В волчьей пасти — кусочек луны

Итан рвано выдыхает, понимая, что в голове у него — настоящая каша. Пытается вытряхнуть этот плотный комок из мыслей хоть как-то, не цепляется ни за одну шальную идею, позволяя всему проскальзывать мимо, медленно скручиваться и растворяться в воздухе, как сизый горький дым тлеющей в темноте сигары. Трёт виски в негодовании: нужно сосредоточиться. Механические пальцы приятно холодят кожу, и он машинально прикладывает стальную ладонь к горящему лбу в попытке вернуть рассудок. После эмоционального всплеска он всегда вот такой, потерянный и разбитый, и это абсолютно всегда его бесило до ужаса — и сейчас бесит тоже. Жёлтые гранёные бока трёх колб сверкают отражённым светом лампы, цепляя взгляд, привлекая внимание, отвлекая напрочь. Тёмные размытые силуэты плавают внутри, и эта картина пугает его вовсе, до дрожи — и завораживает. Боится точнее представить, что именно лежит в этих банках, всё ещё испуган игрой подсознания: белёсая лужа и маленькие обескровлено бледные ножки. Слишком… нереально. Слишком сверхъестественно, слишком невозможно – да всё слишком. Проводит живыми пальцами по одной из колб, той самой, что вдоволь «настрадалась», со звоном выбивая кусочки старого кафеля, что была причиной его срыва. Ни трещин, ни царапин, словно толстенное стекло не просто закалённое, а какое-то пуленепробиваемое абсолютно. Рваный выдох вырывается сам собой. — Я не понимаю, Хайзенберг, — в который раз чуть хрипло тянет Итан, устало прикрывая веки. — Что значит «рыба»? — То и значит, — раздражённо рычит тот, закатывая глаза, вновь весь собран и взвинчен, как пружина, словно готов в любую секунду кинуться рвать любого подвернувшегося под руку. — Моро — ебучая огромная рыба, и тебе определённо стоит помнить об этом, прежде чем пытаться идти на конфликт. Широкой шершавой ладонью подбрасывает огромный рычаг, сверкающий тёмной потрёпанной сталью, оплетающей деревянную основу. Тяжёлая массивная запчасть застывает в воздухе подобно пушинке, крутится и вибрирует, подчиняясь беззвучному приказу. Литой рисунок, украшающий рукоять, напоминает череп, из зубастой пасти которого вылезает змея, вьётся опасно и хищно. Итан с трудом отводит глаза, цепляясь взглядом за торчащий деревянный обломок. Кажется, этот старый рычаг, сломавшись, окончательно пришёл в негодность, тёмное дерево заметно потрескалось и ссохлось уже давно. Интересно, от чего он и зачем нужен Хайзенбергу? — Хорошо, и что ты предлагаешь? — вновь устало трёт виски Итан. Карл самодовольно скалится, вновь показушно легко крутя в воздухе увесистый предмет, не прилагая при этом абсолютно никаких усилий. — Застрели его до того, как он обратится, — жмёт плечами, с грохотом швыряя рычаг куда-то в тёмный угол комнаты. Звучит как-то уж слишком просто. — А если я не смогу? — вырывается необдуманное, Итан так и хочет прикусить свой язык. Ещё бы его кто-то спрашивал, сможет, не сможет — должен. Карл смеётся, весело сверкая белёсыми глазами. Неуверенность Итана в собственных силах его явно забавляет. — Сможешь, — клыкастая улыбка кажется слишком хитрой. — К слову, я тут в его аквариуме воду слил, — снова смешок, — всё для тебя, meine besondere. Итан лишь закатывает глаза. Он уже понял, что Карл дал ему какое-то прозвище — наверняка обидное, это вполне в его стиле. Жаль, что под рукой нет смартфона с доступом к переводчику, немецкий он не учил вовсе и, пожалуй, впервые в своей жизни начинает об этом жалеть. Хочет было сказать что-нибудь едкое в ответ, его откровенно достали эти вставки на незнакомом языке, но паранормальная сила резко и неожиданно тянет вперёд за протезы, чуть ли не опрокидывая на Карла. Глухая боль бьёт в обломанные кости. — Хочу, чтоб ты запомнил, Итан, — рычит Хайзенберг угрожающим полушёпотом прямо ему в лицо, горькое табачное дыхание влажно касается щеки. — Ни при каких обстоятельствах не лезь в воду. Шершавые сильные пальцы сжимаются на механическом запястье, и Итан впервые благодарит всё на свете, что не ощущает тактильное металлом — от такой хватки на коже наверняка остались бы синяки. Рвано выдыхает, чувствуя, как в груди всё сжалось. Машинально закусывает губу. — Ясно тебе? — рявкает Карл. Сердце бьётся о рёбра в странной бесконтрольной панике — он ведь перестал бояться четвёртого лорда, разве нет? Нет, разумеется, нет, как вообще можно перестать бояться того, кто с лёгкостью может снести ему полголовы, даже не двинув пальцем. — Это почему же? — голос неожиданно осип, но во фразе, в интонации всё равно сквозит вызов, неуместный и откровенно рисковый. Итан ждёт клыкастую улыбку в ответ, пляску смешинок в белых ясных глазах, но ошибается. Карл кажется — нет, вовсе не испуганным, ещё бы его вообще хоть что-либо пугало в этой жизни, но словно обеспокоенным. Нервным. — Моро не единственная тварь, обитающая в местных болотах, — отвечает слишком серьёзно, и на последнем слове Итана бросает в холодный пот. Воспоминания о душной Луизиане скребут когтями по внутренностям где-то на уровне желудка. — А ещё я сомневаюсь, что вот это, — он снова болезненно дёргает за стальное запястье, Итан шипит и бесконтрольно лязгает механическими пальцами, сжимая ладонь в кулак, — переживёт длительный заплыв. Итан просто кивает, не в силах ответить вслух. — Хорошо, — низко выдыхает Хайзенберг, расслабляясь. Кривит губы в мягкой улыбке, даже не допуская мысли, чтобы самому отпустить сжимаемый пальцами протез, трёт шестерни шершавыми подушечками, словно те могут хоть что-то чувствовать. Итан рвано вздыхает, стараясь унять сжавшее внутренности чувство, и в попытке освободить из чужой хватки руку кладёт живую ладонь на горячее широкое запястье, отталкивая. Ясно показывая, что ему не нравится вот так. Нужно вернуть себе уверенность в том, что он сможет это преодолеть, пытается перенаправить все одолевающие чувства и неприятные странные ощущения, так, как всегда справлялся с этим. Страх и бессилие — в злость и агрессию. Да, именно, никак