***
Тэхён вместе с Чимином пробыл в Пусане ещё полтора месяца, все полтора месяца он вёл практически непрерывную, устарело бумажную переписку с Августом. Тем самым безликим поклонником, скрытым за ширмой псевдонима — а Тэхён выяснил, что это действительно псевдоним; автором однострочного письма в голубом конверте. Результатом этой переписки стали четыре письма, перевязанных бечевкой, которые лежали во внутреннем кармане тэхёнова пиджака. Они странным образом грели. Первым делом, в тот день, когда Чимин оставил Тэхена в необходимом одиночестве, Ким ответил Августу его же разменной монетой. Отправил на нужный адрес письмо с единственной строкой. Единственным словом.«Почему?»
А через неделю пришёл ответ. Уже не такой короткий.«… Я не думал, что вы ответите на то странное письмо, что я написал. И вы даже не представляете, как широко я сейчас улыбаюсь. Почему? Это было на презентации вашей книги «Флейта». Я был там, потому что только начал знакомиться с вашим творчеством, и мне было интересно увидеть не только напечатанные страницы, но и самого автора. Ведь это такое чудо, читать работы своего современника, жить синхронизировано с ним, видеть процесс его творчества. Организатор презентации рассказывал что-то о новой книге и о том, как он был рад сотрудничать с вашим издательством. Но я не помню ни единого слова из того, что он говорил. Я смотрел на вас. И вам было откровенно скучно. Из-за этого официоза и формальностей. Вы сидели, словно отгороженный от всего мира. Неживой. И знаете, когда вы ожили? Когда об высокие окна книжного магазина начали разбиваться огромные капли дождя, когда небо начали разрезать молнии, но одновременно с этим практически чёрные тучи освещало солнце. Вы полностью отвернулись ото всех людей, и вы улыбались, смотря счастливыми глазами прямо в глаза стихии. Все так сильно были увлечены презентацией, вы были увлечены дождём, а я был полностью увлечён вами…»
Август.
Тэхён читал новое письмо из такого же, как и в прошлый раз, голубого конверта; читал, стоя у перил незастеклённого балкона своей пусанской квартиры. Дневные, полупрозрачные шторы из-за ветра обвивали его голые щиколотки. Тэхён решил, что именно из-за этого по лопаткам и шее пробежался ненавязчивый холод. — Представляешь, — бросает Винсент, не оборачиваясь; не знает точно, где в данный момент находится Чимин, но на все сто процентов уверен, что тот его услышит. — Он был на презентации «Флейты». Поначалу ответом служит молчание. Но спустя несколько порывов ветра с кухни доносится: — Давно это было. Там он увидел тебя в первый раз? — Может быть. Это было в августе, я как сейчас помню, — Тэхён бережно сворачивает письмо, а дальше бормочет уже скорее только для себя. — Так ты поэтому взял себе такой псевдоним, Август? Но Чимин тем временем демонстрирует чудеса тонкости слуха. — Учитывая то, как он начал переписку, вполне логично, что этот тайный влюблённый выбрал для псевдонима месяц, в котором и вспыхнули его чувства к тебе. — Но это не является ответом на поставленный мной вопрос, — Тэхён зачем-то окидывает взглядом раскинувшуюся у его ног, узкую улицу и покидает балкон. Чимин отключает плиту и разливает по двум чашкам пряный кофе. — Мне кажется, это и есть самый подходящий ответ.***
«… Я помню тот день так, будто это было вчера. Потому что всё происходящее было ценно для меня. Верите или нет, но я был крайне счастлив и заинтересован во всём, что происходило и что касалось моей книги. Но не в том, что касается пустого трёпа и болтовни. Может быть, это было написано на моём лице, но никто кроме вас не прочитал этого. А гроза в тот день была и впрямь прекрасна. Где вы сидели во время презентации? Я люблю вглядываться в чужие лица, запоминать черты. Возможно, что я смотрел в нужном направлении. Мне интересно, как вы выглядите и что делаете каждый день. Ведь мы находимся немного в неравном положении — вы знаете обо мне всё, я о вас — ничего. Даже имени. Ведь Август — это псевдоним, не так ли? По названию месяца, когда вы меня встретили. Если нет, поправьте меня, пошатните мою самоуверенность. Давайте начнём с начала? Вы ведь тоже частично не знаете моего имени. Меня зовут Ким Тэхён. А вас?..»
