на том фото ты с прядями цвета розовой гвоздики.

      У Чимина порядком затекла спина и скрещенные в щиколотках ноги, на ладонях выступила предательская испарина, а по скулам разлилась тупая, ноющая боль. Смыкать в челюсть в течение последних сорока пяти минут, как и ожидалось, было очень трудно. Но этот, заметный только сидящему рядом Тэхёну жест, позволял не прорваться наружу опасным словам. Этого никак нельзя было допустить. — Прошло около пяти месяцев, — по светлому просторному кабинету разносится фраза, произнесённая уже около десятка раз. — Это не такой большой срок, как вы думаете… — запальчиво начинает ответную атаку Чимин.       Ким Сокджин, сидящий напротив, в массивном бежевом кресле, в затыкающем жесте, жесте, не терпящем возражений, поднимает в воздух раскрытую ладонь. Ким Сокджин — директор издательства SeokBooks, непосредственный начальник Пак Чимина и Ким Тэхёна, человек без уступок, и поэтому любой его жест не терпел возражения.       Но отнюдь не это остановило начинающего закипать Чимина. Пак Чимина остановили цепкие пальцы и тёплая рука Тэхёна, лёгшая под прикрытием столешницы на его колено. — Я думаю, это достаточный срок для такого писателя, как Винсент, — продолжает Сокджин, недовольно скрещивая руки на груди. Его кипельно белая рубашка вот-вот была готова треснуть по швам, то ли из-за критической ширины его плеч, то ли из-за критического уровня недовольства.       Прошло две недели с тех пор, как приморский Пусан остался позади. Эти недели прошли крайне спокойно, соответствуя стабильному каждодневному образу жизни Ким Тэхёна и Пак Чимина.       Утро Чимина начиналось неизменно в половину восьмого с чашки бергамотового чая с лимоном или, пару раз случалось и такое, с бокала красного вина. Чимин определял, как поздно лёг его маленький, кудрявый писатель. Если Тэхён недовольно сопел у себя в спальне, разметав руки и ноги в невообразимом беспорядке по постели, значит работа ночью не шла совсем, и Ким заснул около двенадцати. Если Тэхён оставался у себя в кабинете и засыпал, уткнувшись лбом в рабочий стол, значит писал до утра. После этого небольшого анализа, Чимин собирался и выходил на утреннюю прогулку по парку недалеко от их дома или до ближайшего магазина, чтобы купить свежих продуктов. Вернувшись в хорошем настроении, приготовив свой фирменный кофе и лёгкий завтрак, Чимин начинал утро Тэхёна. В двенадцать часов дня.       Дни проходили в обоюдной работе, когда они оба застывали перед ноутбуками. Пару раз Винсента приглашали на приёмы, Чимин его конечно же сопровождал. Вечера тоже растворялись в прогулках, только теперь совместных. Казалось, у Чимина никогда не иссякнет фантазия, по поводу того, куда можно сводить Тэхёна, чтобы тот подышал свежим воздухом и свежими словами, чтобы поздним вечером снова сесть за работу.       Сразу по приезду Тэхён написал письмо Августу, в середине второй недели пришёл ответ.       В начале третьей недели равномерное течение жизни разорвал звонок от Ким Сокджина. Чимин заранее чувствовал неладное, ища по всей квартире разрывающийся рингтоном телефон. К сожалению, предчувствие не подвело Чимина.       Сокджин был крайне недоволен работой своего основного писателя, об этом он и сообщил в пассивно-агрессивной форме Винсенту Киму и его агенту недобрым утром вторника.       Чимин был крайне недоволен тем, как Ким Сокджин обращался к Винсенту.       Сам Тэхён был задет за живое. Об этом говорили его то поджатые, то терзаемые зубами губы. — У наших конкурентов в следующем месяце сразу же несколько презентаций, а мы не сдвинулись с мертвой точки. — И почему все стрелы попадают в Винсента? — интересуется Чимин, честно, изо всех сил стараясь сдержать яд в словах. — В SeokBooks ещё много талантливых писателей. — Потому что Винсент наша жемчужина, вот почему, — парирует Сокджин. — И соответственно на него мы возлагаем большие надежды, чем на других.       Справа от себя Чимин замечает резкий блеск. В мочке левого уха Тэхёна истерично болтается красивая массивная серьга из жемчуга — только что он резко отвернулся и теперь впивался взглядом в окно, явно не желая находиться сейчас в этом кабинете. Недоволен. — Именно потому, что Винсент ваша жемчужина, вы говорили, что можете ждать сколько-угодно. Ожидание всегда того стоит… — Я не могу ждать вечность!       Не смотря на сжатую челюсть, успокаивающие руки и все приложенные старания, и Ким Сокджин, и Пак Чимин переходили на повышенные тона. Только сам Тэхён мог это остановить. — У меня есть сюжет.       Звучит как выстрел, неожиданный для Сокджина, как козырь, припасённый в рукаве только на самый крайний случай. Но тем, кто был поражен как громом, являлся Чимин.       Да, он знал, что Тэхён что-то пишет, что давит из себя старания и под действием кофе просиживает ночи перед горящим монитором ноутбука. Но Чимин думал, что это просто разогрев, просто наброски, только лишь старания для возвращения в привычный писательский ритм. Потому что Ким Тэхён, прежде чем приступить к написанию романа, обговаривал сюжет с Пак Чимином.       Всегда. Но этот раз, видимо, оказался исключением.       Перламутровый жемчуг снова истерично поблёскивает — Тэхён снова смотрит на Сокджина, только теперь с вызовом. — Что? — У меня есть сюжет, есть идея. Я готов приступить к работе. Мне нужно два месяца, не больше. Это действительно стоит ожидания. — И что же ты подразумеваешь под словом «это»? — напряжённо хмурит брови Сокджин. — Роман в письмах.

