"—Ты же хороший мальчик, сладкий?" "—Будь послушным, не сопротивляйся" "—Малыш, ты такой узкий..." "—О да, выгибайся сильнее"
Этот голос не казался знакомым, он пугающие нежный и хрипловато низкий. Пак запомнил его, в большей части. Это лицо преследовало его в сне, шёпот не прекращался, на фоне собственных стонов. Это казалось таким реальным. Больше похоже на воспоминания, чем сон. Он резких движений, боль внизу поясницы напомнила о себе, и теперь снова накатывают слёзы. Он непроизвольно погружался в воспоминания, прикрывая глаза."—Бери глубже, давай!" "—Шевелись, маленький, и прекрати кричать" "—Насаживайся полностью, давай, ты сможешь." "—Не плач, тебе же нравится."
Омега тяжело дышит, сжимает руками простынь, и жмурится, роняя по вискам слёзы. Словно чувствует сейчас на себе те грязные прикосновения, слышит томные голоса. Он выгибается, так, как будто сейчас в него входит большой член, ощущения пусть и призрачные, но такие реальные. Боль ровно такая же, и кровь будто стекает по ногам. В ушах снова свой крик, он затыкает затыкает уши, и всхлипывает сильнее. Кажется, это будет преследовать его всю жизнь. Телефонный звонок заставляет вновь дёрнутся, встрепыхнуться перед тем он осознает реальность снова. Его зрачки расширены, лицо не слабо покрасневшие, а дыхание прерывисто глубокое. Он похож на наркомана сейчас, даже руки трясутся, когда он берёт в руки телефон. На дисплее высвечивается снова мамин контакт, снова эта фотография, от которой бросает в жар. Надо будет не забыть её поменять, не всегда же впадать в истерику после её звонка. Он старается отдышаться, перед тем снять трубку, ведь пугать маму своим тоном будет неправильно. —Сынок, ты уже проснулся? Тебе сегодня в школу, не забывай. – слышится строгий женские эй голос, и Чимин вновь вздрагивает, от его громкости. —Минн-и, ты там? —Д-да, мам, всё хорошо, я уже встал. – проговаривает омега, и сглатывает накопившуюся слюну. —Только мне что-то не здоровится... —И не подумаю, Чимин, бегом в школу, и чтобы учительница мне не названивала, за твоё поведение. —Хорошо, мам. – голос подрагивает, но его стараются держать ровным, чтобы не было слышно слёзных всхлипов. —Давай, сынок, целую! – слышатся короткие гудки, и Пак отбрасывает телефон от себя, подбирая колени, и силой оттягивая волосы на макушке. Ему, чёрт возьми, так больно. Он не знает что делать, скорее боится. Боится и шагу сделать не так. Словно спустится он с кровати не с той ноги, и всё. Всё снова повторится. А этого не хочется больше всего на свете, даже больше чем умереть. Уж лучше он покончит с собой, чем позволит завладеть им вновь. Осталось придумать, как избегать Юнги дома, и по возможности, где бы то ни было. Пересечься с ним, стоит очередной истерики, возможно даже нервного срыва. У него трясутся колени, когда ступает на ковёр, босыми ногами, едва не падает, вовремя затыкая себе рот, сдерживая крик. Ведь боль в пояснице кажется не выносимой. По ощущениям кровотечения открылось вновь, но осторожно касаясь пальцами ануса, влажности не чувствуется. Ему бы сейчас в больницу. И за одно в полицию. Накатать заявление на этих двоих, не такая уж и плоха идея, пока не вспомнить что ему за это будет. В памяти ярко всплывает тот момент когда его оставили. Сил практически не оставалось, но сознание не покидало его до последнего. Незнакомый низкий голос угрожал. Не шуточно, а в деталях описывая что именно его ждёт, если не будет слушатся. Тэхён около полу часа оставался в его комнате, в то время как Юнги устало дрых на диване. Он присел у изголовья, загорелыми ладонями оглаживая обессиленное тело. Пальцы без конца изучали геометрию лица, не давая провалится в столь необходимый сон. Его тон был нежен, даже ласковый, но никак не успокаивал. Даже "пугающий" не до конца описывает