иначе. Ему нужно спасти Роуз, осталась последняя колба — ещё есть маленькая искра надежды на лучший исход, теплится мягко под рёбрами. Он не может себе позволить быть слабым сейчас. Сильнее сдавливает обжигающе горячее запястье, чувствуя, как хаотично бьётся чужой сильный пульс под пальцами, и наконец освобождает руку. Мгновенно отшатывается назад, восстанавливая достаточное расстояние между ними. Карл на это лишь хмыкает. — Но знаешь... — тянет Хайзенберг задумчиво, резко оборачиваясь к захламлённым лабораторным хаосом столам. Воздух мгновенно начинает вибрировать, мелкие железки, стальные детали, гаечные ключи, отвёртки, какие-то кусочки металла поднимаются сплошным облаком над столешницами, сталкивая на пол несколько стопок исписанных пожелтевших от старости листов. Итан давит в себе мимолётное желание поймать рукой парящую рядом перьевую ручку. Выглядит завораживающе — и всё-таки не менее опасно. Хайзенберг же словно что-то ищет, раскидывая вокруг стальной хлам, открывая и выворачивая выдвижные ящики столов. — А в волчьей форме... — начинает Итан быстрее, чем может достаточно хорошо обдумать свой вопрос. Осекается, но ловит на себе заинтересованный взгляд, и всё-таки продолжает: — в волчьей форме ты можешь управлять железом вот так? Карл хмыкает как-то совсем невесело, прячет глаза за широкими полями потрёпанной шляпы. Ведёт рукой, и стальные детали вперемешку с инструментами собираются в один ряд и начинают кружить по комнате, мягко сверкая в жёлтом свете масляных ламп — словно показушничая, красуясь. Итан пристально следит за маленьким представлением, делая шаг назад, к стене, упираясь в один из столов скорее машинально. Он просто слишком хорошо знает, каково это, когда в ладонь впивается какая-нибудь отвёртка. — Нет, не могу, — рассеянный и какой-то словно расстроенный смешок. — Подобные трюки требуют концентрации, — выхватывает пальцами из потока широкую тёмную гайку, все детали мгновенно замирают в воздухе, — а какая тут нахрен концентрация, когда ты ебаный безмозглый зверь. — Справедливо, — кивает Итан в ответ, немного расслабляясь, когда ничего стального рядом с ним не летает само по себе. Карл задумчиво и слишком пристально смотрит на пойманный предмет, в конце концов, засовывая его в карман. Осматривает Итана с головы до ботинок, прищурившись, и тот невольно хмурится, переминаясь с ноги на ногу на одном месте. Взгляд слишком прямой, колкий, но даже близко не получается угадать, что у него на уме. Карл слишком хорошо умеет скрывать мысли, долгая жизнь в жестокой семье уродов заставила его научиться этому. Вдруг он расплывается в хитрой улыбке, и всё парящее железо мгновенно падает на столы и пол, словно кто-то включил гравитацию. Итана дёргает бесконтрольно и явно, громкие неожиданные звуки не для его истрёпанных в край нервов — Хайзенберг в который раз весело хмыкает, убеждаясь в том, насколько же этот Уинтерс напрочь нервный и взведённый, словно пистолетный курок перед выстрелом. Делает широкий шаг вперёд и протягивает к нему руку. Итан обязательно бы сделал шаг назад, не упирайся он поясницей в стол. — Пойдём, — мягко тянет Карл, скаля улыбку, покрытая мозолями ладонь приглашающе раскрыта. — Куда? — нервно выдыхает Итан в ответ, не спеша протягивать руку. — Да расслабься ты, — хохочет и резко хватает за рукав льняной рубашки, которую ранее принёс Итану вместо изрезанного и растрёпанного пуловера, ставшего после всех драк и стычек бесполезной окровавленной тряпкой. Ладонь жжёт кожу запястья прикосновением даже через ткань. — Прогуляемся до оружейной этажом ниже. Не то чтобы Итана может удивить наличие оружейной на фабрике Хайзенберга, он больше беспокоится о том, что ему вновь придётся спуститься вниз — воспоминания о железных лабиринтах всё ещё достаточно свежи, чтобы как минимум держать в напряжении. А ещё... — Подожди, — пытается вырваться из хватки и тянется механической рукой к сосудам из жёлтого толстого стекла, стоящим на столе рядом, — а колбы? — Что? — недоумевает Карл, крепко, но мягко держа за живое запястье. — Да ничего с ними не будет. Пускай здесь стоят. — Но... — хочет сказать хоть что-нибудь против, эмоциональное не отпускает, перекрывая напрочь разум, твердящий, что таскаться с ценным грузом по всей деревне действительно глупость: а вдруг разобьют, вдруг отберут, вдруг ещё что-нибудь случится? Их явно нужно спрятать до определённого момента. — Итан, — Карл хватает его за худые плечи и с серьёзностью во взгляде заглядывает прямо в светло-зелёные глаза, — расслабься. Ты соберёшь свою Роуз. И мы обязательно сотрём суку Миранду в порошок за всё, что она посмела сделать. Просто кивает в ответ, опуская взор в пол. Вздыхает тяжело, прокручивая прозвучавшие слова в голове, вбивая их себе в мозговую подкорку. Слишком трудно собраться в былое целое из жёлтых осколков, разбросанных по шерстяному ковру. Но ведь надежда — она есть, и обязательно в конце всё будет хорошо. Он постарается, чтобы было. От резкого скрежета металла его вновь дёргает, и Итан захлёбывается вздохом — Карл паранормальной силой просто... вскрыл металлический пол подобно консервной банке, создав проход вниз. А тот улыбается самодовольно, понимая, что смог удивить, уже в который раз. Подходит к дыре, утягивая Итана в темноту за собой, вцепившись в запястье, куски поеденного коррозией железа послушно кружат рядом. — Да не боись ты, — хохочет и заставляет ступить на одну из неровно пошатывающихся левитирующих пластин, выстроившихся в некое подобие воздушных ступеней. Итан нервно вцепляется пальцами в подставленное плечо, комкая в ладонях потрёпанную ткань плаща — он не боится высоты, но всегда предпочитает чувствовать под ногами плотную твёрдую почву, знакомую и стабильную, вместо магически летающих кусков ржавой стали. А Карл открыто наслаждается его паникой, скалит в улыбке ровные зубы и держит крепко под спину, горячей ладонью прижимая к себе. Будто специально заставляет