Контроль

— Ты хули творишь? — все еще непривычно спокойный голос заставил обернуться, приподнимая брови от удивления. — Совсем ебанулся? У тебя еще как минимум неделю постельный режим, так какого хуя ты делаешь за столом?  — Я просто искал телефон, а потом… — Арс неопределенно повел плечами, не желая говорить о собственной боли и проблемах. Кто же знал, что уже через пару дней постоянного тактильного контакта с Шастуном он получит не только страх и смущение, но и болезненную, даже идиотскую гордость.  — Ясно все с тобой, — усталый выдох и несмелая улыбка, все еще больше напоминающая оскал, подбодрили, заставляя предпринять попытку подняться, на которую Шастун только закатил глаза, тут же подходя ближе. — Поднимайся. Помогу тебе вернуться обратно, а то развалишься скоро.  — Спасибо.       На самом деле эта вежливость и участие были одним огромным притворством, за которыми скрывалось множество неприятной правды. Антон ведь все еще хотел его избить как следует, а Арсений постепенно осознавал и боялся, шугаясь каждого прикосновения и делая вид, что все в порядке. Актер, как бы иронично это ни звучало, получался из него хреновый, но этого они не замечали, полностью погрузившись в новый мир.       Все это действительно напоминало обычное сотрудничество: они оба хотели стать обычными людьми, и тут такая удача. Все-таки нельзя упускать такой шанс, даже если тебе не слишком-то повезло с парой, как им. Арсений был уверен, что Шастун считал так же, все еще жалея о своих словах и действиях, сделанных на эмоциях.       Нет, этот человек точно бы сейчас не извинился перед ним за сказанные по привычке слова. Он бы скорее врезал или добавил еще чего-нибудь более обидного. Да, обидного. Все-таки Арсений стал слишком чувствительным к обычным фразам, и это даже расстраивало, но радость все-таки превышала эту недо-печаль.       Блять, он мог чувствовать! Мог сказать, что он рад или расстроен!       На лице появилась все еще кривоватая улыбка, а на глаза навернулись слезы. Да, он стал нестабильным, но никаких сожалений не было вовсе. Какой в этом смысл, если есть возможность научиться контролировать все это? Он был уверен, что справится, а большего и не было нужно.       Вот только с эмпатией все шло очень туго: Арсений все еще не мог определять, что именно чувствует человек напротив него и как именно следует себя вести в такой ситуации. Это было очень проблематично, так как, кто знал, какой будет реакция Антона на какое-нибудь «неправильное» действие с его стороны. Арс действительно боялся и порой жалел, что вообще задумался о прошлом, ведь если бы он не сделал этого, то сейчас мог бы со спокойной душой общаться с Шастуном, улыбаться ему, адекватно реагировать на прикосновения…       «Друзья»? Дружбы здесь точно не было и не будет. Никогда. Он был в этом уверен.       Да и Антон не горел желанием как-то налаживать контакт ментальный, ограничиваясь физическим и строя из себя заботливого мальчишку, чтобы хотя бы как-то уменьшить страх Арсения для общего удобства, так как прикосновения до сих пор вызывали панику и слезы. На этом все и ограничивалось.       Он никогда не интересовался тем, чем увлекается Арсений, какую музыку слушает, читает ли книги… он просто не хотел знать этого. А может, просто знал, что Арс не имел интересов вовсе все шестнадцать лет, полностью отдавая себя учебе и саморазвитию, делая лишь то, что было бы полезно для его будущего.       Арсений полностью был не интересен Шастуну ни в каких планах, помимо того, что делало его катализатором эмоций. Кто знает, может, он все еще чувствовал угрызения совести, может еще что-то, но факт оставался фактом: Антон просто сказал ему забыть все то, что было тем вечером, когда Арс сделал первый шаг, попросив объятий. Просто забыть. И поцелуй, и извинения, и слезы, вызванные сенсорным перегрузом. Сделать вид, что ничего не было.       