Веди меня в храм! Я окроплю своей кровью алтарь твоей лжи, Открою душу свою, скорее нож точи Бессмертием награди Моя богиня, позволь отдать тебе свою жизнь!
Вокруг темнота, практически не позволяющая различать неровные очертания предметов, и Донна не сразу понимает, что сознание вернулось к ней. Благодаря частичному отсутствию крыши она может рассмотреть иссиня-черный небесный свод, усыпанный яркими крупицами-звездами. Торчащая сверху обломанная стропила перечеркивает острый, белый месяц. Холодный ветер гуляет в стенах старой церкви, ощущаясь на коже легким покалыванием. Девушка приподнимается на локтях, вглядываясь в полумрак, царивший вокруг, и чуть скривившись от легкой головной боли. Приглушенный стон срывается с ее уст, когда все же удается, превозмогая жуткую слабость, сесть на старой, скрипнувшей под весом тела, скамье. Сейчас явно глубокая ночь, и она находится на лобном месте, только совершенно в другой комнате — не там, где обычно Миранда собирает всех Владык. Факел, прикрепленный к противоположной стене, освещает небольшой кусочек пола, усыпанный обломками кирпичей и штукатурки. Здесь они повсюду, и следует двигаться с осторожностью, чтобы не споткнуться. Пламя сливается в танце с легким порывом ветра, его резкие движения сменяются плавными, неторопливыми, и черные тени, которые отбрасывает множество обломков на полу, на мгновение меняют свои очертания, словно двигаются. Память возвращает ее в гущу событий, произошедших будто бы совсем недавно. Все похоже на сон, совершенно дурной и бессмысленный. Однако неистовое рычание монстров, облитая кровью дорога и безумный взгляд старой ведьмы, прожигающий до самых костей, слишком реальны, чтобы считать их иллюзиями. Коснувшись рукой пульсирующего от боли виска, Беневиенто одним движением поправляет съехавший назад платок и осторожно поднимается, стараясь приглушить панику и обострившийся инстинкт самосохранения. Нужно действовать осторожно, и не только потому, что она еще слаба: поспешные решения и спонтанные действия могут повлечь беду, поэтому холодный рассудок — самый подходящий инструмент, которым следует сейчас пользоваться. Она напряженно прислушивается, робея перед страхом встретить здесь кого-нибудь еще. Того, кого хорошо знает, или же незнакомца — не имеет смысла. Нельзя доверять, никому и ни при каких обстоятельствах. Нужно добраться домой как можно скорее. Серые, пораженные плесенью стены, и мертвецы, которыми кишит старое кладбище — вот ее надежная крепость, способная защитить от каждого, кто придет по ее душу. Донна наконец чувствует пол под подошвами туфель, осознавая, как нетвердо стоит, едва удерживая шаткое равновесие, как ноги путаются в юбках, окутавших ее подобно речным водорослям, и ощущая мелкую дрожь, которая, кажется, пробирает все тело. Она обнимает себя за плечи и вновь порывисто оглядывается, напряженно вслушиваясь в вязкую тишину. Глаза постепенно привыкают к мраку, возвращая способность ориентироваться в пространстве. Однако в ушах рефреном звучит лишь учащенный гул собственного сердца да тихий шелест одежды. Прежде, чем сделать первый шаг в сторону полыхающего факела, она некоторое время опирается ладонью о шероховатую поверхность скамьи, пригнувшись, пытаясь окончательно привести себя в чувство. Длинная деревянная рукоять ложится в руку, и приятное тепло обдает ее бледное, заметно осунувшееся лицо. Донна щурит глаза от непривычно яркого света и вглядывается в чернеющий впереди дверной проем. Мрачный коридор, тянущийся далеко вперед, встречает ее стойким запахом плесени, сырости и хрустящими обломками стен под ногами. Она медленно продвигается вперед, стараясь не издавать лишнего шума и держась левой стены, которая совершенно сплошная — без помещений. Справа же чернеют бездонными дырами неровные, наполовину осыпавшиеся дверные проемы. Чем больше она идет, тем сильнее ощущаются усталость и недомогание. Ей необходим отдых, но задерживаться здесь нельзя. Собрав остатки сил, она ускоряет шаг, хватаясь рукой за стену и случайно чиркая ногтями, отчего с нее летит пыль и небольшие кусочки штукатурки. В конце виднеется широкая арка — похоже, это