пластины шататься и дёргаться, наклоняться вбок под их весом, каждый шаг — широким прыжком, словно над бездонной пропастью. — В следующий раз я иду по нормальной лестнице, — рвано выдыхает Итан, как только ступает на твёрдый пол, пытаясь унять дрожь в коленях и панически бьющееся под рёбрами сердце. Тот в ответ лишь смеётся, нагло и беспечно веселясь. Этажами ниже вновь отчётливо слышен этот гулкий размеренный стук механизма-сердца. Итан, напрягаясь, постоянно прислушивается ненароком, ожидая звук дрели за очередным поворотом. Они ещё немного проходят обитыми железом коридорами, но всё вокруг спокойно и вполне тихо. Подмечает краем сознания скорее машинально, не вдумываясь, как Карл держится на своей территории: спокойный и уверенный, идёт вперёд широким шагом по прекрасно знакомым ему лабиринтам, не прислушиваясь, не оборачиваясь на каждый шорох в густой темноте. Стальная двойная дверь открывается сама, будто приглашая в слабо освещённую просторную комнату. Под ногами снова грязный пожелтевший от времени кафель, бывший, наверное, когда-то белым. В нос ударяет несильный, но ощутимый сладковатый запах гнили и застарелой крови. — Тут немного бардак, не обращай внимания, — отмахивается Карл, щёлкая выключателем на стене. Комнату — оружейную, как назвал её Хайзенберг — заливает яркий белый свет пары продолговатых ламп под потолком. Итан застывает в дверном проёме, во все глаза уставившись на «бардак». Несколько операционных стальных столов на колёсиках, всё вокруг запачкано чёрной намертво присохшей к кафелю кровью, какие-то свёрнутые резиновые трубы и мотки чёрных проводов, медицинские аппараты древнего вида, напоминающие ИВЛ и подобное, стойки с капельницами, в углу — столик с хаотично раскиданными инструментами, скальпели, шприцы, нитки с иглами вперемешку с отвёртками и массой гаечных ключей любого калибра. Но главное — на одном из столов лежит синюшный труп с раскуроченной грудной клеткой, вывернутой наизнанку, с обломанными острыми осколками выпирающих рёбер и торчащими из-под них во все стороны обрезанными проводами, трубками, а вместо рук — массивные дрели, лежат рядом на дополнительных маленьких столиках. — Что, нравится? — издаёт самодовольный смешок. — Расслабься, он сломан, так что можешь убрать пистолет. С трудом заставляет себя засунуть оружие обратно за пояс. — Зачем тебе ещё одна операционная? — недоумевает Итан. Интерес всё-таки побеждает, и он делает несколько шагов по направлению к вывернутому наизнанку трупу. — Не операционная, а оружейная, — со сквозящим в голосе раздражением поправляет Карл. — Это оружие. Инструмент. Не человек, чтобы его оперировать. — Но был им, — хмурится Итан. На душе как-то мерзко от вида всего этого. Из-за их простых и беспечных разговоров ненароком забывает о том, что Карл — точно такой же монстр, как и все остальные лорды безымянной деревни. Опыты, пытки, убийства. Само собой, никак иначе. Не в подобном месте. — На моей памяти он был только трупом, — слишком просто жмёт плечами в ответ, словно ему абсолютно всё равно на сторонние попытки воззвать к совести и хоть каким-то остаткам морали. — Человеком я его не застал. Итан смотрит со скепсисом, пытаясь угадать, насколько сказанное — правда. Тело действительно выглядит застарелым, уже давно лишённым жизни и свежей насыщенной кислородом крови, синюшная кожа, начавшая уже кое-где чернеть, это заметно подчёркивает. Но разве это даёт хоть какое-либо право — вот так издеваться над человеческими останками? С другой стороны, мёртвому ведь уже ничем не помочь. — Не смотри так на меня! — шипит Карл, уязвлённо щуря белые ясные глаза. — Я не убиваю деревенских ради личной выгоды, как сучка Альсина или ублюдок Моро. Все мои солдаты собраны из трупов. — Хочешь сказать, — недоумённо хмурится Итан, — что ты собираешь это... нечто не ради собственной выгоды? В ответ Карл слишком тяжело вздыхает и прячет белёсый взгляд, отворачиваясь. Шарит по карманам плаща, наверняка в поиске своего массивного бронзового портсигара, который ненароком оставил этажом выше, на столе прямо рядом с жёлтыми стеклянными колбами — почему-то эта деталь слишком хорошо въелась Итану в память. Рычит по-звериному озлобленно, понимая, что курить нечего, нервно сжимает в пальцах лишь увесистую зажигалку. Снова вздыхает, кажется, пытаясь успокоиться, собраться с мыслями, и поворачивается к Итану, спрятав ладони в бездонных карманах плаща и запахивая его в подсознательном защитном жесте. — Я ведь уже говорил, что не слишком счастлив числиться в семейке ублюдков, которые радостно пляшут под дудку ебанутой на всю голову сектантки? — Итан кивает в ответ. — Так вот, я пытаюсь освободиться от них уже добрые полсотни лет. Вот это, — он указывает пальцем на труп с вывернутой грудной клеткой и дрелями вместо рук, с отчаянием заглядывает в светло-зелёные глаза напротив, — моё оружие в моей войне. Я дерусь, Итан, уже лет пятьдесят дерусь. За самую простую свободу. Итан опешивает, бесконтрольно отводит взгляд, вновь рассматривая синюшное извращённое опытами и железом тело на столе, но теперь уже под другим углом, сменив призму восприятия. Осознаёт, пусть и слишком медленно. Он ведь тоже творит откровенно чёрное в попытках достичь своей цели, не брезгует убить в борьбе за жизнь, позволяет себе делать выбор в пользу близких и при этом жертвовать чужими ему людьми, без помощи которых не смог бы выбраться сам — и, он уверен, в его жизни ещё предстоят нелёгкие выборы. Или ты, или тебя — категорически несправедливо, жестоко и по-животному безмозгло, но именно так и работает извращённый лабораторными крысами мир, допускающий существование биооружия в виде детей и разумной заразной плесени. Чувствует, что нужно что-то сказать в ответ, хоть что-нибудь, но горло сдавливает неприятным отчаянным спазмом. — Ладно, — отмахивается рукой Карл, подходя к одному из столов в углу оружейной комнаты. — Забей, Уинтерс. Мы не ради этого сюда пришли всё-таки. Только