Теперь и я в твоих руках, В твоих надеждах и мечтах. Скажи, зачем ты спас меня, Коль сердце у тебя из стали? Скажи, зачем прижал к груди, Зачем решил меня спасти, Укрыл меня в свой мягкий плащ, А после чёрствым стал, хоть плачь?
Миирэль не сразу поняла, что очнулась. Её измучили кошмары, и липкий страх, пропитавший сны, держал её на грани видений и яви. Не в силах даже приоткрыть глаза от слабости, Миирэль поняла, что всё это в действительности, по боли, пронизывающей тело. Сквозь щёлочку приоткрытых век глаза слепил яркий свет. Во рту пересохло настолько, что язык удалось оторвать от нёба с болезненным стоном. Она хотела попросить воды, но лишь гортанно захрипела. Чьи-то руки заботливо поднесли кружку к потрескавшимся губам, Миирэль сделала большой глоток живительной влаги, отвар слегка горчил, но показался ей вкуснейшим напитком из всех, что она пробовала. С этой мыслью она вновь уснула, обессилено погружаясь в забытье. Она старалась считать свои пробуждения. Если сознание не играло с ней шутки, Миирэль приходила в себя ещё трижды. Смачивая горло жадными глотками прохладной воды и терпкого отвара, щурясь от ярких бликов, она снова засыпала. Пятое её пробуждение было уже осознанным настолько, что очнувшись, она приподняла голову и с тревогой осмотрелась вокруг. Она лежала на кровати, в ворохе белоснежного хлопкового постельного белья. Голова покоилась на пуховой подушке, а тело окутывало мягкое одеяло. Все вокруг было настолько необычным, что Миирэль сонно созерцала обстановку вокруг, стараясь рассмотреть внимательнее каждую мелочь. Просторная зала, в которой находилась девушка выглядела, как прорубленная в скале пещера. По четырем углам комнаты в качестве опоры высились колонны из скальной породы, будто произрастая из полированного каменного пола, и тянулись ввысь, исчезая под высоким потолком. На капители колонн опирались тёмные резные потолочные балки. Орнамент в виде листьев с острыми и круглыми концами восхищал взор своей замысловатостью и искусностью. В длинное окно, вделанное прямо в отшлифованные до гладкости стены, был виден склон холма, поросший кустарником и стройными деревьями. Меж ветвей виднелась уходящая вдаль лесная опушка. Миирэль, морщась от света, поглядела на обширную поляну утопающую сейчас в рыжих закатных лучах. Ей захотелось привстать, и она, неловко опираясь на локти, с трудом приподнялась с подушки и села в кровати, откинув с себя одеяло. Взгляд её упал на руки и тело, и Миирэль, приоткрыв от удивления рот, застыла, рассматривая своё одеяние. Лёгкая невесомая шёлковая сорочка цвета парного молока была искусно отделана вставками из ажурного кружева, плетённого из шёлковой же нити. Приподняв исхудавшие руки девушка с восхищением смотрела на пышные рукава, края которых были оторочены широкой ажурной канвой. Хотя Миирэль, никогда не отличавшаяся кропотливостью и усидчивостью, в душе всегда недолюбливала такое искусство, наблюдала она много раз, как гондорские мастерицы плели кружева, ловко перебирая пальцами пузатые коклюшки. Но умелицы в их землях выводили премудрые узоры шерстяными нитями, белоснежными и крашенными, украшая своей работой бархатные ротонды, что надевали на торжества Конунги и их приближенные. Окаймленный же ажуром тончайший шёлк её одеяния восхищал и она была уверена, что более красивого одеяния не носила никогда. От недолгого сидения у Миирэль закружилась голова и она бессильно опустилась обратно на подушку. Закрыв глаза, она прислушалась к звукам вокруг. Ей показалось — совсем рядом плескался водопад. У неё не было ни одной мысли о том, где она может находится. Дверь внезапно отворилась, девушка вновь вскинула голову, рассматривая вошедшую в залу сухощавую высокую эльфийку. Миирэль поймала себя на мысли, что не может оторвать взора от плавности движений этой женщины. Та будто плыла к кровати, полы её тёмно-зелёного платья развевались а волосы поблескивали в свете заходящего солнца. — Дитя моё, ты проснулась, — она присела на край кровати рядом с Миирэль, — Как ты себя чувствуешь? Удивленно моргая, девушка соображала, что ответить. Она поняла вдруг, что губы не стягивало больше иссохшей коркой, во рту не было саднящей сухости. Голова всё ещё была тяжёлая, тело ныло и от слабости всё время хотелось прикорнуть ещё чуток, набираясь сил. — Уже лучше, — тихо ответила Миирэль, голос непривычно сипел, — Где я? — спросила она, обводя взглядом покои. — Ты в Южном Лихолесье, дитя, это Летний город Нандор. — Летний