Вдребезги чёртову слабость

Чимин приходит в себя уже в своей комнате. Воспоминания не накатывают, как это было раньше, после потери сознания. Он не помнит практически нечего из сегодняшнего дня. Судя по темноте за окном уже поздний вечер, а в комнате горит только ночной светильник у кровати. Было бы неплохо вспомнить как он тут оказался, но мысли такие медленные сейчас. Сформулировать хоть слово кажется не под сильной задачей, и он даже пытаться не станет напрягать память. Пак открывает глаза, и видит лишь привычный белый потолок. Звуки тихие, повседневные, что-то вроде журчания воды из ванной, и шелест деревьев за окном. Он выдыхает, просто, даже не пытаясь выразить эмоций, не ощущая своё тело до конца. Возможно, он не чувствует ног, но проверять нет желания. Он слаб. Даже повернуть голову на бок не сможет. Прикрывая глаза, не видя потребности осмотреться, он чувствует призрачные прикосновения. Не страшно, ведь всего лишь галлюцинация. Они преследуют его уже не один день, и на них наблюдается всё меньше реакции. Ему даже всё равно, что он сошёл с ума. Эта неприятная боль в сердце, отдающие сигналы тела в мозг, словно где-то за гранью его реальности. Чимин сейчас в состоянии только дышать, и то только потому, что это происходит без его ведома. Так, он бы не напрягался. Живой, и всё равно. Но лучше бы умер. Под закрытыми веками мелькают силуэты, красочные пятна впиваются в сознание. Непривычно. Да, делать он с этим нечего не собирается. Явно не сейчас, и точно не сегодня. В сон не клонит. Хотя кажется это единственный выход, избавится от всепоглощающей пустоты. Хочется заплакать. Мама всегда говорила, что лучше боль сразу выплакать, чтобы потом не стало хуже, но... Хуже ведь уже однозначно не куда. Поэтому бессмысленно проливать слёзы, когда знаешь что не поможет. К тому же чтобы заплакать, теперь нужно прилагать усилия, так просто глаза слезиться не станут. Разве что совсем чуть-чуть временами чувствуется влага, не сильная, даже не хватит намочить подушку. —Ты очнулся? – слышится где-то отдалённо, и возможно можно было подумать что очередной глюк, но дальше слышатся шаги, очень рядом, прямо возле кровати. А потом снова прикосновения. На щеках, и плече лежат чьи-то руки. Однозначно, ему не мерещится. С трудом найдя в себе силы, омега поворачивает голову на звук, и нехотя открывает глаза. Перед ним Юнги, собственной персоной. Но какой то не такой. И почему то страха не ощущается. Хотя ещё пару часов назад готов был впасть в нескончаемую истерику, при виде него. Чимин даже глаза полностью не открывает, лишь чуть-чуть, ослабленно различая силуэт. Ради этого человека, даже искать силы не хочется, чтобы ответить. —Воу, ты здесь? – Мин щёлкает пальцами, прямо перед глазами, но у младшего даже зрачки не реагируют. —Скажи что нибудь. – он присаживается на кровать, и приподнимает расслабленное тело, чтобы он спиной облокотился о стену. Пак сейчас безвольная кукла. Не сопротивляется, и не пытается подняться. Спастись. Обезопасить себя, ведь угроза по любому есть, когда рядом этот альфа. —Произнеси хоть слово... – этот тон звучит умоляющие. Не так как раньше, не холодно, не грубо, не безразлично. Чимину даже прилагать усилий не надо, чтобы удивится. —Что ты хочешь? – еле слышно проговаривает омега, хриплым от сна голосом. Он немного разминает лицо, облизывает пересохшие губы, и натягивает верхние веки, открывая глаза шире. —Как ты себя чувствуешь? —Издеваешься? Тебе ли не похуй... – не громко вздыхает Пак, закатив непроизвольно глаза. Он напрягает руки, опираясь