кивает бессловесно в ответ, несмотря на то что Карл стоит к нему спиной и явно этого не видит. Слишком много лишних мыслей в голове. Ему нужно сосредоточиться. Роуз, третий лорд, последняя колба. Вырвать её зубами и когтями, чего бы это ему ни стоило. Массивный ствол легко плывёт в воздухе, явно подчиняясь паранормальной силе, и сам опускается ему в руки. Помповый дробовик, чёрная сталь лоснится свежим оружейным маслом, слегка пачкая ладони, хорошо ошкуренный деревянный приклад приятно упирается в плечо. Цевьё скользит немного туговато, кажется новым и ещё недостаточно разработанным, но слишком больших усилий для перезарядки не требует. Щелчка не следует, магазин пуст. — Вместо обреза, — невзначай уточняет Карл, заинтересованно наблюдая, с какой уверенностью тот обращается с новым оружием. Итан замирает на мгновение. Всё-таки он должен это сказать. — Спасибо, — срывается с языка на удивление легко, кидает взгляд исподлобья немного опасливо, получая в ответ весёлый оскал. Кажется, Карл немного не так понял. — Не за оружие. За это тоже, конечно, но не совсем, — Итан шумно вздыхает, неловким жестом зарывается живыми пальцами в свои белобрысые чуть отросшие волосы на затылке. Уточняет рвано: — за то, что защитил тогда. Когда обрез заклинило. Карл безмолвно смотрит в ответ слишком долго. Взгляд белёсых глаз чересчур перегружен эмоциями, чтобы ясно прочитать хоть одну из них. — Ist mir ein Vergnügen, meine besondere, — говорит наконец, расплываясь в самодовольной хитрой улыбке. — А нормально ответить не судьба? — ворчит Итан, в раздражении закатывая глаза. И захлёбывается вздохом, когда Карл неожиданным порывом подходит слишком близко, напрочь нарушая всё личное пространство, нависая сверху. В сверкающем хитро прищуренном взгляде явный вызов, но не агрессия, что-то другое. Табачное горячее дыхание щекочет обоняние приятной горечью, перекрывая собой и металлический вкус крови, витающий в воздухе, и тошнотворно сладкий запах трупной гнили. С испугом смотрит глаза в глаза, чувствуя, как заходится в горле сердце, как сжимает внутренности странным предчувствием. — Не за что, И-тан, — хриплый полушёпот, фраза отчётливо по слогам, выдох влажно лижет щёку. Он отстраняется так же быстро, восстанавливая дистанцию, отходя обратно к столу. Итан рвано выдыхает, раздражённо жмуря глаза: ему не нравится собственная реакция на всё вот это. Слишком... слишком. Пожалуй, лучше об этом просто не думать. Сделать вид, что ничего не происходит, и проблема сама растворится в душном прогретом воздухе фабрики — обязательно. — Ты, кстати, винтовку в замке забыл, — продолжает Карл расслабленно, опираясь поясницей о стол, частично закрывая собой висящее на стене над столешницей вычищенное до блеска оружие. Играется в воздухе несколькими тяжёлыми патронами, жонглируя блестящим желтоватым металлом, раскручивая своей силой, будто в попытке занять чем-нибудь руки. — Знаю, — выдыхает Итан, не в силах оторвать взгляда от игры световых переливов на глянцевых стальных боках боеприпасов. — Я могу забрать её? — Само собой, — скалится довольно в ответ, но не делает ни шага в сторону. Патроны послушно замирают в нескольких дюймах над ладонью, смотрит с явным интересом. Итан чувствует — очередной вызов. Сознательно думает, что это всё бред и вообще смехотворно. Подсознательно — делает уверенный шаг вперёд, словно что-то толкает его в спину. Упирается стальной ладонью в столешницу, лязгая металлом о металл в воцарившейся тишине, и не может перестать вглядываться в ясные белые глаза, на дне которых отчётливо прыгают бесенята. Сердце стучит панически под рёбрами, а в голове откровенно пусто, любые мысли разбегаются и ускользают, спасаясь бегством. Подходит практически вплотную, мажет взглядом по вьющейся седине вокруг сухих губ, по отчётливым шрамам: крестовина на щеке и длинный порез через переносицу, замечает небольшой рубец с краю на брови. Как много было боли, как много — крови... Холод стального приклада под живыми пальцами в мгновение отрезвляет, и Итан испуганно отскакивает вбок, больно ударяясь бедром об угол стола. Карл откровенно ржёт. — Отдай мне грёбаную винтовку, — шипит Итан сквозь зубы, нервно дёргая привинченное к стене оружие за приклад. Тот, не сдерживая улыбку, только разводит руками и отходит от стола, мол, «твоя взяла», и маленькие болтики с металлическим грохотом падают на столешницу, позволяя тяжёлой винтовке с массивным снайперским прицелом упасть Итану в руки. Оружие любовно вычищено и смазано, словно прямо с магазинного стенда, пусть и есть пара глубоких царапин и вмятин в металле, оставшихся после столкновения с когтями дракона, словно безмолвные воспоминания. Проводит по ним подушечками, чувствуя гладкую неровность. — Но самое главное, — неожиданно разрывает гудящую механизмами тишину Карл, заставляя Итана вздрогнуть и рассеянно поднять взгляд. Слишком задумался. В протянутой широкой ладони — толстая плотная связка продолговатого динамита, явно собранного на коленке, пусть и достаточно умело. Смотрит в ответ недоумённо, не торопясь принимать боезапас в и так занятые винтовкой руки. — Накормишь этим уродца, если всё-таки перекинется, — уточняет Карл, выглядя как-то слишком довольно. — У меня ни зажигалки, ни спичек, — хмуро качает головой Итан, с характерным стуком отложив тяжёлое оружие на стол, но связку всё-таки принимает, крутит в руках заинтересованно, отмечая про себя, что взрывчатка сделана на совесть. И застывает, видя, что Карл протягивает ему знакомую массивную зажигалку, посверкивающую металлическим тиснением. — Спички рискуют промокнуть, — по-простому жмёт плечами, отводя взгляд. Кажется, он немного смутился, и это забавляет Итана. — Спасибо, — отвечает открыто и благодарно, принимая ценный предмет из горячих рук. Засматривается на тиснение, украшающее металлический бок: подкова с торчащими рельефом шляпками гвоздей и голова лошади. Хмурится, символ кажется ему смутно знакомым. — Это