Нашёл тебя в тени коварной тьмы, Услышал тихо сердце бьётся Столь хрупкое и малое среди войны, Теперь моё в ответ неймётся. Поверь, я вовсе не хотел пугать, В тот день ты стала лучом света. Решил тогда друзьям солгать Во имя медного я цвета. Твоя душа чиста, невинна, Я не хотел тебя терять. Теперь и цель моя едина — Тебя спасти и охранять.
Леголас понял, что не останется в Городе Солнца, сразу, как только в голове его возник план спасения раненной девушки. Для отвара нужны были травы, обходить уцелевшие от пожара дома в поисках снадобья не имело смысла, и времени на это тоже не было. Оставлять же девушку одну в поселении, пока он ходит по лесу и ищет нужные растения не хотелось. Подхватив завёрнутую в плащ хрупкую фигурку, он заботливо посмотрел в её лицо. — Все будет хорошо, — прошептал он с чувством, будто она сейчас могла его слышать, после чего покинул город через разрушенный проем в частоколе, уходя, в последний раз бросив взгляд на тлеющие улицы. С запада земли Итилиана граничили с густыми лесами, дорога туда измерялась не кроками и была не близкой, но там он планировал найти всё нужное для приготовления лекарства. В многочисленных походах за последние несколько лет эльф неоднократно набредал в лесу на обособленный небольшой домик, куда и держал сейчас путь со своей драгоценной ношей. Обогнув с севера холм, на котором раскинулся город, быстрым шагом шёл он через луга, постепенно отдаляясь от полноводной реки. Солнце сияло в зените, в лицо мягко дул ветер, какой бывает поздней весной или только что сменившим её летом. Довольные жарким полднем птицы щебетали вокруг весёлым гомоном. Ближе к лесу к ароматам луговых цветов, витавшим в бархатистом теплом воздухе, стал примешиваться сладкий запах цветущей липы и кустарника дикой розы. День ещё не начал клониться к закату, когда Леголас добрался до места. Оглядывая окрестности, он поймал себя на мысли, что вокруг очень красиво. Посреди тихой опушки разливалось серебром небольшое озеро, укрытое от посторонних глаз стройными деревьями в молодой нежно-зеленой кружевной листве. В воду входил пологий берег, лишь с одной стороны заводь обросла густым непроглядным кустарником, что тянулся к солнцу меж небольших серых камней. Недалеко от озера стоял домик, на который Леголас не раз набредал во время рейдов. В чаще в здешних краях издревле жили дети леса, низкорослые коренастые первобытные обитатели этих мест. В избушке, куда держал свой путь эльф жила семейная пара лесовиков. Плечистый мужичок, обросший щетиной, точно камень рыжим мхом, с густой бородой, пучками торчавшей под широкими скулами, и его жена, невысокая крепкая женщина непонятного возраста, с вечно взлохмаченной косой, что вилась вдоль спины из-под повязанного на голову платка. Леголас точно знал, лесовиков в чаще живет много, он слышал их низкие басистые голоса. И хотя передвижения их были почти бесшумными, аккуратными и бережными к окружающей природе, звуки, доносимые с их поселений, он прекрасно улавливал, а вот жилища их не видел ни разу, будто свято охраняли их огромные лесные древни. Лесолас вышел по тропе к маленькой добротной избушке. Никогда раньше он не подходил к ним открыто для знакомства, потому как не знал, видели ли здешние люди когда-либо лесных эльфов, и если не слышали об их народе — пугать не хотел. Неподалеку от крыльца, привязанная к стволу молодого дерева, паслась каурая кобылка, немало удивив своим присутствием эльфа. Впрочем животное, увидев путников, тоже удивленно вскинуло голову от широкой деревянной поилки. Эльф подошел к ней вплотную, оглядывая странное для здешних жителей домашнее животное. Раздувая ноздри с шумным вздохом, лошадка стригла ушами, заинтересовано обнюхивая его и лежащую у него на руках юную деву. Тонко заржав, лошадь уткнулась широким носом в сухую пылающую от жара щеку девушки. Леголасу показалось на миг, что в больших черных глазах кобылки промелькнула грусть. — Я справлюсь, — тихо сказал он, не понимая сам, обращается ли к лошади или к себе, — Она обязательно поправится. Из домика на небольшое крыльцо вышла маленькая круглолицая женщина с деревянным корытом в руках, наполненным зелёной ботвой для домашней