город, — эхом повторила девушка, всё ещё не понимая толком, как оказалась здесь. При этих словах она представила почему-то, как голые ветви за окном зимой заметает колючий белый снег. В голове зияла болезненная пустота, приправляемая вялостью и головокружением. Разрозненные картины наполняли опустошенное сознание, словно выкладывая самоцветной крошкой причудливую мозаику, она все время теряла центральный её кусок, не видя образа в целом — она не понимала, что делает здесь. Эльфийка, будто опомнившись, сказала: — Я Тинтур. Я — врачеватель Летнего города. Девушка нахмурила брови. Врачеватель. Выходит, я больна. — Я так рада, что ты пришла в себя, Мэои, — сказала эльфийка, взяв руку Миирэль в свою и её чистый словно звон хрустальных колокольцев голос дрогнул. — Мэои? — переспросила Миирэль, тихонько освобождая руку из ладони женщины. Та улыбнулась ей: — Мы зовем тебя так меж собой. За восемь дней ты лишь несколько раз приходила в себя, чтобы глотнуть чай с травами. Имени твоего мы не знали, потому прозвали Мэои, — Тинтур погладила её по голове длинными пальцами, — За необычный цвет и форму глаз. Миирэль молчала, обдумывая, что сказать в ответ. Она поняла значение имени, но это было эльфийское слово, и девушке почему-то не хотелось, чтобы собеседница поняла, что она знает их язык. В детстве её часто называли котёнком за зелёный цвет глаз, особенно прозвище это любил отец и двоюродные братья. Сжав губы в тонкую линию, она скользила взглядом по лицу женщины. Бледная кожа, изящные холодные черты лица и огромные синие глаза. Их цвет напоминал морские глубины, омывающие непокорной волной берега Дол-Амрот. Замок Дол-Амрот. Дядя, Лорд Имрахиль. Отец. Солнечный Город. Орки. Она вспомнила горящие улицы селения вверх по склону, искорёженные злобой морды захватчиков, крики, рвущий перепонки звон колокола сторожевой башни. Запах копоти, крови и смрад орков. Тёплые серые глаза. Дядь Коваль с пронзившей мощную грудину орочьей стрелой. Она так и не попала домой, не добралась до крепости… — Ты была ранена, — будто понимая ход мыслей Миирэль, проговорила эльфийка, — Aranen, сын Владыки, привез тебя сюда из Города Солнца. Мы думали ты не выживешь, Мэои… От нахлынувших воспоминаний боль пульсировала где-то под ребрами. Голову сжимало тисками. Но Миирэль старалась сохранить рассудок здравым. Она подумала, что в жизни не слыхала более неправдоподобной истории. От Итилиана до Лихолесья, что рядом с седоголовыми Мглистыми горами, два-три дня верхом. Какой-то неведомый эльфийский принц привез её сюда, чтобы вылечить? Её должно быть взяли в плен! Но в жизни никогда не слышала она, чтобы кого-то из гондорцев брали в плен эльфы. И кабы пленили, имя её знали бы точно… — Вы спасли меня? — спросила Миирэль, хриплый голос дрожал, выдавая волнение. Женщина в ответ кивнула. — Спасибо, — проговорила девушка на выдохе. Миирэль посмотрела на синеглазую эльфийку. Та, подняв брови, будто ожидала чего-то. Миирэль поняла, наконец, что следует представиться в ответ. Делать вид, что она забыла, кто она и как её зовут, приземляясь затылком на пол в погребе кузнеца, было глупо. — Я — Миирэ, — сказала девушка тихо. Охваченной недоверием, ей хотелось скрыть как можно больше о себе, знание эльфийского языка, эльфийские корни, и настоящее имя, что выдало бы их. Много мыслей вертелось в голове и её неокрепшему организму от них становилось тяжело. Как же отец? Неужели схвачен эльфами? Или убит орками? По сердцу больно полоснуло. Кто-то должен был остаться в живых! — Тебе очень идет твое имя, — проговорила Тинтур, улыбаясь, — Твои глаза прекрасны, как редкие зеленые самоцветы. Девушка старалась сделать вид, что преисполнена благодарности. — В городе остался ещё кто-то живой? — осторожно прошептала она. Врачевательница опустила глаза. Гладкая белоснежная кожа на её лице, стала, казалось, ещё бледнее, а в уголках глаз блестели слёзы. — Никто, — она сокрушенно покачала головой. Миирэль казалось, что при этих словах разорвалось на части её сердце. Отец. Нянька Нэн. Жители Города Солнца. Все мертвы. Безжалостно и бесчеловечно. За что? Миирэль слышала будто рядом кто-то протяжно воет, громко всхлипывая, пока, наконец, не поняла, что воет сама. Не выдержавшая известия, ослабленная тяжелым ранением, она металась по кровати с громкими рыданиями. Каждое движение больно ударяло в ногу, но Миирэль не обращала на боль внимания, выплескивая в горьком плаче израненную душу. Тинтур подхватила со стола рядом с кроватью глиняную кружку, села рядом с Миирэль и обхватила её за пояс сильной рукой. Девушка поначалу пробовала вырваться, но затем затихла, опустив голову на плечо эльфийки. Нашёптывая успокоительные уговоры, одной рукой Тинтур продолжала прижимать к себе раненую, а другой протянула ей напиток из заваренного травяного сбора. Как только по горлу растеклось жидкое тепло, Миирэль стало легче. Опустошенно прижалась она к врачевательнице, медленно проваливаясь в сон. Засыпая, она слышала, как Тинтур шепотом причитала на эльфийском, что слишком много наговорила раненой.***
