Равнодушно-жёлтым огнём

Джон делает первую затяжку. На вкус всё ещё отвратительно, как и десять лет назад, но в этом есть что-то такое расслабляющее. Стабильность. Вот что приносит покой – постоянно мерзкий вкус, осадок в лёгких и обожжённые пальцы. Постоянного чего-то в жизни Леннона не так много, возможно, только работа и дом. И то сносно. В любой момент могут уволить, а дом... Сгореть. Джон ни разу не пироман, но иногда что-то такое противное на задворках сознания говорит ему: «Сожги всё это к чёртовой матери». Он искренне старается засунуть эти чувства поглубже, вжать в плоть где-то внутри, но он пропитан ими насквозь. Этот же голос говорит ему о том, что вспороть вены – подобно свободе, и, порой, представляя этот момент, Леннон правда чувствует освобождение. В его голове кровь должна брызнуть резко и разом, но идти долго, словно какое-то шоу, а ему не должно быть плохо. Однако, всерьёз он бы не рассматривал такой вариант – это больно. Джон тот, кто пытается чувствовать не только боль - на остальное не хватает ресурсов. Что его на самом деле удерживает от убийства одного кретина? Да знать бы. Он предполагает, что всё же стабильность. За замкнутым кругом череды будничных дней, в которых нет места ничему хорошему, нет места и для убийства. Это уже разнообразие, что недопустимо в его жизни. Джон никогда не признается даже самому себе, что он наивный трус. Трус, потому что страшно, наивный, потому что ещё надеется на лучшее. Это самое «лучшее» кажется чем-то туманным и далёким, Леннон своё будущее именно так и видит – непонятное и в тени страхов. Ещё одна затяжка заставляет сгорбиться в приступе кашля. Сзади раздаётся недовольный крик: - Хватит курить в доме. Джон хотел бы и оправдаться – вот, смотри, Поли, окно ведь открыто, но форточка раскрыта на совсем мелкую щель, и дым клубится под потолком. Он может выйти на балкон, но, увы, оттуда легче прыгнуть – потому и окно настежь не открывает. Какой парадокс: сигареты – признак стабильности, но именно из-за них (косвенно, разумеется) он может привнести в жизнь приятные изменения. Маккартни вроде как тоже всегда с ним, а вроде и нет. Плевать Леннон уже хотел, ночевал ли тот дома или в чужой постели. Перестало волновать, когда понял, что себе дороже. Джон и здесь не признается, что просто нет сил, были бы – истратил на Пола. Джон ненадёжный рассказчик для самого себя – его сознание мутит, плывёт и нарочно путает мысли. Он не стал бы утверждать что-либо, ибо сам в этом не уверен. Он знает лишь то, что он умирает – гниёт во всех смыслах, и саморазрушение становится его главным защитным механизмом. Пол возвращает его к желанию убить. Сначала себя, потому что удушье невозможно – Леннону хочется уже самому залезть в петлю (но он никогда не выберет именно этот способ, потому что ждать, когда позвонки сломаются – долго и больно). Потом появляется резкое желание задушить и Маккартни – тот до раздражительного уверен в себе и самовлюблён. Джон уверен, что даже со сжавшейся на его горле рукой Пол не перестанет улыбаться. Самодовольно, оскалом. И это тоже стабильно. Вот в чём стабильность Пола – не в их отношениях, в нём самом. Стабильность в том, что Леннон тратится на него и начинает разлагаться изнутри, с самого сердца. Сказанная давно клятва любви кажется посмешищем, а сам Джон понимает, что тогда они оба были глупыми подростками. Ничего не бывает вечно – в это верит Леннон, но, похоже, желание смерти останется неизменным. Маккартни был мальцом, тогда он смотрелся на фоне Джона именно несуразным мальчишкой – не то, что сейчас. И он был искренним, по крайней мере, в это верится Леннону. Назовите его мечтателем – не оскорбится, потому что знает, что не один такой. Разбитых полно, жаль, друг другу помочь не могут. - Ты меня совсем не слышишь? Пол внезапно оказывается совсем близко, в непозволительной близости для состояния Джона. Это всё ещё не балкон, так что убийство совершить не получится. Чьё? – открытый вопрос, ведь мысли всё ещё бегают от желания то залезть самому в петлю, то сжать в руках чужую шею. Леннона внезапно одолевает раздражение – на кой чёрт ему всё это? Не проще ли послать Пола к чёрту? Но Джон трус, чтобы с желчью в голосе сказать прямо в лицо Маккартни, как он ненавидит сейчас всё то, что их связывает. И тлеющая сигарета, с мерцающим в полумраке кончиком, оказывается прижата к запястью Пола. В глазах того испуг и непонимание, а запястье Леннон сжимает так, что Маккартни и отдёрнуть не может. Стабильность рушится.