те ощущения, проходящие сквозь тело в тот момент. Чимин не мог кричать. Не смотря насколько высока была в этом необходимость, не получалось издать и звука. Тэхён улыбался. Так, словно общается с любимым, или с младшим братом, который разбил коленку. Пак отключился слишком резко, не заметив толком в какой момент. Темнота настигла внезапно, даже для самого альфы, что в эту секунду, потянулся к нему за поцелуем. Можно сказать вовремя, так и не почувствовав горячих чужих губ. Омега хромая плетётся в ванную, по пути осматривая квартиру на наличие в нём брата, и с успокоением выдыхает, не замечая никого. И сейчас даже не интересно, где его в семь утра носит, хотя обычно до двенадцати дня его не до будишся. Пустая квартира теперь кажется как никогда уютной, пусть и раньше он ненавидел оставаться один. Сейчас это словно подарок. Вознаграждение, о котором Мин говорил вчера. Но что-то всё равно не так. Как будто затишье перед бурей. Что же его ждёт дальше, даже представить страшно. Холодный душ освежает, Чимин смывает с себя остатки сна, и болезненно морщится, касаясь увечий на теле. Царапины почти затянулись, с запястей спадает кровавый след, от туго затянутого ремня, а засосы по всему телу бледнеют. Хоть это радует, что не будет лишний раз напоминать о произошедшем, простое разглядывание своего тела. Он старается не плакать, даже если это и казалось невозможным, влага к глазам подступает вновь. Мыслит не связно, не стараясь обдумывать свои действия, это сейчас не нужно. Сейчас абсолютно всё равно. Даже не слабый бритвенный порез реагирует не сразу, заторможенно, а на проступащую кровь даже не смотрит, не используя никакой дезинфекции, лепит пластырь, и одевается, как ни в чём не бывало. Даже боли от свежей раны не чувствуется. Вообще. Его лицо больше отображает эмоций, в глазах временами сверкают слёзы, а так пустота. Непроглядная, чёрная дымка. Страшно смотреть на своё отражение, и он спешит скрыться от зеркал подальше. Как ошпаренный вылетает из ванной, сразу оказываясь на кухне, где посреди стола стоит букет розовых тюльпанов, обязанные светло жёлтой лентой. Он смотрит не долго, резко жмурясь, и оседая на стул. Он не узнаёт себя. Он потерял всю свою любознательность, заинтересованности в жизни больше не чувствуется. Ему всё равно на то откуда взялись эти цветы. Кому они предназначены. Даже не возникает желание вдохнуть их аромат. Дыхание учащается, парень неожиданно для себя вскакивает, резко хватая стоящий на столе стакан, и швыряет со всей силы в стену. А после снова опадает, только уже на пол. Снова слёзы, и плохо сдерживаемый крик. Почему же до сиг пор так больно?***
В школе он боязливо жмётся, даже не здороваясь со старыми друзьями. Всё словно на него давит. Казалось даже стены надвигаются. Чимин дёргается после каждого звонка, лишнего шума, или пробегающих мимо младшеков. Его поведения как минимум настораживает, а ещё больше пугает. На него постоянно обарачиваются люди, учителя не перестают задавать глупых вопросов. Его бесит. Он боится. Всего. Даже когда одноклассник дружески похлопывает по плечу, ему хочется впасть в былую истерику. Его дыхание не успокаивается, не на секунду, становится только хуже, когда учитель зовёт его отвечать. Омега молчит. Вообще не слова не сказал, за прошедшие уроки. Длительность занятий, которая всегда казалось мертвенно медленной, сейчас пролетает мимо. Он не замечает времени. Не смотрит на часы, в то время как сосед по парте только что и пялится на свою руку, засекая оставшиеся минуты до звонка. Он словно впал в транс, ещё утром, разбив дорогой хрусталь. Его не волнует погода, окружающая среда будто за вакуумом. Голоса прохожих, обращённые к нему фразы учителя, звучат на втором плане, не в силах перекрыть тот странный крик, что вернулся