Миирэль проснулась с чувством полного опустошения. Ещё не отойдя толком ото сна, но уже осознавая всю глубину потери, она ощутила в уголках закрытых глаз горячие слёзы. Ей оставалось лишь надеяться, что все погибшие — близкие ей и малознакомые — сейчас не испытывают её боли, её страха и отчаяния. Что все они теперь в лучшем мире. Открыв влажные глаза, она увидела перед собой Тинтур. Эльфийка сидела у окна на стуле из резного дерева с высокой спинкой и вышивала что-то серебристой нитью на изящных напольных пяльцах. Силуэт её утопал в тягучих желто-бордовых лучах закатного солнца, и Миирэль поняла, что проспала, очевидно, целые сутки. Тинтур подняла голову от пялец, встала, отодвинула кресло в сторону и плавной походкой подошла к кровати. — С пробуждением, дитя моё, — проговорила она и голос её приятным журчанием разлился по комнате, — Хочешь пить? Миирэль утвердительно кивнула, всё ещё с настороженностью вглядываясь в её прекрасные черты. Девушка поняла вдруг, что совершенно невозможно определить возраст белокурой целительницы. Внешне она выглядела как юная дева, пронизанный же мудростью взгляд выдавал в ней женщину весьма преклонных лет. Тинтур подняла девушке подушку, помогая приподняться, подала ей чашу с прохладной водой и примостилась рядом на краешек кровати. Выпив всю родниковую водицу из чаши, девушка неловко крутила в ладонях опустевший сосуд. — Тот эльф, что привез меня сюда, — начала она несмело. — Леголас, — с улыбкой уточнила эльфийка. Леголас. Да. Он ведь из рода нандор, так и назван сообразно «зелёной листвой», что необходима этим лесам, как кровоток здоровому организму. — Леголас, — кивнула знахарке Миирэль, — как получилось, что он спас меня? Девушка осторожно сформулировала вопрос, который показался ей наиболее логичным, хотя бессвязные формулировки, кружащиеся в сознании, напоминали ей стаи диких ос, что назойливо рябили перед глазами возле разрушенного улья. Что этот Леголас делал в Городе Солнца? Он защищал город? Зачем привёз меня раненную сюда? Почему так беспощадно напали орки на наше мирное ремесленное поселение? Чего они хотели? Из смятения её вывел голос Тинтур: — Леголас и ещё два лесных эльфа были в походе в ваших краях. Они увидели горящий город и с парой следопытов из отряда сына Наместника Фарамира уничтожили орков. — Взгляд врачевательницы вновь погрустнел. — К сожалению, к тому времени, как они прибыли туда, крепость уже была сожжена, — Тинтур пожала плечами, поднимая горестный взор. Миирэль вздрогнула, чувствуя, как к щекам приливает жар. В Городе Солнца были люди Фарамира. Почему же её не отправили к брату? Почему следопыты не увезли с собой в Минас Тирит? Никто не понял, кто я такая… Миирэль отчетливо помнила, как падала раненная в подпол кузницы. Как видно никто не узнал её, обнаружив там. Девушка внезапно вспомнила о ранении. Скинув одеяло, она приподняла подол шелковой рубашки, разглядывая тонкий длинный розовый шрам, тянувшийся вверх от колена, попутно осознавая, как сильно исхудала. Заживающий порез стягивал кожу и ограничивал движения ноги, отдавая неприятной болью, и Миирэль поспешно укрылась, пряча затянувшуюся рану. — Почему воины из дружины сына Наместника не забрали меня в столицу? — стараясь сохранять спокойствие, спросила она. — Я не знаю ответ на этот вопрос, дитя, — сокрушенно развела руками Тинтур, — Aranen решил так. Полагаю, если бы тебя забрали гондорцы, до столицы не довезли, уж слишком тяжёлой была твоя рана. Эльфы же с юности учатся искусству врачевания. Наша природная сила помогает нам в этом. Миирэль вновь ненадолго погрузилась в раздумья. Мысли роились, вызывая головную боль. — Ваш… — она осеклась, — Леголас, он привез меня сюда и выходил? Почему? Тинтур грациозно положила ногу на ногу, покачивая ступней под длинным подолом, на миг Миирэль почудилось, что лукавая улыбка скользнула по её губам. — Леголас сострадателен и отзывчив. У него