Утро. А Чимин уже плачет. Даже сквозь сон, проливает слёзы по вискам, и он просыпается, чувствуя на подушке влагу. А открыв глаза, опять всхлип. Эти сны начинают преследовать. Где грязные руки. Израненное тело. И кровавые разводы по коже. Собственные приглушённые крики, усталые болезненные стоны. Это и есть его сны. На протяжении недели, его состояние только ухудшается, истерики почти каждую ночь, а на утро противная пустота в сердце. И пусть, его тела не касались сегодня, а за вчерашний день он не разу не сталкивался с Мином. Память словно нарочно всё хранит. В деталях. В ужасающих подробностях, каждый чёртов день напоминая о том, что жизнь далеко не сказка. Паршиво. А он ведь даже избавиться от этого не может. Те несколько неглубоких порезов в области запястья, не заглушают ту боль. Таблетки успокоительного помогают всё меньше, лишь на время избавляя от всех эмоций разом. И вот тут вопрос. Точно ли лучше чувствовать боль, чем нечего? Когда в мыслях пусто, когда свежие порезы не саднят, а призрачные прикосновения отходят на второй план, это всё же более терпимо, чем когда, сидя в холодной ванной, затыкать себе уши, до крови прикусывая ладонь, чтобы сдержать крик. Пожалуй, ответ однозначный. По крайней мере, пустоту терпеть легче. Он предпочёл бы нечего не чувствовать. Кто бы что не говорил, ему так проще. Даже если такое количество таблеток вредит здоровью, Пак не перестанет их принимать.
На часах 06:57. Через три минуты зазвонит будильник. Только какой теперь от него толк, если он способен проснуться от собственной истерики? И Чимину сейчас так паршиво. Что, дотягиваясь до прикроватной тумбы, дабы выключить будильник, машинально рука хватает пузырёк успокоительного. Около двенадцати таблеток валерьянки, это его уже привычный завтрак. Помогает хоть немного справится, с бушующим сердцем, и заставляет подняться с кровати. Ведь пересохшие горло отказывается принимать их просто так. Он уже привык, и знает, что с утра дома он один. Родители уходят на пол часа раньше, а Юнги ещё со вчерашнего дня не видно. Чимин всё ещё медленно ходит, даже если боли в теле почти не чувствуется, его шаги по прежнему хромают. На кухне холодно. Особенно ступая по паркету босиком. Искать под кроватью тапочки не возникало желания, да и какая разница, если мама не наругает? А полы у них всегда чистые. Их, омега натирает до блеска, когда не может справиться с внутренней борьбой эмоций, а показывать чувства не кажется хорошей идеей. Он прикладывает все силы выжимая тряпку, а истратив все, ложится спать. Родители интересовались, много, даже предлагали сходить к психологу, на что Пак негромко рассмеялся. Серьёзно, если его заставят рисовать семью, это не поможет. Он уже не ребёнок. Вырос, довольно недавно. А причину маме всё равно не расскажешь, поэтому, пусть остаётся так как есть. Кажется, если что-то поменяется, станет только хуже. Если сдвинется на миллиметр устоявшейся система жизни, он рассыпется в прах. И никакой психолог здесь уже не поможет.
На кухонном столе лежит пачка сигарет. И проходя мимо, к холодильнику, взглядом цепляется за них, запуская мыслительный процесс. "—Юнги забыл сигареты? Тогда... Я их возьму?" Чимин коротко улыбается, подбирая пачку, словно в его голове прозвучал положительный ответ. Голода всё равно не чувствуется, а время до начала занятий ещё есть. Поэтому лишних десять минут на балконе, не будут лишними. Он преодолевает путь до открытой стеклянной двери, и не долго думая, выходит на свежий воздух, сразу же вдыхая утренний аромат росы. И пусть, он никогда не курил, даже не пробовал, но сейчас... Всё равно. На то что это вредно, и на строгие мамины запреты. Сейчас необходимо избавиться от стресса, а в фильмах, курение всегда помогало. Открывая пачку, он замечает внутри чёрную зажигалку, и снова усмехается. Юнги такой Юнги.
Меж пальцев уже красуется белая тонкая сигарета, и омега недолго рассматривает всю эстетику данной картины. Мин курил красиво, интересно, получится ли у него так же? Первая затяжка недопустимо короткая, на пробу, и только на третьей попытке, получается выпустить дым. Он на удивление даже не закашлялся не разу, что радует. Не пришлось страдать от раздирающего кашля глотку. Ведь сейчас любая лишняя, причинённая боль, грозится вызвать истерику. Стоит быть осторожным. С собой. Ведь каждая слеза может быть важной.
