***
Я помню, как мы перевезли вещи в новую съемную квартиру и грезили о будущей жизни. Помню, как ты уронил коробку с посудой в лифте, и, пока мы поднимались на наш десятый этаж, мы смеялись, пытаясь успокоить себя и надеялись, что большая часть уцелела. Я помню, как мы спорили, кто какую займет полку в шкафу. Сошлись на том, что так как я был немного ниже, то и верхняя полка достанется тебе. Помню, как немного переставили мебель и устроили все так, как хотели мы. Как в первый же день решили не готовить ужин, а заказать еду домой, и снова спорили о выборе. Я помню, как уже тогда между нами проскакивали искры. Шутки, добрый смех и забота друг о друге. Уже тогда я видел в тебе больше, чем друга. Ты был единственным человеком в моей жизни. Даже без акцента на дружбе, любви или прочем. У меня не было никого, кроме тебя, Джотаро. И чем это все обернулось? Мои надежды так красиво разбивались на мельчайшие осколки. Я как будто наблюдал падение хрустального шара с пьедестала в мрачном зале, где свет был направлен только на одно произведение искусства. Как медленно падал шар, как медленно разбивался, а осколки разлетались по полу, ярко играя в свете прожектора.***
Казалось, что наш отдых в Кусацу не мог быть омрачен совершенно ничем. Каждый день мы ходили куда-то, наслаждаясь потрясающей природой онсэна. Я никогда не забуду, как ты держал меня за руку в чудесный вечер, когда мы любовались горами и термальными источниками в свете розового заката и слабеющих солнечных лучей. Не забуду, как ты обнимал меня тем утром, когда мы встречали рассвет на берегу небольшого горного озера. И не забуду вечер за пару дней до отъезда. Вечер моего дня рождения. С утра я не застал тебя рядом с собой в постели. На шее неприятно чесался оставленный тобой ночью засос. Приподнявшись, я заметил оставленную тобой на подушке записку — вечером меня ожидал сюрприз — внизу было написано милое поздравление от тебя. Цинично цыкнув, я плюнул на бумажку и бросил ее на пол. Как будто сразу чуял подвох. В ожидании вечера я решил прогуляться, думая, что в мое отсутствие тебе будет проще организовать желанный "сюрприз". По приходу обратно я застал тебя в ни капли не изменившемся номере. На секунду я подумал, что вернулся слишком рано, но услышав твои сладкие речи, явно адресованные не мне, я понял, что пришел очень даже вовремя. Что-то о любви, что-то о чувствах и... что-то обо мне? Какого хуя ты рассуждал о том, о чем понятия не имел Джотаро? Ты, блять, нихера не знал ни о любви, ни о том, что происходило со мной. Так какого блять хуя ты говорил об этом с тем, кто уж тем более не сведом, а только и мог сосать твой член под властью пьяной страсти? Этот звонок вывел меня из себя. В порыве очередной агрессии, сковавшей и захватившей мое уже непослушное сознанию тело, я выхватил твой телефон из рук и бросил его на пол. Женский голос по ту сторону трубки не замолкая называл твое имя в надежде услышать ответ. Непослушные слезы текли по моим щекам, пока я бессвязно материл тебя, припоминая все случаи, когда ты делал мне больно. Я кричал, беспорядочно размахивая руками, полностью управляемый своими эмоциями и не выдержавшим стольких разочарований сердцем. Ты же просто стоял передо мной, бывало, пытаясь только что-то сказать, но я мгновенно перебивал тебя своим криком. Я выпалил тебе почти все, что чувствовал. Почти. Ведь на тот момент я не чувствовал уже ничего. В ту секунду, когда под конец своей исповеди я вот-вот обронил бы с губ слащавое "я тебя люблю", я словно потерял дар речи. Дышать стало тяжело, к горлу подступил ком, и ни слова больше я не мог обронить. Заплаканный, я медленно подошел к тебе и отвесил пощечину. Со всей силы, какая нашлась во мне. Выразив в ней всю боль. Я хотел, чтобы на твоем лице хотя бы физически отразилась та боль, которая жгла мое сердце все это время, хотя, пусть и не хлипкий и слабый, мой удар не мог показать тебе эту боль целиком. Внутри меня словно начался пожар. На твоей щеке красовался красный след моей ладони. Ты просто смотрел на меня, ничего не говоря. Я разрыдался еще сильнее. Управляемый эмоциями я сделал то, чего никогда бы не мог тебе позволить. Мне казалось, будто моя щека горит так же, если не сильнее, чем твоя. Я мысленно проклинал себя за это. Я не хотел, Джотаро, я не должен был, не должен! Я представил, как сам себе вонзаю нож в грудь, удар за ударом, ковыряясь в каждом уголке грудной клетки в надежде расковырять свое гнилое нутро. Удар. Я пошатнулся и упал на пол. Ты пнул меня ногой в живот, сел на мое распластавшееся на полу тело и продолжил бить меня. В ту секунду время для меня остановилось. Время. Чувства. Весь мир. Лучше бы ты убил меня. Ты бил меня, но я ничего не чувствовал. Я не хотел сопротивляться. Просто был игрушкой в твоих руках, которую ты избивал