доброе сердце и открытая душа, — проговорила она с чувством, и девушка заметила, как засияли в опустившихся сумерках её светло-русые волосы, — Не терзай себя сомнениями, Миирэ, ты здесь в безопасности. Никто не пожелает тебе зла. Наше поселение малочисленно и все мы, вместе с принцем, молили небеса даровать тебе выздоровление. Идущие прямо от сердца слова врачевательницы были столь дружелюбны, что Миирэль, уставшая бороться с телесной слабостью и душевной болью, немного расслабилась. Тинтур забрала из её рук чашу, налила в неё немного янтарной жидкости из кувшина и протянула раненной девушке. — Что это? — вновь внутренне сжимаясь, спросила Миирэль, принюхиваясь к напитку. — Не бойся, emma meoi, — улыбнулась Тинтур, — это медовый напиток с пасек вечно зелёных садов Иаванны. Он придаст тебе сил. Миирэль неуверенно сделала несколько глотков из чаши, ощущая во рту ароматное сладкое послевкусие. Как и всё вокруг, благоухающая медовая настойка эльфов показалась ей самым вкусным и необычным, что она когда-либо пила в жизни. Утомленный разум сразу же упокоился, боль притупилась и по телу разлилось тёплое блаженство. Миирэль, подправив подушку, откинулась на кровать. Тинтур ненадолго вышла из покоев и вернулась, держа в руках пять небольших сияющих белым светом хрустальных сосудов. Расположив два из них рядом с кроватью, остальные аккуратно поставила на полочки по обе стороны окна. Миирэль в очередной раз подивилась продуманности окружающей обстановки. Полки у самого окна, казалось, были вытесаны прямо в скальной породе. — Я могу немного поработать возле тебя? — спросила Тинтур, указывая на свою незаконченную вышивку. Миирэль закивала: — Да, я не хочу, чтобы вы уходили. Знахарка легко забралась в кресло, левой рукой облокотившись об узорный подлокотник, правой взялась за иглу, вырисовывая серебристой нитью замысловатый рисунок на шёлковой ткани. Прежде чем безмятежно задремать, Миирэль спросила у целительницы: — Почему Леголас не пришёл ко мне, раз моё здоровье так важно для него? — лицо её озарила хитрая улыбка, — Ведь я пришла в себя ещё вчера. Тинтур отвлеклась от вышивки, по-доброму улыбаясь неожиданному вопросу. — Aranen в отъезде, дитя моё, — тут она посерьёзнела, — Он в Северных землях, у своего отца, Владыки Трандуила. Это имя показалось знакомым Миирэль, кажется Король Трандуил был одним из древнейших, прямым потомком первородных эльфов. Девушка раздумывала затуманенным сознанием, сколько же тысяч лет ему может быть сейчас. — Владыка столь же великодушен, что и его сын? — спросила спросонья Миирэль. Тинтур чуть помедлила с ответом, не готовая напрямую рассказать юной подопечной, что она думает в действительности. — Наш Король строг и справедлив, — сказала она, стараясь обойтись общими формулировками, — Забота о нашем народе занимает все его помыслы, — она улыбнулась, видя слипающиеся глаза Миирэль, — И он вырастил чудесного сына. Тинтур запела нежным голосом: Древний и славный эльфийский наш род. Правит нами Великий Король. Смело к нему приходи, не тая, Сердце, и то, что снедает тебя. Взор его — мудрость прожитых веков, Ветви чело коронуют его. Сильный Владыка покорен судьбе. Строг он в решеньях к другим и себе. В землях своих охраняя покой, Тихо шуршит он листвой золотой, Неспешно владенья свои обходя, Деревья, склоняясь, чтят Короля. Миирэль, слушая песнопения эльфийки, сладко зевнула. Закрывая глаза, она представляла себе высокого седобородого морщинистого старца с короной, сделанной в виде тончайших ветвей из белого, желтого и красного золота, богато украшенных рубинами в виде ягод алой калины и маленькими изумрудными листочками. Миирэль проснулась на рассвете от липкого душного кошмара. В сверкающем ореоле, слепляющем глаза человека, перед ней стоял светловолосый ангел дивной красоты. Она протягивала к нему руки, но ангел надменно проговорил ей, пресекая её движения: — Твое благополучие — это последнее, что будет волновать меня в этой жизни. Миирэль села в кровати, стараясь привести дыхание в порядок. Тело бил озноб, по спине стекали холодные струйки пота, и оттого лёгкая сорочка неприятно липла к влажной коже. Миирэль усилием воли заставляла себя успокоиться и не заплакать. Но не могла. Чем более отступал от неё дурной сон, тем явственнее виделась ей реальность. Она знала жестокое прекрасное существо. Видела его в Городе Солнца. Это он забрал её из родного селения и привез в свои земли. Это он говорил своим эльфийским товарищам все эти ужасные