В волчьей пасти — кусочек луны

Спасти Роуз. Идея фикс бьёт по вискам вместе с тяжёлыми ударами сердца. Плотно закрывает собой сознание и не даёт думать ни о чём другом с того момента, как у Итана впервые после выматывающей драки наконец-то получается встать с кушетки. Осознание, что его дочь кристаллизовали и закатали в жёлтые колбы, давит тяжёлым грузом на плечи — и даже заверения Хайзенберга о том, что с ней в таком виде всё более чем в порядке, не спасают. Гложет ощущение, что Итан уже проиграл. Внутренности сжимает болезненный спазм отчаяния. Карл уходит куда-то, вновь растворяется в полутени путаных железных коридоров, оставляя Итана одного. Тот с откровенной затравленностью в глазах смотрит на жёлтую колбу, сверкающую толстыми стеклянными боками. На одну из сторон наклеена какая-то потрёпанная бумажка. Итан не хочет, боится подходить, касаться этого предмета. Кажется, если он будет до последнего отрицать его существование, Роуз как-нибудь сама соберётся из кусочков кристаллов, и только тогда он сможет её спасти. А сейчас... словно уже ничего не сделать. Словно всё потеряно, без шансов. Ведёт плечами, чувствует, что все раны практически зажили, разодранное клыками плечо вовсе не болит. Только левая рука на стыке с железом ноет недовольно, словно не желая принимать инородное. Итан всматривается в металлические пальцы, в шестерни, поблёскивающие маслом, осторожно поднимает руку, сгибает механический локоть, и движение неприятно отдаёт в кость. Странные ощущения. Тёмная сталь не чувствует прикосновений, не передаёт тактильные сигналы в голову, этого явно не хватает сейчас — но в то же время мозг послушно принимает механическую руку за свою на подсознательном. Иллюзия восприятия, о действии которой Итан что-то слышал в какой-то научной передаче — как же давно он вот так просто мог смотреть телевизор. Пальцы послушно, пусть и с небольшой задержкой, сжимаются в кулак, натягивают мышцы в плече, больно. Разжимает, касается правой рукой железного запястья, пачкая подушечки живых пальцев в пахучем машинном масле, растирает жирное на кончиках. Трёт правой ладонью о простынь, оставляя на краю масляные разводы. Интересно, как у Хайзенберга получилось сделать такой механизм, связать его с живыми тканями, чтобы оно смогло двигаться? Он действительно по-особенному умён. И опасен, несмотря ни на что. Итан вновь бросает боязливый взгляд на стол. Четыре лорда, четыре жёлтые колбы. Три врага. Или всё-таки четыре? Он не знает. Хайзенберг кажется честным, в той или иной степени. По крайней мере, он помогает — по мере своих сил, в пределах своего понимания. Он ведь прав: та огромная вампирша не оставила бы от Итана ни капельки крови. А Карл спас. Лишил руки — волк лишил, не он сам — но оставил в живых. И обещал помочь. Можно ли ему верить? Скорее нет, чем да. Но в Луизиане Итан бы не выбрался без подсказок Зои, здесь ему не справиться без Хайзенберга. Более того, он не хочет раньше времени наживать противника в его лице — как убить пулями существо, способное управлять металлом? Хватит ему и крылатой Миранды в стане врага. Снова ведёт плечами, уже от прохлады. Голая кожа плеч волной покрывается мурашками, жёлтые грязноватые бинты на груди неприятно трут новую слишком чувствительную кожу. Совсем недавно фабрика казалась душной, разгорячённой работой механизмов в самой её глубине. Сейчас здесь гуляет лёгкий ветер, словно железный зверь, чьё огромное сердце размеренно стучит на нижних этажах, отдыхает, дышит глубоко и спокойно. Итан прислушивается. Тихо. Грохот железной двери лаборатории заставляет сердце испуганно подскочить, многократно ударяясь о рёбра. Постепенно расслабляется, когда в операционную из темноты дверного проёма заглядывает Хайзенберг. Белёсые немного светящиеся глаза бегло осматривают всё с каким-то нездоровым интересом, кидают слишком нервный взгляд на колбу. Словно он почему-то решил, что Итан, схватив одну четвёртую своей кристаллизованной дочери, уже бежит в замок сворачивать шею очередному врагу, забыв обо всём. В белом прозрачном взоре читается неприкрытое облегчение. Итан неосознанно сжимается под взглядом, ему хочется накрыться простынёй. Неприятно, когда кто-то неизвестный, кто-то откровенно опасный смотрит на тебя, не спрятанного под плотным слоем спасительной одежды — на нём только хлопковые чёрные боксеры. Чужой взгляд откровенно лижет тёмную сталь протезов, на заросшем щетиной лице мелькает восхищение — Хайзенберг доволен своей работой. — Как рука? — спрашивает как бы невзначай, одёргивая рукава новой бежевой рубашки — абсолютно такой же, какую до этого измазал в крови, словно весь гардероб у него подобран так, чтобы внешне отражать сумасшедшего инженера-учёного из шестидесятых. — Болит, — отвечает Итан честно, ведёт левым плечом и жмурится от простреливающих мышцы ощущений. — Это нормально, заживёт, — пространно кивает Хайзенберг, подходит ближе, держа что-то в руках. Карл протягивает ему застиранный растянутый пуловер пыльно-песочного цвета. Ткань крупной ручной, кажется, вязки, горловина заляпана пятнами въевшейся намертво чёрной крови — словно бывшего хозяина одежды по-звериному растерзали за глотку. Итан сглатывает, чувствуя укол отвращения, но принимает послушно, натягивая немного колючую ткань прямо на бинты. Рукава оказываются длиннее необходимого, приходится подвернуть. Горловина ложится на острые ключицы, оставляя их открытыми, и Итан недовольно цокает, понимая, что его шея остаётся без защиты от жаждущих впиться ликаньих клыков и маленьких острых челюстей насекомых. Берёт из