***
Тэхён, немного ослеплённый своей поразительной мыслью, только в самом конце, непосредственно перед отправкой письма, вспоминает, что нужно добавить в текст детали:«Я буду ждать тебя в нашем кафе, около шести вечера. В субботу. Если сможешь, если захочешь — приходи».
Ким всегда считал, что у людей, связанных красной нитью, толстой бечёвкой или шёлковой лентой, должно быть «наше» место. Наше кафе, наша лавочка, наш фонарный столб, наш поворот. В целом, места, которые фантастическим образом умудрялись хранить субъективно важные воспоминания и события. Такие места становились собственностью, и об этом никто не знал, кроме единственно нужных людей. У Чимина и Тэхёна было такое место — уютное кафе подальше от оживлённой трассы, но в самом центре людской толпы на пешеходной улице. Хозяин этого кафе хорошо знал братьев Пак, поэтому, сидя у окна без масок и других предметов маскировки, Тэхён и Чимин всегда чувствовали защищённость. В это место Чимин пригласил Тэхёна вскоре после их первой встречи. Там он читал Тэхёну его же стихотворения, которые знал наизусть и любил без меры. Тэхёну в тот момент казалось, что никогда раньше ему не нравились так сильно стихотворения собственного сочинения. Тот момент был отмечен редким состоянием абсолютного покоя и уюта, сидя в том же кафе, за тем же столиком субботним вечером, Тэхён ощущает лишь возрастающее беспокойство. Потому что напротив пока не сидит Чимин и не известно, придёт ли он вообще, захочет ли снова увидеть Тэхёна, дать тот самый пресловутый второй шанс. Нельзя сказать точно, ведь Август, или Чимин, так определить будет правильнее, не ответил на письмо. И всё же, поглощаемый неизвестностью, Винсент твёрдо решил дождаться в кафе или Чимина, или красноречивого намёка на разрушение всяких надежд. И дожидается. Ещё задолго до столкновения взглядов Тэхён замечает в толпе заученно-знакомую и почему-то слегка изменённую фигуру. Фуражка, чёрное запахнутое пальто под пояс, изумрудная водолазка, классические брюки — в этом весь Чимин, сияющий и родной. Однако, походка немного другая, как будто ускоренная. Тэхён вспоминает, что Пак Чимин ходил так в начале их знакомства, но с годами его темп, подстраиваясь под темп Ким Тэхёна, замедлился. Сейчас они словно вернулись к исходной точке. Чимин отстранённо пробирается сквозь толпу, окатывает случайных людей, рискующих врезаться в него, предупреждающим взглядом, спустя долгую минуту толкает дверь кафе и вот тогда его непроницаемое лицо будто трескается. Потому что происходит столкновение взглядов — Тэхён сильнее стискивает лежащие на столе руки, Чимин стопорится у входа, несколько мгновений стоит, не шелохнувшись. Но затем делает шаг, один, второй; расстояние сокращается. — Привет, — Тэхён сразу же идёт ва-банк, но даже это простое слово даётся с трудом — голос подводит, срывается. — Привет, — без видимых проблем отзеркаливает Чимин. Его пальто ложится на диванчик, рядом садится сам хозяин, аккуратно закидывая нога на ногу. Тэхён смотрит на Чимина, невольно отмечая про себя каждую деталь. Чимин немного похудел, из-за фуражки его пшеничные волосы лежали не как всегда, идеально, но это нельзя отнести к минусам. Минусов вообще не было. Ни в карих глазах, ни во взволнованном взгляде, ни в простых серьгах, ни в покусанных губах. Тэхён смотрит, и в воздухе повисает неловкое молчание. — Как ты поживаешь? — наконец снова находится Тэхён, хватаясь за любой банальный вопрос, как утопающий за спасательную соломинку. Лишь бы не переходить к сути. — Вполне сносно. Живу сейчас у Чонгука, — Чимин перебирает пальцами, крайне интересуется столешницей и только иногда поднимает взгляд. — О, понятно. Спасибо, что сказал, — кажется, невпопад произносит Тэхён. Остаётся задать вопрос, куда только делось его хвалёное красноречие и владение словом. Чимин хмурится. Тэхён сказал бы — красиво заламывает брови, но о красоте с этого момента думать крайне сложно, потому что Пак Чимин смотрит теперь в упор, не отрываясь. — Нашёл, за что благодарить. — Но мне хочется. Я нечасто это делал. А ты долго не давал о себе знать. — Были причины, знаешь ли. О, нет. Чимин скрещивает руки на груди. Только каким-то чудом Тэхён выдерживает и этот жест, и прожигающий взгляд. — Да, знаю. Снова повисает молчание. Внешний мир как будто прибавляет громкости, и в