În pragul primăverii și al morții

      Неожиданно крепкая хватка берёт нарушительницу за горло. Массивная ладонь, обтянутая чёрной кожей перчаток, угрожающе поскрипывает от малейшего движения. Настолько отчётливо, что может показаться, что это хрустнули шейные позвонки. Или так скрипит плотная верёвка виселицы.       - Надо же, крысы и сюда умудрились забраться, хах? – гортанно тихо дополняет свой предыдущий вопрос седоволосый мужчина. Скорее риторический - не требующий ответа. Свободной рукой он буднично поправляет шляпу, как будто этим жестом отдаёт ничтожную дань уважения такой неожиданности. Фаланги небрежно сомкнуты кольцом поверх оголённой кожи, так, будто это не живой человек, а всего лишь мягкая игрушка или горлышко стеклянной бутылки. Стоит только встряхнуть разок, как голова отвалится.       - Живучие вы, паразиты…       - Пожалуйста, я … я… - Собеседница расходует оставшийся кислород на эти жалкий набор звуков. Губы постепенно бледнеют, беззвучно лепечут что-то, не в состоянии даже напрячь мышцы гортани, чтобы сделать вдох. Этот комочек из грязи и мусора, сейчас и язык не поворачивается назвать это девушкой, чуть оторван от земли, едва касается пола носками обуви. Чем дольше находится в подвешенном состоянии, тем явственнее начинает подёргивать ногами: хоть бы то не была предсмертная судорога. К собственному же удивлению машинально держит за руку захватчика ситуации, хлопает по ней и из остатков сил пытается разорвать замок из пальцев, тем самым только царапая саму себя. Тут и пискнуть не успеешь, как тебе перекроют кислород окончательно.       - …Не утруждайся, чего такая нервная - и на тебя мышьяк найдётся! – он буквально распевает собственные слова, растягивает на подольше. Как у него ещё не устала рука вот так держать вес среднестатистического взрослого тела. Даже не пошевелится. Возможно, глаза за тёмными линзами и наблюдают, но вот всё остальное существо выжидает чего-то. Ждёт, пока такая лёгкая добыча потеряет сознание? Раздумывает, что делать в такой ситуации? Расскажет остальным или расправится прямо на месте, втихую? – Всегда есть вероятность, что какая-то мразь выберется из вольера. Моя вина.       Глаза выпучивает, они ползут на лоб от подскочившего давления. Всё плывёт, смешивается, перетекает в разные состояния, но только не широкая улыбка напротив. Больше похожая на хищный оскал, чем на тёплую одобрительную улыбку людей, уморённых опытом жизни. “Вот как ты глупо умерла. И правда, как паразит. Как тупое животное. В не пойми чьих руках. Первого пожелавшего”.       Колени безвольно врезаются в плотную поверхность, где-то в пространстве, уже не имеет такого существенного значения. Остальная тяжесть грозится завалиться на бок театральной марионеткой. Собственные руки трепетно тянутся проверить горло, чтобы ощупать, как будто не веря. Но не успевает она ощутить роскошь свободы выбора, - каким образом ей стоит распоряжаться с вернувшейся возможностью дышать,- как оказывается согнутой неестественным образом. Преклониться её заставляет массивная подошва ботинка, вбившая одним верным движением лицо девушки в кафель. Ощущается, как что-то щекотливо стекает по коже лица. Кажется, что это пот или слизистая стекает из ноздрей. Но под щекой всё явнее краем глаза можно рассмотреть растущую тёмно-красную лужицу.       - МИХАААЙ! - На последней капле в чаше испуга её прорывает на крик. Надеется, что за пределами комнаты её кто-то услышит, её вырвут из лап неизвестного обидчика. Зажмуривается, чтобы капилляры в глазах не полопались. Или просто чтобы проснуться. Сейчас обязательно откроет глаза и окажется, что она просто упала с кровати, ворочаясь в кошмарном бреду.        -Да заткнись ты! – Рявкает возвышающийся. Он замечает, как девушка пытается подняться, выгибает спину дугой, опершись на незадействованные ранее руки. Тут же меняет приоритет: голову теперь больше ничего не держит, но зато обе ладони оказываются прижаты весом всего тела. Оба ботинка без особого труда могут раздавить сухожилия и связки ладоней. Жертва сего изощрения больше не намерена сдерживаться, а потому кричит с новой порции увечий. Но мучитель лишь наклоняется ближе к земле … и кричит в ответ. Можно даже сказать – за компанию. Как будто это какая-то шутка или игра. Тем же истошным “А!”, только на много тонов ниже. Передразнивает её. Естественным образом перекрикивает и заглушает девушку, заставляя замолчать. Тем же приёмом неожиданности и нервозности. - Поняла, каково это, истеричка? – он снова остался в большинстве. Девушка раз за разом пытается проглотить боль вместе со слюной, но в силу законов физиологии это лишь на малую долю облегчает состояние. Самовнушением и терпением. Как долго ей приходится терпеть всё, что так и наровит уколоть. Она очень медленно и аккуратно приподнимает голову, смотрит на мутную гладь небольшой размазанной лужици крови. Безумно притягательное рубиновое море. Лишь бы не показывать своего искажённого болью лица.       - Мне… Я…Извините!… Прошу вас - успевает вклиниться в канву разговора женский голос. Не стала дожидаться особого приглашения. Она понимает, что за очередной выпад с её стороны необратимо последует боль. Но, может, удастся потянуть время – на долго ли её хватит? Но в ответ молчание. - Я ищу своего…жен… родственника. Он работает… он здесь. Михай…       - Тц, обнаглели в край! Вечно вы, деревенские выродки, что-то теряете. И обязательно, блять, ЗДЕСЬ. – Цоканье языка звучит особенно раздражённым. Как будто это лязгнул кремень зажигалки. Мужчина как будто успел заскучать ровным счётом от этих жалобных слов в свой адрес. Отвлечённо и лениво ищет что-то в карманах пальто. Параллельно умышленно красноречиво давит прижатые ладони, словно тушит окурки о землю, что уже само по себе сопровождается характерным шипением и стонами. – А ко всем чертям бы вас не послать?       - Умоляю, прекратите… что я …- едва слышно всхлипывает нынешнее подобие подстилки, ни с того ни с сего обретшая голос. Но и это невнятное всхлипывание прерывается новым тычком лица в пол.       - Хм? Мне не послышалось, да? Что-то выползло из выгребной ямы и теперь пищит, это так дерьмово слушать, невозможно. Но я всё не могу найти источник – мужчина садится на корточки, создавая ощущение, будто он внимательно слушает. – Даже не верится.       - Молю, помогите … - сдавленно глухо выцеживает она из-под тяжести назедающего. Она чувствует на себе чужой взгляд, но от того, что не видишь своего врага в лицо - куда свободнее отпускаются слова – Он нужен…       - С какой это стати? Хотя, … Дай-ка подумать. Найдётся же пара свободных минут, я уверен. Ты никуда не спешишь. – задумчивое гортанное хмыканье дало вздохнуть без прежнего напряжения. Голова склоняется на бок - Знаешь, что у тебя достаточно крепкие кости? Наверняка нет, но онемение пройдёт, и можно будет смело работать с этой особенностью. Может тебе и вовсе не понадобятся ЭТИ ладони.       Ему определённо не хватало бумаги и ручки, в такой-то манере анализировать весьма… странные наблюдения. Даже сельский врач был и то менее информативен в своих умозаключениях, нежели… Кто это вообще? Обычный разнорабочий. Когда завод находится так далеко от “цивилизации”, в том понимании слова, которое существовало только в узком девичьем кругозоре, то волей - неволей начнёшь интересоваться и не такими вещами. У всех свои тараканы. Но что если эти уже разбегаются из-под подола его плаща и ощущаются по всему телу под одеждой нервозными мурашками. Руки действительно были закоченевшими. Не пошевелить и пальцем. Чего уж говорить о том, чтобы сжать весь десяток в кулак. Пот выступил на лице, стоило только придать значение смыслу этих слов. Нормальные люди вообще упиваются подобным?       - Прошу, послушайте… - пальцы мужской ладони касаются её нижней челюсти и сдавливают кожу лица, большой палец сильно вдавливается в щёку. Жест заставляет замолчать. Мало ли, он не побрезгает выбить ей зубы, так сказать, не отходя от кассы.       - Я разве разрешал продолжать скулить? Что. В моей. Просьбе. Было. НЕВЫПОЛНИМОГО?!- человеческая фигура местерски перебирает интонации, заставляя добычу негодовать. - Оуу,… крысы же не понимают по-человечески.       