Bittersweet

Жара была невыносимой. Мори, привыкшему отсиживаться в это время под мощными кондиционерами, огненные фестивали казались пыткой даже на уровне идеи, поэтому предложение Фукузавы он встретил категоричным: – Ни за что. И на всякий случай понизил температуру на кондиционере ещё на пару градусов. Беспощадное японское лето каждый год будто пыталось убить всё живое, и Мори не был намерен ему в этом помогать, однако недоумение на лице Фукузавы оставалось до ужаса искренним и, признаться, ставило в тупик. – Почему? – поинтересовался он и выжидающе уставился на Мори. – Даймондзи – красивый праздник. Красивый, древний, значимый… Мори знал о каждом аспекте, но зной был таким, что над каменной дорогой дрожал воздух, и поймать тепловой удар совсем не хотелось. Они с огромным трудом организовали себе совместный отпуск, и каким бы красивым Киото ни был, Мори не хотел рисковать. Он как раз открыл рот, чтобы сообщить об этом вслух, приготовил пару очень нудных и очень едких аргументов, но Фукузава, вероятно, наученный опытом, поспешил уточнить: – Выйдем затемно и недалеко, – а потом почему-то отвёл взгляд. – Хочу показать тебе одно место. Мори почувствовал себя обезоруженным и непростительно мягкотелым. Так случалось каждый раз, когда Фукузава предпринимал попытки быть с ним романтичным. Неуклюжие, неловкие и по-дурацки очевидные – ну точно, как у мальчишки! – они выглядели бесконечно трогательными и очаровательными. Мори просто не мог им не поддаться. Врождённое чутьё на драгоценности не позволяло. – Ох, Юкичи, – вздох получился утомлённым и Фукузава, очевидно смутившись такой реакции, нахмурился и буркнул: – Не хочешь – я не заставляю. Вообще-то Мори хотел. Сказать об этом на словах было недостаточно, но за них говорила праздничная юката, необычная заколка в волосах и сам факт того, что они вышли, стоило солнцу скрыться за горизонтом. Недоверчивый пронзительный взгляд Фукузавы сменился мягкой ладонью, поддерживающей Мори под спину, пока они молча шли по темной улочке. Город заполонил аромат костров и хвои, причудливо смешанный с запахом разогретых камней – так пахла середина августа, весь праздник Обон и скорое обещание осени. Фукузава оказался бесконечно прав в своей идее выбраться этим вечером на прогулку. Из заросшего гибискусом переулка, они вышли уже держась за руки, и Мори никогда не простил бы себе, упусти он момент, когда губы Юкичи тронула неожиданно озорная улыбка и он, воровато оглядевшись, прошептал: – С крыши открывается потрясающий вид. Полезай за мной.