атмосферу несуразного разговора проникают посторонние звуки: разрозненные голоса, стук двери и звук колокольчика у входа, звон посуды, чей-то смех. Проходит несколько минут, Тэхён успевает прикусить нижнюю губу так, что теперь, если провести по ней языком, можно почувствовать металлический привкус. Чимин, как и обычно замечает, сразу же хочется отругать себя за это или попросить Ким Тэхёна в конце концов оставить свои губы в покое. Но вместо этого Пак возвращает их к причине состоявшейся встречи. — Так… Ты хотел о чём-то поговорить? — Да. Я, эм… — Тэхён старается собрать себя воедино, собрать мысли в осмысленный текст, сосредоточиться, однако, сконцентрироваться получается только на небольшом красном пятне на щеке Чимина. — Что у тебя со щекой? Этот след остался ещё с того раза? — Нет. Вообще-то, — Чимин неожиданно смущается, немного медлит и невесомо проводит кончиками пальцев по щеке. — Я врезался в стену, когда на ходу читал письмо от тебя. — Письмо от меня, — повторяет эхом Тэхён, всё ещё не до конца доверяя своим глазам. Перед ним сидит автор всех писем в голубых конвертах. Человек из плоти и крови, самый настоящий, оказавшийся гораздо ближе нежели полуосязаемый фантом. Нет, даже не просто какой-то человек, а кто-то гораздо лучше. Пак Чимин. — Тебе было больно? — Да, но не больнее, чем… Чимин замолкает, не договаривает, щадит его зачем-то. — Понимаю, — роняет Тэхён и тут же жалеет об этом, потому что чиминовы скулы белеют, а взгляд, который этим вечером становится персональным наказанием Ким Тэхёна, наоборот темнеет. — Нет, — отрывисто произносит Чимин. — Может быть, понимаешь, но не совсем. Я обижен на тебя. Глубоко и очень сильно. Так как будто не обижался на тебя никогда в жизни и сейчас ставлю тебе в вину абсолютно всё. Теперь ко взгляду с готовностью присоединяются слова, они металлическими сваями впиваются то ли в кожу, то ли в душу. Не то чтобы Тэхён мысленно не готовился к этому, но всё равно оказался не готов. Всё, что остаётся сказать: — Прости меня… — Ты настолько привык, что я всегда рядом, всегда поддержу тебя, что другого расклада событий просто не видел. — Прости. — Мне так это надоело. Так надоело стараться для тебя, быть твоим агентом, редактором твоей жизни, в ответ не получая ничего. Долбиться в каменную стену, к твоему сведению, со временем становится всё сложнее и сложнее. И та чёртова стена, в которую я врезался, ни на йоту не приблизилась к тому уровню боли, которую доставил мне ты. — Прости! Одинокое слово, чуть громче предыдущих, раскатывается по кафе. Несколько человек недоуменно поворачивают головы на источник этого внезапного звука. Тэхён закрывает лицо руками, сгорая со стыда. Но явно не из-за того, что потревожил спокойствие людей. А Чимин замолкает, может быть, под действием этого слова, может быть, закончив высказывать все свои претензии. Зачем их перечислять, ещё раз ранить самого себя, если спустя года Тэхён наконец всё понимает. Склоненная голова, дрожащие пальцы с содранной на них кожей слишком громко кричали о том, что Тэхён плохо пережил эти недели. А это априори ответно ударяет по Чимину. — Я не прощу тебя, — и, не дожидаясь реакции на это, и так достаточно наказав Тэхёна, Чимин спешно добавляет. — Потому что несмотря на то, что я до сих пор обижен, я простил тебя в тот же день, когда ушёл из дома. Чимин не видит, но буквально физически ощущает, как немного расслабляются тэхеновы плечи. Он не отрывает рук от лица, но теперь сквозь пальцы наблюдает за Чимином. Пак убирает спавшую пшеничную чёлку слишком родным для Тэхёна жестом. — Если честно, я сам с трудом выдержал это время. Мне было очень плохо без тебя. Чимин на секунду замолкает — странно ощущаются на губах слова, которые до этого клубились только на самом дне лёгких. — И ещё. Я тоже должен просить прощения за письма, это было нечестно по отношению к тебе. Чонгук долго отговаривал меня от этой затеи, потом долго не соглашался помогать. Однако, в итоге именно его рукой переписывались эти письма, именно он отправлял их тебе. А я искренне надеялся, что переписка поможет тебе, позволит ощутить что-то новое. Потом от благой цели остался один эгоизм — я хотел, чтобы ты увидел меня на расстоянии, узнал меня, вспомнил о том, что было непосредственно рядом с тобой. Сейчас мне кажется это трусостью, прятаться