птицы. На кряжистой фигуре болталась холщовая свободная длинная рубаха, подпоясанная витым шнуром. Округлив глаза, она, не мигая, смотрела на странную пару — длинноволосого белоголового мужчину выше её в два раза и завернутую в темно-зеленую материю девушку с длинными, развивающимися на ветру медными локонами. Не в силах произнести ни слова, хозяйка прижала к груди сжатые в кулачки ладони. Корыто выпало из рук, громко скатившись со ступеней, ботва разлетелась на ходу в разные стороны. Лошадь испуганно ткнула копытом в землю и с громким ржанием взвилась свечкой, но рвануть с места в лесную чащу ей не позволили привязанные к дереву поводья. Эльф подошел к лесовихе, опустил голову, склонив перед хозяйкой одно колено, плащ сполз с ног девчушки, обнажая опухшую рану. В разрез штанины женщина увидела покрытую сукровицей царапину, от которой расходилась по коже яркая черная сетка сосудов. — Гунгуры, — охнула она с чувством, озираясь по сторонам, словно ожидая нападения. — Да, — кивнул Леголас, и добавил, успокаивая женщину, — Орки были, но далеко отсюда. Она из города на холме, в четверти дня ходьбы. На селение напали, никто не выжил, кроме нее. Я сделаю отвар из трав и прочитаю заклинания. Я должен вылечить ее. Прошу, помоги мне… Женщина наклонила голову на бок, на несколько долгих мгновений сомнения отразились на её задумчивом лице, но затем она кивнула и отошла в сторону, пропуская эльфа в избу. Аккуратно переступив лежащее на земле корыто, Леголас поднялся по ступеням и вошел внутрь. Внутри избушка была просторная, чистая, уютная и обжитая. Всё было в одной комнате: огромная лежанка, полыхающий очаг и кухня, небольшой деревянный стол и лавка у окна, по углам висели пучки сушенных трав и нанизанные на бечёвку маленькие рыжие грибы. Ароматно пахло мыльной травой и варёными корнеплодами. Женщина бойко засуетилась, по-хозяйски отодвинула стол к очагу, бросила на лавку покрывало, показывая положить на него девушку. Леголас тоскливо посмотрел на девчушку – ощущать её в своих объятиях стало для него так привычно, что выпускать из рук не хотелось. По крайней мере до того момента, как она, поправившись, придет в себя. Эльф со вздохом положил раненую, вынимая из-под неё свой плащ. В большую деревянную лохань лесовиха налила студеной воды из ведра у печи, разбавила бурлящим в котелке кипятком, оторвала от сложенных за кроватью тряпиц огромный кусок. Наклонилась над девушкой, осматривая рану. — Ненавидеть гунгур! — со злобой сказала она и Леголас понял, что говорит на общем языке она не очень хорошо. Эльф оглядел сложенные на столе приготовления: — Где твой муж? — спросил он, с интересом глядя на лесовиху. — Откуда знать, что есть муж? — прищурив глаз, ответила та вопросом на вопрос, сцепив руки на груди. — Над лежанкой весит мужская одежда, — ответил он, решив не вдаваться в подробности его наблюдений за их жилищем. — В лес уйти, на охоту, — пояснила она уже более доброжелательно, обмакивая оторванную ткань в лохань с водой. — Откуда тут лошадь? — снова спросил Леголас. Лесовиха отжала крепкими руками мокрую материю и рассказала, не отрывая взгляд от воды. — Следопыты оставить, как весна проклюнулась, быть здесь трое. Встретить гунгур, — она вновь сердито свела брови, — Один воин пал, лошадь оставить нам, по осени обещались забрать. Лесовиха повернулась и, жестикулируя, объяснила: — Ты собирать листья для отвара, я раздеть и обмыть израненную деву, — намекая, что он должен выйти. Эльф посмотрел на неё, сосредоточенную и серьёзную, и вдруг понял, что они даже не представились друг другу. — Как тебя звать? — спросил он мягко. — Уана, — резко выдыхая воздух, ответила она, вскинув круглое личико, как и ожидал, более странного имени раньше он никогда не слышал. — Я Леголас, — улыбнулся он в ответ, — Приятно познакомится, Уана, — и, не медля, вышел из избушки в лес. Эльф без труда нашел под густым кустарником длинные тёмно-зеленые листья ацеласа. Он растёр обрывок листа между пальцами, проверяя, не ошибся ли - вокруг сразу же послышался приятный, но резкий аромат. Набрав в охапку растения с запасом, завернул в огромный лист лопуха, и быстро отправился обратно в избушку. По дороге, проходя