об матрас, и усаживается удобней, даже не морщась от ноющей боли. —Не люблю когда ты материшься. – Мин опускает голову, и отсаживается чуть дальше, прекрасно зная какой дискомфорт приносит омеге его прикосновения. —А я не люблю тебя. – чеканит младший, с явным презрением уставившись на альфу. —Но что-то ты не пытаешься избавить меня от своего присутствия. Юнги облизывает губы и сглатывает, не поднимая взгляда. В нём сейчас нечто другое, что Чимину сейчас не стоит знать. Мин бегает глазами по комнате, с внутренней улыбкой замечая множество вышитых картин на стенах. Когда он был последний раз в этой комнате, было явно не до его творчества. А сейчас, даже гордость берёт, и правда, раньше он не знал, что непутёвый младший брат, такой талантливый. —Когда ты последний раз ел? – спрашивает альфа, минутой позже, выдержав неловкую паузу. Он наконец вскидывает на омегу строгий взгляд. —Какая тебе разница... – устало вздыхает Пак. —Не груби мне. –его тон внезапно меняется, на прежний, который был столь пугающим, и вводящий в дрожь. Но сейчас Чимин этого не замечает, или игнорирует, не боясь возможной угрозы. —А то что, изнасилуешь меня? – смело усмехается Пак, резко поднимая опущенный взгляд. Но разбитая улыбка сходит так же быстро, когда в висках резко стреляет болью. —Не изнасилую... – тихо бурчит Юнги, незаметно теребя рукава рубашки. Чимин бы без спорно засмеялся, заметив как сейчас нервничает Мин. —Мне твой труп здесь не нужен... Я спрашиваю, когда ты последний раз ел? —Не помню... – омега морщится, прикладывая пальцы к ноющим вискам. —Ты решил так себя угробить, да? Мне на зло? Думаешь мне в радость видеть как ты умираешь? – повышенно высказывается Мин, но теряет свой настрой за секунду, услышав громкий напыщенный смех. —Это ведь ты меня до такого довёл, Юнги! Ты! Вот тебе и результат. Любуйся! – Пак выкрикивает, с больной улыбкой на устах, но затихает слишком резко, словно истратил все силы. Альфа смотрит, медленно спуская взгляд ниже и ниже, стискивая зубы, и слегка нахмурив бровь. —Иди поешь. – резко меняет тему Мин, моментом оживляясь, и подходит к двери. —Не хочу. —Я не спрашиваю. Жду тебя на кухне. Чимин прикрывает глаза, чувствуя накатывающие знакомые, но до крика противные ощущение безвыходности, нежелание жить, и всепоглощающего отвращение. К себе. Ко всему вокруг. А особенно к Юнги. Но даже сейчас, когда всё равно даже на то, что есть реальная угроза смерти от голода, злить Мина не хочется. Ведь, как бы не казалось плохо, может быть ещё хуже. Это бесконечный путь, жизнь не может доставить тебе максимальное количество боли, всё равно, есть порог дальше, ещё хуже, ещё больнее, пока ты просто не умрёшь от её количества. Но даже это не будет концом. Просто, ты не выдержал даже середины. На кухне слышится звон посуды, расслабленные шаги, а после, снова голос. Юнги зовёт его по имени. Так, как не звал наверное с самого детства. Пак бы даже улыбнулся всей иронии, вот только сил не хватит. Сейчас вообще сложно представить, как он должен подняться, так ещё и дойти до кухни. Омега пробует напрячь мышцы, спустить ноги на ковёр, и уже был рад что стоит более менее ровно, как его последующий шаг, не сбивает с ног, и он падает вперёд, едва не разбив лицо о тёмно-дубовый паркет. Непроизвольный всхлип, скорее не от боли после падения, а собственного бессилия, привлекает внимание альфы, и вскоре Юнги появляется за порогом его комнаты, борясь с желанием поднять младшего на руки. Он просто стоит, рядом, подходя ближе ровно настолько, чтобы ноги были прямо перед