за письмами. Глупостью — ревновать тебя к Августу и не находить способности показать все свои чувства с нашей с тобой реальности, а не письменной. — Странно, что я умолял тебя о встрече, чтобы замаливать все свои грехи. Но у тебя получается лучше. Я не думаю, что ты должен это делать, — Тэхён наконец прекращает по-детски закрывать лицо перед реальностью, потому что напротив сидит поджимающий губы в улыбке Чимин. И Тэхёна, кажется, прощают, уже простили, но в это всё также трудно поверить. — Никогда не бывает одного виноватого, — добавляет Чимин, подводя невидимую черту подо всеми извинениями, и переходит к другой интересующей теме. — Как ты узнал, что Август — это я? Где я прогорел? — О, — сразу же расцветает Тэхён. — Я могу процитировать тебе одно из первых писем.«…Твоё фото заложено между восемнадцатой и девятнадцатой страницей «Флейты». На этом фото ты, как и обычно, необычаен. Можно я назову твой наряд нелепым? А тебя в этом нелепом наряде — нелепо восхитительным? На этом фото у тебя пряди неяркого, вымытого цвета розовой гвоздики, полуприкрыты глаза, массивное украшение вокруг шеи и белоснежная рубашка с бахромой. Кто-то другой в этом выглядел бы по-дурацки, но точно не ты. На этом фото только ты и темный фон. Больше ничего. Но большего и не нужно…»
— Я как будто в первый раз увидел в твоей спальне стеллаж с моими книгами, нашёл «Флейту» и фотографию, которую ты описывал. Это могло бы быть совпадение, уверен, мои фотографии сотней ненужных копий лежат у кого-то в книгах. Но только не это фото. Потому что его нет в общем доступе и таким меня никто не видел. Потому что это ты сделал ту фотографию, Чимин. После этого всё обрело совершенно иной смысл, каждое слово в твоих письмах читалось по-новому. Что я и делал — пока ждал субботы, перечитывал все письма, — Тэхён впервые за вечер улыбается внезапно и несдержанно. — Ты правда был на презентации «Флейты»? Чимина нескрываемо ведёт, то ли от улыбки, окончательно выгонявшей все остатки обиды, то ли от вопроса, который неумолимо возвращал в день, когда Пак впервые увидел Винсента на расстоянии нескольких метров. — Правда, — отвечает Чимин. — Я был в первых рядах, сжимал в руках книгу, смотрел на тебя в упор. И в тот же вечер решил какими угодно способами попасть в Seokbooks. Как я говорил в нашу первую встречу, ты был единственной причиной моего нахождения там. Моей причиной. — У тебя был жемчуг в ушах, ты часто прокручивал сережку пальцами и поэтому склонял голову набок. Это выглядело мило. Выстрел попадает в точку, куда-то в область рёбер. — Оказывается, ты тоже всё помнишь в деталях? — выдыхает Чимин. — Всё, до каждого солнечного блика на твоих волосах. Возможно, Тэхёну это только кажется, возможно, и в этот раз играют свою роль особенности освещения, однако, выглядит всё так, как будто на щёки Пак Чимина ложится румянец. — Ты… — Чимин запинается. — Это жестоко с твоей стороны. Теперь закидывать меня всем и сразу. — А с твоей стороны жестоко называть меня крайне сложным и требовательным начальником! — с вызовом и смехом, спрятанным на самом дне глаз, возмущается Тэхён. Чимин теряется, застывает с приоткрытым ртом, пытается вспомнить, когда это он называл так Тэхёна. Ответ приходит быстро, также быстро реабилитируется Пак и парирует удар. — Я же чистую правду писал. — Ах ты… — Ну, что? Скажешь, что я неправ? Вслед за выдохом следует: — Здесь спорить не буду. И всё же я тебе не начальник. — Но, знаешь, — Чимин снова переходит на серьёзный тон. — Иногда мне действительно казалось, что это всё не напрасно. Когда ты снова начал писать, когда широко улыбался. Я был эгоистично счастлив, когда ты в одном письме упомянул мое имя одиннадцать раз. — А при мне злился и возмущался из-за этого. — Должен же я был что-то сделать, чтобы не треснуть от счастья прямо перед тобой. — Да, надо сказать, играл ты безупречно. — Спасибо. Снова повисает тишина, только на этот раз она разительно отличается ото всех предыдущих, она не давит и не тяготит, просто легко клубится солнечным светом. Чимин совсем расслабляется и, подперев щеку рукой, наблюдает за Тэхёном, когда на лицо Кима ложится печать страха. — Что случилось? — Погоди! Ты говоришь, Чонгук переписывал все письма? — Да, нам пришлось прибегнуть к этому. Мой почерк ты наверняка узнал бы… — Это катастрофа! Это значит, что он знает содержание всех моих писем. Я ведь и Чонгука упоминал в одном письме, причём в не самой лестной форме. Тэхён выглядит так, как будто вот-вот расплачется, как будто уже готов расстаться с жизнью, в то время как Чимин заливается смехом. — Я знаю. Это была чистая комедия, когда Чонгук извергал гневное пламя и возмущенно ходил передо мной, прося сжечь тебя и всё, что с тобой связано. Я ему ответил, что тогда придётся сжечь в первую очередь меня.***
