Мы друзья, верно?

Стационар — отдельный филиал ада, по мнению Леши. До несчастного случая он был нечастым гостем в белых стенах, таящих в себе много страха и уныния лично для Щербакова. И какую бы сильную благодарность парень не испытывал к врачам, которые латали его организм, он никак не может пересилить свое недовольство, что моментально отражается на лице, искажая расслабленные черты, когда он переступает порог отделения, в котором провел без малого целый месяц. Первая палата, где он лежал, находится в самом начале неврологии. Это огромное помещение с шестью койками, стоящими у стен по периметру. Только две кровати стояли изголовьем к большим окнам, так, чтобы лежащие находились лицом к выходу. Одну из них и занимал Алексей. Первое время он был ограничен в передвижении, поэтому единственным развлечением, кроме разговоров с посетителями и врачами, было наблюдение за людьми, шастающими по коридору. Больные, их родственники, врачи и медсестры, санитарки и лаборанты — буквально за неделю он выучил всех, кто регулярно появлялся на их этаже. Не имея возможности идентифицировать себя как личность, привязываясь к фактам прошлого, он решительно намеревался хотя бы не затеряться в настоящем. Все чаще казалось, что он просто персонаж из глупой сказки, который не вписывается в реалии современного мира. Если бы Леша мог выбирать, то он бы стал Страшилой из Волшебника Изумрудного города, ведь большую часть времени он ощущал себя пугалом, прикованным к кровати, где сопереживающие друзья воронами кружат денно и нощно, утомляя все сильнее. Его череп наполнен бесполезной красной ватой, руки и ноги плохо слушаются, а краски эмоций все сильнее выцветают, делая его лицо восковой маской лжеца, который неустанно твердит, что все в порядке. Заглядывая в приоткрытую дверь, Щербаков радуется, когда обнаруживает свою койку пустующей. Наверняка, после него там лежал не один пациент, да и после будет без преувеличения добрые сотни больных, если не тысячи, но удовлетворение все равно занимает каждую клеточку мозга от мысли, что сейчас кому-то где-то хорошо. — Леша? Проходи в мой кабинет, я через минутку подойду, — от размышлений Алексея отвлекает голос терапевта, на встречу к которому он и пришел в больницу. Так уж вышло, что его врач работает на полставки в этом отделении и периодически их сеансы выпадают на такие дни, когда есть смена в стационаре. Приходится терпеть некоторые неудобства, снова и снова погружаясь в воспоминания, связанные с больницей. По правде говоря, у Леши не так уж и много хранится информации на жестком диске мозга, чтобы сейчас жаловаться. Как минимум, он может хотя бы столкнуться со своим неудовольствием и прожить его, понять, по какой причине оно возникает, — всяко лучше, чем полная тьма с калейдоскопом жалких отрывков, которые никак не проясняют прошлого. В кабинете у врача привычно тепло и уютно, а еще пахнет приятно, словно он находится и не на территории больницы, где каждый сантиметр стен пропитался запахами лекарств, спирта и хлора, а обнаглевший сквозняк на правах хозяина колышет занавески. Щербаков будто погружается в приятный вакуум, когда садится в кресло и сосредотачивает взгляд на минутной стрелке часов. Занять себя совершенно нечем, поэтому он просто терпеливо ждет, мысленно настраиваясь на сессию. Андрей Анатольевич вихрем заносится в кабинет, скидывая какие-то папки на стеллаж, очевидно предполагая разобраться с ними позже. — Прости за ожидание, тяжелый день, ни черта не успеваю, — жалуется доктор, грузно усаживаясь за рабочий стол. — Все в порядке, это я приехал раньше, — улыбается Леша в ответ. На самом деле, ему даже немного доставляет удовольствие тот факт, что вечно собранный и дисциплинированный врач может что-то не успевать. Конечно, это скорее по вине сторонних обстоятельств, нежели по своей оплошности, но та живость, что ярким румянцем отражается на щеках, и заполошное дыхание располагают к доверию больше, чем привычная чопорность. — Что тебя так порадовало? Мое опоздание? Ты не хотел начинать