герб, — поясняет Карл, видя немой вопрос в глазах напротив. — Ты его видел на крышке одной из колб. — Герб чего? — всё ещё не понимает Итан. — Герб семьи, — отвечает быстро, но затем хмурится и поправляет себя: — герб... моего представительства? Не знаю. Ну, я же вроде как лорд этой дыры, а у лорда должен быть герб. Наверное. У Итана на это не получается сдержать смешок, машинально прикрывает лёгкую улыбку ладонью. — Ой, Итан, блядь. — Закатывает тот глаза в откровенно наигранном раздражении, сам несдержанно улыбаясь. *** Его внимание привлекает странный свет. В этой узкой сырой пещере царит в принципе кромешная темнота, хоть глаз выколи, из-за чего Итану приходится пользоваться небольшим фонариком, который он умудрился умыкнуть у Хайзенберга из оружейной — вряд ли, конечно, Карл этого не заметил, но раз ничего не сказал, Итан не при делах. Так сказать, ему сейчас нужнее. Белый луч слишком слаб даже для того, чтобы достаточно осветить потолок, пытающийся дотянуться до него каменными сталактитами, поэтому приходится просто направлять свет под ноги, чтобы хотя бы не переломать оставшиеся в ногах кости. Именно поэтому белый рассеянный свет из-за камней откуда-то сверху с такой лёгкостью навязчиво тянет к себе. Кажется, взобраться на высокий выступ невозможно — слишком высоко, слишком круто, а скалолазание не то чтобы его конёк. Хмыкает с удивлением и душит в груди все закрадывающиеся подозрения, когда слабый подрагивающий в руках лучик вылавливает верёвочную лестницу, ведущую наверх, прямо к неизвестному источнику света. Фонарик приходится выключить, чтобы освободить руки. Подозрения скребут по рёбрам острыми когтями, когда яснее видит то, что же всё-таки его привлекло. Белая брезентовая палатка военного образца. Плотная ткань едва ли пропускает электрический белый свет ярких ламп, установленных внутри, но в кромешной тьме пещер его всё равно достаточно, невозможно не заметить. Вход не закрыт, даже молнии на ткани нет, так что Итан с лёгкостью проникает внутрь. Какая-то передвижная лаборатория. В ярком свете сверкает масса из стеклянных склянок, пробирок, чашек Петри, сваленных в хаосе на одном из столов. На другом — два чёрных автоматных рожка, лоснящихся оружейным маслом, явно из экипировки спецназа, и одна граната. Итан бездумно суёт всё в рюкзак, пусть и подходящего под боеприпасы оружия у него не предвидится. Нервно подпрыгивает и отскакивает, врезаясь в соседний стол, звон разбивающегося стекла пробирок режет уши: штанины что-то коснулось. Чёрная влажная масса тянется к нему из простого пластикового тазика на полу, перебирает щупальцами в воздухе, словно толстыми уродливыми пальцами. — Что за дрянь, — выплёвывает озлобленное, наводя пистолет. Он сейчас и так на взводе, подобные пугалки лишь сильнее действуют на нервы, бесят откровенно. Отдача бьёт в живую ладонь, пули вязнут в липкой массе, застревают словно бессмысленно, чёрное нечто болезненно дёргается с каждым громким выстрелом и замирает на полпути к выставленной стальной ноге, цепляясь узловатыми ложными пальцами за влажные деревянные доски настила, на котором установлена палатка лаборатории. Итан поджимает губы, это — существо ли? — одним своим мерзким видом вызывает чувство тошноты. Бьёт замершую жижу носком ботинка, откидывая обратно к тазику под стол. Не боится вовсе — но не хочет думать о том, что видел уже подобную субстанцию раньше. Слишком уж это чёрное живучее нечто напоминает тех кошмарных липких тварей из подвала основного дома семьи Бейкеров, со смазанными неровными силуэтами и острыми торчащими во все стороны зубами. Трясёт головой, отгоняя наваждение. Дрянь и мерзость, что должна была остаться в далёком тёмном прошлом. Отточенным движением перезаряжает полностью выстрелянный пистолет. В дальнем углу на стуле замечает открытый ноутбук, провод зарядки тянется куда-то под ткань — наверное, где-то там установлен генератор. Доски натужно скрипят от каждого шага, кажется, этот настил вот-вот и напрочь провалится под его весом. Странно, в туннелях пещеры, конечно, достаточно влажно, но не настолько, чтобы дерево смогло вымокнуть так сильно. Тем более, верёвки лестницы, по которой он поднялся сюда, были абсолютно сухими. Решает на этом не зацикливаться, проводит пальцами по сенсорной панели ноутбука. Разумеется, ни блокировки экрана, ни пароля на аккаунте — кому-то явно стоит заняться безопасностью конфиденциальных данных своей военной организации. У Итана откровенно скрипят зубы. Механические пальцы сами собой железно лязгают, сжимаясь в кулак. Безусловно, он знает позывные Рэдфилда и некоторых из его спецназовской своры. «Цель М подлежит уничтожению», «обнаружены следы ИУ», «признаки РУ отсутствуют» — не может сдержаться. С размаху бьёт стальным кулаком по светящейся синим клавиатуре, сминая железо в кашу. И ещё. И ещё, пока экран не гаснет окончательно, по углам исходя белыми рябыми полосами, пока компьютер не ломает пополам напрочь, до бесполезного металлолома. Дышит тяжело через нос, стараясь унять всплеск агрессии, захлестнувшей его сейчас с головой. «Подлежит уничтожению», как же. Сначала Мия, а теперь очередь Итана глотать свинец? И Роуз, беззащитную полугодовалую девочку, он тоже пустит под нож? Ублюдский солдафон. Из бокового разъёма выпадает продолговатый модем с отломанной стальной вставкой. Чёрт, а ведь Итан мог бы воспользоваться интернетом и открыть переводчик. Только какой смысл — уж точно не хочет злиться сейчас ещё сильнее, узнав, что за обидную дрянь ему наговаривает Карл на своём режущем слух немецком. Отмахивается от мысли, как от назойливой мухи. Получается, Крис здесь, в деревне. Бегает со своими шавками военной выправки, явно ищет Итана и Розмари, чтобы закончить начатое. Хотел бы Итан посмотреть на выражение его лица, когда тот узнал бы о том, что девочку закатали в стеклянные банки по частям. Всё ещё помнит, как Крис заботливо трясся над маленькой, иногда заглядывая к ним домой на ужин, как