обжигающе горячих ладоней серые потёртые на коленях джинсы, которые оказываются немного малы — ткань плотно обхватывает бёдра и задницу, но пуговица застёгивается легко и верх сидит по размеру. Ступню обжигает холодом кафель пола, и он машинально поджимает пальцы. — Лучше ничего нет, — критически осматривает его Карл, бесконтрольно облизывается. — Куртку и ботинки возьмёшь перед выходом. — В замок? — уточняет Итан, просто чтобы что-то сказать. — В замок. *** На удивление, Хайзенберг действительно помогает, причём весомо: даёт Итану пистолет, пачку патронов, немного ржавый обрез и горсть гильз к нему и даже пространно намекает, что где-то в замке лежит очень хорошая винтовка со снайперским прицелом, которую Итан почему-то должен найти обязательно сам. Итан только тяжело вздыхает в ответ — ну да, ещё бы Карл не упустил возможности с ним поиграться. Лямка потрёпанного военного вида рюкзака из холщовой ткани приятно оттягивает правое плечо, прикрывает спину, словно бронежилет. Сразу становится спокойнее и как-то легче. — А сам ты никак мне помочь не можешь? — заискивающе смотрит Итан в белёсые глаза, прекрасно понимая, что человек — существо — со способностью управлять всевозможным металлом — союзник похлеще любой снайперской винтовки. — Если ты хочешь, чтобы Миранда на корню вырезала всё наше партизанское движение — давай, только потом не жалуйся, что остался без дочери, — а улыбка хитрая и одновременно слегка раздражённая, весь собранный, как перед боем. — Я помогу тебе, если понадобится. В крайнем случае. Итан снова вздыхает. Он, откровенно говоря, чувствует себя оружием в чужих руках, марионеткой — никак не боевым товарищем. Но он не в том положении, чтобы хоть как-то возникать. Пока нет. Замок возвышается над костлявыми остовами деревянных домиков тёмной пугающей глыбой. Громадное здание видно с любой части деревни, оно едва ли не заслоняет собой утреннее серое небо, затянутое свинцовыми низкими облаками. Под ногами скрипит хрусткий белый снег, испещрённый свежими следами неровных когтистых ног, отдалённо напоминающих человеческие. Итан крепче перехватывает рукоятку дробовика, давя в себе желание вернуться за железные ворота — там было ощущение хоть какой-то предсказуемости. Здесь — неизвестно, что его ждёт. Деревня тихая и безлюдная, только вороны, сидя на голых ветках, каркают, раздражая. Следят чёрными глазками-бусинками за каждым шагом чужака, вновь посмевшего выйти из-под крыла своего жестокого покровителя. Медленный вдох. Ничего, он справится. Выдох. Нужно идти в замок. Недалеко перед поворотом на шаткий деревянный мост его встречает отдалённо знакомый вагончик. Фырчит запряжённая лошадь, пожёвывая стальной трензель, и грузный мужчина ей мягко причмокивает, звеня какой-то мелочёвкой в руках. — Ох, мистер Уинтерс! — неожиданно удивлённо выдыхает странный торговец. — Я так рад, что вы ещё живы. Итан подходит к вагончику настороженно, тяжёлые ботинки вязнут в липком снегу и дорожной грязи. Этот человек весьма благожелательно к нему относится, но это ещё не значит, что он готов кинуться к нему, как к старому знакомому. Кивает в ответном приветствии, всё ещё держась в тени одного из домов. — Мне, увы, довелось видеть, как многоуважаемый лорд Хайзенберг вас... ох. Вмиг погрустневший взгляд цепляется за поблёскивающую сталь механической руки. Железная кисть поддерживает дробовик под дуло, цветом с ним откровенно сливаясь, но не заметить практически невозможно. Итан на автомате встряхивает неживой ладонью и, опуская обрез, прячет её в глубоком кармане тяжёлой замшевой куртки, подбитой внутри тёплым овечьим мехом — Карл по-настоящему расщедрился, ничего не скажешь. — Мне очень жаль, мистер Уинтерс... — Переживу. — Итан фыркает озлобленно, хмурит брови. Почему-то ему не нравится, что кто-то незнакомый тычет в его увечья и сочувствует ему, сразу кажется, что Итан слаб. Печальный взгляд выдерживать тяжело, но торговец вдруг весь как-то подбирается, смотрит довольно и хитро, мягкая улыбочка играет на его губах. — Вы ведь знаете, что искать? — Колбы?.. — скорее спрашивает, чем утверждает Итан, всё ещё не веря, что ему предстоит собрать свою дочь по частям. Надеется, что Хайзенберг ему соврал, что всё это не более, чем какой-то фарс, глупая шутка болезненного рассудка. — Очень хорошо, мистер Уинтерс! — улыбается радостно грузный мужчина, хлопая в ладоши, как большой ребёнок. — Думаю, вы достаточно сильны, чтобы справиться с предстоящим. — Почему вы так думаете? — решается уточнить Итан, хотя по большому счёту ему всё равно — знает, что должен, и это никак не зависит от его желания. — Вы пережили уже очень многое, — Герцог кивает на спрятанную в кармане руку. Итан осматривает поворот на мост, ведущий в громадный замок, нервно следит за крышами, надеясь, что клыкастых ликанов с него более чем достаточно. Ведёт плечами, чувствуя нутром, как греет тёплая куртка. Хмурится, размышляя, спросить или не стоит. — Герцог? — Да, мистер Уинтерс? — рыхлое лицо растекается в хитрой улыбке. — Как мне... собрать Роуз... обратно? — слова даются очень трудно, камнями давят на язык, глухо падают где-то в бессознательном. — Всему своё время, мистер Уинтерс, — качает головой торговец, в глазах снова плещется открытое сожаление, словно хочет помочь, но не может. — Сначала раздобудьте все четыре колбы. Я уверен, вы справитесь. Итан кивает раздражённо. Ну да, ещё бы ему кто-нибудь здесь просто так помог. Даже Хайзенберг, если у них всё сладится, рано или поздно что-то потребует: свободы от Blue Umbrella, которую придётся выбивать