Проходит время, в него умещаются несколько переглядок; несколько несказанных фраз, на которые пока не хватило смелости; пару помешиваний кофе — потому что спустя долгое любование пустым столиком, хозяин кафе сам принёс две чашки горячего латте, бросив многозначительное. — Дальше разбирайтесь сами. Тэхён делает глоток одновременно с Чимином, обжигается, но, кажется, именно из-за этого все последующие глотки становятся вкуснее. — Этот кофе немного похож на то, что делаешь ты, — замечает Ким. — Это потому, что я учился готовить кофе здесь и два года работал бариста. Тэхён поражён. У Тэхёна за восемь лет не получилось узнать этого. — Ничего страшного, — Чимин словно бы читает мысли и отвечает на них успокаивающе. — Всё ещё впереди. Звучит как знак того, что надежда имеет полное право на существование.***
— Так… А как поживаешь ты, Тэхён? — интересуется Чимин, немного нервничая, потому что без решения остаётся ещё один вопрос, наверное, первый по важности, и к нему нужно каким-то образом подобраться. — Я, кажется, скоро сброшу тебя с кулинарного Олимпа. На прошедшей неделе пытался повторить твои шедевры, — смеётся Тэхён. — Думаю, главное слово тут «пытался». — Ты слишком уверен в себе, — Тэхён поднимает взгляд на Чимина, потому что сейчас как никогда нужен будет зрительный контакт, и ещё побольше кислорода в лёгких. — Я навёл порядок в наших спальнях, точнее, больше в порядке нуждалась моя комната. Я, оказывается, барахольщик, а ты — педант. Ходил за продуктами, кажется, неплохо поработал над очерками, был в издательстве. Знаешь, это всё такие банальности, такие простые вещи, но, я думаю, что научился обходиться без тебя. — Правда? — Да. И, возможно, именно поэтому мне дико не хватает тебя в моей жизни. Пожалуйста, возвращайся — я хочу тебя в каждой секунде. Пауза. — Я не могу вернуться, — тихо произносит Чимин. Но Тэхёну кажется, что всё пространство разрывается из-за раската грома, хотя небо впервые за долгое время прозрачно-голубое с россыпью полупрозрачных облаков. — Сейчас. Я не могу вернуться к тебе прямо сейчас, — снова спешно, но теперь недостаточно быстро добавляет Чимин. Тэхён шумно выдыхает, снова утыкаясь лицом в ладони. Это звучит уже не так, как будто настал конец света. — Ты не мог бы формулировать свои предложения менее травмирующе для меня и не делать больше этих драматичных пауз? Облегчение в фигуре Кима на этот раз такое явное, что улыбка сама просится на губы Чимина. — Тэхён, послушай, — Чимин без раздумий тянется рукой к рукам Тэхёна, на пробу переплетает пальцы и приходит в восторг о того, как это, оказывается, просто и приятно. — Нет ничего ужасного в том, что мы немного, скажем, полгода поживем отдельно друг от друга. Это пойдёт только на пользу и нам, и нашим чувствам. Ты же понимаешь это. Тэхён и правда понимает. Знает, что Чимин прав. — Полгода? — и всё же такой срок кажется очень большим, несоизмеримо долгим. Страшно произносить даже, когда на данный момент в руках руки Чимина. — Я не смогу увидеть тебя в течение последующих шести месяцев? — Нет. Это будет чересчур жестоко, — сразу же поясняет Чимин. — Мы будем видеться, ходить куда-нибудь вместе, если захотим, работать вместе, я всё ещё твой редактор и агент, не забывай. Просто… Помимо этого будем сохранять дистанцию, учиться выстраивать личные границы, чтобы то, что мы чувствуем не превратилось снова в повседневность. — А по истечению полугода? — допытывается Тэхён, стараясь разъяснить для себя все детали. А в голове тем временем уже ярко сияет название новой работы Винсента. Если всё пойдёт, как нужно, по истечению полугода у Тэхёна будет подарок для Чимина. — Я вернусь домой, обещаю. Договорились? — Договорились. Тэхён переворачивает их сплетенные ладони, подносит к своим губам и целует чиминовы костяшки, пальцы, запястье. Целует, целует, целует.