мимо озера, ему на глаза бросились белые цветы, кувшинки на круглых, точно столовые тарелки, плотных листьях. Леголас был не самым талантливым врачевателем из народа лесных эльфов, но хорошо помнил - белые кувшинки, а особенно яркие как желток тычинки внутри цветка, можно использовать как отличное средство от жара, а также остановить любой воспалительный процесс в теле. Леголас, положив ацелас у берега, аккуратно наступил ногой на круглый лист, крайний у кромки воды. Стоять на одной ноге было не очень удобно, но контролируя вес тела, под воду он не ушел, и лист под ним так и остался плавать на поверхности. Дойти предстояло почти до центра озера, где в отсутствии тени от прилегающих деревьев под яркими лучами солнца распустились белоснежные цветы. Эльф, не спеша, шагал от листа к листу к своей цели. У самого цветка носком мягкого кожаного сапожка он набросал один на другой четыре-пять круглых зеленых листьев, для устойчивости. Встав в самый центр сделанной площадки, легко присел на корточки и сорвал пару цветков. Затем, подтянув к себе еще два, стал собирать припудренные желтой пыльцой, торчащие в стороны, тычинки и складывать на один из цветков.***
Отмыв прохладной водой разводы орочей крови с тела раненой девушки, лесовиха решила постирать испачканную одежду, просушить на ветвях и заштопать рваную штанину. Хозяйка вышла с тропы сквозь густой кустарник сбоку от основного берега, где с пологого склона эльф пошёл по зеленым настилам за цветками. В деревянном круглом корыте она несла запачканные вещи, собираясь постирать на камнях в озере. Смахнув подальше от лица норовившие поцарапать лицо ветки, женщина обомлела, изумленно глядя в центр озера, где на листьях водяной лилии стоял её светловолосый странный гость, сжимая в ладонях белые, как снег цветы. С берега и вовсе казалось, что он на её глазах развернулся и пошёл по водной глади. Лесовиха вскинула руки, сжимая пальцами круглые щечки, охнув на выдохе, тихо прошептала: — Легкоступ… Корыто, с грохотом упав, поскакало по камням, эхо подхватило раскатистый звук и понесло по лесу, будоража лесных обитателей. Пересмешницы с оглушительным криком срывались с ветвей вверх, испуганные звери шелестели ветвями и травой, в страхе попрятавшись от неизвестной угрозы. Леголас с укором поглядел на застывшую с открытым ртом Уану и ступая с листа на лист вышел на берег. Подобрав лопух, он не оборачиваясь побежал к дому лесовика, в спину ему доносился изумленный шепот: «А говорить, сказки…» Раненая девушка лежала на лавке в домике. Омывая, лесовиха сняла с неё всю одежду и укрыла хлопковым покрывалом. Леголас потрогал её лицо тыльной стороной ладони - кожа горела. Нужно было торопиться. Эльф растёр деревянной толкушкой листы в двух разных глиняных мисках, налил в обе крутой кипяток. В третьей же миске поменьше сделал из толченого листа густую кашицу, чтобы обработать ею рану. Леголас ощущал себя собранным и устремленным, всем своим существом шёл он лишь к одному результату. Он был словно стрела, выпущенная в цель, что рассекая воздух стремглав летит вперед, не оглядываясь на размытый от высокой скорости полета пейзаж вокруг. Всё ради неё, ради спасения девушки. Дева же лежавшая до этого без сознания, вдруг глубоко вздохнула. Покачиваясь из стороны в сторону, опираясь на дрожащие руки, она неуверенно села на своей наскоро обустроенной кровати. — Жарко, — тихо произнесла она, скидывая с себя покрывало. Леголас, услышав её, развернулся, чтобы остановить девушку. Садиться нельзя, ей нужно лежать, беречь силы... Эльф обернулся и онемел. Он словно смотрел на всё вокруг со стороны, как будто время остановилось: юная дева, сбросившая с себя одеяние, комнатка вокруг, травы в его руках — все застыло. Как если бы он двигался на своей предельной скорости, и происходящее вокруг казалось ему утопающим в тягучем прозрачном янтаре. Все на мгновенье замерло. Она ослепила Леголаса. Как завороженный блуждал он восхищенным взором по белому прекрасному телу, вдоль шеи до маленькой ямочки в ее основании, по расходящимся в стороны изящным ключицам, пышной округлой груди и обнажённым бедрам. Красотой восхитительного тела походила она на застывшие