сессию? — Совсем нет, наверное, меня немного взбодрил факт, что вы тоже можете опаздывать и не справляться, — задумчиво начинает Леша. Доктор заинтересованно вздергивает бровь, упираясь взглядом в Щербакова. — А до этого ты полагал, что я обладаю маховиком времени и могу успевать все на свете? — Может, не так буквально, но было бы здорово, будь он у вас, — Леша сначала смеется, а потом немного поникает. — Тогда бы вам было проще вернуть мне память. Врач кивает то ли себе, потому что верно расценил подтекст еще в самом начале, то ли Леше, выражая поддержку и заинтересованность. — Не думаю, что я мог бы. В том смысле, что, будь такой предмет чем-то реальным, власти бы контролировали его работу, иначе все бы поглотил хаос от постоянных вмешательств. А еще хотелось бы добавить, что я не возвращаю тебе память, это не в моей компетенции. Думаю, что ты единственный, кому по силам справиться с этой задачей, ведь именно ты уже обладаешь нужными данными, — мужчина тепло улыбается своему пациенту, понимая, насколько болезненная и животрепещущая тема ими сейчас затронута. — Это сложно. — Непросто. Помнишь, что мы говорили о замещающих словах? — Да, непросто. В смысле, я чувствую себя постоянно подавленным, плохо сплю из-за кошмаров. И меня раздражают люди. — Кошмары, конечно, зачастую раздражают и пугают, но твой мозг всеми силами пытается обработать колоссальный объем информации. Представь, ему приходится иметь дело с твоими ежедневными эмоциями, потребностями и делами, а ведь еще есть прошлое, которое тоже обрабатывается. И днем слишком мало времени, поэтому приходится заимствовать у ночи, погружая тебя в кошмары. Но, несмотря на это, ты чудесно справляешься. Меня очень радует, как смело и открыто ты сейчас заявляешь о своих чувствах. Мало того, что ты научился быстро определять, что именно ты испытываешь касательно событий вокруг, ты еще и заявляешь об этом. Надеюсь, не только в моем кабинете, хотя для начала и это не плохо. — Не всегда. Зачастую я боюсь сказать правду. Например, недавно я сорвался и высказал все своему другу о том, как меня бесит, что из меня делают дурака. — Смею предположить, что конец света не случился? — Нет, но я боюсь ранить своих близких, потому что они много для меня делают. Не хочу быть неблагодарным. — Но ведь это их зона ответственности. Каждый из твоих друзей — взрослый, самостоятельный, адекватный человек. Они приняли решение добровольно и безвозмездно оказать тебе помощь, это не означает, что теперь ты должен умалчивать о своих переживаниях. Не бери на себя ответственность за чужие чувства. Ты имеешь полное право заявлять о своих, а как реагировать — это уже исключительно их выбор. Что именно тебя раздражает в людях? Их реакция на твои чувства? — В некотором роде. Когда я заявляю о каком-то дискомфорте, друзья обычно пытаются внушить мне, что это ошибочно и все хорошо. Из-за этого я чувствую себя одураченным и сломанным. Как будто все вокруг умудрились познать какой-то дзен, они все успевают, работают, отдыхают, и это им дается так просто. А я будто табуретка, гребаный пуфик из «Zara Home», который не вписывается в общую обстановку роскоши праздника жизни, где кругом мраморные полы и произведения искусства. — Какие интересные сравнения. А что, если я скажу тебе, что люди не всегда знают, как правильно? Твои друзья, вероятно, очень боятся не справиться с помощью тебе, поэтому они и пытаются убедить, будто все в порядке. Конечно, это их не оправдывает, но страх довольно мощный двигатель, способный поглотить реальную картину мира, искажая его под собственную призму восприятия. Рекомендую вам просто поговорить честно о сложившейся ситуации, не поддаваясь эмоциям, а рассуждая рационально и спокойно. Уверен, что ты можешь с этим справиться, а если они не способны превозмочь свой страх, тогда ты уже будешь знать наверняка, и будет проще двигаться дальше. Что же до успеваемости и ощущения, будто у всех все под контролем. Могу тебя уверить — это не так. Возможно, твоему окружению так проще справляться с проблемами, путем