хвалил действительно вкусную стряпню Мии, как принёс однажды мягкую обезьянку, как улыбался искренне и открыто, когда Роуз по-детски радостно приняла его подарок. Итан ведь ему доверял по-настоящему, пусть спецназовец и был приставлен к семье Уинтерсов как надзорный от B.S.A.A. И всё-таки, только ли по душу Итана элитный отряд спецназа прибыл сюда? Не может отрицать очевидное: в деревне творится какая-то чертовщина, в естественной природе не бывает огромных вампирш-драконов, говорящих кукол, склизких людей-рыб, крылатых женщин и мужчин-вервольфов, управляющих металлом мановением руки. Пожалуй, местный бестиарий даже поразнообразнее Луизианского. Эта мысль вызывает истерический смешок. Плевать. Итан просто абстрагируется от всего лишнего и пойдёт вперёд, делая то, что должен. Спасти его дочку Роуз — вот, что действительно сейчас важно. С Рэдфилдом он разберётся позже, если выпадет такая возможность, всё-таки месть — это блюдо, которое подают холодным. А Итан ещё не остыл после его выходок. Не сдержав порыв, широким жестом сбрасывает все стеклянные пробирки и колбы на пол, разбивая, разливая содержимое на мокрые доски. Что-то едко-зелёное с агрессивным шипением тут же начинает пениться, контактируя то ли с влагой, то ли с воздухом, и практически мгновенно выжигает в древесине несколько небольших дыр, утекая на камни под настил. Итан отшатывается. Надеется, что это просто какая-то военная дрянь из новых лабораторных разработок. Прежде, чем уйти, в последний раз окидывает просторную палатку усталым взглядом, замечает, что некогда влажная чёрная дрянь под столом ссохлась и стала пепельно-бледной, рассыпавшись кристаллическим песком. Мерзость. Впереди маячит дневной свет, и он ускоряет шаг. Влажные камни под ногами скользят, покрытые липкой зелёной тиной, с потолка пару раз капает вода прямо за шиворот, заставляя Итана каждый раз нервно вздрагивать. Наконец, тёмный туннель остаётся позади. В нос ударяет затхлый запах влаги, неприятной сырости, мгновенно липнущей к коже, и чего-то тухлого. Вновь деревня, всё такая же заброшенная, давно покинутая своими жителями. Остовы домов кажутся на первый взгляд знакомыми, такими же, как в долине, но приглядевшись, замечает. Вымокшие потемневшие от влаги доски поросли тёмно-зелёным налётом, кое-где их плотно покрыли мелкие острые речные ракушки, дверей нет вовсе, а в провалах окон блёкло посверкивают матовые сточенные до круглых затупленных кончиков осколки стекла. Медленно заходит в один из домов, держа наготове заряженный дробовик. Внутри абсолютно пусто, ни мебели, ни ящиков, измазанных жёлтой краской, потолка нет вовсе, белую известь напрочь вымыло из кирпичных крошащихся стен, нет ни намёка на то, что здание когда-то было жилым. Опасливо выходит из дома с другой стороны, осматривая всё вокруг, под ботинками неприятно хлюпает и скользит влажная зеленоватая почва, напоминающая скорее ил, чем обычную землю. Эта низина куда больше похожа на душное и сырое речное дно, уж никак не на часть суши, а Итан здесь — что аквалангист-экстремал, спустившийся в Марианскую впадину ради адреналина и острых ощущений. Вспоминает слова Карла о том, что тот «спустил воду в аквариуме». Теперь понятно, что он имел в виду — взор упирается в нависающую над домами узкую бетонную стену старой дамбы, словно из последних сил цепляющуюся за сточенные водой острые горные породы. Массивная плотина кажется непоколебимым монолитом отсюда, с речного дна, но чуткий взор подмечает детали: неровный избитый и искусанный волнами камень порос плотным слоем склизкой зелёной тины, выглядит крошащимся, неустойчивым, словно вот-вот развалится, как карточный домик, с первым же весенним половодьем. Из-под изношенной дамбы ручейками журчит и набегает вода, не наполняя осушенную часть водохранилища, но поддерживая продирающую до костей сырость и хлюпающие под ногами лужи. Крутые поросшие мелкими водорослями берега слишком высокие, чтобы можно было на них взобраться, сразу же создаётся впечатление замкнутого пространства, арены для очередной бойни. Замечает вдалеке наверху застывшие широкие лопасти мельницы, обтянутые грязной оборванной тканью. Слишком тихо, ни шороха, только изредка эхом долетает до слуха приглушённый плеск воды. Наступает на что-то скользкое и едва ли не падает, сумев удержать равновесие. Это что, рыба? Почему-то она кажется уже давно мёртвой — наверное, потому что надкусана и без головы. Подскакивает нервно из-за неожиданного громкого звука, похожего на треск досок. Крепче сжимает пальцами деревянный приклад, подбираясь весь, сосредотачиваясь. Что-то увесистое проломило хлипкий потолок в одном из пустующих домишек, но внутри никого нет, только ядовито-зелёная странного вида жижа пузырится под ногами, проедая влажную древесину пола, шипит и тянется широкой дорожкой к дыре в одной из стен, словно указывая Итану путь. Кислый едкий запах заставляет слезиться глаза, дышать невозможно, спешит покинуть помещение. Снаружи не легче, высокие берега не дают свежему ветерку выдуть из низины тухлый речной дух. Сырость до тошнотворного неприятно липнет к коже. Машинально проверяет пистолет за поясом и связку динамита во внешнем кармане рюкзака, всё на месте. Наличие боезапаса и хоть какой-никакой подготовки успокаивает, пусть и не может сдержать панический ритм сердца. Неважно. Злись, Итан, злись, скрипи зубами в приступе агрессии, сжимай в ладонях деревянный приклад и цевьё дробовика — эта тварь последняя на твоём пути. По крайней мере, последняя перед тем, как он сможет заполучить все колбы с дочерью, чтобы собрать её в ранее целое. Крайнее препятствие на его пути — и плевать на Миранду, Рэдфилда и, возможно, Хайзенберга. Будет решать остальные проблемы уже по мере их непосредственного поступления. Ядовитая зелёная лента ведёт его через остовы полуразрушенных домиков, петляет на поворотах, подводит всё ближе к мокрой бетонной стене, выглядящей откровенно ненадёжно, пусть и