через Криса, его смерти или — хуже всего — Роуз. За всё придётся платить, и Итан боится думать об этом. — И, мистер Уинтерс, — Итан оборачивается на оклик. — Я прошу вас, думайте хорошенько, прежде чем доверять. Лорд Хайзенберг не тот, за кого себя выдаёт. Он снова кивает в ответ, уже тяжело и задумчиво, и уходит. Деревянные высохшие от мороза доски натужно скрипят под ногами, вороны, потревоженные, мгновенно взмывают в воздух, громко и противно галдя. Итан жмурится недовольно, хочется тишины. Тяжёлая деревянная дверь открывается всё так же с трудом, будто нехотя, в лицо ударяет горячий спёртый воздух. Итан уже знает, что выгонит из замка назойливых мух — мороз. Холл уже знакомо поблёскивает дорогим аристократическим убранством, и он ловит себя на мысли, что вся эта дороговизна и вычурность откровенно подстать хозяйке. Чрезвычайно высокая статная леди с бледным лицом и пронизывающим насквозь взглядом вызывает паническую дрожь в коленях, это Итан уже ощутил и помнит отчётливо хорошо. На автомате расстёгивает верёвочные пуговицы на толстой тяжёлой куртке, чувствует, как по позвоночнику уже стекает капелька пота — и от духоты помещений, и от напряжения. Хочется глотнуть морозного воздуха, смотрит на окна в коридоре. Деревянный приклад обреза кажется повидавшим виды, но всё ещё достаточно крепким — и Итан с размаху бьёт им по стеклу. Отскакивает под громкий звон, стряхивает осколки с куртки рукой, разумеется, разрезая тонкую кожу между пальцами, выступает кровь. Надо было это сделать механической рукой. Холодный ветер свистит в стенах, обдавая свежим потоком прямо в лицо, мгновенно морозит живые костяшки, пальцы стынут. Изо рта белым облачком пара вырывается рваный выдох. Возможно, это поможет, если объявятся те пугающие существа, собранные из мелких насекомых. Итан медленно продвигается по коридору, осматривая комнаты и дорогое убранство, взгляд то и дело цепляется за лепнину, позолоту, колонны. Высокие потолки визуально добавляют больше пространства даже в узкие коридоры. Красиво, правда красиво, пусть и вычурно, на его вкус. Он любит, чтоб попроще, чтоб домашний уют в каждой детали: тёплый плед на мягком диване, деревянная простая мебель, полки, заставленные прочитанными десятки раз книгами. Комнаты замка же кажутся пустыми и бездушными, впечатляющими, да, но какими-то слишком холодными, слишком неживыми. Пустующими. Неожиданно в одной из комнат Итан замечает большую вазу, измазанную яркой жёлтой краской. Цвет сразу привлекает внимание, цепляет взгляд, заставляет приглядеться. Медленно прикрывает за собой дверь и подходит к странному предмету, который заметно выбивается из общей картины, несмотря на его вписывающуюся в убранство дороговизну. Заглядывает внутрь: слишком темно, чтобы увидеть, что внутри. Руку засовывать в неизвестную темноту как-то очень не хочется — даже стальную. Обходит, осматривает вазу, как что-то незнакомое, хмурится, пытаясь придумать, как залезть внутрь — и в итоге, разозлившись, что тратит впустую время, с размаху бьёт по хрупкому фарфоровому боку деревянным прикладом. Ваза рассыпается большими острыми осколками, складывается, как карточный домик, мелкая пыль оседает на носках чёрных ботинок. Из-под осколков Итан вытаскивает пачку патронов к винтовке и потрёпанный плотный листок, приклеенный к картонной крышке упаковки. Надпись корявым почерком кричит: «Разнеси к херам этот замок!!». Он кривится, не любит заниматься вандализмом, даже если это дом его врага. Но если Карл умудрился спрятать припасы в таких местах, как эта ваза, то ничего не остаётся, кроме как разбить их все — кто он такой, чтобы разбрасываться патронами. Коридор привычно приводит его в просторный холл с лестницей на второй этаж, статуями без лиц и массивной дверью. Здесь на него напали те два странных создания, напоминающих сотканных из множества мелких мушек девушек с измазанными потёкшей тушью бледными лицами. Здесь же... Они нападут снова. — Итан Уинтерс-с, — шипит неясный силуэт, клубится роем потревоженных ос, жужжит и готовится к прыжку. — Ты зря явился к нам. — Ты ответишь за смерть нашей сестры! — отчаянно вопит вторая и мгновенно кидается вперёд. Итан не выдерживает панического напряжения, и палец сам давит на спусковой крючок, отдачей мгновенно бьёт в плечо — дробь, не встретив никакого сопротивления, оказывается в стене. Шипит болезненно, когда мелкие челюсти впиваются в открытое горло, пронзают кожу, раздирая мышцы. Отмахивается руками панически, пытается запахнуть плотную куртку, но мелкие насекомые уже заползли за растянутый воротник, щекочут рёбра своими жёсткими крылышками и мелкими лапками. Итан бежит куда-то вперёд, натыкаясь прямо на второй жужжащий рой, вдыхает ртом рвано — и задыхается от ощущения мушек, ползающих по языку. Мгновенно бьёт дрожь, по горлу прокатывается ком тошноты — мерзко, слишком мерзко. Где-то сбоку безумно смеются. Рой мгновенно собирается в женский силуэт, перед лицом появляются тёмные обведённые потёкшей тушью глаза. Насекомые во рту складываются в чужие пальцы, давят на язык, проходятся ногтями по нёбу, проводят по зубам. Мгновенно скапливается слюна, которую Итан абсолютно не желает глотать, и вытащенные из его рта пальцы влажно блестят в свете свечей, тоненькая ниточка тянется от губ и рвётся в воздухе. Девушка задорно смеётся, обнажая белые вампирские клыки, наслаждаясь откровенной паникой в светло-зелёных глазах, и с силой толкает его в грудь. Итан едва ли не падает, врезается спиной в стену болезненно, но мгновенно весь подбирается и срывается с места — в какой-то