со всей силы. На твоих кулаках уже видна была моя кровь, сочившаяся из моей рассеченной брови и носа. Мне было невыносимо больно только от одного — ты позволил себе так сорваться на мне. Еще больнее было от того, что первый удар нанес я. Ты говорил что-то о терпении, о том, что я, как и всегда в своей жизни, ошибался. Что мои мысли и догадки не совпадали с реальностью. И продолжал бить меня. Дышать уже становилось гораздо тяжелее, глаза я не открывал — то ли от инстинкта самосохранения, то ли страха столкнуться с твоим взглядом. Когда побои прекратились, на мою щеку капнуло что-то горячее. С трудом приоткрыв глаз, я увидел, как ты плакал. Ты впервые плакал при мне, Джотаро. Впервые. Ты не помог мне встать. С трудом я услышал твои последние слова, брошенные в мой адрес, когда ты уходил из номера. Среди твоего бессвязного лепета я смог разобрать свое имя, прозвучавшее в самой непривычной интонации — сожаление и... любовь? В ванной я увидел свое изуродованное твоими руками лицо. Кровоподтеки, куча синяков, и, показалось, у меня был сломан нос. Мне было так похуй, Джотаро. Вытирая рукавом кровь и слезы с лица, я достал из кармана сигареты, лег прямо в одежде в ванну и открыл кран. Горячая вода была не лучшим решением в медицинском плане, но, на удивление, произвела хотя бы психически успокаивающий эффект. Датчик дыма не срабатывал ни разу, когда мы курили в номере. Поломка или безответственность, хуй с ним, так может и лучше было лично для нас. А я так ненавидел курить в помещении. Ты вернулся вечером, как будто ничего и не произошло. В следующие два дня мы не сказали друг другу ни слова. Только по утрам ты молча приносил мне медикаменты для плохо заживавших ран на лице и с такой родной для меня заботой обрабатывал сотворенное тобой же. На пути домой я уже молился, чтобы наш поезд сошел с рельс.***
После случившегося между нами в Кусацу жизнь текла равномерно. Работа, секс, твои встречи с друзьями. От недавних побоев остались только два с трудом рассасывавшихся под кожей синяка и едва заметный шрам под бровью. Мне удавалось держать себя руках и не срываться, да и ты вновь стал "примерным" — предупреждал о своих тусовках, изредка мы ходили гулять по вечерам, да и в целом отношения наладились. В один вечер, когда ты ушел к очередным "друзьям", я решил проветриться и сам, выбрав для этого ближайший бар — не лучшее заведение. Сидя за стойкой и выпивая коктейль за коктейлем, я приметил взглядом особу, которая вызывала у меня неподдельное отвращение — до того напоминала тех девчонок, с которыми ты коротал вечера. Тупой нож врезался в спину и пронзил грудь до самого сердца. Что-то толкнуло меня обратиться к бармену и попросить его повторить ее недавний заказ. Так между нами завязался диалог. Она не была настолько омерзительна, пьяна и распутна, как могло бы показаться другим. Не отталкивала общением и казалась вполне приятной. Но она напоминала мне о тебе и твоих похождениях. Я возненавидел это в ней, но одновременно этим она меня и манила. Короткое платье не выглядело путанским, длинные волосы были хоть и просто, но аккуратно уложены, да и лицом она была довольно мила. Как собеседник, конечно, пустышка, но я не мог рассчитывать на нормальный разговор, учитывая, что нас обоих в этот бар привели какие-то проблемы, говорить о которых даже выпившими не очень-то и хотелось. Мы пили и говорили, пили и говорили. Алкоголь не сбивал меня с мыслей — лишь придал немного раскованности и расслабленности телу. Моя собеседница тоже держалась неплохо — выпивка только слегка развязала ей язык, позволив начать разговоры на более откровенные темы в духе пустяковых личных проблем. Все время, сколько я смотрел на нее, я как будто видел тебя рядом с ней. Прижимающего к себе, лапающего ее хрупкое тело за все приличные и нет места. Когда она в порыве откровений и чувств позволила себе взять меня за руку и плакать в мое плечо, меня пронзило неодолимое отвращение, и избавление от этого болезненного ощущения я увидел только в одном. О чем вскоре пожалел. В постели с ней я не чувствовал и не ощущал абсолютно ничего, как будто купил дешевый мастурбатор, не доставлявший никакого удовольствия. Тяжело было представить себя на твоем месте, когда ты сам развлекался с пьяными девчонками, готовыми раздвинуть перед тобой ноги за купленный в баре крепкий напиток. Она вроде стонала, вроде извивалась под моим телом, но это было с такой наигранностью, легко читавшейся в лице, в глазах, что я просто пытался отвлечься от нее, лишь бы побыстрее кончить. Думать о тебе было одновременно больно, но одновременно приятно. По телу бежала дрожь и понемногу приближался оргазм, но все это в мгновение сменялось пустыми, болезненными в груди ощущениями — я предал тебя, я предал себя, я совершил самую большую ошибку. Ее длинные