***

— Не верю, что Сокджин на это согласился! — почему-то злится Чимин, чеканя каждое слово, чеканя каждый шаг.       Издательство SeokBooks уже давно осталось позади. Теперь с каждым чеканным шагом Пак Чимина и Ким Тэхёна всё сильнее поглощала пешеходная улица с бесчисленным количеством людей. Они понять не смогут, что творится в голове у человека с пшеничного цвета, разметавшимися волосами, сведёнными к переносице бровями, сжатыми в кулаки руками — Пак снова получит свои полупрозрачные полумесяцы на коже чуть позже. Чимин, если говорить откровенно, и сам не мог понять, что творится у него в голове.       Не мог понять этого и Ким Тэхён, растерянно семенящий позади, даже на расстоянии пяти шагов ощущая исходящие от Чимина жаркие волны. Как только Сокджин спустя несколько минут раздумий дал согласие подождать ещё пару месяцев ради романа в письмах, Пак молча поднялся с кресла, рискующего упасть на пол, и так же молча покинул кабинет директора, а затем и здание издательства. — Тебя бы больше порадовал отказ Сокджина? — наконец взрывается Тэхён, раздражаясь из-за непонимания ситуации. Да, его Чимин иногда вспыхивал, как сухой хворост, но никогда не истерил без причины — хотя сейчас всё говорило об обратном. — Что за бред ты несёшь? — бросает Пак, так и не удосужившись остановиться или хотя бы обернуться для разговора. — А что я, по-твоему, должен подумать? Ты нервничаешь и срываешься на меня с той самой минуты, когда я рассказал нашему горячо любимому директору о сюжете. Ты явно этому не рад. Всё, что говорю я, исходит из простых наблюдений. А всё, что говоришь ты… Необоснованно, — выдыхает Тэхён и останавливается, устав бежать по пятам за Чимином, видя перед собой его напряжённую спину под чёрной рубашкой.       Правда спустя тысячную долю секунды останавливается и Пак, будто почуяв прекращение движения сзади. И неважно, что толпа людей спереди, справа, слева и будто бы везде продолжала двигаться, не обращая совершенно никакого внимания на эту маленькую заминку.       Чимин сводит и разводит лопатки — Тэхён сдвинув брови к переносице, молча наблюдает за этим; мысленно даёт себе сотню подзатыльников за срыв и оборачивается к Киму с расслабленно-спокойным выражением лица. Только Чимина всё равно выдаёт нервность его пальцев. — Прости. Сокджин плохо влияет на моё эмоциональное состояние, — Пак переводит в шутку всё произошедшее, сокращая увеличенное им же расстояние. Только глаза напротив видят всё это крайне неумелой попыткой.       Тэхён скептически выгибает бровь, теперь вблизи рассматривая Чимина. — Хочешь сказать, что ты только из-за этого убегал от меня только что? — Прости, — повторяет Пак. — Я не должен был… — Ты так в штыки воспринял идею моего романа. Это расстраивает… — Но ведь ты… — начинает Чимин, ощутимо снова распаляясь, повышая тон голоса. — Возвращайся домой без меня.       Удар. — Остынь немного, я вижу, ты ещё злишься по неизвестной мне причине. Поэтому нет другого решения этой проблемы кроме как побыть немного в одиночестве.       Не дожидаясь согласия от Чимина или какого бы то ни было ответа, теперь Тэхён показывает свою спину.       Ещё удар.       Пак безмолвно смотрит вслед удаляющемуся Ким Тэхёну; скользит взглядом по плечам, нежно укрытым белоснежной рубашкой с рюшами у воротника и манжет; понимает, что Тэхён сейчас прав, и лучше дать возможность подышать обоим. Это разумно. Но Чимин так сильно не хочет сейчас следовать голосу разума, когда каждый шаг Тэхёна прочь превращается в новый удар.