массивной настолько, что загораживает собой чуть ли не всё серое затянутое свинцовыми низкими тучами небо. Зелёной мерзости всё больше вокруг, она булькает и клубится, нарастает, кажется, что и вовсе пульсирует, как живая. Ею облеплены голые кирпичные стены, она разбросана повсюду, пенится и кое-где шипит. Замечает, как вдалеке эта жижа неторопливо подсасывает в себя мёртвую рыбу, как тушка медленно погружается в едко-зелёное желе, как странная дрянь в считанные секунды будто бы с наслаждением растворяет в себе ткани, оголяя белый костяной хребет — и сжирая его тоже, без остатка. Итан испуганно сглатывает вязкую горчащую слюну и продолжает идти вперёд. Большое одноэтажное здание на отшибе, расположенное немного на возвышенности, не кажется особенно ветхим или, наоборот, слишком сохранившимся, просто очередные голые кирпичные стены с частично уцелевшей крышей, покрытой выцветшей позеленевшей черепицей, кое-где отбитой. В илистое влажное дно около входа глубоко вкопана деревянная резная дверь, которую радостно облепили тёмные многочисленные водоросли и наросты из острых ракушек. Чернеющий дверной проём раскрыт будто бы приглашающе — деревянный косяк с одной из сторон выломан с корнем, оголяя кирпич, будто что-то широкое и большое нетерпеливо ожидает его в этом здании. Именно туда, внутрь, тянется дорожка из едкой слизи, всё вокруг приветливо булькает и шипит, залитое странной кисло пахнущей жижей. Итан на всякий случай нащупывает в кармане толстой тёплой куртки, подбитой мягкой овчиной, свой маленький фонарик, перехватывает удобнее дробовик, проверяя предохранитель, вдыхает поглубже слишком сырой липкий воздух, пропитанный речной тиной. Ныряет в дверной проём, стараясь унять дрожь в руках. Тихо, ни шороха, даже вода не капает. Только хлюпанье мягкого ила под ботинками, в котором откровенно увязают ноги. Светит на дорожку из слизи, которая, кажется, чуть светится флуоресцентно в сырой полутьме. Стены облеплены этой едкой дрянью, покрыты полностью толщиной в несколько дюймов, она переливается и неторопливо пузырится, булькает, словно пытается дотянуться до единственного здесь живого существа. От кислого ядрёного запаха, напоминающего болезненную желчь, словно кого-то вырвало натощак, слезятся глаза и свербит в глотке. Неожиданно один из больших плотных пузырей на стене лопается с мерзким хлюпающим звуком, и несколько зелёных капель падает прямо ему на щёку. Не сдерживает испуганного ругательства сквозь зубы: слизь мгновенно разъедает кожу, впивается в ткани, доставляя острую сводящую мышцы боль, словно ожог. Панически трёт покрасневшую вмиг скулу толстым рукавом куртки, замирая от мысли, что чуть выше — и эти капли могли попасть прямо ему в правый глаз. Слизь шипит и пенится, впитываясь в ткань, оставляя на рукаве прожжённую дыру — и растворяясь на полпути к его живой руке. Итан рвано выдыхает. Идёт дальше быстрее, прикрывая ладонями лицо, не присматриваясь особо ни к чему более и шарахаясь от каждого вздутого пузыря на стене, отходя как можно дальше. Эта слизь крайне опасна, он уже убедился в этом. Обожжённая щека щиплет и горит огнём. Выходит в относительно светлую комнату с проломанным потолком, позволяет себе убрать фонарик обратно в карман и... Колба. Бросается к ней тут же, забыв обо всём. Плевать на проскальзывающий ил под ногами, на заливающие глаза слёзы от едкого запаха, на ядовито-зелёную слизь, внутри которой и плавает заветный сосуд. — Стой! — окрик откуда-то сбоку. — Не надо. Извращённо клокочущий булькающий голос заставляет мгновенно развернуться и направить дуло дробовика на его обладателя. — Будет больно, — продолжает, словно его вовсе не испугало оружие. — Оно щиплет. Некрасивый горбун по-детски хлопает глазами, открыто уставившись на Итана. — А тебе-то какое дело, что мне будет больно? — взрывается агрессией в ответ, держась рядом с шаром из едкой слизи, даже несмотря на набухающие пузыри. Делает несколько шагов вперёд, загораживая собой поглощённую колбу, нервничая до тремора в руках — видит, как зелёная жижа медленно, словно не торопясь, лижет толстое жёлтое стекло, даже его постепенно разъедая, откусывая по маленькому кусочку. — Не хочу, чтобы больно, — хнычет горбун, закрывая руками глаза и раскачиваясь из стороны в сторону, как расстроенный ребёнок. — Тогда просто отдай мне колбу! — шипит озлобленно, делая ещё шаг на странного уродца, наступая, пытаясь испугать и задавить. — Не могу, не могу! — кажется, он сейчас действительно вот-вот расплачется. — Мама сказала беречь розочку. Итан озлобленно рычит в ответ, уже готовый выстрелить. Всё это откровенно действует ему на нервы, его трясёт. Неожиданно горбун дёргается, булькает гортанно, и его рвёт прямо на пол, на отломанные раскрошившиеся кирпичи. Проломленную стену мгновенно облепляет ядовитая зелёная слизь, та самая, что шипит и пенится везде вокруг. По обонянию ударяет едкий запах желчи, Итан жмурится и прикрывает нос рукавом, не в силах нормально вдохнуть. — Да что ты такое!? — в сердцах выкрикивает он, отступая назад, подальше от свежей набухающей пузырями дряни. — М-мама... — шатаясь, открыто говорит горбун, не слыша вопроса. Низкий голос булькает и басит, едва ли понятны произносимые слова, — мама сказала, если сохраню розочку, стану её любимым ребёнком. Мама... — его снова болезненно рвёт прямо под ноги Итану, несколько зелёных капель громко шипят, разъедая носки ботинок, — мама обещала. Он делает несколько небольших шагов вперёд, тянет к Итану костлявые руки с узловатыми длинными пальцами, словно пытаясь спастись, найти поддержку. Тот вновь вскидывает дробовик, уверенно держит врага на мушке, стараясь унять в руках дрожь и не наступить в какую-либо из едких дурно пахнущих пенящихся луж. — Я люблю этот дом, — надрывно шепчет уродец, снова по-детски закрывая руками глаза. — Любил, наверное. Не помню-ю! — стонет отчаянно, сплёвывая себе под ноги новую порцию слизи. — Отец... строгий. Но мама Миранда... Его