из множества коридоров. Бежит, рвано дышит через нос, перекатывает на языке солёную от пальцев слюну, давя внутри порыв отвращения, куда-то нервно сплёвывает. Всё неважно. Крепче хватает руками дробовик, на ходу перезаряжает выстреленную гильзу, молясь, чтобы нашлась просторная комната с огромным количеством окон или чтобы ноги вновь принесли его в заброшенное крыло. В углах тупиков несколько раз попадаются те самые большие вазы, и он в спешке бьёт лишь некоторые из них, хватаясь за новые пачки патронов, как за спасательный круг. Руки бьёт панический тремор, постоянно кажется, что чёрный рой вот-вот — и настигнет. Мелкие укусы на шее мгновенно начинают аллергически наливаться влажными волдырями. Итан вылетает за какую-то дверь, захлопывает её и прижимается спиной, дышит тяжело и поверхностно, понимая, что вновь потерялся. Воздуха не хватает, короткие волосы липнут ко лбу от пота, жарко, хочется скинуть куртку — но она слишком дорога во всех смыслах, чтобы так разбрасываться вещами. Осматривается беглым взглядом, его занесло в какую-то библиотеку, пыльную и неосвещённую, только дневной свет льётся из окон под самым потолком. Окна. Под потолком. Мушиный гудящий рой влетает в комнату прямо через дверную щель у самого пола, маячит перед глазами озлобленной чёрной тучей, вновь собирается в нечёткий плавающий силуэт. — Сестра пошла звать маму, а я пока с тобой развлекусь, мужчинка, — облизывает чёрные обведённые помадой губы языком в откровенно пошлом жесте, и Итана снова тошнит. Он выхватывает из-за пояса пистолет, вскидывает дуло куда-то вверх, над неясным силуэтом, стреляет сразу несколько раз. Звонкий женский смех режет слух. — Ничему ты не учишься, дурачок, — хохочет девушка, обнажая острые выступающие клыки, и кидается на Итана. Тот отскакивает, больно ударяясь спиной о стеллаж и роняя часть книг на пол, поднимая клубы пыли в спёртый тяжёлый воздух. Кашляет надрывно, горло мгновенно начинает першить. Вновь отскакивает, избегая очередной удар. Жмурится подслеповато, в глаза попали кусочки пыли, взор заливают выступившие слёзы. Кое-как трёт рукавом лицо, вновь вскидывает дуло к потолку, выпускает остатки обоймы в окна. Стекло, не выдержав, трескается. — Что ты творишь, смертный ублюдок!? — визжит мушиный рой, отмахиваясь от падающих осколков. Нечёткий силуэт мгновенно приобретает ясные черты, покрывается белой изморозью, кричит и воет от холода. Итан, не теряя времени, мгновенно вскидывает обрез, выпускает в живот и плечи мелкую дробь, выстреливая сразу два патрона. Панически перезаряжает оружие, руки бесконтрольно трясутся, и железная — тоже. Одна из гильз выскакивает из металлических пальцев, летит прямо под ноги замерзающей девушке, и благодаря этому Итан успевает заметить блеск металла — серп проходит в сантиметрах от его уха, цепляя и надрезая капюшон. — Маленький настырный!.. Её прерывают ещё два выстрела, точно в лицо, впритык. Щёки исходят чёрными бороздами трещин, разрезая глаза, нос, губы, девушка кривится в смешении сильного гнева и извращённого вывернутого наизнанку страха. — Не-ет! Не хочу..! Не хочу умирать! — хнычет, раскидывает руки в странном жесте, бьётся лбом об одну из колонн. Наполовину кристаллизованное тело послушно принимает в себя ещё два выстрела дробью и, окончательно застывая, рассыпается в пыль под громкий душераздирающий стон боли. Итан дышит тяжело, загнанно, чувствует, как щиплет шею от мелких укусов. Давит в себе странное такое же извращённое чувство, что убил человека. Рваный вдох. Это был не человек — монстр, желавший его смерти. Тварь, повинная в том, в каком сейчас состоянии находится его дочь. Медленный выдох. Да, так лучше, определённо. Колени дрожат и норовят подкоситься, Итан встряхивается, пытаясь скинуть напряжение. Помогает слабо, руки всё ещё немного дрожат. К горлу мгновенно подкатывает тошнота, как только вспоминает, что эти мерзкие насекомые были у него во рту, фантомное ощущение пальцев на языке не исчезает. Достаёт трясущимися ладонями жестяную фляжку, кое-как откручивает крышку, полощет рот, выплёвывая прямо на пол. Рваный вдох вроде бы успокаивает панически бьющееся под рёбрами сердце. Делает ещё глоток, убирает стратегический запас обратно в рюкзак за спиной. Перезаряжает выстреленный за драку пистолет, дёргая мягким смазанным затвором. Кажется, его ждёт ещё одна такая же тварь, слепленная из насекомых. Итан не хочет. Итан понимает, что надо — от этого зависит жизнь его дочери. В сверкающих убранством коридорах тихо, только холодный ветер завывает в разбитых им окнах. Итан не уверен, что идёт обратно тем же путём, как бежал сюда — в панике все коридоры слились в один длинный и долгий. Натыкается на тупик, дёргает двери комнат, открытой оказывается только одна. Заходит, с лёгкостью, будто отпустив себя, разбивает вазу, забирая уже четвёртую пачку патронов к винтовке. Найти бы саму винтовку. Осматривается в скупо обставленной комнате для гостей — скупо именно что в сравнении с остальным замком. Замечает выход на балкон, ему ничего не остаётся, кроме как пройти по деревянным лесам на головокружительной высоте, возвращаться назад в путаные коридоры нет никакого смысла. Провал под ним воет морозным ветром, едва не сдувая с ног сильными порывами, хлипкие деревяшки так и норовят сломаться под чужим весом. Едва успевает перескочить на более твёрдый камень. В одном из окон мелькает старшая Димитреску. Высокая, статная, злая. Она рассказывает Миранде по старинному проводному телефону о том, что Итан сбежал от нерасторопного Хайзенберга и теперь ошивается в