Девятый вал

      Опять густой запах рома. За последнее время — сколько дней прошло, она счёт не вела, — этим запахом и даже вкусом пропиталось всё, начиная её одеждой, заканчивая горлом. Поэтому её чуть не стошнило; кто-то усердно натирал её руку этим напитком. В бреду Лорна не видела, кто это. Ей в общем и целом наплевать. От чёртовой раны тело охватывал жар, и неясно, бредила она или смутная возня была реальностью. Избавиться бы от этого безумия…       Её нехило тряхнуло в койке. За стенами каюты ревели волны, ударяясь о борта, и раскаты грома. И снова не разобрать: шторм начался взаправду или так штормило её саму?       Кто-то удержал её безвольно падающее тело. Кто-то с крепкими руками. Она вцепилась в его плечо, но в ответ вместо благодарности лишь промычала что-то бессвязное. Эти же руки поднесли к её губам флягу с водой, и Лорна прильнула к ней как к живительному источнику.       — Пей, пей, — голос, ей знакомый, звучал чересчур громко.       Она мотнула головой, чтобы избавиться от наваждения. Джеймс? Ему делать нечего, кроме как выхаживать её? Тем более в шторм.       Но вопрос Лорна не озвучила. Она бесцельно воззрилась на тёмный потолок. Среди рокота океана ей послышалось тихое бормотание на непонятном языке. В нос ударил новый запах — травянистый, какого прежде она не слышала. Откуда-то поднялась тонкая струйка молочно-белого дыма и причудливо потянулась вдоль её тела. Захотелось поймать её, коснуться. Больная дрожащая рука повела пальцы вслед за дымом, но резкая боль остановила её.       Дым витиевато клубился под успокаивающее бормотание. На фоне него и буря будто стихла, хотя ещё чувствовалась её разъярённая качка. Сколько длился над ней танец благовоний Лорна не понимала, но в какой-то момент она смогла чётко видеть предметы, даже различать, бушует стихия или нет. И стало радостно осознать, что нет — ничего. Всё спокойно. И боль прошла.       Но кроме предметов Лорна чётко увидела сидевшего напротив её койки Джеймса. Плащ и рубашка лежали подле него. Взору предстали бугры мышц крепкой мужской спины, покрытой странными татуировками. Это и вправду он…       Будто услышав её взгляд, Джеймс обернулся.       — Живая? — хрипло спросил он.       Вместо ответа Лорна улыбнулась, кивнув головой. Он подвинулся ближе, сел прямо у койки, опираясь на постель левым локтём, а правую ладонь опустил на её лоб. Его рука тёплая. Словно Джеймс и не занимался делами на мокрой холодной палубе.       Ощупав лоб, он хмыкнул:       — Славно.       Однако свежесть моря и трав пробудили Лорну, кажется, не только от болезненного забытья. Её ладонь потянулась к щеке Джеймса, заросшей тёмной жёсткой щетиной, и пальцы коснулись её, мягко, почти невесомо.       — Всё это время был ты, — догадалась Лорна. — Ты меня вылечил.       Его глаза как какой-то редкий драгоценный камень переливались в полумраке.       — Благодарностей не надо, — бросил Джеймс, и отвернулся, очевидно, намереваясь уйти, но Лорна буквально ринулась с места, обхватила его лицо руками и притянула к себе.       Это не поцелуй — корабль тряхнуло, и Лорна скорее ударилась губами о пропитанные табаком губы Джеймса, чем поцеловала его. И тут же отпрянула.       Джеймс замер. Он смотрел не неё задумчиво. И во взгляде, кажется, промелькнуло недоумение, а не взаимное желание. Лорна мысленно ругнула себя за поспешность. Видимо, в его сердце ещё не нашлось места для другой женщины. Или… его просто уже никому не вылечить? Некому шептать крамольные заклинания, некому жечь целебную траву, некому ласкать его руками…       Но она прикоснулась к его губам снова.       Джеймс, не прерывая этого теперь уже робкого поцелуя, что-то промычал в нос и… подался ближе.       