опять рвёт, он болезненно воет и сплёвывает чем-то чёрным, похожим на застарелую кровь. Бьёт себя по влажным щекам узкими ладонями с узловатыми пальцами, под синюшной вспухшей от влаги кожей, покрытой волдырями и бородавками, наливаются чёрные вены. Из-под тканевой накидки на спине вылезают белые длинные щупальца, вьются бесконтрольно, хлещут по стенам, по слизистым наростам, разбрызгивая вокруг едкие капли, Итан едва успевает прикрыть рукавом лицо, отвернувшись. Плевать, больше он не намерен слушать это нытьё. Подлетает к пузырю из жижи и ныряет туда механической рукой, молясь, чтобы его задумка сработала. Слизь мгновенно разъедает толстый рукав куртки и льняную рубашку под ней, с наслаждением откусывая и растворяя в себе ткань, но сталь не чувствует боли. Липкая дрянь воняет едкой желчью и остервенело всасывает в себя протез, пытается откусить то, что пусть и проглотит, но с крайне большим трудом. Механическая ладонь касается колбы, цепляется за гранёный стеклянный бок. У Итана не получается сжать пальцы. Паника захлёстывает мгновенно, с головой, пытается сделать хоть что-нибудь, не понимает, что пошло не так. Железо ведь слушалось его само, без голосовых приказов, без осязаемой мысли — подсознательно, прямо как любая другая часть тела. Но не сейчас. За спиной раздаётся грохот, кажется, рухнула одна из неустойчивых кирпичных стен. Горбун воет гортанно, голос слишком глубокий, извращённый напрочь, по ноге неожиданно хлещет одно из щупалец, опрокидывая на пол. Итан сильным рывком вытаскивает механическую руку из слизи, движение болезненно отдаёт через стальной штырь в плечевую кость, бьётся спиной и мгновенно вскакивает на ноги. Оборачивается на стонущего с откровенным отчаянием уродца, пытаясь кое-как удержать тяжёлый дробовик. — Не могу!.. — воет горбун. — Не могу сдерживать это! — голос булькает и срывается в гортанный крик. — У меня никогда не получалось это так же хорошо!.. — его бесконтрольно швыряет об стену, — как у Карла! Итан вздрагивает от звука знакомого имени и дёргается вбок, уходя из-под очередного удара разбушевавшихся щупалец. Всё пытается совладать с механической ладонью, которая после контакта со слизью застыла в одной позе и перестала подчиняться. Смотрит недоумённо на изменяющегося бьющегося в болезненных конвульсиях врага, которого откровенно ломает, кидает из стороны в сторону, болезненно рвёт зловонной слизью вперемешку с пятнами чёрной свернувшейся крови. — Что ты несёшь!? — панически орёт Итан, прижимая к груди дробовик и пытаясь живыми пальцами раздвинуть механические, шипя от мгновенно обжигающей кожу боли — металл весь измазан едкой зелёной жижей. Фраза срывается с языка сама собой: — Карл не может контролировать волка! — Может, всё может! — гортанно стонет в ответ, сгибаясь пополам в один болезненный ком извращённой вздутой кожи, увеличиваясь в размерах практически мгновенно, ткань накидки, не выдержав, рвётся по швам, оголяя слепые прикрытые белой поволокой глаза на спине. — Он во всём лучше меня-я-я! Горбуна раздувает, он падает на массивный живот и сблёвывает окровавленную жижу, белые щупальца бесконтрольно извиваются, хлещут, свистят в воздухе. Упирается в часть потолка спиной, усеянной выпученными глазными яблоками, проламывает деревянные доски и балки одним сильным порывом, играючи сносит одну из стен. Итан отшатывается испуганно и ныряет в дверной проём, кое-как поддерживая нерабочим протезом дробовик под цевьё. Механические пальцы даже не думают слушаться, кажется, едкая слизь что-то в них окончательно сломала. Закидывает дробовик за спину, понимая, что не сможет пользоваться им только одной рукой, с трудом вытаскивает из кармана рюкзака плотную большую связку динамита, вылетает из здания, едва не поскальзываясь на хлюпающем иле. У него только одна попытка. Моро — действительно чёртова громадная рыба. Растянутая синюшная кожа поблёскивает острой чешуёй, маленькие конечности с трудом перебирают по земле, вязнут в липком размытом грунте, покрытом слоем маленьких тёмно-зелёных водорослей. Монстр раскрывает бездонную пасть и гортанно отчаянно ревёт, кидается сильным прыжком прямо на Итана. Тот отскакивает панически, врезаясь плечом в хлипкую кирпичную стену, шипит от боли, едва ли удерживает равновесие на скользкой почве речного дна. Прижимая к груди динамит, выхватывает из-за спины заряженный пистолет, выстреливает несколько патронов куда-то в огромную рыбью голову. Монстр болезненно воет, врезается слепо в какой-то дом, огромной тушей снося его подчистую, скатываясь с возвышенности в неглубокую яму, заполненную стоялой водой, прямо под бетонное заграждение старой дамбы. Громадная тварь бьётся рыбой, выкинутой на сушу, туша несколько раз ударяет о стену, с силой выбивая из неё куски неровных крошащихся камней. Итан, роняя под ноги пистолет, достаёт из кармана тяжёлую зажигалку, поджигает фитиль, чуть не опаляя себе подбородок, и зашвыривает связку прицельно в открытую пасть. Неожиданно сильный взрыв отрывает рыбе часть нижней челюсти, капли чёрной крови долетают даже до Итана, пачкая руку. Монстр болезненно гортанно ревёт, захлёбываясь кровью и слишком быстро набегающей из-под дамбы водой. «Блядь», — мелькает в мыслях отчаянно-испуганное, когда замечает чёрную трещину, беспрепятственно поднимающуюся вверх по старому изношенному бетону. Мигом срывается с места, проскальзывая на хлюпающем иле. Плевать на всё: на ревущего полудохлого Моро, на оставшийся на земле пистолет. Колба с Роуз осталась в доме. Залетает в одну из комнат, бездумно ныряет всеми руками в слизь. Не сдерживает истошного крика: кожу мгновенно разъедает, оголяя мясо, доходя кое-где даже до белых костей. Яростным рывком с мерзким хлюпаньем вытягивает поеденную колбу из едкой зелёной дряни, смаргивая набежавшие слёзы, с болезненным отчаянием прижимая к себе стеклянный сосуд. Выдыхает устало и тяжело. Осталось только отсюда выбраться. Здание на отшибе накрывает ледяная волна.