вещи. Леголас. План действий пришёл в голову сразу же. Бежать. Без оглядки. Я доберусь до Дол-Амрота. Дядя примет меня и приютит. Здесь мне не место… Я не собираюсь оставаться там, где не ценят человеческую жизнь. Миирэль на пробу поднялась с кровати. Кажется медовая настойка Тинтур действовала, ногу слегка тянуло при движениях, но голова уже не кружилась от слабости. Она с сожалением поняла вдруг, что далеко в исподнем не убежит. С надеждой оглядев комнату, она заметила в дальнем углу небольшой сундук под чёрной овечьей шкурой. Дрожащими руками подняла она тяжёлую крышку, и еле сдержалась, чтобы не зарыдать от радости. В сундуке небрежно лежала друг на дружке женская одежда. Несколько сорочек, таких же немыслимо прекрасных, как и та, что была сейчас на ней. И платье в пол из хлопка, такого же приглушённого пихтового оттенка, что и одеяние Тинтур. Скинув ночную рубашку, Миирэль примеряла платье, с удивлением понимая, что оно пришлось в пору на её истощенное тело. Подошли по фигуре и облегающие хлопковые штанишки, и даже стоявшие на дне сундука сапожки из мягкой кожи сидели идеально по ноге. Миирэль подпоясалась широким поясом, расправив волосы пятернёй пальцев, как гребнем, заплела тугую косу и тихо выскользнула из залы. Казалось, ей необходимо уже привыкнуть к тому, что всё вокруг вызывало немое восхищение, но, выйдя из покоев, она вновь застыла, ослепленная красотой, величием и совершенством этого удивительного места. Город представлял собой громадных размеров пещеру, вырезанную в горе, разделенную на несколько ярусов, каждый из которых держался на десятках широких каменных колонн. По центру селения из нижних ярусов тянулись деревья невиданной высоты, уходящие раскидистыми кронами высоко вверх, закрывая пещеру словно куполом. По могучим стволам простирались ввысь резные деревянные декоративные элементы, что используют в замках для украшения колонн, к которым крепилось множество эльфийских светильников в хрустальных грушевидных сосудах, вроде тех, которыми Тинтур вчера освещала вышивание. Все эти вспомогательные конструкции превращали вековые исполины в нечто сказочное, испещрённое немыслимыми в своей сложности узорами и светящееся днем и ночью зелёными и белыми огнями. Каждый из ярусов был связан с соседними изогнутыми каменными мостами, на ограждения которых крепились те же причудливые эльфийские светочи. Сверху, в южной части невероятного грота, по скальной породе струился небольшой водопад, шумно неся пенистые струи вниз, где воды его превращались в тёмную бурлящую реку и исчезали под землей. Миирэль несколько долгих минут не могла шевельнуться, зачарованная волшебством этого великолепия. Было совершенно неясно, где расположен выход из города, логика подсказывала, он наверху, и девушка двигалась по мостам от яруса к ярусу, попутно разглядывая все вокруг, трогая кончиками пальцев холодный хрусталь сосудов, в которых сверкал магический свет. Миирэль добрела до водопада, где освежающие брызги с дуновением ветра мягко окропляли лицо, но ничего похожего на выход не встретила. Она чуть не попалась на верхнем этаже выходящему из комнаты темноволосому эльфу, затаилась за колонной, переждав пока он не удалится по мосту, и продолжила свои поиски. Спустившись вниз, она набрела на одном из этажей на кладовую, посетить которую решила по сладкому запаху фруктов и сушёных трав. Внутри комнаты в деревянных ящичках в куче сизали лежали чуть пожухлые маленькие яблоки. Вытряхнув засушенную душицу из льняного мешочка, Миирэль набила его плодами — в дороге пригодится. Она также обнаружила на полках обернутый в широкие листы засушенный эльфийский хлеб, прихватила и его, опорожнив ещё один мешочек с травой. Когда льняные сумы были крепко приделаны завязками к поясу, внимание беглянки привлёк вид из окна. Надо сказать, мысль выйти наружу через открытое окно появилась у неё ещё в опочивальне, но склон там был слишком крут, она разбилась бы, выпрыгнув оттуда. Здесь же перед окном, кроках в пяти-шести, проходила внушительных размеров ветка. Миирэль долго примерялась, сумеет ли запрыгнуть на неё, повиснув, и перебраться по стволу дерева вниз. Для тренировки попробовала, разбежавшись, и прыгнула прямо на полу в комнате, однако, в момент толчка, раненную ногу свело резкой болью и девушка упала на пол. От мысли вылезти в окно пришлось отказаться. Переступая по мосткам тёмную бурлящую реку, она почти отчаялась в своих поисках, когда набрела на просторные конюшни. Внутри было