Ким Тэхён.
— Пару писем, и ты решил открыть ему своё имя? — Чимин, стоя за спиной друга, наблюдал, как тот выводит в самом низу листа своё настоящее имя и ставит финальную точку — и в голове это немного не укладывается. Потому как только совсем недавно Тэхён утверждал, что нет ничего важнее сохранения конфиденциальности и личного пространства. Но вот проходит только два письма и Ким Тэхён открывает своё личное пространство совершенно незнакомому человеку. — Может, не стоит? — Мне кажется это правильным, сказать своё имя человеку, который смотрел на меня и видел действительно меня.***
«Вы также верно определили природу моего псевдонима, как и я природу вашего состояния. Мне это нравится. Я не могу сказать вам своего настоящего имени. Пока не могу. Но мне очень нравится то, как звучит ваше. И мне нравится, что вам почему-то интересна моя внешность и распорядок жизни. Чёрт возьми, мне всё в вас нравится. И это кошмарно. То, с какой силой мне нравитесь вы. Что касается меня, то я простой секретарь, работаю на одного крайне сложного и требовательного человека, целыми днями пропадаю на работе. Но не подумайте, что я жалуюсь на жизнь, потому что это вовсе не так, и каждый день на работе приносит мне искреннее удовлетворение. Иногда у меня выпадает свободный день — часто это воскресенье. Тогда я закрываю дверь квартиры, ухожу в парк, покупаю кофе и читаю какую-нибудь из ваших книг. В общем, делаю всё, что дарит мне ощущение счастья и покоя. Дома, прямо напротив кровати, стоит белый стеллаж. Там стоят все ваши книги с романами и стихотворениями, в трёх из них — роспись, сделанная вашей рукой. И это самое ценное, что есть в моём доме. Помимо альбомов и скетчбуков. Я ведь и вас пытался рисовать — где-то неудачно, но кое-что мне действительно нравится. Сейчас — но для вас это «сейчас» растворится в неопределённом прошлом, я сижу в кафе на диванчике, прямо у окна; на улице прекрасная погода, правда немного прохладно; зато мне принесли карамельный латте. Я чувствую, будто выиграл эту жизнь, потому что пишу вам уже третье письмо, хотя изначально сомневался в правильности этой затеи. Теперь, раз уж я без раздумий впустил вас в свою квартиру и свою жизнь, предлагаю перейти на «ты». Но я не предлагаю перейти на электронный вариант переписки — хочу каждый раз получать письма, к которым прикасались ваши руки. Напишите, как проходит ваша жизнь. Ваша, а не Винсента…»
Август.
— И ты напишешь ему? Расскажешь, как проходит твоя жизнь? Этому безымянному человеку без лица? Чимин как будто не задаёт вопросы, а выпускает одна за другой пули прямо в сидящего напротив Тэхёна. В цель они попадают, но, судя по улыбке, расцветшей на тэхёновых губах, должного эффекта не производят. — Напишу, — безапелляционно. — А вдруг, он какой-нибудь сумасшедший фанатик или маньяк? — благоразумие Чимина, прочно поселившееся где-то на самом дне рёбер, никак не хотело замолкать — кричало упорно. Поэтому Пак упрямо продолжал гнуть свою линию, всё же скрашивая некоторую грубость лёгкой улыбкой. — Ну и что. Я знаю, что он простой секретарь со своим сложным начальником, он любит кофе, прогулки, уют и мои книги. Так банально. И очаровательно. Тэхён, кажется, был действительно очарован. Другого слова Чимин подобрать не мог, наблюдая, как Ким восторженно валится на любимую кушетку и зарывается лицом в подушки. Прячет глупую улыбку. — Этим может заниматься любой другой твой фанат. А не только этот Август. Чем он так зацепил? Тэхён выныривает из глубины своего восхищения. — Он начал с сути. — А ты назвал это банальщиной, — снова находится Чимин, изо всех сил стараясь найти хотя бы какую-нибудь лазейку. — На этот раз банальность пошла только на пользу. — Невозможный, — чертыхается Чимин, пока Ким Тэхён снова отдаёт губы во власть улыбки — он и сам знает, что это так.