в откровенных позах статуэтки дев, выточенные из белых бивней мумакилов, что привозили отцу в дар смуглые торговцы харадримы. Он не знал точно, как долго эльфы могут не дышать, но сейчас он определенно превысил это время. Легкие сжало и он, опомнившись, глубоко вздохнул. Дева, повторяя его движения, тоже сделала глубокий вздох и открыла глаза. Глаза удивительного зелёного оттенка с крохотными золотыми бликами, такой чарующей красоты, что невозможно было оторвать от них взгляда. Давным-давно, когда у Леголаса ещё не было имени, в походе среди заснеженных шапок Мглистых гор юный эльф однажды встретил котенка дикого снежного барса. Малышу, как показалось Леголасу, не было ещё и года. Он резво выпрыгнул со скалы, и они оказалась друг перед другом. Эльф помнил и по сей день чудные огромные зеленые глаза молодого барса, они завораживали своим оттенком и необычной формой, точно как глаза девушки перед ним. — Мэои, — зачарованно прошептал Леголас. Несколько долгих секунд дева смотрела на него томным застывшим взглядом, лишая способности здраво мыслить, после веки её тяжело опустились, и, вновь потеряв сознание, она упала бы обратно на лавку, если бы эльф, опомнившись, не подскочил к ней и не поддержал её голову. Леголас вновь укрыл её покрывалом. Сердце, что бьется обычно раз на семь эльфийских шагов, бешено колотилось сейчас, отстукивая в виски. Леголас не понимал, в какой момент её благополучие стало так важно для него. Он встретил её сегодня, несколько часов назад, и сейчас стоял над ней, осознавая, что её выздоровление сделало бы его самым счастливым на свете. Он совершит все, что угодно, лишь бы прелестная дева с удивительными зелеными глазами была жива. Несколько раз глубоко вздохнув, Леголас успокоил сердцебиение. Пока он замер, ослеплённый её красотой, отвар из трав остыл, став теплым. Слегка приподняв Мэои голову, эльф влил жидкость в её приоткрытые губы деревянной ложкой, что лежала на столе. Но отвар она не проглотила и он вылился наружу, стекая по её щекам. Леголас трижды повторил действия, но лишь обмочил покрывало под её головой. Тогда эльф сел рядом с ней на колени, бережно подхватив её рукой под голову. Он взял в рот из глиняной миски большой глоток отвара, обхватил её губы своими губами и вылил ей в рот ароматную жидкость, не размыкая их губ, пока она не проглотила снадобье. Стараясь отвлечься от чувственности движений и легкого холодка по спине от мягкого прикосновения к ее горячим устам, он повторил все заново — метод работал. Лесовиха, с трудом отстирав одежду раненой, развесила её на опушке по веткам кустарника. Войдя в дом с пустым корытом, она, оцепенев, остановилась на пороге. Забравшись с ногами на лавку, Легкоступ облокотил девушку себе на колено, и, наклонившись к ней, прикасался к её губам, обхватив их как два розовых лепестка своими. «Целует бессознательное тело», — мелькнуло у маленькой женщины, и она сжалась от этой гадкостной мысли. Она вскинула руки, корыто с грохотом упало на пол, проехалось по деревянному полу от порога к центру комнатки. Во дворе взволновано заржала каурая кобылица. Эльф вскинул на лесовиху взгляд и нахмурил брови. — Не перестанешь всё время ронять корыто, женщина, оно у тебя расколется, — сказал Легкоступ сурово. Он снова потянулся к глинной миске, наполнил рот отваром, обхватил лицо девы ладонями, прижался ртом к её губам, поя отваром. По тому, как глоток прошёл по хрупкой бледной шее, лесовиха поняла, что дева проглотила напиток. — Ты поить её зельем… — тихо объяснила она сама себе увиденное. Леголас что-то недовольно буркнул в ответ, уже набрав в рот следующий глоток настоя. Легкоступ ещё трижды поил отваром деву и один раз таким же способом дал ей парное козье молоко с медом, что приготовила для неё хозяйка. Рану он обрабатывал жижицей из перетёртых листьев и вскипяченной в котелке воды. Жар к вечеру спал, но ночью поднялся вновь. Деву била дрожь, она ворочалась словно в бреду и тихо стонала. Легкоступ всё время пел над ней протяжную заклинательную песню на непонятном языке. Не помогало, Уана и сама понимала это. Леголас с каждым часом становился всё мрачнее, стараясь сохранять внешнее спокойствие, смотрел