***

      Тэхён возвращается поздним вечером, около одиннадцати, когда уже давно горели фонари и мелькающие автомобили подсвечивали линиями фар тёмный асфальт. Казалось, во всём городе единственным неосвещённым местом была квартира, которую делили между собой писатель и его агент.       Ким убедился в этом, переступая через порог — прихожая, освещённая его рукой, была ярким пятном, а дальше комнаты тонули в градации темноты. Ни единого признака жизни, только звуки ночного города проникали в открытые настежь балконные двери. И это был единственный признак того, что Чимин находился дома.       Тэхён устало стягивает с гудящих ног лоферы — несколько часов беспрерывной ходьбы по сеульским улицам давали о себе знать, проходит в глубь квартиры, на кухню. Пак Чимин со стопроцентной вероятностью должен находиться именно там. Знание друга не подводит — Чимин полулежит в кресле, принесённом из его кабинета, и это ещё одна излюбленная деталь.       Но для начала у ножки кресла Тэхёна встречает пустая бутылка вина и грязный бокал. — Ты опять пил. — Зачем спрашиваешь об очевидном? — отзывается Чимин. Не спит, хотя именно так на первый взгляд могло показаться. — Я не спрашиваю. Где ты у меня услышал интонацию вопроса? — фыркает Тэхён, опускаясь на корточки перед креслом, теперь Чимину удобно смотреть на него из-под опущенной чёлки, не поднимая глаз. — Я корю тебя констатацией факта. Ты обещал не пить в одиночестве. — Боишься, что сопьюсь? — немного пьяно ухмыляется Пак. — Пить в одиночестве — самое ужасное, что может произойти с человеком. Ощущение ненужности достигает критической точки. Поэтому я просил тебя не пить в одиночестве. — Да ладно? А кто сказал, что нам лучше побыть сегодня по отдельности? — Не обязательно было выпивать! — злится Тэхён, но внешне старается не показывать раздражения. Ввязываться в новую ссору — не вариант. Пререкаться с пьяным Чимином — ещё более опасная затея. — Я не мог не распить этим вечером бутылочку красного сухого. — Язвишь? Значит, ты всё-таки злишься, — констатирует Ким. С одной стороны, довольный тем, что узнал правду. Но вместе с этим становится ясным и ещё один факт. — Не на Сокджина, а на меня. Давай рассказывай, что я сделал не так. — Ты иногда бываешь чертовски проницательным. А иногда крайне тупым. — Спасибо большое за приятные слова.       Чимин, подперев щеку костяшками пальцев, молча смотрит на Тэхёна. Смотрит настолько долго, что Ким ощущает, как начинают покалывать босые ступни. И пока он испытывает все прелести физического неудобства, Пак в полной мере ощущает неудобство моральное. — Я немного обижен, — наконец произносит Чимин, когда Тэхён уже собирается сменить положение, но, услышав это, вновь замирает. — Повторюсь. Что я сделал не так? — Я не сказал бы, что ты сделал что-то не так. Скорее — не так, как обычно.       Тэхён непонятливо выгибает брови, всем своим видом показывая, чтобы Чимин не тянул с интригой. — Я не знал, что у тебя есть сюжет для романа. Ты не обмолвился ни единым словом об этом, не сказал мне ничего. Хотя всегда… — Чимин роняет голову и упирается пальцами в виски — красное сухое всегда коварно. Никогда не знаешь, в какой именно момент виски прострелит жжёной болью. — Мы всегда обсуждали это с тобой вместе.       Тэхён ожидает продолжения ещё около минуты, но Пак молчит, только тяжело дышит через нос и с пьяным упрямством смотрит куда-то в область тэхёновых плеч. Значит, на этом всё, претензии высказаны. — Ты дурачок, — выдыхает Ким, а затем улыбается и утыкается лбом в колени Чимина — жест облегчения, потому что Тэхён успел придумать себе какие-угодно грехи. — Я подумал, тебе так сильно не понравилась идея романа в письмах, что ты резко разочаровался во мне как в писателе и человеке.       Ким говорит тихо и облегчённо, слова направляются куда-то в пол. Но Пак его прекрасно слышит, потому что сам теперь буквально не дышит. — Я тебе не сказал ничего о сюжете, потому что у меня его не было до сегодняшнего дня и в помине. Скажем так, это была вынужденная мера, выход, найденный в стрессовой ситуации. Я вообще-то не только своё имя писательское спасал, но и тебя. — Меня? — Да, тебя. Потому что ещё немного, и ты бы накинулся на Сокджина, а он в ответ бы показал тебе всю прелесть своей власти. Я прав? — А то ты бываешь когда-то неправ? — ухмыляется Чимин. — Так значит, это импровизация? — Чистой воды, — подтверждает Тэхён, совсем оседая на пол и удобнее укладывая голову на чиминовых коленях. Всё из-за усталости, ноги не хотели слушаться, а положение теперь было крайне удобным. — Но сейчас мне это кажется очень хорошей идеей. — Август? — О нём я и подумал, когда судорожно искал решение.       Через открытые балконные двери хорошо был виден ночной Сеул, скованный огнями. Но из-за того, что глаза Тэхёна всё сильнее и сильнее слипались, каждый такой огонёк давал ещё по три блика. — А Август тебе дал разрешение на использование вашей переписки? — Ну зачем ты спрашиваешь? Знаешь же, что сюжет пришёл ко мне только сегодня. Август никак не мог дать разрешения. Но, я уверен, это не будет проблемой. — Да, конечно. Он не сможет устоять перед твоим очарованием.       Чимин касается пальцами крупных кудрей, произносит это совсем тихо, потому что чувствует, как Тэхён медленно засыпает на его коленях под невесомое поглаживание.