Джеймс, не прерывая этого теперь уже робкого поцелуя, что-то промычал в нос и… подался ближе. На мгновение стало даже страшно — он так непохож на тех, кого Лорна знала прежде. Не внешне, нет. В его венах под кожей бурлит не просто страсть, не желание унять похоть. Это какой-то поистине дикий и неведомый ей порыв, сравнимый разве что с неуправляемым животным голодом.       Его язык проник в её рот, словно Джеймс этим поцелуем жаждал вытянуть из неё все жизненные силы — ещё минуту назад окрепшее тело вновь ощутило слабость. Но от неё становилось… приятно?       Он потянул ее за руку — Лорна подчинилась, чувствуя, что даже если бы не хотела того, её тело помимо воли поддалось бы ему, — и перетащил на пол, прямо на свою брошенную рубашку, нависнув, как медведь над растерзанной жертвой. Его щетина царапнула шею, ключицы, но жадные поцелуи, сопровождаемые лёгкими укусами, превращали эти грубые ласки в мощнейший наркотик — от него зверски мутило, но хотелось ещё и ещё.       Шнуровка корсета ослабла под его пальцами; лёгкий холодок пробежался по обнажённой коже груди, заставив соски сжаться, и тут же их коснулся горячий язык Джеймса, сжали его губы. Лорна проронила короткий стон. Её тело машинально выгнулось, а колени сжались. Джеймс словно заметил это — резко задрал её нижнюю юбку и равёл их ногой, подвинув за бёдра её ближе к себе.       Пульс гнал адским галопом по венам, заглушал всё вокруг. Всё, кроме бешеного желания, которого Лорна не испытывала никогда прежде. Всё, кроме жажды соития с этим диким существом. Всё, кроме истомы, унять которую мог только он.       Она почувствовала, как его член упирается в неё, как туго, медленно входит, и невольно двинулась назад, но Джеймс как когтями вцепился в её задницу, не позволяя двинуться, и резко вошёл — Лорна вскрикнула от боли.       — Даже не дёргайся, — прошептал Джеймс ей в губы, поцелуем заглушая новый стон, порождённый более сильным толчком.       Никто не прикасался к ней так, никто не делал так, что… что причиняя боль, будил тёмную эйфорию в её сердце. Где эта грань между мучением и наслаждением? Она здесь… она происходит сейчас…       Джеймс не церемонился, не ласкал, не окутывал нежностью — он драл её на полу, как, наверное, не драли последнюю театральную шлюху на задворках. Всё, что она не позволила бы никому и никогда в своей жизни — она позволяла ему, с неистовым наслаждением поддаваясь, желая окунуться в грязную похоть с головой, без остатка.       В полумраке каюты стоны и запахи смешивались в нечто странное: неосязаемое, невидимое, но ощутимое в самых глубоких недрах сознания. Мрак сгущался, обостряя ощущение каждого прикосновения и проникновения, как будто вместе с Джеймсом в тело проникало что-то ещё, пробуждая от спячки нечто тёмное и неизвестное в ней самой — то, что всегда было, то, что она никогда не замечала.       Страх перед неизвестностью нарастал, окатывая леденящей волной — Лорна хищно впилась ноготками в спину Джеймса, готовая разодрать оживших монстров, змеящихся по его коже. Он утробно рычал, продолжая вдалбливаться в неё всё сильнее, как будто того и хотел. Всё менялось: искажалось, оживало, замирало вновь, обволакивающий шёпот звучал в голове то одним, то несколькими голосами. И всё это — она. Всё это — он. Одна стихия. Одно порождение…       Обжигающая вспышка прокатилась под кожей; Лорна замерла, сидя на нём сверху и сжимая напряжённые бёдра — его крепкие руки удерживали её, но она чувствовала, как их сводит слабая дрожь.       Мрак рассеивался, уползая в тёмные углы мутной дымкой. Шепот лёгким эхом ещё отдавался, тая вместе с наваждением. Лорна наклонилась к его губам, чуть касаясь своими, улавливая его прерывистое дыхание.       — Дикарка, — чуть усмехнувшись сказал он, закрывая глаза, и перекинул на правое плечо огненную прядь её растрепавшихся локонов. — Моя.       «Дикарка» — шептали дикие волны Атлантики за бортом.