«…Надеюсь, твой латте был вкусным. Как видишь, я согласен перейти на «ты». Пока не могу ответить взаимностью и сказать, что ты мне нравишься в ответ. Было бы глупо делать это по истечению трёх писем. Но всё-таки во одном я уверен на сто процентов — хочу писать эти письма и получать от тебя ответы. Хочешь знать, как проходит повседневная жизнь Ким Тэхёна? Тогда приглашаю тебя в мою пусанскую квартиру — сейчас мы с моим агентом и лучшим другом Пак Чимином живём в Пусане, но это временно. Я спросил у Чимина разрешения упомянуть его в моём письме — он сказал «нет», но, как мог заметить, меня это не остановило. Чимин находится со мной каждый час каждого дня, стоически исполняет свои гласные и негласные обязанности, жутко раздражает своим благоразумием, но он готовит слишком вкусный кофе, тепло улыбается и помогает мне в написании книг. Моё утро начинается именно с Чимина — потому что он будит меня в двенадцать часов дня. В противном случае, я могу проснуться гораздо позже. Потому что предпочитаю форму ночного существования и засыпаю только с рассветом. Меня будит Чимин, а потом его кофе. В хорошие дни я беру свой ноутбук, устраиваюсь на кушетке прямо у окна и стараюсь писать, писать, писать. Пока не устанут кисти и не заболят глаза. А это может случиться тогда, когда солнце скроется за горизонтом или снова поднимется из-за него. В плохие дни я не могу написать ни слова, и тогда начинается серо-синяя апатия, по словам Чимина. Если я не могу писать, я также не могу делать вообще ничего, только лежать и читать что-то, что придумали другие люди. Если честно, ни меня, ни Чимина, ни моё издательство не радует такое положение вещей, но мы все привыкли ждать, пока звёзды сложатся нужным образом, и наступят хорошие дни. Это немного самонадеянно с моей стороны, ведь не каждый может позволить себе такую роскошь как ожидание, но в своё время я себя нужным образом зарекомендовал, так что время у меня есть. Чимин делает всё возможное для того, чтобы звёзды сложились так, как нужно мне как можно скорее. Для начала, он игнорирует мои детские капризы, желание закрыться дома и апатию ко всему происходящему; выводит меня на прогулки по самым разным местам, в Пусане — это его родной город, или Сеуле, говорит без умолку, хотя это для Чимина не свойственно; делает так, чтобы я впитывал свежий воздух и свежие слова. Признаюсь тебе, сейчас надо мной нависла та самая, сине-серая апатия, и продолжается это уже долгих несколько месяцев. И в этот раз почему-то Чимин не может исправить положение дел, поэтому он волнуется, расстраивается и злится. Пьёт много вина, часто срывается — когда он не может помочь мне, сам становится заложником хандры. Хотя сейчас — это «сейчас» для тебя растворится в неопределённом прошлом, я чувствую, что что-то внутри меня начинает оживать. Рискну предположить — причина этого в нашей переписке. Никогда раньше такого не делал, но мне определённо нравится то, что сейчас происходит. Надеюсь, в скором времени скажу Чимину, что снова готов вернуться к работе, и увижу признаки резкого облегчения на его лице. А твоё лицо? Опиши мне его, опиши, как ты выглядишь. Я, конечно, мог бы попросить фото, но это было бы не так интересно. Не так ли?»
Ким Тэхён.