светло от множества небольших узких окон под потолком, приятно с кислинкой пахло силосом, а также лошадьми и навозом. Миирэль восхищенно ахнула. Направо и налево, в возвышающихся стойлах, стояло шесть жеребцов изабелловой масти. Розовато-бежевые длинные гривы их были вплетены в крупные косы, шелковистая шерсть лоснилась на гладких боках. Обмахиваясь хвостами, они надменно глядели на вошедшую девушку выразительными глазами необычного янтарного цвета. Ни один мускул не дрогнул на их аристократических мордах, шумно вдохнув несколько раз воздух широкими носами, они продолжали стоять, отстранённые и прекрасные. В самом крайнем деннике, как видно чтобы не нервничала из-за жеребцов по соседству, перебирала стройными ногами каурая кобылка. Миирэль подошла к её стойлу и лошадка, просунув голову в проём, звонко заржала. Тряхнув пышной гривой она проникновенно смотрела на девушку рядом с собой. Миирэль приблизилась к ней и погладила. Каурая снова фыркнула, обнажая белоснежные ровные зубы и прижалась мордой к её щеке. Они стояли так какое-то время, будто долго не виделись и теперь тихо радовались встрече, хотя Миирэль так и не вспомнила, где они могли повстречаться раньше. Девушка достала из мешочка яблочко и подала кобылке, та с удовольствием схрумкала лакомство и закивала головой, мол, одним не угощают. Пришлось вынуть из запасов ещё одно. — Ах, ты хитрюга-сладкоежка, — со смехом прошептала девчушка. Миирэль посмотрела на висящий на двери недоуздок и, глядя на кобылку, приободрилась. Одеть недоуздок на каурую, зацепить уздечку, да и бегом отсюда. Девушка обошла конюшню в поисках выхода. На массивных дубовых воротах висела цепь с замком. Миирэль с надеждой подёргала закрытый замок, разглядывая в щель огороженную леваду с коротко стриженой зелёной травкой. Бесполезно. Крупные звенья цепи были величиной в кулак юной девушки. Усталость навалилась на неё разом. С непривычки от долгой ходьбы болели ноги и спина, а голова гудела. Она без раздумий зашла в стойло к каурой лошадке и в слезах опустилась на свежее сено. Колыбка легла рядом, подогнув длинные ноги, и прижала широкий темный нос к плечу Миирэль. Постепенно, тихо всхрапывая, лошадка уткнулась ноздрями в льняной мешочек с запасами неудавшейся беглянки, девушка достала одно яблоко себе, а второе протянула на ладони соседке. — Попрошайка, — смеясь сквозь слезы, проговорила Миирэль. Не понятно, как долго они так сидели, но постепенно были съедены все яблочки и хлебцы, замыслы о побеге таяли, как собранные с ладони Миирэль каурой сухие хлебные крошки. Внезапно девушка услышала шаги и подала кобылке знак не выдавать её, прикладывая указательный палец к своим губам. Миирэль услышала взволнованный голос Тинтур, та объясняла на эльфийском кому-то, что, войдя с утра в комнату раненой, не обнаружила её, а из сундука пропала часть приготовленной для неё Леголасом одежды. — Ты должна была следить за пленницей, — сурово сказал ей эльф. Миирэль еле сдержала всхлип. Пленница! Вот кто она здесь. — Подожди… — проговорил мужчина тихо на синдарине, — Я слышу её. Пойдем, Тинтур. Выйти отсюда она не сможет, вернётся в спальню, как захочет пить и есть. Миирэль показалось, что в голосе его звучала насмешка. Она снова прижалась щекой к носу каурой, хотелось рыдать, бить ногами об пол и громко кричать от обиды. Миирэль шла по переходам и мостам к своей комнате, хорошо понимая, что должно быть пропахла каурой и запахом конюшни. Пару раз ей на пути встретились незнакомые эльфы, которые с опаской отступали к стенам, но она не обращала на них внимания и сцепив руки на груди, насупившись, шла дальше. Зайдя в комнату она села на кровать и, обняв подушку, разрыдалась. — Почему, отец? Почему и ты оставил меня? — причитала она, — Мне так одиноко, мне больно. За что? Но ответом ей была тишина. Слёзы катились по щекам, капали на подушку оставляя на белоснежной наволочке мокрые пятна. Ей так хотелось пожалеть себя, пожаловаться на свою судьбу, на одиночество и тоску. Но потом она подумала обо всех людях, что умерли в то утро. Как им было страшно, ведь они были заколоты орками или сожжены заживо в своих жилищах. От осознания своего эгоизма она заплакала ещё сильнее. Дверь тихо скрипнула. Матрас не сильно просел, когда кто-то сел рядом, спиной она ощущала тепло чужого тела. Чьи-то руки заключили её в объятия, силой и надежностью напоминавшие вчерашние объятия Тинтур, её прижали к себе, ласково гладя по голове. От мысли, что кто-то жалеет её, она