вокруг несчастными, поникшими от боли, глазами, и от вида его у женщины щемило сердце. Как занялся рассвет, эльф сказал хозяйке, что должен взять с собой девушку в свой лесной край, показать своим более опытным врачевателям. Уана без промедлений предложила ему забрать кобылку. — На лошади мы будем дома утром завтрашнего дня, — кивнул головой Леголас, — верю, что Мэои не растрясет по дороге и ей не станет хуже. — Мэои? — растерянно спросила лесовиха, — Девушка зовется так? Леголас улыбнулся вымученно и признался, что сам дал раненой имя. Эльф предлагал хозяйке несколько маленьких сияющих прозрачных камней за лошадь, уверяя в их немалой ценности, но Уана отказалась - блестяшки ничем не помогут в хозяйстве, а обменяться ими на что-то стоящее здесь не с кем. Пока Легкоступ седлал кобылку, хозяйка одела Мэои в обсохшую рубашку и наскоро заштопанные на рассвете штанишки. Леголас укутал Мэои в плащ и, усадив перед передней лукой седла, сам взлетел следом в седло. Кобылка, не ощущая веса эльфа, легко приспособилась к ноше. Широким ремнем Леголас пристегнул девчушку к себе чуть выше пояса, чтобы, бессознательная, она не свалилась с лошади. — Спасибо тебе за все, Уана, — с чувством проговорил эльф. Лесовиха прижала руки к груди и, волнуясь, ответила: — Беречь себя! Спасти девочку! Леголас натянул поводья, каурая снялась с места и в мгновенье они исчезли в чаще леса. Весь день они скакали на север, к землям Леголаса. Останавливались пару раз у водоемов, Леголас поил Мэои отваром из бурдюка а каурая отдыхала и паслась на берегу. Уже в сумерках, когда на небосводе подобно огненному самоцвету запылал яркий Боргиль, они прибыли к парому через реку. Седой старый паромщик уже вынимал факелы из держателей по бортам, и помощник его на берегу крепил канатами нос и корму плота к дубовым сходням. Отстегнув ремень, связывающий его с Мэои, Леголас спешился, подхватив ее на руки и положил на прохладную вечернюю траву. Он взволновано объяснил паромщику, что девушка ранена и нуждается в помощи эльфийских лекарей, он предложил за услуги все сияющие маленькие алмазы, что были с собой в маленьком бархатном мешочке. Паромщик долго думал, кряхтел, ворча, попыхивая курительной трубкой и разглядывая в руке маленькие камешки. Потом вернул эльфу мешочек, и Леголас закрыл глаза, предвидя отрицательный ответ. Но старик дал распоряжение помощнику отдать швартовый, но что тот неуверенно возразил, что уже темень. Паромщик зычно прикрикнул на него и тот умолк на полуслове, не став спорить, и отдал концы. Под копытами напуганной каурой, крепко привязанной за поводья к борту скрипела палуба. Паром качнуло на волнах и они тронулись. Медленно шли они через реку. Леголас гнал от себя тоскливые мысли, а что если он не успеет, не сможет… Эльф лелеял томительное чувство надежды, что, переправившись, благополучно доберется с Мэои до Лихолесья и передаст девушку в заботливые и умелые руки врачевателей. Ему казалось, что спокойные темные воды реки с каждым гребком огромного весла оставляли на том берегу мрачные события произошедшей трагедии. Паромщик видел, как Леголас взял юную деву на руки и трепетно прижал к сердцу. Раненая тихо стонала, бормоча что-то в бреду от жара, охватившего её тело. Эльф обнимал её, гладил ласково по спутанным длинным волосам. Сквозь мерный всплеск волны изредка до старика доносился его взволнованный шепот. — Борись, Мэои. Не сдавайся. Не уходи от меня… Скоро мы доберемся до моего дома, эльфийские знахари помогут тебе, только не уходи… Леголас прижался щекой к её щеке, укачивая, как ребенка: — Хочешь я спою тебе… — тихо спросил он, не ожидая, впрочем, никакого ответа. Волосы и плечи эльфа засияли белоснежным свечением. Паромщик смотрел, как обе фигуры постепенно укутала сверкающая в темноте ночи белая дымка, будто отгораживая их от посторонних глаз. Прохладный ветер доносил до него обрывки этой нежной песни. На волшебном острове в синих морях Горы в шапках из тонкого хрусталя. Там цветы, что прекрасней на свете нет, Но милей мне взгляда твой искренний свет… Мелодия эта разносилась по округе, звуки, казалось, отражались многократно от поверхности воды, и певучим эхом улетали в темную высь.