его лицом. Чимин негромко выдыхает, а внутренности словно скручиваются в узел, от простого напряга лёгких. Он поднимает взгляд, по чужим ногам до самой головы. В этих глазах можно рассмотреть всё что угодно, от братской заботливости до ненавистной ярости. Он умудряется совмещать всё, и так же резко может всё скрыть под прохладной дымкой. Сомнений всё больше, насчёт его человечности. Пак жуёт губы и прикрывает глаза, опустив голову, на него смотреть всё труднее, несмотря на своё состояние. —Поднимайся. – холодно приказывает альфа, протягивая раскрытую ладонь. Этот жест кажется больше пугающим, чем заботливым, что Чимин непроизвольно сглатывает, и напрягает все силы, чтобы подняться самостоятельно. Походка получается до жути медленной, ноги трясутся и подкашиваются на каждом втором шагу, но всё же, до кухни он добирается ни разу не упав, и без чей-то помощи. На столе стоит уже готовая миска с рамёном, и омега опускается на стул, чуть морщась от боли. Ему настойчиво протягивают палочки, вынуждая их принять, и начать понемногу размешивать лапшу. Есть не хочется. Хочется броблеваться. Чимин стискивает зубы, нехотя рассматривая еду перед собой, и с трудом заставляет себя держать себя в руках. Ведь до туалета в таком состоянии он навряд ли до бежит, а опозориться прямо перед Юнги нет желания. Мин стоит рядом, смотрит испытывающие, пока младший всё-таки соизволит взять в рот первую порцию. Паку хочется выплюнуть, но натыкаясь на острый взгляд брата, всё же сглатывает, сразу же прикрывая рот рукой. Вторая порция заходит лучше, тошнит всё меньше, и активно скапливается слюна, требуя больше. Он кажется только сейчас осознал, что трое суток не ел вообще. Только сейчас почувствовал насколько пуст его желудок. Тарелка оказывается пуста слишком быстро, даже двух минут не прошло. Альфа удовлетворённо хмыкает, забирая с под носа посуду, а после, снова поворачивается к омеге. —Как самочувствие? – спрашивает он. Чимин облизывает губы, не сразу отвечая, и не показывая глаз под чёлкой. Руки сложены на столешнице, а взгляд бегает по кухне, мельком осматривая привычную мебель. А потом, резко поднимает голову, и насмешливо улыбается краешком губ. —Серьёзно, чего ты добиваешься? Юнги опускает взгляд, и стискивает челюсть. Руки сжаты в кулаки, и открыто расположены над столом. Вены пугающие вздуваются, от него словно начинает веить холодом, и Пак скрыто нервничает, когда он обходит стол, и становится ровно за его спиной. Непонимание. А потом боль, от того что его волосы резко оттягивают назад, заставляя вскинуть голову. Мин нависает сверху, склоняя голову, и шепчет: —Я смотрю ты больно смелый стал... – он сжимает пряди в кулаке сильнее, вызывая болезненный, еле слышный стон. Чимин морщится и сглатывает под натиском чужого взгляда. Хочется что-нибудь сказать, но язык словно к нёбу прилип, не позволяя издать и звука. —Тебе напомнить, что тебя ждёт за напослушание, малыш? —Я-я больше так не б-буду... – заикается омега, в миг теряя всю смелость, безразличие, и отрешённость. Сейчас он боится. Страх в его глазах виден отчётливо ясно, а в уголках скапливается влага. —Хён. – Юнги склоняется ближе, становясь в нескольких сантиметров от лица младшего, и холодно рассматривает эмоции на нём. —Для тебя, я – Хён. Не так ли? —Хён. – тут же исправляется Пак, даже не моргая. Мин смотрит ещё не долго, а после резко ослабляет хватку, едва не отбрасывая чужую голову на стол. А подходя к дверям своей комнаты оборачивается. —И не смей мне перечить. – грозно отзывается тот, и скрывается в комнате.