вновь. Омега весь день садился за последнюю парту, натягивал на ладони рукава толстовки, и затыкал уши, по возможности, пока никто не видел. Хотя на него не мало обращали внимание, почти никто так и не спросил, всё ли у него в порядке. С одной стороны, хорошо, не пришлось объяснять любопытным носам причину своего безбожно испорченного настроения. Солнце светит высоко, освещая весь школьный двор. Облаков на небе почти не видно, даже не пытаясь скрыть маленьких людей, от нещадно палящего луча. Чимин осторожной поступью спускался по ступенькам вниз, до тротуара ведущего домой. Одноклассники дружно забили на него большой болт, словно его теперь вообще не существует. В обычные дни он бы сильно расстроился, но только не сейчас, сейчас важнее избавиться от противных ощущений в теле. Он ныряет рукой в передний карман, выуживая оттуда ранее подготовленную пластинку обезболивающих таблеток, и на всякий случай пузырёк валерьянки. У него в руке около шести таблеток двух цветов, и пусть может быть опасно, пусть непривычно глотать столько за раз, он принимает лекарство, чуть морщась от неприятных ощущений. Чимин никогда не любил таблетки. В детстве, мама поила его лекарственным сладким сиропом, заменяя их противный горький вкус. Хочется туда вернуться. Терпеть это становится не выносимым. Снова больно. От неё не спрятаться, если она внутри. Он хватается за сердце, сжимая в руках пустую пластинку, борется со слезами собирая все возможные силы, и молит успокоительное действовать быстрее. И пусть, вокруг полно народу, пусть слышен в далеке смех бывших друзей, он стоит посреди дороги, едва сдерживаясь чтобы не закричать в голос. Чужая рука на плечо опустилась слишком внезапно, а испуг даже прогнал слёзы. Чимин вскидывает голову так же резко, встречаясь взглядами с мало знакомым парнем. Это не Юнги. Значит, можно выдохнуть. Кажется, перед ним сейчас бета из класса старше, тот у которого он списывал контрольные около двух лет назад. Он красив, даже слишком как для обычного школьника. Высокий рост дополняет широкие плечи, а классический синий костюм на нём сидит просто отпадно. Он широко, приветливо улыбается, негласно посмеиваясь с реакции младшего. Пак приоткрывает рот и молчит, завороженно рассматривая парня. И чем же он заслужил такого внимания? Этому человеку дорога в айдолы, и Чимин не удивится, если окажется что он ещё и ангельски поёт. Бета пощёлкивает пальцами перед застывшим лицом, и получая ответное внимание, начинает говорить. —Привет, ты кажется, Чимин? – парень недоверчиво щурится, а замечая неуверенный кивок, резко хлопает в ладоши, отчего омега подпригивает на месте. —Прости не хотел тебя напугать. —Что-то хотел? – выдавливает из себя Пак слегка продрогшим голосом, смаргивая подступившие слёзы, от не шуточного испуга. —Я хотел познакомиться. – снова улыбается бета, стараясь игнорировать откровенно странное поведение собеседника. —Меня Сокджин зовут, очень приятно. – он беззаботно протягивает ладонь, но ему приходится опустить её без ответа, так как омега лишь сильнее стискивает кулачки, обнимая себя в защитном жесте. —У тебе что-то случилось? – Ким спускает улыбку, и вежливо, ненавязчиво, склоняется к Чимину, чтобы быть примерно одного роста. Омега опускает взгляд в пол, поджимает губы, стараясь не выдавать своего плачевного состояния. Он молчит, и тактично намекает, что разговору лучше сейчас закончится, но собеседник пусть и не кажется настырным, но уходить не собирается. Пак негромко, тяжело дышит, сжимая в руках пластиковую упаковку таблеток, часто моргает, пытаясь не позволять пытливому взору заметить слёзы. Напряжённую паузу спасает телефонный звонок, что популярной мелодией отзывается из кармана чиминового рюкзака. Омега реагирует не сразу, лишь после тактичного напоминания жестом