избегания и приукрашивания действительности. — Спасибо, я, правда, не думал о том, что они могут бояться. Думал, что им просто хочется меня контролировать, и поэтому злился. — Поговорите, чтобы прояснить эти моменты. — Обязательно, — легкая улыбка снова трогает губы Щербакова, смягчая его угрюмое выражение лица, что застыло маской до этого. — В самом начале я сказал, что меня порадовало ваше опоздание, в том смысле, что вы тоже можете с чем-то не справляться. — Это сделало меня более живым в твоих глазах? — Именно, это лучше, чем вечная дисциплина и идеально выстроенная реальность. — Согласен с тобой. А есть ли еще кто-то, кто не вписывается в общую схему идеальности в твоем окружении? Леша задумывается, буквально на секунду, а потом расплывается в широкой улыбке. — Да, есть такой человек. — Кажется, он довольно особенный, ты так заулыбался. Расскажи о нем. — Это мой новый знакомый. Недавно он подверг меня небольшой опасности, но ненамеренно. Мы пошли в кафе, а там было много людей и у меня случилась сенсорная перегрузка. Ну, вы помните, такое бывает. Так вот, он очень переживал за меня, помог пережить приступ и извинялся потом. Но я совсем на него не злился, ведь он не знал, как поступить и сделал все возможное, что облегчить после мое состояние. — Позволь резюмировать: тебе комфортно рядом с людьми, которые не боятся ошибаться, и которые могут признать свою вину. А с людьми, которые, наоборот, поддерживают постоянный образ идеальности, тебе не очень хорошо рядом, — психотерапевт расплывается в улыбке, пока Леша, наоборот, хиреет лицом. — Получается, что так. Это плохо? — Разве ты сам видишь в этом что-то плохое? — Леша отрицательно качает головой. — Ты умеешь видеть исключительную разность людей, и самое главное, выбирать, что тебе подходит, а что нет. Поговори с друзьями, объясни им, что не обязательно постоянно стараться делать все на максимум и ты примешь их несовершенства. А еще, если ты не будешь против, то мог бы ты попросить в следующий раз прийти вместе с тобой твоего нового знакомого? — Зачем? — атмосфера в кабинете резко меняется, будто помещение прошило молнией. И хоть Леша знает, что его врач никогда намеренно не причинит ему вреда, предложение привести Нурлана звучит несколько пугающе. Щербакову хочется уйти. — Ничего такого. Я не собираюсь вмешиваться в ваши взаимоотношения, просто хочу познакомиться поближе с человеком, который имеет на тебя такое воздействие. Но только при условии, что ты сам хочешь его видеть на сессии и готов услышать все, что он скажет, даже если это будет что-то не шибко приятное. — Мне надо дать вам ответ сейчас? — Нет, подумай сам, спроси своего друга, и, если все срастется, в следующий раз придете вместе. — Хорошо, а мы могли бы завершить сессию немного раньше? Я чувствую себя немного утомленным, — Леша действительно чувствуется себя навьюченным быком, пытаясь осмыслить новую информацию. И как бы ему не хотелось разобраться в ситуации, он понимает, что сейчас лучше притормозить. — Конечно, Алексей. Тогда до следующей встречи, через неделю, в моем офисе в три. — Спасибо, всего доброго. — До свидания, Леша, — терапевт кивает на прощание, но Леша уже не видит. Парень прикрывает дверь, а потом едва не срывается на бег, стремясь поскорее покинуть стены ненавистной больницы. На улице становится немного проще, он судорожно хватает воздух ртом, ежась от холода, который вмиг окутывает со всех сторон. Пальцы начинает покалывать, а нос тут же краснеет. Долго оставаться на улице нет никакого желания из-за плохой погоды, но и занять себя Леше абсолютно нечем вне дома, поэтому лучшим решением остается вернуться в квартиру Рустама, чтобы приготовить ужин к приходу с работы друга или позалипать в телевизор. Уже сидя в такси, Алексей возвращается мысленно к тому, что ему сегодня поведал психотерапевт. Несомненно, это огромный плацдарм для работы, как мыслительной, так и коммуникационной. Это печальный факт — людям порой невероятно сложно показать, как другой выглядит со стороны, а тот, в свою