волосы небрежно прикрывали небольшую грудь, когда она была сверху. Это было как раз кстати — меньше всего я хотел видеть ее тело. Но я не мог сбросить ее с себя. Почему-то не хотел. Может я действительно хотел отомстить тебе, Джотаро. Может я просто хотел забыть тебя, Джотаро. Точнее, найти замену. Но найти замену невозможно никому, Джотаро. Она нередко тянулась поцеловать меня, но я отпирался. Мне было чуть ли не до слез мерзко ощущать все это. И пусть я проявлял инициативу, нередко срываясь уже на грубую еблю, меня начинало сильнее тошнить с каждой минутой. Порой я пытался сконцентрировать внимание на окружавшей нас обстановке. Квартира была пустовата, серые стены звонко отражали ее стоны, после чего те болью отдавались в моих ушах. Приглушенный свет настенного бра создавал ощущение, что мы находились внутри деревянной бочки. На удивление, квартира выглядела достаточно убранной и чистой. Хотя, скорее всего, мне так казалось из-за минимума вещей и мебели. Она снова наклонилась ко мне, и на ее волосах я словно почувствовал твой запах. Твой запах, Джотаро. Я испытывал что-либо, думая только о тебе, связывая это с тобой. Она не пошла в душ после секса, а лишь неряшливо вытерла пот и сперму с тела своей домашней футболкой. Я чувствовал себя омерзительно. Мне казалось, что я насквозь пропах ее духами, ее запахом. Не тобой, как это было всегда. Взяв себя в руки, я потянулся к своим джинсам, валявшимся подле кровати, и достал сигареты. Зажигалка позволила прикурить не с первого раза. Вкус сигарет. Запах сигарет. Все то же легкое жжение в горле и легких. Я хотел вернуться к тебе, в твои объятия тогда. С каждой затяжкой пытался убедить себя в том, что ничего не произошло и сейчас, нежно и с, казалось, любовью, меня обнимешь именно ты. Твой запах был так пропитан сигаретным дымом. Я закрыл глаза. Вспомнил нашу квартиру. Обнаженного тебя у окна, медленно и с наслаждением выдыхающего дым. Представил, как сам встаю с нашего уже старенького дивана, сажусь на подоконник. Мы курим и обсуждаем все, что только могло прийти на ум. Я любил тебя, Джотаро. Пока я курил и предавался нелепым фантазиям, моя спутница встала с кровати и взяла с комода расческу. Стоя спиной ко мне, она ловко причесала растрепанные в порыве дешевой страсти волосы и поспешила покинуть спальню. Я выглянул из-за двери и увидел ее, сидящей на полу возле кофейного столика, на котором была насыпана горсть белого порошка. В тот момент, когда она наклонилась за валявшейся на полу бумажкой, мне удалось разглядеть две аккуратных дорожки. Одна. Вторая. Девушка была явно со стажем употребления. Я решился подойти к ней и все-таки сел рядом, с любопытством разглядывая каждое ее действие. Обнаженная, она сидела на коленях и, упираясь сзади на руки, ловила кайф, откинув голову назад. Присутствие свидетеля ее нисколько не смущало — либо от кайфа, либо от уверенности в том, что мне незачем было кому-то выдавать ее мерзкий секрет. Это саморазрушение. Ведь люди не от лучшей жизни начинают пить, курить, а тем более — употреблять. Меня так тянуло к ней, потому что она была разбита. Вряд ли сильнее, чем я, но то, как она продолжала разрушать свою жизнь, было как будто продолжением моего уже оборванного пути. Я докурил, потушил сигарету о свою руку, прикусив губу от боли ожога, и бросил окурок на пол рядом с собой. Девушка бросила на меня полный фальшивого любопытства взгляд и снова уставилась в потолок. Только сейчас я понял, что даже не удосужился узнать ее имени. Тонкими бледными руками она готовила очередную дорожку. Я без лишней уверенности в себе и грубости взял ее за руку и посмотрел в ее глаза. Она поняла меня без слов и протянула бумажку, с трудом державшую форму практически идеальной трубочки — была скручена точно опытными руками. Первый раз в моей жизни. Полное забытие, достигнутое через страшную боль. В носу ощущалось неприятное покалывание, а нечто очень горячее как будто начало разливаться по телу. Заболела голова. Девушка попыталась вывести меня на разговор. Что-то я отвечал ей — видимо, разговор ею был завязан для контроля моего еще неопытного в употреблении организма и сознания. Я думал только о том, как разрушил свою жизнь окончательно в один день. Сам. Близость с другой. Наркотик. А я хотел находиться в твоих объятиях. Странные мысли начали охватывать меня. Я лег на пол и думал. Думал о тебе, Джотаро. Неописуемый прилив мотивации охватил меня, но ломота и слабость в теле позволили только тупо пялить в потолок. В моей жизни после того дня не могло быть ничего хорошего. И я решил отвергнуть свои желания, свои мечты. Бросить все? Я заслуживал худшего. Я жаждал этого. Я бы умолял о прощении, но не стану. Сейчас я могу сказать тебе абсолютно все, что думаю. Я люблю тебя, Джотаро. Я погиб из-за тебя, Джотаро.Нориаки