руки, лезет за мобильником, и едва не отбрасывает его на землю, увидев до боли знакомый контакт, с подтверждающией фото на обложке. Юнги улыбается, казалось привычно, показывая десна, он только сейчас замечает в этом что-то пугающие, словно его взгляд сейчас нацелен прямо ему в душу. У Чимина резко сбивается дыхание, пальцы подрагивают, а ладони влажно потеют. Он коротко жмурит глаза, вовремя удерживая в себе не озвученный всхлип. Мелодия, ставшая невероятно устрашающей, продолжает играть, но поднять он так и не решается. —Что с тобой? – взволнованно слышится где-то сбоку, голосом Сокджина, а после, плеч касается крупная рука, пытаясь привести в чувства. Паку хочется его успокоить, сказав что-то вроде "Всё окей, я просто устал" но сейчас и язык не поворачивается. У него открытый ступор, ставший уже почти привычным, за последние время. Телефон в руках грозится вот вот выпасть на холодный асфальт, а Чимин словно этого не замечает. Повторяющиеся рингтон будто вводит в гипноз, заставляя взгляд замереть, у фотографии человека, ставшим недавно личным кошмаром. Когда музыка наконец прекращается, в голову начинают подступать ужасающие мысли. Юнги ведь только что звонил. Значит, искал. А если не найдёт, разозлится. Омега на вдохе всхлипывает, и отбросив телефон на дорогу, утыкается лицом в свои ладони, пытаясь усмирить бездумно катящиеся слёзы. Ему страшно. Опасность опять рядом, дожидается его чтобы сделать ещё больней, выбить оставшиеся желания начать сначала. Оправится после всего этого, не казалось уж таким за предельным, но сейчас... Этому не бывать, при таких обстоятельствах. Юнги ведь не отстанет. Даже во сне его преследует, его голос, касания пальцев, вспоминаются мурашками по коже. А в голове снова этот крик... Сокджин рядом. Вначале пугается, а после пытается успокоить, даже не осознавая что своими объятиями делает только хуже. Чимин плачет сильнее, теряя остатки сил чтобы продержаться хотя бы до дома. Он надрывно кричит, затыкая уши, и пятится назад, словно от опасности. Ким не знает что делать, но старается вести себя мужественно, как в дорамах, когда кто-то из близких плачет. Он ведь, пусть и не альфа, но и не омега, а стойкий сформировавшийся бета. Нельзя подавать слабости, тем более в такой ситуации. Пак, будучи бережно обхвачен чужими руками, больше не дёргается, и не уходит назад. Наоборот, тело становится словно ватным, истерика стихает, и он слишком неожиданно для самого себя, обмякает в достаточно крепких руках, что вовремя подхватывают в воздухе. Благо рядом стоит одинокая скамья, как раз в рост Чимина, как будто его и ждала. Он помещается на ней идеально вместительно, даже левая рука не спадает к земле, а ложится поперёк. Его глаза сейчас прикрыты, лицо нечего не прикрывает, позволяя Сокджину рассмотреть его в деталях. Щёки влажные от слёз, и покрасневшие чудесным румянцем. Ким бы с удовольствием посидел так ещё, разглядывая нежные черты лица, красноватые и влажные пухлые губы, но всё же, контроля над собой хватает, да и смелости тоже, чтобы взять всё в свои руки. Самостоятельно, без какой либо предложенной помощи, привести его в сознание, добиться объяснения происходящего, и помочь справиться, чего бы то не стало. Омега сейчас такой хрупкий, беззащитный, не как раньше, не такой каким его знали все в школе. Ким его помнит взбалмошным мальчишкой, который всегда весёлый, и в кругу друзей. Сейчас с ним рядом нет никого. Даже мало кто обарачивается, завидев его без признаков жизни. Джин проверяет пульс прохладными пальцами, трогает ладонью лоб, на глаз меряя температуру, а посчитав всё достаточно стабильным, похлопывает по щекам, и зовёт по имени. Чимин реагирует, пусть и не сразу, отгоняя манящую темноту с глаз, развеивая помутневшие сознание. В мыслях вплывает