её замке, нарушая покой дочерей. Откровенно злой, полный ненависти вампирский оскал из зеркала, кажется, направлен прямо на Итана, и он чувствует, как в затылок ему дышит сама смерть. Вампирша с рычанием швыряет туалетный столик, разбивая его в щепки. Слишком сильная. Слишком страшно. Итан осторожно перекидывает ноги через подоконник, залезая в открытое окно. В комнате откровенный беспорядок, и ему даже немного жаль такую дорогую мебель, безвозвратно теперь сломанную, осколки зеркала хрустят под ботинками. Осматривается панически, из помещения только один выход — следом за Димитреску. Главный ключ от всех закрытых комнат очень кстати бросается в глаза. Вампирша появляется, как нечто неотвратимое, огромная, пугающая, её озлобленный вид не сулит ничего хорошего. Глаза горят пылкой яростью. — Ты, мерзкий мужлан! — воет с каким-то надрывным отчаянием, рот перекошен в ненависти. Итан ничего не успевает — вампирша хватает его за шиворот сильной рукой, поднимает в воздух, ноги болтаются, не чувствуя твёрдого пола. В нос ударяет сладкий запах дорогого парфюма, клыкастый оскал сверкает острой белизной. — Как ты посмел!.. — она швыряет его на пол с такой силой, что у Итана мгновенно темнеет в глазах. — Заявиться в мой дом!.. — сильная хватка вцепляется в воротник, приподнимает и вновь бьёт головой об пол. — Тронуть моих дочек!.. Едва удаётся дышать, с каждым ударом из Итана словно выбивают дух. — А теперь пытаешься меня обокрасть!.. — полный ненависти клокочущий голос прямо над ухом позволяет кое-как держаться в сознании. Деревянный пол надрывно трещит, доски лопаются, и Итан проваливается куда-то вниз, пробивая собой ещё минимум один этаж. Падает в груду дощатых обломков, чувствует в пальцах занозы. В глазах пульсирующе темно, в ушах громко звенит от ударов головой об пол. Он кашляет от поднявшейся пыли, кое-как пытается встать, заваливается набок. Всё тело бьёт бесконтрольная дрожь, ему страшно. Димитреску сильная, слишком сильная. Он с ней не справится. Едва встаёт на ноги, поднимает выпавший из рук пистолет — хорошо, что он в полёте не потерялся случайно где-нибудь на верхних этажах. Надрывно дышит, осматривается. Какие-то каменные подвалы, здесь от стен куда прохладнее, чем в душном непроветриваемом замке. Нужно выбраться отсюда. Катакомбы петляют, в углах темно. Находит несколько деревянных ящиков, обмотанных жёлтой изолентой, едва ли не матерится — неужели нельзя было хоть где-нибудь оставить бутылку антисептика вместо патронов к винтовке, которую он и в глаза не видел? Искусанная шея щиплет и чешется страшно, не может терпеть, раздирает аллергические волдыри ногтями, срывая свежие кровавые корочки. Выходит куда-то в темноту, в нос мгновенно ударяет тошнотворный запах гнили. Ржавые решётки до самого потолка напоминают средневековую тюрьму, каменная кладка на полу испачкана лужами липкой застывшей крови, в стены вбиты железные колья с толстыми цепями. Под потолком на больших крюках висит нечто, замотанное в холщовые мешки, с них стекает в тазы тёмная кровавая жижа. Итан глотает комок отвращения и мгновенно подскакивает, вскидывая пистолет — за спиной раздаётся пронзительный рычащий визг. Из темноты нетвёрдой походкой на него идёт нечто иссушенное, мерзкое, с серой сморщенной кожей. Костлявая рука тащит по камню старый затупленный меч с неприятным скрежещущим звуком, замахивается. Итан стреляет в сухую кисть, и меч выпадает из разжавшейся ладони. Существо болезненно воет, кидается вперёд, растопырив серые сморщенные пальцы с острыми чёрными когтями на концах, и получает два выстрела точно в лоб. Падает грузно на холодный пол. Итан рвано выдыхает. Солдаты, ликаны, а теперь — что это? Зомби? Пожалуй, этому месту его уже ничем не удивить. Иссушенные твари ещё пару раз попадаются на его пути, но быстро падают замертво, начинённые свинцом. Не слишком опасные противники, но если нападут скопом — пиши пропало. Итан продвигается по подвалам максимально быстро, как может, пытаясь найти выход наверх, обратно в замок. Нужно поскорее добраться до колбы и сбежать отсюда. Ступени лестницы поблёскивают в неровном свете свечей отполированным камнем, словно по ним ходили очень и очень часто, спускаясь в тюремный подвал, таща за собой многочисленных жертв. Итана дёргает от этих мыслей. Он ведь мог стать одним из тех бескровных неприкаянных существ — мог, но Хайзенберг отдал его в волчьи лапы, тем самым сохранив жизнь. Коридор бьёт по глазам ярким светом, отражённым от белых позолоченных стен. Жмурится, трёт пальцами веки, пытаясь избавиться от сухости и ощущения песка, промаргивается. Он смог выйти обратно в замок, но куда именно? Заглядывает в мутное окно, разбивает стекло прикладом, лицо обдаёт освежающий ветер, острые снежинки сильным потоком неприятно бьют по щекам. Похоже, началась метель. Идёт куда-то в попытке найти выход. Натыкается на закрытую дверь, шарит по карманам. Ключ из комнаты Димитреску без сопротивления входит в засов, щёлкая замком. Итан хмыкает — удобно. Попадает в тёмную комнату с голыми каменными стенами, в центре стоит стол, заваленный немного заветренным мясом. Тошнит от мысли, что этот огрызок когда-то мог быть человеком. Рядом на стуле в жестяном тазу видит бутылку из тёмного стекла, погружённую в кровавую жижу. Кажется, это кухня, и всё здесь готово к тому, чтобы готовить обед для обитающих в замке монстров. Дёргает ручку другой двери, и за ней раздаётся встревоженное жужжание. Сердце глухо падает в пятки. Опять. — Ты!.. — озлобленно кричит женский силуэт, собравшийся из облака насекомых за