расплакалась ещё сильнее, громко шмыгая носом. В руки ей вложили небольшой хлопковый носовой платок, и Миирэль громко высморкалась в него. Это было неприемлемо и очень некрасиво, но ей сейчас было совершенно безразлично на приличия и на то, что подумает о ней Тинтур. Вытирая платком слезы, она тихо рассказывала, как пыталась уйти отсюда утром, но не нашла выхода. И как своровала яблоки и хлебцы и забрела в конюшню. Как, познакомившись с каурой, которая будто всю жизнь знала её, просидела пол дня в деннике на сене. Миирэль снова громко высморкала нос. Дверь приоткрылась и на пороге, тихо охнув, застыла Тинтур. Миирэль удивленно смотрела на эльфийку, а та так же удивленно смотрела, как, забравшись на кровать с ногами, юный Правитель обнимал со спины раненную гондорскую девушку и гладил её по волосам. На пару мгновений они застыли, глядя друг на друга, и Тинтур, поклонившись Леголасу, вышла, закрыв за собой дверь. Миирэль выпрямилась, вытерев слёзы и спрятала скомканный платок в рукав. Необходимо было заставить себя повернуться и посмотреть себе за спину. Хотя сомнений в том, кого она увидит там, у неё, почему-то, не было. Во всех красках воображая, как сейчас выглядит её распухшее от слез, раскрасневшееся лицо, Миирэль аккуратно развернулась. Эльф сидел совсем рядом с ней. Его лицо не выражало ухмылки или улыбки, а только безграничное сочувствие и немую тоску. Белоснежная бархатистая кожа была безупречна, а глаза сияли синевой утреннего неба. Белокурые волосы были зачесаны назад и над острыми ушками заплетены в две изящные косички. Миирэль снова представила своё одутловатое лицо и опять разрыдалась. Леголас же глядел в её огромные полные слёз зелёные глаза. Первый раз он видел на её лице румянец, правда от пролитых слез, кончик её маленького носика тоже порозовел, но она безумно нравилась ему такой, а не мертвецки бледной, балансирующей на грани жизни и смерти. Ей было больно, он ощущал эту боль всем своим существом, но он знал — и это тоже когда-нибудь пройдет. Он поможет ей в этом. Они сидели молча, не замечая за своими мыслями и сомнениями, как трепетно смотрят друг на друга сейчас. — Aranen, — проговорила, наконец, Миирэль. Леголас поморщился. — Прошу тебя… — он взял в руку её ладонь, — Называй меня просто Леголас. Голоса всех эльфов звучали очень красиво и мелодично, но его голос наполнял всё её существо умиротворением, словно музыка разливаясь по телу. — Я благодарна вам за спасение, — вежливо сказала ему девушка. Он в ответ сделал небольшой поклон. — Не стоит благодарности, — и, улыбнувшись добавил, — Мы можем перейти на ты, я не такой уж древний. Миирэль в смущении опустила глаза. — Как тебя зовут? — спросил Леголас, погладив её ладонь, — признаться, мы звали тебя меж собой котёнком за цвет твоих глаз. — Да. Тинтур сказала, — Миирэль в ответ тоже улыбнулась, — Меня зовут Миирэ, — ответила она, наблюдая за его реакцией. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда она назвала свое имя. Очевидно, эльф и правда не знал, кто она и девушка было выдохнула, успокоившись. — Я буду звать тебя Миирэль, — проговорил Леголас тихо, она вскинула на него удивленные глаза, — Дева, прекрасная, как сияние драгоценных камней. Миирэль от смущения не знала куда себя деть. Она обернулась к нему спиной и снова ненароком прижалась к его груди. Она не понимала, как ему в голову пришло имя, которым назвала её мама. И почему вообще он дал ей имя, ведь эльфы дают имена своим суженым. Ей стало внезапно не по себе, вопрос, зачем она здесь, возник теперь с новой силой. — Знаешь, Миирэль, та каурая кобылка в конюшне, она привезла нас с тобой в Лихолесье, — Леголас рассказал девушке, как помогла ему маленькая лесовиха, отдала лошадку, когда стало ясно, что жар у Миирэль не спадает, как он вез её, посадив перед седлом, напевая заговоры. — Значит она узнала меня сегодня, — проговорила девушка, вспоминая, как каурая прижималась к ней носом, будто была рада снова видеть. — Я думаю, это очень умная лошадь, — с улыбкой сказал Леголас. Она так и осталась сидеть, облокотившись спиной о его грудь, потому что так было тепло, а своим прямым взглядом Леголас смущал её. Он гладил её по волосам и продолжал рассказывать. Про седого паромщика, и про те длинные восемь дней, пока Тинтур выхаживала Миирэль. Леголас очень хотел спросить, кто она. Уж слишком складны были её речи для дочки простого кузнеца, слишком легко и с правильным звучанием сказала она это обращение — Aranen. Но он побоялся