все, что осталось от парадного входа. Беневиенто тяжело и прерывисто дышит, остановившись. Перед глазами вновь все плывет — даже яркое свечение от факела словно подергивается дымкой. Посторонние звуки вытесняет неопределенный звон, тихий, но протяжный — кроме него она ничего не слышит. Тело слабеет, факел с глухим треском падает где-то рядом, и яркий луч перемещается на уровень пола, практически погружая помещение во мрак, и последними крупицами ясного сознания она понимает, что оседает на пол. Кто-то в мгновение ока оказывается рядом, подхватывает ее, не позволяя упасть. Действия бережные, но ей мерещится, будто этот (не)человек явно обладает большой силой. Маленькая теплая ладонь ложится на лоб, и Донна замечает перед собой огромные крылья, которые заключают ее в объятия, чуть тревожа нежную кожу жесткостью и шероховатостью своих перьев. Присутствие Миранды желанно, и Донна слабо улыбается, окунувшись в такое родное тепло, исходящее от ее тела, прижимаясь ближе, ослабевшими руками обхватывая чужие плечи. Вопреки всему, тревогу сменяет спокойствие, и вновь ей кажется, будто Матерь дает ей защиту, едва ли не такую же обнадеживающую, как стены родного особняка. Сознание в скором времени возвращается к девушке, и она понимает, что лежит на той же широкой, твердой скамье, в том же полутемном, прохладном помещении с огромной дырой в потолке и массивными кусками стен на полу; факел по-прежнему прикреплен неподалеку, освещая небольшой участок пространства. Но теперь ее голова покоится на коленях Матери Миранды, которая нежно перебирает ее черные мягкие волосы, изредка касаясь кожи лица, почти невесомо, однако это заставляет дыхание замирать на несколько секунд. Расслабившись под ласками, Беневиенто нехотя открывает глаза и касается пальцами ее запястья. Черты лица женщины практически затенены, но она прекрасно чувствует ее эмоции. — Как ты себя чувствуешь? — мягко и заботливо интересуется Миранда, однако голос совершенно тихий, насквозь пропитанный печалью и обреченностью. — Со мной все хорошо, — она пытается улыбнуться, но улыбка выходит настолько измученной, что Донна надеется: в полумраке ее не видно. Девушка ловит тонкие пальцы и легонько сжимает их, обнимая взглядом ее лицо. Конечно же, она не может различить в нем тень разочарования и усталости, что залегли под полуопущенными ресницами. — Что произошло? — несколько обеспокоенно спрашивает Беневиенто. По голосу Матери она понимает: что-то не так. — Хайзенберг натравил ликанов на деревню, — коротко констатирует женщина. Ее интонация совершенно бесцветная, равнодушная. Донне нужен совершенно не этот ответ. Ее беспокоит сама Миранда. До предателя-владыки и погрязшей в крови и криках деревни ей нет абсолютно никакого дела. — Именно это омрачает Ваши мысли? Миранда раздраженно дергает уголком губ. В ближайшее время нужно обязательно попросить Беневиенто избавить ее от этих формальностей, которые только сеют смуту в сознании и будто возводят совершенно ненужную стену между ними. — Да, — выдыхает женщина, почти не обманывая. Хайзенберг определенно внес свой небольшой вклад в появление ее дурного расположения духа. Но по сравнению с иной причиной он — словно капля в море. — Теперь он в открытую объявил мне войну. Но тебе не о чем волноваться. Скоро все закончится. Донне от чего-то становится не по себе от ее слов. И дело не только в ледяной интонации. Девушка аккуратно садится, придвигаясь к ней почти вплотную и не отпуская ее руки, вновь заглядывает в лицо, пытаясь прочитать в нем хоть что-то. Миранда неожиданно тянет к ней руку. Беневиенто не отстраняется — лишь с любопытством следит за ее действиями. Женщина несколько небрежно подцепляет ногтями ожерелье и задумчиво рассматривает его, сохраняя не читаемое выражение на заметно осунувшемся лице. — Подарок Леди Димитреску, — решает пояснить девушка. Миранда переводит на нее взгляд, приподняв тонкие брови. — Я шила платье для ее старшей дочери. Это украшение прилагалось к оплате, — неуверенно продолжает Донна, чувствуя, как внутри все сжимается под пристально-ледяным взглядом. Ее и саму удивляют подобные перемены в поведении