Чимин заканчивает где-то на третьей минуте. Окурок тлеет на глазах, а в сердце всё ещё пусто. Никотин в лёгких ещё больше расслабил тело, но не мысли. Голова немного начинает кружится, на что он не обращает никакого внимания, покидая балкон. Плетётся в комнату, останавливается напротив шкафа и вздыхает. Осталось найти что-то такое, что прикроет порезы и потемнения на коже после сошедших засосов. Его любимое серое худи. На пару размеров больше, удачно прикрывая нужные места. С под рукавов выглядывают только кончики пальцев, а надетый на голову капюшон не позволяет увидеть парочку меток, оставленную нанавистными людьми. Чёрные классические брюки. Свободные, ни капельки не обтягивающие, не показывающие все прелести юного тела. Омега смотрит на себя в зеркало, но даже жалости к себе больше не чувствует. Нет, как днями ранее, непреодолимого желания разбить вдребезги зеркало, стереть с глаз своё отражение. Сейчас всё равно. Даже макияж, что стал, казалось неотъемлемой частью его жизни, больше не требуется. Мешки под глазами словно дополняют образ. Образ разбитого жизнью мальчишки.
Когда за ним захлопывается дверь квартиры, когда щёлкает замок от собственноручно прокрученного ключа, он вновь задумывается. Мысли за пределами дома путаются усиленно, ведь здесь его могут увидеть. Прохожие всегда пялятся, а когда на глазах слёзы, лицо отображает гримаса отчаянья, хочется скрыться. От всех назойливых взглядов, испытывающих голосов, что в очередной раз спрашивают о его самочувствии. Разве не понятно, что паршиво. Но он об этом не скажет. Выйдя на крыльцо подъезда, Чимин останавливается, осматривая привычную улицу. В школу идти не хочется. Совсем. Там он не чувствует себя живым. С ним не общаются одноклассники, учителя больше не спрашивают ответы и не вызывают к доске. Всем на него настолько наплевать, что тошно становится. Зачем вообще туда ходить тогда? Его исчезновения даже никто не заметит. Он уверен.
Сейчас на улице моросит небольшой дождь, а Чимину кажется, что у него в душе. От слёз ровно такие же лужи, что у него под ногами. Поджимая губы, короткими шагами он ступает прямо, вдоль тротуара, в противоположную от школы сторону.
***
Асфальт серый, и безбожно испачканный грязью проезжающих машин. Омега в эти оттенки вписывается, одежда соответствует не много цветной палитре, а настроение подавно, мерзость. Погода пасмурная, облака над головой сгущаются, так и наровит пойти дождь, но Чимин не останавливается, направляясь в точно заданное в голове место. Тёмно-серый бетонный пол, невысокий, металлический, обшарпанный забор. Мост. Он останавливается, пройдя половину, и поворачивается к бортику, без страшно смотря вниз. Ветер продувает достаточно сильно, взъерошивает блондинистые волосы на макушке. Немного прохладно, что Пак ёжится, натягивая рукава ниже, но прекращать не собирается. Сейчас жизненно необходимо побыть на едине с собой, в умиротворении с природой, и подумать. Не о чём-то конкретном, просто, обо всем. Найти в себе силы жить дальше, наблюдая за гладью воды, что временами стелется несильными волнами. Красиво. И он присаживается на твёрдую поверхность, преодолев преграду в виде забора. Пытается успокоить дыхание, учащённо стучащие сердце, что проваливается с крахом, когда на выдохе, тишину прерывает всхлип. Опуская взгляд в воду, появляется мысль, что соскользнуть сейчас вниз, не такая уж плохая идея. Раз и навсегда прекратились бы слёзы, боль большое бы не разрывала изнутри, а угрозы бы никакой не было. Ведь кому нужно возится с трупом? Юнги бы забыл про него. Как сделали друзья ещё при жизни. Паршиво. Правда, ужасно. Эти мысли... Воспоминания... Терпеть с каждым днём сложнее.