очередь, затрудняется показать, как чувствует себя изнутри. В разное время Алексей был по обе стороны этой дилеммы. И, чтобы хоть как-то нарушить этот злополучный круг, состоящий из общих страхов и взаимных недопониманий, Щербакову придется поговорить со своими друзьями. Правда, позже, сегодня он точно не в состоянии вступать в полемику, даже на пользу себе самому. Квартира встречает Лешу прохладной тишиной, что заставляет парня измученно зашипеть. В их панельке не предусмотрено индивидуальное отопление, а по графику подключение батарей планируется не раньше, чем через неделю. Городские власти мало обеспокоены резким понижением температуры, а вот Леша не мог игнорировать факт, что у него отваливались пальцы ног и рук, а естественным путем они не согревались, ибо в квартире было ощутимо зябко. Кое-как исправить положение помог горячий чай, которого Леша заварил целый чайник. Обжигающий напиток немного усмирил блуждающий внутри холодок, и, чтобы как-то удержать тепло, Леша решил забраться под одеяло, предварительно сменив уличную одежду на домашнюю. Нацепив спортивные штаны и футболку, Щербаков остается не удовлетворен, ощущая кожными рецепторами присутствие в воздухе холодной сухости, раздражающей до чесотки. Чтобы унять жуткую парестезию, которая постепенно разбредалась по всем участкам тела, Леша снова полез в шкаф, чтобы выискать какой-то пуловер или мягкий свитер, в который можно будет облачиться. Как назло, все, что попадалось под руку, было то колючим, то грубым, и Щербаков уже мельком подумал покуситься на шкаф Рустама, может, у друга завалялось что-то ему по вкусу, но тут его поиски доходят до дальней стенки шкафа, натыкаясь на джерси. Вещь из легкого, шелковистого материала, который практически не ощущается на теле, идеально подходит сейчас Алексею, а большой размер только дополняет список положительных качеств. А еще, кажется, спортивная кофта обладает какими-то магическими свойствами, потому что, стоит только просунуть руки в отверстия рукавов, к Леше возвращается приятное чувство чего-то знакомого и родного. И он растворяется в теплоте ткани, как сахар в горячем чае, с улыбкой предполагая, что эта вещь, наверное, принадлежала кому-то важному из его прошлого. Однажды он обязательно выяснит кому. Щербаков даже не замечает, как проваливается в сон, бездумно перед этим скроля приложение для чтения книг. Он с интересом читает первые пару страниц, но потом его сознание все больше размывается, а веки тяжелеют. Телефон с глухим стуком падает на прикроватный коврик, но Леша уже не слышит этого, как и не слышит примерно с десяток звонков от Рустама, который обеспокоен тем, что друг не отзвонился после терапии, а теперь и вовсе игнорирует входящие вызовы. Просыпается Леша от грохота двери, которая ручкой ударяется о стену так, будто кто-то ее хорошенько так пнул. Он вздрагивает и осоловело хлопает глазами, пытаясь сосредоточить свой взгляд на вошедшей в комнату фигуре. — Рус? — голос ото сна хриплый, а глаза по-прежнему слипаются, и Леша недоуменно пялится на очевидно рассерженного товарища, который продолжает истуканом торчать в дверном проеме. — Не могу поверить, что ты, блять, просто спишь дома, — поток злости от Рустама волной проносится по комнате, заставляя Лешу непроизвольно натянуть одеяло повыше, к горлу. Вся поза Саидахмедова выражает недовольство — от сжатой челюсти до пальцев рук, сложенных на груди в замок, сжимающихся на предплечьях кожаной куртки, скрипя чёрным изделием. Леша претензии не понимает, поэтому только устало закатывает глаза, в очередной раз становясь причиной придирок за факт своего ебаного существования. Наверняка, друг уже напридумывал в своей голове кучу ужасающих по своей жестокости сценариев с его участием, а теперь вымещает злость на Лешке, который тихо-мирно спал дома. В чем его вина, собственно? — Дай мне минуту, я встану, и мы поговорим, — раздраженный резким пробуждением и таким бесцеремонным входом в свою комнату, Щербаков старается удержать последние капли самообладания, чтобы не скатиться