женщины и реакция ее собственного тела на них. Миранда резко, почти брезгливо отдергивает руку и отворачивается, вглядываясь в пространство перед собой. Пальцами она продолжает ласково поглаживать тонкое запястье девушки. — Хорошо, что ты не пострадала, — замечает женщина после недолгого молчания. Беневиенто украдкой разглядывает ее тонкий профиль, борясь с желанием ощутить гораздо большую близость, чем ту, которой Миранда заставляет довольствоваться ее сейчас. — Я видела на ярмарке пожилую женщину, которая позже лишила меня рассудка, — подает голос Донна. Ей кажется, что это важно знать Матери Миранде. — Ликаны ее не трогали. Похоже, что боялись, — она замолкает, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Однако ничего не происходит. Женщина лишь безмолвно слушает. Ее тело совершенно расслабленно, а лицо безэмоционально, почти безмятежно. — Может ли она быть слугой Лорда Хайзенберга? — наконец решается поделиться своими опасениями девушка. Абсолютная безучастность женщины ко всему порождает в ней недоумение. — Вполне возможно. Но сейчас это не имеет абсолютно никакого значения, — спокойно отвечает Миранда, повернув голову к своей собеседнице. Она внимательно смотрит на Донну, все еще находясь в некотором замешательстве от своих собственных желаний. Но все решает вполне очевидный факт: она всегда получает то, что хочет. Донна Беневиенто принадлежит ей — и душой и телом. — Обсуждать то, что произошло в деревне три дня назад. Ведь не этого ты сейчас хочешь, я права? — женщина растягивает губы в улыбке, чувствуя на себе ее ошарашенный взгляд. — Три дня назад? — в изумлении вторит Донна, разделяя слова. — Верно, — утвердительно кивает она. — Столько времени ты находилась без сознания. Я не знаю, в каких целях с тобой сделали это. Но главное, что сейчас твоей жизни ничто не угрожает, — женщина сидит к Беневиенто вполоборота, приобнимая ее за талию. — Рядом со мной тебе нечего бояться, моя дорогая, — ее эмоции заметно теплеют, смягчаются, обволакивая сознание Донны подобно ласковому шелковому полотну. — Так скажи мне: чего тебе действительно сейчас хотелось бы? Вопрос произнесен мягко, почти заискивающе, но на девушку он действует подобно опрокинутому ушату с ледяной водой. Она бросает на Миранду растерянный взгляд, чуть заметно встрепенувшись. Мгновение она не двигается, но затем неуверенно тянется к женщине, совершенно не сомневаясь в своих истинных желаниях, но неимоверно боясь ее реакции. Миранда плавным движением снимает легкий платок и откладывает его в сторону, аккуратно расстегивает маленькие, декорированные тканью пуговицы на белом платье, подавляя в себе желание одним движением оторвать их. Женщина в восторге от наряда, но еще больше она не хочет напугать Донну. Беневиенто полностью отдается в ее власть и, когда ткань начинает сползать с покатых плеч, подается вперед, вовлекая Миранду в нежный непродолжительный поцелуй, после чего отстраняется, опустив взгляд и слегка прикусив нижнюю губу от бушующего внутри волнения. Глядя на нее, женщина не может удержать мягкую улыбку, вновь цепляется пальцами за платье и одним движением опускает его до поясницы, припав губами к часто вздымающейся груди. Донна ахает и прикрывает глаза, запрокинув голову к обрушенному потолку, открывающему прекрасный вид на звезды, подобные драгоценным жемчужинам. Ее тело отзывается томным вздохом на каждое прикосновение губ, оставляющее за собой легкий теплящейся след удовольствия. Девушка чувствует, как тепло медленно наполняет ее тело, так, что становится слишком жарко, порождая желание избавиться от ненужной одежды. Она уже не замечает прохладных порывов ночного воздуха. Едва ощутимый укус, пришедшийся на выпирающую ключицу, приводит Донну в чувство, отвлекая от ощущений, разгоревшихся в теле подобно лесному пожару. Миранда нетерпеливо избавляет ее от остатков одежды, в том числе и от нижнего белья. Беневиенто инстинктивно обнимает себя за плечи — не столько от холода, сколько от смущения. Нежная фарфоровая кожа довольно ощутимо покрылась мурашками. Полутьма надежно скрывает легкий румянец, застывший на щеках. Миранда бережно берет