Взгляд опускается ещё ниже, словно пытается заглянуть под воду. Словно сквозь толщу тёмно-синей воды, он видит дно. Он видит себя, на дне. Воображение не шутку, разыгралось, а особенно после всего что с ним случилось, развилось до стадии шизофрении, не иначе. Чимин стал видеть гораздо больше, чётче разглядывать даль, и подмечать детали, что раньше казались вовсе не заметными. На слух может определить пение различных птиц, от вороны до экзотического попугая. Странно. Но не интересно. Ему всё равно на свои способности, даже вышивку забросил. Его жизненные возможности ограничились сном, и редкими перекусами. Здоровье резко ухудшилось, словно сорвалась определённая планка в организме. Силы набирать всё труднее. Головные боли, вызванные недостатком сна. Тяжесть в желудке, от недоедания. Головокружение, из-за таблеток.
Сейчас, глядя вдаль, туда где сходится закат и непроглядная гладь реки, ему не хочется жить. Но умирать, к сожалению, тоже нельзя. Он помнит с детства, как мама плакала, хороня своего мужа, и его отца. Ему было пять. Чимин сидел у неё на коленях, в одной машине вместе с гробом. Он был прямо перед глазами, и воспоминания эмоций смутные, но омега не плакал, стараясь показаться сильным. А вот женщина наоборот, рассыпалась в истерике, что по приезду на кладбище, стала только сильнее. Мальчик наблюдал, за всем, как гроб опускают в яму, как священник читает молитву, и как мама пытается раскопать могилу, сразу же после погребения.
Если она увидит труп своего сына... Нет. Нельзя этого допустить.
Чимин вытирает рукавами слёзы, подбирая под себя коленку. Становится прохладнее, но уходить он явно не планирует. Он просто пялиться перед собой, на проплывающие в далеке корабли, на чаек, что резвятся над водой. В голове каша. Негативные мысли. И безмолвные слёзы.
Телефонный звонок привлекает внимание, омега вскидывает голову, чтобы убедиться, что ему не послышалось, а после лезет в карман, за старым потёртым смартфоном. Его движения поспешные, панически быстрые, совсем не вяжется с его недавним поведением. На экране высвечивается знакомое имя, и подтверждающая фотография, от которой уже привычно пробирает дрожь. Юнги. Наверное насторожился, когда не застал брата дома. Но он ведь даже не догадывается, что Чимин сейчас здесь, морально разлагается, на этом старом мосту. Дыхание в миг учащается, пальцы держащие мобильный, подрагивают, а взгляд застыл, в страхе не способный даже моргнуть. Он всё ещё его боится, да до такой степени, что внутренности скручиваются в узел. Альфа показал всю серьёзность своих намерений ещё два дня назад, когда за опоздания после школы домой, влепил мощную пощёчину, что у омеги выпал зуб. После того случая, Пак старался его не злить, а ещё больше избегать, всеми возможными способами, например вчера, он почти до полуночи просидел возле подъезда, боясь заходить домой до прихода родителей.
Чимин пялиться в экран полными слёз глазами, а после, резко дёрнувшись, отбрасывает телефон в воду, в паре метров от себя. Издаёт что-то похожее на крик, и обнимая себя плотнее, рыдает в голос, не ведая себя.
***
Дорога домой, через парк настигла только по прошествию часа, если не больше, ведь время посмотреть теперь негде. Слёзы высохли, истерика утихла, и сейчас в его глазах пустота. Та самая, которую ещё называют выгоранием. Его шаги привычно медлительные, руки свисают вдоль тела, даже не пытаясь согреть их в карманах. Чимин даже по сторонам не смотрит, лишь себе под ноги, изредка пиная мелкие камешки. Солнце только начинало садится, улица неспеша погружалась во мрак. Из-за непроглядных облаков, освещения казалось приглушённо тусклым, зелёные деревья более тёмными, а светлая плитка на тропе, грязно серой. До дома пешком минут пятнадцать, всё же откуда он идёт сейчас, добирался всегда на автобусе, или папиной личной машине. Но не сегодня, так как просить деньги на проезд, было бы проблематично, а их авто в гараже не стояло, он пошёл пешком, даже не обращая внимания, на гудящие от усталости ноги
Внезапно сзади слышится голос, зовущий его по имени. Смутно знакомый, из его кошмарных снов. Тот чертовски красивый, через мерно жестокий, и до невозможности странный альфа, сейчас за его спиной, неспеша подходит ближе, к замершему в ступоре омеге.
—Т-тэхён..? – (чёрт, и как он вообще запомнил его имя)