— Одиннадцать, — только и произносит Чимин, дослушав очередное письмо до конца. Тэхёна такой короткий комментарий не понятно, к чему, вводит в ступор. Ким смотрит на друга, в упор не понимая, что подсчитал Пак Чимин. — Что? — Я не разрешил упомянуть моё имя, но ты сделал это одиннадцать раз. Ты на зло что ли? — поясняет Чимин. — Да прекрати рычать. Ты же сам изначально заставил меня ответить на одно-единственное письмо. Сам достал из множества именно это. А теперь ворчишь каждый раз, когда я получаю ответ или читаю тебе то, что написал сам, — в тоне Тэхёна слышится нешуточная обида, он смыкает губы и поворачивается к Чимину спиной — растрёпанные кудри на затылке и ряд выступающих позвонков, неровно уходящих под мягкую ткань халата. Ким замолкает, Пак поддерживает эту установившуюся тишину — и молчание затягивается на несколько долгих минут, только с улицы доносятся звуки машинных клаксонов и привычного пусанского диалекта. Тэхён успевает сложить надвое лист бумаги, нежно проводит подушечками пальцев по сгибу и ещё нежнее вкладывает письмо в голубой конверт. Чимин терзает зубами нижнюю губу — кажется, обычная переписка начинает перерастать в нечто большее, уже не такое контролируемое. Это может закончиться разбитым сердцем — с какой бы то ни было стороны. Но Тэхён улыбается, эта улыбка касается глаз, а пальцы Винсента касаются клавиатуры ноутбука. Значит так или иначе голубые конверты действительно помогают, они определённо что-то значат, поэтому спустя бесконечных пятнадцать минут Чимин покорно выдыхает, на что Ким Тэхён, уже заведомо готовый к прощению, оборачивается через плечо и, о боже, улыбается глазами. Атмосферу сгустившегося молчания сдувает чиминовым выдохом. — Я знал, что ты не оставишь меня одного среди этих писем, — Тэхён откровенно доволен, а Чимина это окончательно добивает, он тает, плавится как пусанский пломбир под солнцем Тэгу.***
«…Твоё фото заложено между восемнадцатой и девятнадцатой страницей «Флейты». На этом фото ты, как и обычно, необычаен. Можно я назову твой наряд нелепым? А тебя в этом нелепом наряде — нелепо восхитительным? На этом фото у тебя пряди неяркого, вымытого цвета розовой гвоздики, полуприкрыты глаза, массивное украшение вокруг шеи и белоснежная рубашка с бахромой. Кто-то другой в этом выглядел бы по-дурацки, но точно не ты. На этом фото только ты и темный фон. Больше ничего. Но большего и не нужно. Каждый раз, перечитывая «Флейту», я даю этому фото работу закладки, ведь так ещё приятнее искать нужную страницу. А описать себя могу так — средний рост, стандартный, натуральный цвет волос, стандартно карие глаза. Я не хочу и не буду вдаваться в подробности и фото не выслал бы, даже если бы ты очень сильно попросил. Я не хочу, чтобы ты знал эти ненужные детали. Я хочу, чтобы ты влюбился в мои слова, увидел меня на расстоянии, узнал меня. Я действительно очень сильно хочу, чтобы ты полюбил меня в ответ…»
Август.
— Да он же буквально требует, — Ким кажется растерянным, немного расстроенным, немного удивлённым. Он поднимает грустный взгляд на Пака, буквально с трудом убирая из вида написанные слова. — Что такое? Уже жалеешь о том, что продолжаешь это всё? — Нет, — без раздумий выдаёт Тэхён. — Но это так отчаянно. Я чувствую, словно делаю что-то не так. Я чувствую себя виноватым. Но в чём, я не могу понять. Тэхён откладывает на столик пришедшее солнечным утром письмо. Четвёртое по счёту письмо от Августа стало первым по тем чувствам, что теперь клубились за рёбрами. Волнение. Не всепоглощающее, но настойчивое, до тех самых покалываний на кончиках пальцев, о которых часто говорил Чимин. Теперь Тэхён понимал его. В придирчиво чистые окна стучало дневное солнце вперемешку со слепым дождём, когда Чимин ещё раз сделал попытку отгородить Тэхёна от голубых конвертов, чтобы потом больше не возвращаться к этой теме. — Если это заставляет тебя волноваться, то переписку стоит прекратить. — Я сказал, нет. Я хочу, чтобы это меня волновало. Никогда ещё Тэхён не был так уверен в своих словах.***
— Тэхён. Тэхён! Ты слышишь меня? Опять в облаках витаешь. Чимин наконец засовывает горячий от долгих разговоров телефон в карман пальто и щёлкает пальцами перед тэхёновым лицом. Тэхён моргает несколько раз, мысленно возвращаясь из Пусана, и фокусирует вопросительный взгляд на друге. — Я уже два раза сказал, что нас ждёт водитель. Но ты не сдвинулся с места. Идём.