всё вновь, не давая отойти, его снова накрывает приступ отчаянных слёз. Он садится полностью, подбирая к груди колени, и всхлипывает, пряча лицо. Даже всё равно, что вокруг много народу, что на него смотрят, о нём шепчутся. До простых зевак никого дела, а про Джина он вспоминает не сразу. Ким присаживается на корточках, взволнованно глядя, и облизывая свои губы. Он даже слов подобрать не может, находя доступным лишь лёгкое поглаживание спины. Омега дрожит, но всё же успокаивается, пусть для этого понадобилось несколько минут, он глубоко выдыхает, как учили на разных тренингах по психологии, поднимает взгляд на бету, что сидел всё это время рядом, но говорить не начинает, словно в его глазах можно прочесть больше, чем услышать из его уст. —У тебя ведь что-то случилось, да? – неуверенно осторожно задаёт вопрос Сокджин. Чимин продолжает молчать, а взглядом излучает боль. Всё же Киму удаётся дождаться от него короткий кивок, а что он сам себе улыбается. Значит, контакт настроен. —Я могу чем-то помочь? Пак опускает голову, и прикусывает нижнюю губу, собирая остатки сил, чтобы сдержать слёзы. Нет, чёрт возьми ему уже никто не поможет. —Не думаю... – выдаёт омега достаточно тихо, но до беты доходит сразу, и без сомнений. —Что-то с родителями? Может, ты из дома сбежал? – предполагает парень, пытливо склонив голову. —Скажи, ты можешь мне доверять. —Ничего такого, правда, мне не нужна помощь, и душу изливать мне тоже не хочется, прости. – неуверенно разъясняет Пак, а после поднимается на ноги, желая поскорее отсюда уйти. Ким останавливает его, слабо перехватывая запястья, тянет обратно на лавку, пусть и не навязчиво, но достаточно стойко. Чимин от этого дёргается, коротко всхлипывает, но послушно опускается на скамью, обременён новой порцией слёз. Сокджин словно силой мысли заставляет омегу поднять голову, заглядывая к себе в глаза, и после недолгого контакта взглядами, льнёт ближе, едва касаясь губами чужих, но младший опять вздрагивает, у него перехватывает дыхание, и вложив максимальное количество оставшихся сил, отталкивает бету в грудь, и прежде чем тот опомниться, скрывается неизвестной для него стороне. —Идиот. – констатирует Ким, слепо смотря ему в след. —Какой же я идиот...***
Подходя к дверям своей квартиры, Чимин был уверенным, что родители должны были уже вернуться. Смешанные чувства не отпускали, но даже это короткая перепалка с Сокджином, смогла хоть немного разбавить те запутанные, мутные мысли о скором будущем, страх и отвращение к себе, что казалось стали неотъемлемой частичкой его жалкого существования, немного развеились бабочками в животе, от осмыслений того, что кому-то, совершенно чужому, на него не всё равно, что он может быть кому-то интересен, возможно даже любим, ведь после уничтожающих событий не далёкого прошлого, он казалось перестал быть человеком. Но сейчас его потряхивает. Стоя перед дверью собственной квартиры, ещё никогда не было так страшно. Ведь за ней может оказаться тот кого видеть не хочется больше всего. Тот кто его сломал. Но всё же, на лестничной площадке становится холодно, и не долго обдумывая, он тянется к звонку. Пальцы подрагивают, но зажать кнопку на пару секунд всё получается. За дверь слышится шарканье тапочек, расслабленные шаги, а после щелчок замочной скважины. Сердце стучит невероятно быстро, а когда дверь перед ним открывается, буквально готово выпрыгнуть. В шаге от него стоит вальяжно развалившейся Юнги, с тлеющей сигаретой меж пальцев, и ядовитой ухмылкой на лице. По его смелому поведению понятно, что дома он один, значит защитить будет некому. Чимин не хочет туда. В лапы зверю. В клетку, из которой однозначно нет выхода. Он сглатывает, слёзы в глазах застывают и он пятится назад, непроизвольно, ноги сами его ведут. Он хочет убежать, но