ранить её воспоминанием о погибшей семье, потому отложил этот разговор на потом. Миирэль хотелось доверять ему, что-то было в нем располагающее, уютное. Но сомнения никуда не делись в течение одного лишь откровенного разговора. Девушка хорошо понимала, что именно его голос слышала раненная в Городе Солнца. Миирэль внезапно вспомнила его беседу с эльфами в тот момент когда она пришла в себя. Леголас говорил о каком-то выжившем юноше. — В городе оставался ещё кто-то живой? — осторожно спросила она, вдруг ей повезет и молодой гондорец выжил. Присутствие земляка согрело бы ей сердце. Но эльф со вздохом покачал головой. — Нет, Миирэль, увы… — голос его был печален, — Мы не обнаружили в городе живых. Это чудо, что я нашел тебя. Коваль спрятал тебя в подпол. Я услышал стук твоего сердца, — он улыбнулся смущенно, — Сначала во тьме подземелья я подумал, что ты мальчик. Решил, ты сын кузнеца. Миирэль будто обдало кипятком. Нет… сначала её тело опустили в студёную воду, покуда холод не пошёл по коже покалывающими иголками, а потом швырнули в крутой кипяток. Так вот о ком говорили эльфы в селении. Это смерть Миирэль они обсуждали тем утром. Это её судьба была так безразлична этому заносчивому ангелу со сладкими речами и чёрствым холодным сердцем. Она развернулась, дерзко и строго глядя в недоумённые голубые глаза принца Леголаса. Леголас искренне не понимал, что произошло. Секунду назад она сидела рядом тихая, беззащитная, и в одно мгновенье напряглась, выпрямила спину, ощетинившись, как котенок снежного барса перед атакой, смотрела на него исподлобья, готовая бросится и расцарапать когтями его недоумённое лицо. — Что случилось, Миирэль? — сокрушенно проговорил он, — Если я обидел тебя чем-то, прости. Он выглядел так искренне недоумённо, в глазах застыла тоска. Казалось, он сделает сейчас всё что угодно, лишь бы девушка не гневалась на него. От этого Миирэль становилось ещё хуже, казалось, она недопонимает чего-то важного. Или виной всему двуликость коварного эльфа? Но играть с собой я никому не позволю! Резко встав с кровати, она широким жестом расправила полы платья, рукой скинула за спину сплетённые длинные волосы и посмотрела на него сверху вниз. Сознание Леголаса ехидно шептало ему: «Дочь кузнеца…» От каких неведомых предков нуменоров досталась этой юной девочке вся та властность и благородство, что читались сейчас в её позе и движениях? Эльф с трепетом смотрел в потемневшие от негодования зелёные глаза девушки. Королева! — Что будет дальше, Aranen? — Миирэль проговорила это тихо, отчетливо выговаривая слова, но в голосе Леголас слышал тяжёлые металлические нотки, — Каковы ваши планы относительно меня? Леголас, не отрывая от неё взгляда, пожал плечами. Он хотел лишь, чтобы она выжила, ни разу не задумавшись о том, что будет с ней дальше. — Не знаю, — честно признался он, — Самое главное в моём плане — чтобы ты пошла на поправку, чтобы ты выздоровела, — сказал он искренне. Миирэль силилась не поддаваться завораживающему своей открытостью взгляду чарующих голубых глаз. Глубоко вздохнув, отбросив нервозность, она сказала как можно спокойнее: — То есть, я пленница в здешних землях, покуда не поправлю своё здоровье? Эльф выгнул правую бровь, уголки губ поползли вниз. — Ты не пленница здесь, Миирэль, — ответил он уверенно и очень спокойно. Вот это была ложь, и она точно знала это. — Почему же твои воины называют меня так, мой принц? — вся фраза была сказана достаточно резко, обращение «мой принц» по жесткости тона Миирэль и вовсе походило за пощечину. Леголас был крайне растерян. Он хорошо понимал, девушка не будет врать. Кто-то в Южных землях назвал её пленницей. У него никогда не было в отношении неё подобных мыслей, а посему никто не мог слышать от него, что Миирэль в плену здесь. Хотя, если быть честным, кроме состояния её здоровья, никто вообще от него не слышал о ней ни слова. Ни уточнений, в каком статусе она здесь. Ни планов, как долго она будет у них находиться. Он привез её знахарке и, проведя в тревогах последние девять дней, все они молились небесам, чтобы она поправилась. А кто она: почётная гостья или важный отчётчик — не уточнялось. — Ты не в плену, Миирэль, — твердо сказал Леголас, — Я разберусь с этим. Никто не вправе обижать тебя или удерживать силой. Я хочу лишь, чтобы ты поправилась и была здорова. Эльф поднялся с кровати, поклонился в знак почтения и вышел из комнаты. Миирэль обессилено упала головой в подушку и в очередной раз заплакала.