раньше времени в скандал, который, судя по всему, все равно неизбежен. — Как скажешь, — Рустам, в свою очередь, не скрывает злости, но послушно уходит, чему Леша несказанно радуется. Как только дверь закрывается, он с облегчением откидывает одеяло, под которым успел спариться. Злостно отпинывая элемент постельного белья ногами в сторону, Алексей садится на кровати и переводит дух. Сейчас бы с большим удовольствием парень повалялся минуток двадцать, просто отпуская ощущение сонливости. Как бы странно это ни было, но дневной сон, на удивление, был очень спокойным. Леша так сразу и не может вспомнить, снилось ли ему что-то приятное, но вот факт отсутствия кошмаров, которые стали неотъемлемой частью его жизни, несколько потрясает. Он в очередной раз многозначительно треплет длинные рукава джерси, силясь вспомнить хоть что-нибудь. Вот же проклятье — защитные механизмы его организма работали сейчас против своего хозяина, не позволяя приоткрыть эту завесу тайны. Но на разбирательства, в очередной раз, нет времени, поэтому Леша просто снимает вещь и снова прячет ее в глубине одежного шкафа. Заменив джерси на менее удобный свитер, Щербаков выходит в гостиную, где царит убийственная атмосфера напряжения. Лицом Рустам немного смягчился, но, очевидно, его еще волнует тема резкой пропажи друга с радаров. — Я звонил тебе раз семнадцать, — резюмирует Рептилоид. Очередное чертово обвинение. Блять, когда Леше пришлось пойти на терапию он был совершенно не рад, но никогда не думал, что больше всего сложностей ему принесет собственная осознанность, которая сейчас раскрывала глаза на все дерьмовые поступки его друзей. — Я спал и не слышал. Сессия сегодня завершилась раньше, и я решил вздремнуть после, в чем твоя проблема? — Леша даже не понимает, с какой стати он должен оправдываться за простой сон. — Ты заставил меня волноваться, а сейчас ведешь себя как ребенок. — А ты, блять, моя мамочка или что? Ты, очевидно, перебарщиваешь со своим контролем. Я не травмирован, не умираю, а отсутствие памяти не делает меня инвалидом. Успокойся, Рус, меня не надо спасать. Еще один такой доеб, и ты будешь ходить на терапию вместе со мной, это уже не смешно, — Щербаков сатанеет, и если бы можно было убивать взглядом, то от Саидахмедова уже бы остался только прогорклый пепел. Дабы не развивать конфликт, Леша удаляется обратно в комнату. Его сознание пытается пристыдить голосом психотерапевта, что следовало бы держать свои эмоции в узде и поговорить конструктивно, но не он первый начал ругань. Сначала Рустам появляется на пороге комнаты безумный, как хтонь, а Леша должен проявлять благоразумие? Не поддаваться эмоциям? Как бы быстро он не продвигался в своей терапии, но усвоить новый паттерн за пару часов просто невозможно, да и, честно говоря, не очень хотелось. Одно Щербаков знает точно — спорить с токсичным человеком себе дороже, даже если тот неосознанно бросается какими-то уничижительными фразами. Только за этот краткий обмен репликами, Рустам умудрился его обвинить, дать оценку его поведению, сравнив с ребенком, и обидеться. Просто чудесно. У токсичного человека обычно нет цели понять своего собеседника. Он не намерен услышать человека — он стремится одержать верх через бомбардировку эмоциями. Яркие реакции только отыгрываются, чтобы вызывать чувство вины в собеседнике. Леша сам не замечал, сколько раз выкручивал эмпатию на максимум, из кожи вон лез, придумывая новые способы донести аргументы… и тщетно проигрывал. Самый действенный ключ к разрешению конфликта — спокойствие и полное отсутствие эмпатии. Конечно, сейчас Щербакову безумно тягостно осознать, что его друг, так трепетно заботящийся о нем, не нуждается в оправданиях, потому что пересек черту. И тут больше нет никакой возможности пойти на встречу, только стоять на своем. Попытка внушить стыд и манипуляция через чувство вины — это последнее, чего хочется ожидать от близкого человека. И, честно говоря, Леша пока ни на йоту не понимает, что следует предпринять и получится ли? Поступаться своим комфортом