравнивает сбитое дыхание и вновь хохочет звонко и заразительно. Игорь так хочет застыть в этом моменте, слушать и дальше его заливистый смех, видеть пляшущих чертей в ярких карих глазах.       Игорь не просто хочет, он нуждается в этом.       Петя успокаивается, давит последние смешинки, оставляя после них игривую улыбку. Подаётся немного назад, проезжая крепкими ягодицами по паху Игоря, с нажимом проводит по груди, слегка царапая сквозь футболку. Наклоняется, притираясь кончиком носа к колючей щетине.       — Может у меня всё же есть шанс обойтись без… апчхи!       — Долечись сначала, великий соблазнитель.       Игорь целует хмуро сведённые брови, поднимается нехотя из тёплой постели, чтобы скормить Пете последние на сегодня лекарства. Улыбается в ответ на недовольное ворчание и почти обиженное «не очень-то и хотелось».       И в тепле этого момента, в зарывшемся в ворох подушек Пете, в музыке финальных титров забытого фильма, в стойком ещё запахе апельсинов Игорь вновь задаётся утренним вопросом — Разве можно наяву таким счастливым быть?       Можно.       Игорь медлит в тесной прихожей перед выходом, оставляет смазанные поцелуи на светлой макушке, не горячем уже лбу и гладкой щеке. Легко касается приоткрытых губ и получает в ответ звонкий чмок прямо в нос.       В собственной квартире… пусто. Без Пети, кажется, пусто теперь везде. Пусто, холодно и одиноко. Неправильно.       Игорь не спит почти всю ночь. Прислушивается к шуму труб и гудению старого холодильника, зарывается длинными пальцами в смятую простынь.       Этой ночью Петя не жмётся ближе к нему, не трётся лбом о плечо, не щекочет взъерошенными волосами шею и не согревает жарким дыханием ключицы.       Этой ночью Петя спит в другой постели. И это Игорю совсем не нравится.