Особые отношения

Первые дни на корабле Джим нервничал, ему трудно было осваиваться в незнакомом месте. Он всё льнул ко мне, надеясь на помощь. Но от работы, даже самой тяжёлой, не отлынивал. И всё же сказалось слабое здоровье. Я стал замечать странный румянец у него на щеках, сам он как-то побледнел и осунулся ещё больше. За всё время плавания паренёк загорел очень мало, а теперь эта бледность ещё больше выделялась у него на лице. Джим ещё больше похудел от скудной пищи на корабле. Одним вечером в мою дверь постучали. Робко, неуверенно. Словно самому пришедшему было неловко просить чужой помощи. - Войдите, - сказал я, подняв глаза от книги. В дверях показался юнга. Вид у него был такой себе. - Я... - Джим замялся, - Я не очень хорошо себя чувствую, сэр. - Давно? - я поднялся и направился к нему. - Да, - тот почему-то отпрянул от меня и виновато опустил голову. - Так почему же раньше не сказал? - я нахмурил брови. - Я... - он жутко смутился и, шмыгнув носом, сделал ещё один шаг назад. Джим смущался и на подобное обращение, и на ласку, и на обычную помощь. Ему неловко было. Миссис Хокинс была довольно строгой женщиной. И её муж тоже. Они никогда особо не баловали сына нежностями. Не знаю уже, в чём дело. - И как же это проявляется? - со вздохом спросил я. - Я... Меня всё время знобит и я плохо сплю. И частые рези в животе. И температура высокая. Сильвер сказал. - Это он велел тебе сходить ко мне? - Да, - ещё тише отозвался тот. - Жаль, что ты сам не решился, - сурово проговорил я. - Простите, - еле слышно прошептал мальчик. - Почему же ты сам не подошёл ко мне? И я продолжал бессовестно давить на него. Хотя видел, что тому сейчас больно и плохо и он просто не может признаться в своей стеснительности. Он не отвечал мне, а я настойчиво требовал ответа. Спохватился я только тогда, когда увидел у мальчика на щеке слезинку. И тут мне стало действительно стыдно. Я подошёл к нему и присел рядом. - Ох, прости. Боже, мне не стоило так на тебя давить. - я положил ладони ему на плечи. - Ничего, - тот шмыгнул носом и поднял голову. Мы решили, что на время болезни юнга переселится ко мне в каюту. Мало ли, что может случится. А так я всегда буду рядом со своим мальчиком и смогу ему помочь. Ещё до этого наши каюты находились по соседству. И что ни ночь, я слышал доносящийся оттуда плач. Видимо, бедняжка ещё не справился с потерей отца. А та страшная ночь, нападение на трактир... Всё это сказалось на психике ребёнка. В такие моменты я не выдерживал, шёл к нему в каюту и успокаивал его. Я брал его на руки и укачивал, словно младенца. В конце концов он засыпал, а я ещё долго сидел рядом и любовался его спокойным выражением лица. В такие моменты мне необязательно было сдерживать свои порывы. Я клал голову юноши к себе на колено и гладил его по волосам. Порой, не успев перехватить себя, я целовал его. Если бы он был в сознании, я бы никогда не решился на такое. Не хотел пугать мальчика. Я постепенно привязывался к нему. В одну из тех ночей, когда он был болен, я снова услышал доносящийся снизу плач. Джим плакал, но всё ещё спал. Неожиданно он закричал и забился в агонии. Затем он снова притих и продолжал плакать. Я спустился, бросился к нему и крепко обняв, поднял на руки. Мальчонка обмяк в моих руках и приоткрыл усталые, покрасневшие от слёз глаза. Он был так измотан, испуган и расстроен. - Тише, тише, малыш, - я прижал его крепче. - Тише, Джейми. Мне никогда не нравилось сокращение "Джимми". Оно звучит как-то броско и вульгарно. Если я и называл его ласково, то только Джейми. Больше сокращений я не знаю. По моему, это звучит более нежно, нежели "Джеки" или "Джесс". А "Джеймс" как-то строго и слишком официально. Да, да. Все эти имена родственны между собой. - Простите... - больше он ничего не сказал и сразу же уснул. Я не хотел рисковать и просто лёг со своим чудом рядом. В какой-то момент мне стало страшно, что я могу потерять его, как и его отца. Что он вот так же уйдёт, ускользнёт от меня, а я не смогу ничего сделать, чтобы спасти его, защитить, уберечь от этой участи. На следующее утро я не сразу осознал, почему я не на своём месте, а Джим, хоть и смутился и порозовел до ушей, был рад, что провёл ночь не один. Впрочем, как и я.