ее ладони и, не отрывая взгляда, отводит ее руки, с неподдельным интересом рассматривает, любуясь. Совершенно растерявшись, девушка не замечает блеска вожделения в ее выразительном взгляде. Женщина мягко оглаживает ее плечи, едва ощутимо сжимает их в маленьких ладонях, затем резко притягивает к себе, порывисто и глубоко целуя. Донна на мгновение замирает, совершенно оробевшая под ее натиском, и все, что ей остается — сжимать в подрагивающих от возбуждения пальцах шероховатые и тяжелые рукава мантии Миранды. Оторвавшись от губ, женщина берет ее за подбородок, отводя голову в сторону, чтобы открыть для поцелуев тонкую и чувствительную кожу шеи. Донна шумно выдыхает, прогнувшись в пояснице и чувствуя, как Миранда оглаживает ее спину. Свободной рукой женщина массирует грудь, нежно теребя твердый сосок и зажимая его между пальцами. Донна чуть ли не лишается рассудка, когда чувствует ее язык на груди и ключицах. Протяжные стоны наслаждения эхом отражаются от холодных стен церкви. На мгновение оторвавшись от столь желанного тела, Миранда аккуратно укладывает девушку на скамью, разводя ее ноги. Беневиенто ощущает, как под лопатками приминается ее скомканная одежда, и неуклюже ерзает, пытаясь расположиться поудобнее. Запечатлев долгий, жаркий поцелуй на ее губах, женщина устраивается между ее раскинутых ног, припадает губами к животу, постепенно спускаясь ниже. Девушка чувствует теплое дыхание на внутренней стороне бедра и замирает, когда Миранда после короткого поцелуя ощутимо касается зубами нежной кожи. На секунду отстранившись, женщина оглаживает пальцами ее бедра, с интересом рассматривая совершенно смущенное лицо, растрепавшиеся черные локоны, струящиеся по худым бледным плечам, старается заглянуть в большие, полуприкрытые глаза. Миранда сравнивает ее с ярким месяцем на темных небесах — таким же тонким, белым и чарующим своим изяществом. Донна шумно и глубоко дышит, совершенно неумело сдерживая стоны, когда женщина проводит пальцами по ее половым губам, слегка надавливая и ощущая на них влагу. Девушка вскрикивает от неожиданности, когда нежные губы накрывают слишком чувствительный клитор. Женщина умело ласкает ее языком, и она уже не в силах сдерживать порывы своей страсти, когда наслаждение в полной мере овладевает ее телом и разумом. Темные волосы в беспорядке разметались на жесткой поверхности скамьи и на смятой одежде, распластавшейся под ней и свисающей к полу. Девушка слегка прикусывает губу, когда волна удовольствия с более явственной силой захлестывает ее сознание. — Расслабься, моя милая, — до Донны доносится едва различимый шепот, и она приподнимается на локтях, ощущая небольшую дрожь и блаженную усталость. Миранда аккуратно проникает пальцами в ее мокрое лоно, позволяя привыкнуть к новым ощущениям. Беневиенто слегка дергается, непроизвольно пытаясь свести ноги, чего женщина не позволяет ей сделать, плавно разводя их снова. Вместе с легкой болью девушка чувствует и приятную наполненность, смешанную с непривычным и странным ощущением того, как стенки ее влагалища растягиваются, и она нетерпеливо двигает бедрами — скорее, по наитию, чем несколько удивляет Миранду. Женщина приподнимается и тянется к ее губам, снова целуя, но в этот раз нежно и чувственно, после чего начинает осторожно двигать пальцами, не прекращая ласкать ее языком. Донна томно стонет, звучно вскрикивает, ерзая, выгибаясь под умелыми ласками, комкает в ладонях ткань собственной одежды. Вскоре наслаждение достигает своего пика, и оргазм мелкими приятными судорогами проходится по всему телу, оставляя после себя сладостный осадок, подобный вожделенной, медленно растекающейся неге. Беневиенто больше не чувствует прикосновений к своему телу, зато слышит тихий шорох одежды — Миранда поспешно и нетерпеливо стягивает ее с себя, избавляясь, словно от чего-то совершенно ненужного и мешающегося. Женщина на мгновение нависает над ней, касаясь губами ее лба. В этот момент девушка наслаждается близостью ее обнаженного тела, вплотную прижатого к ее разгоряченной коже. Миранда берет ее за запястье, помогая подняться, и кладет ладонь на свою промежность, направляя