спиной. Сверкает острый серп. — Убийца! Итан панически отскакивает, избегая удара, достаёт из-за спины обрез. Шипит от новых укусов, впивающихся в измазанную кровью шею. Подлетает к мутным окнам, пытается разбить стекло через железную решётку. Руки осыпают острые осколки. — Что!? — визжит испуганно последняя из сестёр, сгибается под потоком ледяного воздуха, снежинки покрывают её хрупкие плечи. — Нет! Мама!.. Итан, не вслушиваясь, стреляет. Паника бьёт сердцем по рёбрам, но он чувствует холодящее спокойствие, морозным воздухом обжигающее лёгкие. Нет смысла бежать. Её нужно убить, она последняя. Она мешает ему спасти Роуз. — Умри! — рычит Итан, чувствуя клокочущую в груди ярость, и вновь стреляет, отдача бьёт по рукам. Дробь впивается в точёное фарфоровое лицо, пуская сетку трещин под болезненные всхлипы. Перезаряжает, стреляет. Перезаряжает, стреляет. На автомате. Пальцы крепко держат деревянный приклад, не дрожат. Нечеловеческий вой застывает вместе с кристаллизованным телом, растворяется в потоке воздуха, рассыпается вместе с силуэтом. Итан дышит рвано, сгибается, опираясь на свои колени. Адреналин бьёт по голове вместе с кровью, набатом стучащей в ушах. Осталась только главная вампирша, могущественная хозяйка этого замка. Рваный вдох. Итан справится. Не может не. Он должен. Во имя своей дочери. Выдох. Спасти Роуз, во что бы то ни стало. Не перестаёт нервозно расчёсывать шею, кожа горит, не желая регенерировать без обработки. Кидает беглый взгляд на пальцы — все в тёмной липкой крови, его крови. Чёрт. Очередной поворот наконец-то приводит его в главный зал с лестницей наверх. Статуи без лиц, тяжёлые двери. Итан устал, он не знает, куда идти. Испещрённое шрамами колено ноет от натуги и долгих пробежек, расшитое левое плечо, кажется, начало кровить, болит. — Вот ты где! — озлобленно скалит клыки Димитреску, так некстати появившаяся на балконе второго этажа. Итан панически кидается в какую-то дверь, оббегает широкий диван, забегает в другую комнату. Это... спальня? Тупик. Рука в чёрной шёлковой перчатке крепко ловит его за плечо. — Я тебя ненавижу! — белое аристократическое лицо перекошено злобой, по щекам текут чёрные дорожки слёз. — Я убью тебя! Итан в защитном жесте выставляет вперёд руки, зажмуривается в ужасе. Перед глазами сверкает что-то чёрное и острое, правую руку мгновенно простреливает сильная боль. Воет в голос, сжимает зубы, хватается металлическими пальцами за обрубок правой руки, из которой потоком хлещет тёплая кровь. Ладонь со сжатым в ней пистолетом лежит на полу. Отскакивает назад, ударяясь спиной о какой-то комод. — Мои дочки! — натужно хнычет Альсина, утирая шёлковым рукавом чёрные слёзы. Её затопило горе. Итан успевает обойти сбоку, схватить с пола ладонь с пистолетом и пулей вылететь из спальни обратно в главный холл. Бежит по лестнице на второй этаж, открывая плечом двери, шипя и стискивая зубы от боли. Ныряет в дыру в стене и останавливается, панически озираясь. Кажется, сюда вампирша не сможет зайти — двери из комнаты перегорожены стальными прутьями. — Ну надо же, meine besondere, — скалится Хайзенберг, сидящий вразвалочку на позолоченном столе из ценных пород дерева и пускающий сигарный дым под потолок. Итан краем глаза замечает несколько окурков под его ногами. — Ты ещё жив. Шугается неожиданной встречи, но сразу успокаивается, обратно отвлекаясь на острую боль в отрубленном запястье. Белёсый насмешливый взгляд цепляется за вид торчащей кости, обрамлённой окровавленной плотью, мгновенно становится серьёзным и недовольным. — Итан, блядь. Ты опять? — Антисептик есть? — устало спрашивает, пропуская агрессию мимо ушей. Подходит к Карлу, кладёт отрубленную ладонь на стол рядом, замечая, как тот хмурится в недоумении. Принимает открытую бутылочку и, сцепив зубы, поливает обрубок руки, шипя от прострелившей боли. Приставляет ладонь к запястью, немного крутит, чувствуя, как раздражённые ткани охотно липнут друг к другу, как обратно связываются в одно целое мышечные волокна. Отрубленная рука отдаёт болезненным шумом в пальцах, колет иголочками, возвращая нервам чувствительность. — А сразу нельзя было сказать, что ты так умеешь? — звучит Хайзенберг обиженно, выдыхая табачными смолами прямо в лицо Итану. На заросшем щетиной лице сменяют друг друга восторженный интерес, странная грусть и колкая обида. — Не уверен, что смог бы прирастить мясо вместо ноги или обглоданную кость, — само срывается с языка, Итан не хотел этим делиться. Хайзенберг скалится в довольной улыбке. — Ну, хоть признаёшь, что я не зря старался, — медленно затягивается сигарой. — Где колба? — Итана мелко трясёт, он на взводе и не готов тратить время на разговоры. — Откуда ж мне знать, — так просто пожимает плечами Карл, закидывая ногу на ногу, это показушное спокойствие вызывает у Итана неконтролируемую агрессию. — Взгляни лучше. Смотрит в ту сторону, куда указал Карл. Большая красивая шкатулка на одной из полок мгновенно привлекает взгляд. Итан идёт к ней, тянет руки. — Не вздумай порезаться, откинешься только так, — предупредительно машет сигарой Хайзенберг. В шкатулке — кинжал. Острый клинок красиво блестит даже в недостатке света, камни на толстой рукоятке переливаются всеми цветами радуги, завораживая. — И зачем мне какой-то нож? — недоумевает Итан, осторожно крутя в руках холодное оружие, стараясь не касаться острия — раз Карл предупредил его, это может быть действительно опасно. — Wie dumm bist du, — фыркает раздражённо в ответ, туша скуренную сигару о подошву ботинка и кидая окурок прямо под ноги. — Кинжал