и ментальной безопасностью из раза в раз он не готов, вступать в регулярные конфронтации тоже, а мирно все решить пока не представляется возможным. Есть, конечно, вариант просто съехать. Пожить с кем-то другим или, может быть, даже одному. Отчего-то в момент полной разбалансировки внутреннего мира, когда чувствуется скорое приближение катастрофы, Леша вспоминает другой пример обращения к себе. Вообще-то он много раз обращался в памяти к тому вечеру, когда его накрыл приступ, и не зря, наверное, сегодня на приеме он подумал о Нурлане, как о человеке, с которым рядом безопаснее всего. Который не надсмехался, не утрировал, не делал из него инвалида или заложника положения. Который воспринимал его максимально таким, какой он есть. Порой болезненным, несуразным, раздосадованным или опечаленным. Громким и радостным, мечтательным и вдохновленным. Черт, да он даже заморочился с методикой, которой Алексей, кстати, старается придерживаться. Как минимум, это помогает ему тренировать краткосрочную память. Он не возлагает больших надежд, и не ждет, что воспоминания чудесным потоком польются одно за одним, но ему приятно такое ненавязчивое участие. И пусть с его стороны немного некрасиво сейчас сравнивать Рустама и Нурлана, но первый объективно уступает в этом негласном соревновании. Леше не хочется углубляться в анализ мотивации таких поступков нового знакомого, но собственное сердце не остается безучастным к чужому вниманию, каждый раз заходясь в трепетном ритме, когда в голове всплывает хитрая лисья улыбку и прищур необычных глаз. Об этом любят повздыхать школьницы или расписать на три тома стихотворных сборников особо чувствительные натуры. У этого понятия много красивых названий и метафорических сравнений, но, кажется, Леше не подходит ни одно. Он сейчас вообще с опаской навешивает ярлыки на чувства и на людей, страшась ошибиться в своих убеждениях и их резонах. Но если на секундочку поддаться чувствам, то он бы сказал, что Нурлан для него осень. Та самая осень, которую он вынужден проживать будто впервые, по понятным обстоятельствам, но это совсем не тяготит, скорее наоборот, интригует и возбуждает. И Лешу больше не пугает промозглый ветер, разметающий сугробы листьев по подворотням. Не напрягает сквозняковое дыхание, что таится по углам квартиры. Не томит безутешный хруст ломающейся под подошвой листвы. Не угнетает серость и однотипность палитры вялого города, что готовится к долгой зимовке. Потому что для него осень окрасилась иными вещами — утками в парке, имбирными пряниками, карамельным латте и какао, хот-догами и яркостью листвы, разбросанной суетливо дуновением воздуха вдоль дорог и тротуаров. И все это благодаря Нурлану, который ненавязчиво вплелся в каждое воспоминание, привнося с собой в жизнь Алексея уют и заботу. Если изначально Щербаков метался в своем выборе, то сейчас он осознает с кристальной четкостью, что не может назвать никого, кроме Нурлана, кто мог бы отличиться такой изящной естественностью и принятием по отношению к нему. При всем при этом мужчина не был идеальным и несколько раз откровенно плошал, взять в расчет хотя бы их знакомство, но это только добавляло плюсов в глазах Алексея. Было бы куда хуже, если бы он смешивался с остальной массой друзей, заботящихся, но непременно ранящих из раза в раз. Дабы не дать себе время передумать или испугаться, Леша отправляет сообщение Нурлану с просьбой сходить с ним к врачу. Он детально описывает мотивацию врача и свою, надеясь, что это не отпугнет друга, потому что где-то на задворках сознания неприятным ужиком проскальзывает мысль о чрезмерной навязчивости и требовательности. Но в любом случае, Нур в праве отказаться, о чем Щербаков тоже предупреждает. Он даже не ждет быстрого ответа, понимая, что другу необходимо будет взвесить все за и против, только тот снова удивляет его, к счастью, в приятном смысле. «Если для тебя это важно, то я, конечно, схожу» «Спасибо, я завтра наберу тебе и расскажу все подробнее🥺» «Буду ждать🖤» А Леша не может поверить, что уже дождался.