и помогая ласкать пальцами. Первые движения крайне неумелые и неуверенные, приходится вести, показывать, как нужно ублажать. Однако вскоре девушка справляется сама вполне успешно и все делает правильно — это она понимает по сбившемуся дыханию и коротким тихим стонам, срывающимся с губ Миранды. Придвинувшись ближе, Донна осторожно вводит пальцы в ее влагалище, чувствуя, как мокрые стенки мягко обхватывают их, сжимаясь. Объятая страстью, Миранда хватается руками за спинку скамьи, отчаянно впиваясь ногтями в грубую поверхность, запрокидывая голову назад с очередным криком удовольствия: сдерживаться она уже совершенно не в силах. Девушка нерешительно кладет ладонь на ее грудь, ощущая, какая она упругая и как приятно ложится в ее ладонь. Легкая улыбка на полураскрытых губах — признак того, что ей по душе подобные ласки, и Донна продолжает, теперь совершенно беззастенчиво наслаждаясь прекрасным телом женщины, доводя ее до оргазма. Миранда помогает одеться, заботливо поправляя платье на ее плечах и застегивая пуговицы одну за другой. Кажется, женщина получает от этого процесса нескрываемое наслаждение. Беневиенто помощь без надобности несмотря на то, что остатки эйфории легкой дымкой все еще витают в ее сознании. Донне нравится: в этот момент она чувствует себя самой прекрасной куколкой, не сравнимой по красоте даже с теми, которые она делает. Сейчас ее абсолютно ничего не волнует и не заботит. Впервые за долгое время ей действительно хорошо. Они обе счастливы. — Уж свет Венеры на тебе, — нараспев произносит Миранда, и Донна на секунду замирает, плененная нежным голосом, ласкающим слух. Женщина лишь коротко улыбается, чувствуя на себе несколько непонимающий взгляд, и ведет ее к выходу, держа за руку.***
В лаборатории до безобразия яркое освещение, раздражающее болящие от недосыпа глаза. Специфический запах реагента намертво въелся во все, что здесь находится — серые стены, инструменты, пыльные капсулы с Каду, пожелтевшие папки с документами и старые черно-белые фотографии — остатки счастливой жизни, запечатлевшие ее в еще человеческом, не божественном облике, в отличие от выцветших жутких икон, понатыканных, словно сорняки, в каждом деревенском доме. Интересуясь историей, Миранда знает, что многим великим предкам пришлось потерять очень многое прежде, чем вознестись над всеми. Выходит, что такова цена безграничной власти. Миранда — само воплощение могущества, но она надежно скрывает от своих бесчисленных слуг многолетнюю боль, что обволокла душу подобно плесени, целиком поразившей ее плоть и кровь, не оставив ни единой здоровой клетки. Ведомая отчаянием, Миранда с силой переворачивает процедурно-манипуляционный стол. Инструменты рассыпаются по полу, выложенному черной плиткой, хрупкие флаконы с реагентами разбиваются вдребезги, разливая все свое содержимое. Грохот стоит оглушающий, но он не способен заглушить ее душераздирающего крика. Длинная люминесцентная лампа под потолком несколько раз мигает, но через мгновение работает уже исправно, заливая небольшое помещение ярким белесым светом. Миранда сидит на полу, прижавшись спиной к гладкой стене и подтянув к себе ноги. Опустив голову, она обхватывает ее руками и чувствует на собственных щеках теплые влажные подтеки. Ей слишком давно не доводилось плакать, она думала, что уже разучилась это делать, облачившись гордыней, словно непробиваемой броней, и поэтому эмоции представляются слишком странными и забытыми, словно в жизни с ней никогда подобного не случалось. Но разве можно забыть тот день, когда болезнь забрала жизнь ее дочери? Она была уверена как никогда, что наконец смогла создать и подготовить идеально подходящий сосуд. Но судьба в очередной раз насмехается над ней и ее жалкими попытками вернуть смысл жизни. Женщина обессиленно поднимает голову, глядя перед собой невидящим взглядом. Ей невыносимо смотреть на тело Донны, лежащее на секционном столе и возвышающееся над ней. Миранда понимает, что Беневиенто жива и будет жить, если она не решит иначе. И впервые в жизни она не может принять решение, не знает, что делать дальше. Два дня спустя она отнесет ее в старую церковь.