отравлен, и только им можно завалить эту огромную суку. Итан кивает, понимая. Это действительно выглядит... полезно. И он правда чувствует благодарность за весомую помощь. Вслух этого не говорит. — А теперь дай сюда свою шею, она выглядит, как кровавый пиздец, — Карл выуживает из кармана потрёпанного плаща большой ком чистой ваты, словно готовился к тому, что Итана потрепают в драках. Шершавая ладонь касается механических пальцев в попытке забрать антисептик. — Я и сам справлюсь, — бурчит Итан, но стеклянную бутылочку отдаёт. Карл клыкасто улыбается. — Само собой, meine besondere, ты справишься. Белёсые глаза сверкают плоскими искрами, концентрируя в себе весь немногий свет из тёмной комнаты. Прозрачные радужки подобны лунным камням, их взгляд откровенно смеётся. Итан засматривается, пытается вглядеться глубже, найти ответы на все свои вопросы. Паранормальная сила мягко тянет за сталь протезов, заставляя сделать шаг ближе. И ещё. И ещё. Карл встаёт на ноги, соскальзывая со столешницы, обильно смачивает оторванный кусок ваты жидкостью из бутылочки, тянет руки к окровавленной шее. Ладони мягко ложатся на плечи, поворачивают к тусклому дневному свету из мутного непрозрачного окна так, чтобы было удобнее. В итоге Итан оказывается прижатым сильным телом вплотную к столу. Отводит взгляд, старается сконцентрировать своё внимание на ноющих влажных укусах, шумно вдыхает через нос табачную горечь. Слишком близко. — Что это значит? — спрашивает Итан невзначай, хоть его действительно интересует ответ. — Что именно? — шепчет Карл медленно, сосредоточенный на многочисленных ранках. Мокрая вата касается кожи, тот несдержанно шипит от боли, напрягая челюсть. Хайзенберг мягко улыбается. — Майнэ... безо... дэрэ? — пытается повторить, снова шумно вдыхает через нос, терпя боль от обработки, чувствуя, как кожа мгновенно начинает регенерировать и затягиваться, раздражённая. — Мм, — тихо тянет Карл в ответ, улыбка становится задумчивой и какой-то натянутой. — Не скажу. Белые глаза вновь сверкают весельем. Протез начинает мелко подрагивать, словно Карл... занервничал? Итан хмыкает, пытается подавить, скрыть бесконтрольную улыбку. Получается плохо. Смотрит в ответ с наигранным раздражением. — Я тебе говорил это, — мгновенно парирует Карл, не давая ему сказать ни слова, — но ты не слушал. — Неправда, — закатывает глаза Итан. — Даже если и так, в чём проблема повторить? Карл смотрит пристально, задумчиво, будто слова коснулись чего-то слишком глубокого, скрытого от чужих глаз. Проводит в который раз окровавленной ватой по уже чистой шее, стирая тёмные разводы. Свежую с розоватыми пятнами кожу слабо пощипывает, антисептик, испаряясь, холодит открытую шею. Шершавые пальцы проводят словно случайно, посылая волну мурашек вдоль позвоночника. Горячее горькое дыхание лижет щёки. — Проблема... Неожиданно за стеной раздаются тяжёлые шаги, злые крики, полные ненависти, грохот, словно что-то из мебели швырнули в стену. Альсина Димитреску ищет виновника всех смертей, готовая разорвать человека на куски, выжать из него всю кровь до последней капли — во имя её дочерей. — ...в этом, — а улыбка хитрая, азартная, белые глаза горят огнём. Итан рвано выдыхает, уже по-настоящему раздражённо закатывая глаза. Лёгкий смешок вырывается у Хайзенберга, наблюдающего за такой реакцией, он делает шаг назад, восстанавливая между ними нарушенную дистанцию. — Давай, папаша, пора спасать твою Роуз. Итана снова мелко трясёт, он резким движением выхватывает из-за спины обрез — безопасное мгновение кончилось. *** Острый кинжал рывком входит под рёбра, разрывая ткани, впиваясь во внутренности, отравляя своим клинком всё внутри. Взгляд вампирских глаз жжёт ненавистью, длинные когти в ответ протыкают живот. Больно. Итан сгибается пополам, чувствуя себя так, словно его самого проткнули ядовитым ножом. Отхаркивает кровью на бюст платья, взгляд цепляется за чёрные трещины, глубокими бороздами проходящими по белому фарфоровому лицу. Вампирша озлобленно скалит клыки, фыркает и отшвыривает Итана в каменную стену, больно ударяя спиной. Он безрезультатно ловит ртом вдохи, пытается встать, тело бьёт дрожь. Димитреску воет и рычит. Женский силуэт ломает в тени стен, взгляд панически выхватывает кожистые крылья. Альсина надрывно смеётся, кажется, ей нравится всплеск своей силы. Итан, бегло ощупывая рёбра после удара, думает, что сильнее уже некуда. — Тебе повезло, Уинтерс! — надрывно рычит огромный монстр, лысый толстый хвост отчаянно бьёт по стенам, разнося башню. — Только матерь Миранда видела меня в таком облике! Массивное чудовище скребёт когтями по каменной кладке, выскакивает на свет из дыры в стене, взмывает в воздух, размахивая огромными крыльями. Итан ужасается, ладони потеют, на лбу выступает ледяная испарина. Тварь хлопает клыкастыми челюстями, напоминающими по строению одновременно цветок и паучьи хелицеры, прыгает прямо на него, в нос ударяет смрад. Толстые когти неаккуратно хватают его за рёбра, под руки, поднимают в воздух. Сердце падает в пятки, душа по ощущениям осталась где-то на твёрдой земле, в ушах воет воздух. Огромный дракон, внешне весь напрочь извращённый, кружит с добычей в лапах над замком, кидает его куда-то на крыши. Итан вскакивает мгновенно, пошатывается, хватаясь руками за приклад винтовки — да, он всё-таки смог найти её перед главной битвой, не без подсказок Хайзенберга, само собой. Дракон сильным прыжком налетает сверху, бьёт кожистыми крыльями по каменной кладке стены, ревёт агрессивно и восторженно, предчувствуя свою победу над обычным