Равнодушно-жёлтым огнём

Джон чувствует лёгкое дежавю от ощущений после пробуждения. Это что-то похожее на блаженство от ярких красок перед глазами и ясностью нечетких линий. Как с таблеткой под языком, только горечи нет, что заставляет его чувствовать себя неприлично свободно, в отличие от трещащей по швам. Он даже не пытается вспомнить о причинах своего состояния — плохая идея всегда, сейчас в особенности. Формы по-прежнему расплывчатые, разве что блеклые как и всегда. Даже чересчур серые, они такими быть не должны… Леннон это помнит точно, а вопросы о том, где он и как попал сюда даже не посещают мысли. Странное состояние: абсолютное блаженство и тягучий страх на подкорках сознания, не успевший добраться до панического состояния, а лишь мурашками на пояснице напоминающий о себе. В груди настолько всё сжимается, что остальные чувства притупляются, остается лёгкое волнение от предстоящий встречи с чем-то… или с кем-то. Джон точно не уверен, что это обязательно должна быть хорошая встреча, что ему будет лучше, но противиться совсем не может. — Я люблю тебя, — слишком сладко, приятно шепчет Пол. Как он мог его не заметить? Он же сидит всего в полуметре и, в отличие от предметов вокруг, вовсе не тусклый, разве что лицо его разглядеть Леннону так и не удаётся, будто глаза слезятся, но всё остальное он видит отчетливо, насколько вообще позволяет его зрение. Даже когда он чувствует прямой и настойчивый взгляд Маккартни, Джон не может рассмотреть привычно холодную зеленую радужину. Пол наклоняется, оставляя на его щеке поцелуй. Джон его знает наизусть, он наблюдал за ним столько раз, что ожидает ощутить на лице влажный след — Маккартни должен был по старой привычке едва раскрыть губы, целуя. Но этого нет. Есть лишь фантомное ощущение близости, ложные надежды. — Я люблю тебя, — повторяет Пол, и шелест простыней точно вторит ему чуть слышным шуршанием. Это его руки? Или руки Маккартни? Джон хотел бы коснуться их, потому что Пол — лакомый кусок, который ему никогда не достать. Ему даже плевать, что за таблетки ему всунули, что это за наркотик. Какая к черту разница, если самый пёстрый мир перед глазами и вполовину не такой, как Пол? Он пытается дотянуться до щеки, но руки так сложно поднять, хотя бы на миллиметр. Что-то сильнее сдавливает в груди, глотка поначалу саднит, но тут же боль увеличивается в стократ, что терпеть не возможно. И как бы не казалось Леннону, он вовсе не кричит, не кашляет, лишь сдавленно хрипит. Он словно в мгновение становится заложником своего тела и игр разума, пока глаза бегают и ищут одного единственного, кто бы мог помочь. Но и его нет. И когда перед глазами наступает откровенная тьма, в ушах раздается гулким эхом крик Пола. Тот ужасный вопль, все те слова, смешанные в один большой ком ненависти. Джон осознает собственную правоту каждый раз, когда он говорил о том, что любовь нужно прятать, но нет приятного чувства возмездия. «Я всего лишь хотел, чтобы меня любили» — слишком жалкое оправдание. Полу от кровати до тумбочки с телефоном идти меньше минуты, но и за это время он успевает проклясть с ног до головы звонящего. У него появляется смутная мысль о том, что это лишь напившийся Джон всё никак не уймется. Конечно, он напился, ему хорошо, он же только так и решает свои конфликты. Только лезть к другим посреди ночи — херовая идея. — Джон пытался покончить с собой, — голос Брайана, привычно мягкий, отрезвляет как тяжелый удар по голове. — Что? — вместо нормального ответа получается что-то смазанное, похожее на бормотание. Что значит… пытался покончить? Значит жив? Или… Джон? Нет, он не мог. Он мог только закинуться последней бутылкой виски в доме, может, нашел бы травку и названивал бы до самого утра через каждые высчитанные Полом семнадцать с половиной минут. — Он вены резал, — Маккартни пытается понять, почему Брай такой спокойный. Разве он не должен кричать? Хотя бы звучать чуть взволнованней. Колени так ужасно сильно дрожат, ему приходится опереться о тумбочку. Полу хватает сил только на то, чтобы сильнее сжать пальцы на крае тумбочки. Почему так сложно поднять их? Почему он не может найти в себе силы поднять собственную руку, чтобы коснуться лица? Он растерянно смотрит на сильно дрожащие ладони так, будто они не его вовсе. — Как? — сглотнув, спрашивает. И так сильно надеется, что поперек, что Джон лишь хотел привлечь внимание. Не может быть так, чтобы он умер. Нет, Джон? Конечно нет, они были вместе столько лет, тот просто не мог взять и исчезнуть из его жизни. — Вдоль, — Брайан слышит как после этих слов Маккартни издает что-то похожее на сдавленный стон, короткий и тихий. — Синтия нашла его. Сейчас всё нормально, он под обезболивающими. Пол мотает головой — вранье все. Ни разу Джон так не поступал, ни одна их ссора не заканчивалась этим, как бы сильно они не кричали друг на друга. Почему именно в этот раз всё должно быть по-другому?