мышцы словно парализовало. К нему тянут руки. Он не в силах им противостоять. Его затягивают в квартиру, крепко сжав ткать серой толстовки на воротнике. Он едва не падает, ударяясь об стену. Слышится закрывающийся замок, лицо настигает гримаса безвыходности и полного отчаянья, когда Мин подходит к нему ближе, прижимает спиной к стене, надавливает на шею, предотвращая возможные попытки сопротивление, и смотрит. В этих глазах столько жестокости, ярости, и желания. И как он только раньше мог считать его своим братом, близким человеком, который не причинит вреда. Эти нездоровые огоньки во взгляде, зрачки расширены, а дыхание учащённое. Руки кажутся невероятно сильными, даже вены вздуваются больше обычного. У Чимина появляется непреодолимая потребность закрыть глаза, именно сейчас, когда напротив него зверь. На него не возможно просто смотреть. От его присутствия накатывает истерика, а голос пробирает до костей. Становится неожиданно холодно, кажется, даже губы синеют, но скорее от недостатка кислорода, но и то не факт. Температура в помещении опустилась градусов на десять точно, чужие руки ледяные, а собственные и не чувствуются. —Почему не отвечал на звонки? – рычит альфа, сжимая тонкую шею. —Я... Я н-не слышал... – испуганно заикается Пак, переминаясь с ноги на могу, чтобы хоть как-то ослабить хватку. Ведь кислорода в лёгких почти не осталось, и ему понадобилось не мало усилий произнести хоть слово. —Не смей врать мне... – бледная рука крепче сжимается вокруг хрупкой шеи, и Чимин уже задыхается, когда под ногами пол почти не чувствуется. Он смаргивает временами крупные дорожки слёз, даже не в силах заплакать по человечески, и после отчаянного безуспешного вдоха, сознание плывёт сильнее, и омега был уже рад темноте, как вдруг его резко отпускают, отбрасывая на пол. Он заливается неистовым кашлем, лицо краснеет, и он падает на спину, хватаясь за горло. Юнги стоит рядом, холодно осматривая парня, а после, не дав полностью восстановиться, поднимает за локоть, не заботясь о том сколько боли стоило Паку встать на ноги. Мин удерживает его обеими руками, не позволяя опасть вновь. Вот только эти прикосновения не заботливые. Не нежные, и не в тех местах. Одна рука перехватывает талию, безцеремонно забираясь пальцами под одежду, а вторая опускается на ягодицы, силой сжимая, явно оставляя следы. Чимин бы вырвался. Закричал, и безостановочно сопротивлялся, вот только его тело не слушается. Мышцам не хватает сил напрячься, руки безвольно виснут вдоль. Коленки подкашиваются, а глаза закрываются сами. На удивление, даже сбитое дыхание приходит в норму. Скорее даже слишком успокаивается. Если вообще не останавливается. Он не чувствует себя, но видит происходящие. Как Юнги бросает его на диван в гостиной, как задирает кофту до самой груди. Видит и знает, но не чувствует. Словно, находясь в вакууме. Он больше не плачет. Слёзы высохли, остановились, уже кажется навсегда. Слышаться звуки, отдалённо напоминая щелчок замка, а после шаги. Вернулись родители. Значит, это случится не сейчас, но почему не успокаивает. Не радует и не огорчает. Он просто перекатывается на бок, когда альфа от него отстраняется, и поправляет на нём одежду. Было бы неплохо сейчас встать, поздороваться с мамой и папой, помочь накрыть стол, и улыбнуться, слушая заядлые анекдоты. Но Чимин сейчас не может реагировать. Конкретно в этот момент, всё равно, что будут за него волноваться. Не пугает даже миновы угрозы, что приказывают вести себя непринужденно, повседневно, не подавая виду, но даже в подробностях рассказанные последствия не послушания, не выводят его из того транса, что стал вторым домом. —Что с Чимином? – слышится где-то сзади, знакомый женский голос. —В школе слишком устал. – отвечает с улыбкой голос его кошмара.