человеком. Приклад больно бьёт отдачей выстрелов, кажется, на плече останутся синяки. Монстр ревёт, срывается с места, вырывая когтями булыжники из крепкой стены. Взмывает в воздух. — Тебе не победить меня! — ревёт Димитреску гортанным извращённым голосом, смеётся надрывно, истерично. Итан прикладывается к прицелу, выпускает несколько выстрелов в белое тело на спине, вьющее длинными щупальцами. Дракон рычит озлобленно, стонет женским болезненным контральто, вывернутым наизнанку по звучанию, неприятно звенящим в ушах. Тварь ведёт в воздухе, и она наскоком приземляется прямо перед Итаном, щёлкает челюстями смачно, ряды острых клыков мелькают прямо перед глазами. Итан отскакивает, падает на спину, больно ударяясь левым ещё не зажившим плечом. Дракон вспарывает воздух когтями в метре от его ноги, и снова, и снова. Добыча извивается ужом, не даётся в лапы хищнику, дерётся до последнего. Итан выстреливает ещё несколько пуль в обширную пасть, тёмная горячая кровь брызгами льётся на одежду, пропитывая ткань. Димитреску ревёт, хвост с силой бьёт по крыше в недовольстве. Спусковой крючок холосто прощёлкивает, кончились патроны. Пытается выбраться из-под огромной прижавшей его к холодному камню туши, толстые когти проводят слишком близко к голове, выбивая из булыжника искры. Челюсти щёлкают прямо рядом с лицом, ловят винтовку за дуло и отбрасывают куда-то вбок. Итан отвлекается, тянется за отлетевшим оружием — чувствует, как массивная лапа вспарывает только-только затянувшийся живот. Болезненно харкает кровью. — Умр-ри! — протяжно рычит страшный монстр, расправляя костлявые широкие крылья в победном жесте. Итан надрывно кашляет, боль заставляет свернуться калачиком в мощных лапах, по подбородку стекает кровавая слюна. Когти прицельно рвут горло, вспарывая и выворачивая трахею, воздуха мгновенно не хватает, одежда пропитывается горячей кровью. Итан с трудом достаёт пистолет, выстреливает куда-то всю обойму, вроде даже попадая по белому силуэту с щупальцами. В глазах влажно плывёт, на языке отчётливый привкус металла и смерти. Что-то массивное наскакивает на монстра, выбивая из равновесия, заставляя отпустить растерзанную добычу, сделать несколько тяжёлых шагов назад. Дракон ревёт, расправляет кожистые крылья, припадает на лапы. Итан ловит момент — отползает в тень, к стене, зажимает рукой окровавленное горло. Трясущаяся ладонь находит на дне рюкзака прохладу стекла, и он мгновенно обливает шею щиплющим антисептиком, хватает ртом воздух, как рыба. Остатки выливает на растерзанный живот. Раздражённые ткани послушно восстанавливаются, отрастая, связываясь, собираясь в первоначальное целое. Дышит часто и поверхностно, стараясь вернуть достаточный уровень кислорода в крови. В глазах проясняется — застывает в ужасе. Дракон рычит, воет, замахивается массивными лапами, отбиваясь от прицельных нападений волка, яростно сверкающего белёсыми глазами. Уши озлобленно прижаты к голове, белые клыки кусают, впиваются в толстую искажённую мутациями плоть. Противостояние потустороннего и звериного. — Хайзенберг! — ревёт Димитреску, размахивая хвостом в гневе. — Я знала! Чёртов ты предатель! Волк озлобленно рычит, заскакивает на широкую спину между крыльями, клыки впиваются в белый силуэт. Щупальца извиваются дико, хлещут зверя по морде, и дракон сильным рывком сбрасывает его с себя, швыряя в стену. Волк скулит, мельтешит по камням лапами, пытается встать через боль. Итан, сбрасывая оцепенение, вскидывает перезаряженную винтовку. Плевать на ту чертовщину, что здесь происходит. Нужно разобраться с Димитреску. Пули впиваются в белый дёрганый силуэт, дракон обессиленно падает на свои лапы, стонет. Тяжёлым прыжком монстр взлетает в воздух, взмахивает крыльями, падает точно на Итана, хватая того когтями за рёбра. Винтовка выпадает из рук. — Даже не надейся на хороший исход! — кричит Димитреску, клацая челюстями. — Роуз принадлежит нам! Туша, падая, проламывает своим весом каменную кладку, и они оба летят вниз, в темноту одной из башен. Дракон болезненно стонет, воет отчаянно, на последнем издыхании. Сильный удар о землю выбивает из Итана дух. Белый силуэт на широкой спине в последний раз издаёт жалобный стон и застывает, кристаллизуется, подобно своим замёрзшим от холода дочерям. Осыпается серым пеплом, матовыми некрасивыми осколками, превращаясь в груду мелких камней. Итан дышит с трудом, чувствуя сильную тупую боль в рёбрах, мешающую набрать больше воздуха в лёгкие. Медленно подтягивается на руках, хрипит, кашляет каменной пылью. Кое-как с большим трудом встаёт на подкашивающиеся ноги, спотыкаясь о каменные осколки. На алтаре сверкает жёлтая колба. Рукавом вытирает пот со лба, промаргивается от пыли. Всё тело болит сплошным кровоподтёком, возможно, сломана пара рёбер. Плевать. Тянется руками к колбе, осторожно обхватывает её трясущимися пальцами. Трудно, слишком. На заляпанной грязью этикетке надпись: «голова», чуть выше — «Розмари У.». Итан тяжело оседает на холодный пол, опираясь спиной о каменный алтарь, обречённо всматривается в непрозрачное стекло. Дневной свет из дыры в каменной стене заслоняет собой волчий силуэт. Звериные глаза сверкают плоскими искрами, смотрят осознанно. Итан устало морщится. — Уйди, — хрипит, крепче сжимая в руках колбу. Дрожащей рукой поднимает пистолет. — Ну же, брысь! Волк не уходит, сверлит тяжёлым белёсым взглядом, но и не подходит ближе. Прижимает острые уши, наклоняет морду к земле, будто... извиняется? Нет. Нет, Итан не верит. Не хочет верить. Это невозможно. Это не может быть он. Это какой-то кошмар.