Подумав логически, Арсений просто сделал вывод, что Антону незачем иметь даже дружескую связь с тем, кого он чуть не убил из-за потери контроля, и это было вполне логичным и правильным решением, ведь, кто знает, что мог наговорить он из-за обиды или ненависти, но все же это отчего-то задевало. Да, он сам боялся Шастуна, но… блять.       Разобраться в собственных эмоциях оказалось гораздо сложнее, чем казалось изначально. Он думал, что если выпадет возможность получить их, то все придет максимально интуитивно и прилагать к этому не придется никаких усилий. Как же он ошибался, черт возьми.       В большинстве случаев все заканчивалось слезами и истерикой. Очень болезненной истерикой, наносящей вред не только его эмоциональному состоянию, но и физическому: каждый спазм отдавался в поврежденные ребра, принося очередную вспышку боли и лишь усугубляя абсолютно все.       Хотя, подобное было неудивительно, так как прошло всего чуть больше двух дней с того момента, как он все понял и рассказал Антону, но, черт, как же хотелось поскорее обрести хотя бы относительный контроль над своим состоянием, чтобы попробовать себя в актерском мастерстве. Возможно, это было глупо, но Арсений действительно все еще хотел хотя бы попробовать. Плевать, если не получится. Абсолютно. Его радовала даже обычная возможность пойти на курсы актерского, а то, как там все пройдет, было вовсе неважно.       На самом деле, ему действительно стоило записаться к психологу, чтобы обсудить ситуацию и понять, что делать со всем этим. Все-таки подобные перемены очень редко проходят сами по себе. Зачастую, люди просто не выдерживают такого потока эмоций и накладывают на себя руки, принося боль не только родным, но и соулмейту, в большинстве случаев следующему за ними.       Да и Антону не помешало бы, но разве с ним возможно обсудить что-то подобное, когда он даже от вопроса «что ты чувствуешь сейчас?» начинает злиться. Почему он просто не может сказать «я не знаю, Арс»? Неужели, это настолько трудно. Черт, он ведь просто хотел перебороть этот чертов страх, сковывающий движения рядом с ним, и наладить отношения, чтобы справляться со всеми трудностями вместе, а не так, как сейчас.  — Ты чего, опять ревешь? — кажется, Антон был растерян, но всеми силами пытался не подавать вида. По крайней мере, Арсению так казалось. Кто знает, что этот непонятный человек испытывал на самом деле. — Я сделал что-то не так?  — Нет, не переживай. Я сам не знаю, что случилось. Мне просто нужно привыкнуть, — поджав губы, Арсений все-таки оперся на подставленный локоть, поднимаясь на ноги и чувствуя, как каждое движение вспыхивает острой болью в груди.  — Да я и не переживал особо. Меня раздражают слезы, не забывай об этом.  — Я не могу это контролировать, поэтому придется немного потерпеть. Через сколько я смогу уйти отсюда? — неожиданно, хватка на руке усилилась в несколько раз, заставив Арсения вскрикнуть от боли: Шастун сжал пальцы на запястье, которое и не думало заживать. Все-таки боль в ребрах и рядом не стояла с той, которую причиняли свежие раны. — Мне больно!  — Да вижу я. Уйти сможешь тогда, когда снимут швы, но ты же не думаешь, что я отпущу тебя надолго? — на секунду что-то ёкнуло в груди от того, что он даже грубого «сорян» не получил, но все-таки это был Шастун, не стоило этого забывать.  — Ты собираешься запереть меня здесь?  — Нет, конечно, идиот. Нам важен постоянный контакт, поэтому нужно будет проводить как можно больше времени вместе до тех пор, пока мы оба не станем стабильными. После этого, можно будет встречаться раз в неделю, чтобы результат не сошел на нет. Теперь понятно? — на удивление аккуратно усадив Арсения на кровать, Шастун приземлился рядом, напоследок проведя кончиками пальцев по забинтованному запястью. Почему это действие отозвалось такой теплотой в груди? Слишком непонятно.  — Я понял тебя. Спасибо, что объяснил.  — Блять, почему мне кажется, что ты даже не изменился? Все такая же ледышка, не выражающая эмоций.  — У меня все еще не высохли слезы, так что не думаю, что меня можно назвать «ледышкой».  — Да я в целом говорю. Со мной ты себя ведешь по-прежнему.  — Я боюсь тебя, — слова дались на удивление легко, но не Шастуну, вздрогнувшему от этой новости, которая, в принципе, и не была секретом. — Блять, — Антон, казалось, уменьшился в размерах, сгорбившись и запустив ладони в непослушные волосы. — Блять, зачем ты это сказал, долбоеб? Нахуя? Специально что ли на эмоции выводишь? — усталый и подрагивающий голос был едва слышен, но Арсению хватило даже этого, чтобы почувствовать, как на глаза наворачиваются слезы, хотя особых причин он не видел. Он видел лишь то, что Шастун сейчас может сорваться, так почему он подошел к этому краю вместе с ним?  — Я… я просто объяснил, почему я веду себя так. Прости, если задел, правда. Мне кажется, если мы продолжим нормально общаться, то я смогу перебороть этот страх: у меня уже получается. Немного, но все же.  — Блять, я так и знал, что ты будешь бояться. Нахуя я вообще согласился? Чтобы испытать новый фонтан ебаного стыда и ненависти к себе? Видимо, так и есть, — Антон говорил в пустоту. Он не обращался ни к Арсению, ни к кому-то другому. Ему просто нужно было высказаться, и даже Арс понимал это, решив, что самым правильным решением будет молчание и молчаливая поддержка. Ему казалось, что он вполне оказывал эту самую поддержку, поглаживая дрожащую ладонь Антона и чувствуя, что еще немного, и сам начнет рыдать. А Антон уже вытирал горячие слезы свободной рукой, что-то яростно шипя и все порываясь отсесть или вовсе выйти из комнаты. Скорее всего, он чувствовал то же, что и Арс, не способный самостоятельно вернуться на кровать. Чертова гордость и нежелание показывать собственные слабости… как же порой эта хрень мешала, полностью разрушая все.  — А ты-то хули ноешь, придурок? — Шастун слишком неожиданно поднял голову, встречаясь взглядом с голубыми глазами и едва заметно улыбаясь. Скорее всего, это было нервное.  — Я не знаю, правда. Мне просто стало плохо из-за того, что тебе плохо.  — Звучит, как дешевая мелодрама. Ненавижу их.  — Я никогда не смотрел мелодрамы. Постараюсь больше не говорить так.  — Идиот, я не говорил, что меня не устраивают твои слова. Я сказал, что ненавижу всю ту сопливую херь, которую крутят по телеку.  — То есть, тебе нравится то, что я сказал?  — Я этого не говорил.  — Теперь я слишком сильно запутался.  — Придурок, — отчего-то в этот раз это слово не оскорбило. Оно прозвучало слишком тепло и ласково, по сравнению с прошлыми разами, но все же молчать не хотелось.  — Не боишься, что я обижусь на тебя из-за этого? Я ведь могу.  — Ну, тогда прости меня. Это просто привычка. Если я захочу тебя оскорбить, то ты поймешь это сразу же, поверь.  — Ты же сказал, что я больше никогда не услышу извинений от тебя.  — Не услышишь, если продолжишь напоминать об этих словах каждые две минуты. А сейчас просто завались и обними меня.  — Потому что ты этого хочешь или из-за того, что надо? — он сам не знал, в чем был смысл этого вопроса. Может, просто стало интересно, а может, это что-то и значило. Арсений не знал, но с непонятным томлением ожидал ответа Антона, не отводящего взгляда от него.  — Я не… я не знаю. Я не понимаю, что я чувствую, правда, — таким открытым он не видел Антона никогда. Даже два дня назад, когда он все-таки сорвался. Почему ему так хотелось, чтобы Шастун был таким всегда? В чем была причина? Хрен его знает, но Арсений мог точно сказать лишь одно: скорее всего, это была разовая акция, и это расстраивало, так как такой Шастун действительно вызывал иррациональную симпатию, несмотря на страх, заставляющий дрожать от каждого прикосновения и следить за движениями, дергаясь от слишком резких.  — Спасибо, что сказал это, — улыбнувшись, Арс обнял Антона, дрожа всем телом и пытаясь унять панику, вопящую об опасности. Сейчас ему точно ничего не угрожало. Точно не тогда, когда его как можно аккуратнее укладывали на мягкий матрас, ложась рядом и прижимая к себе. Нет, сейчас он был в безопасности, но как это объяснить собственному мозгу?