Вместо ответа девушка поднимает глаза к своему страху в человеческом обличии. Повторно ловит себя на мысли, что это всё равно, что смотреть в глухую стену. Столько слоёв шпаклёвки, что и пытаться не стоит. Потому приходится делать выводы самой: “это обычный мужик, каких в селе было хоть лопатой греби”, успокаивает она себя. Все они в разной степени самодовольны, жестоки и собственнически настроенные. Хотелось бы мечтать, чтобы он был слепым, но точность наносимых ударов разрушает эту теорию. Стоит только сделать это, как сосредоточенное щетинистое лицо в секунду искрит усмешкой. Похоже, что внимание оказалось подобно лёгкому горючему. Застали за пристальным разглядыванием в поисках слабого места. Одной лишней секундой наблюдения больше и мимические мышцы начинает неестественно коротить, напрягая уголки губ. Но это нехило пробирает холодком до надломленных костей, отторгает. Как будто вступить в одних носках в болото. Промокнуть насквозь. Зайти в тину по колени и заметить это только сейчас, когда смотришь себе под ноги. А точнее на собственное отражение в грязной воде. Туда регулярно сливают химикаты, это делает водную гладь многоцветной, неестественно плотной.       - Жаль, что приходится учить таких сучек как ты уважению, но такие правила! Тёплый приём, все дела, идиотские формальности. Как ты там, говоришь, его зовут? Милош?       - М-Михай.       Рука пренебрежительно отбрасывает удерживаемое лицо в сторону. Потирает ладони друг о друга, а потом и вовсе отряхивает их о свою одежду, как будто минутой ранее возился в чём-то грязном. Собеседник издаёт многозначительное “угу”, поднимается и делает несколько вальяжных шагов в сторону двери.       - Надеюсь, он не будет сильно злиться. А то мало ли, крыша поедет, накинется как все остальные ваши, пришибленные.       “Я бы не была так сильно в этом уверена. Посмотрим, как скажутся на этой встрече твои угрозы”. Это он к тому, что прознав об издевательствах, могут начаться разборки, а может быть и бойня? Трясётся за свою поседевшую шкурку? Поздновато будет для извинений. Что это булькает в голове. Лопается пузырьками бродящего винограда жажда справедливости. ”Хочешь сказать, что ты так просто выйдешь сухим из воды?! ”. Подавленные его ботинками ягоды рано или поздно дадут о себе знать, вот увидишь. Тонкой струйкой спиртового аромата просекает прелый воздух. Месть будет сладкой… если это то, о чём она думает. Только вот нужно сначала подняться. Времени на то, чтобы постепенно разогнуться, без спешки проверить калечное тело, никак не было.       - Ты там уснула или что?

***

      Шагать за силуэтом приходится пустынными коридорами. Проходить в открываемые дверные проёмы, бесчисленные шаги по прямой, наблюдать за тем, как при походке двигается широкая спина впереди и молчать. Вокруг тишина вперемешку с ритмичным течением пара. Механическая слаженность шумит где-то за стенами и от того живёт. Но это всё чужое. Прикоснёшься и онемеешь. А останавливаться было нельзя. Идёшь внутри кровеносного сосуда. Как будто девушку ведут окольными путями, чтобы не попасться никому на глаза. Но ещё ни разу они не столкнулись с посторонними признаками жизни. Может она просто выпала в самой отдалённой части фабрики, где практически никто не ошивался просто так. Ближе всего к солнечному свету – и там никому не случилось быть. За единичным, не самым приятным, исключением. Можно в любой момент просто развернуться и пуститься на утёк. За весь путь к ней ни разу не обернулись, может и не заметят отсутствия. Найдёт свой путь к цели, как это было и ранее. От такой “помощи” можно было и подавиться. Проглотить поданную к столу рыбу и потом острая кость становится поперёк горла, а дальше и так всё понятно даже без изящных вензелей подробностей. Лирический герой принимает горькую пилюлю и умирает от собственной отваги или глупости. Запасной план появился сам собой. Анка звучно посапывает вровень окружению, прилагая невероятные для самой себя усилия, чтобы вообще шевелиться. Вдох-выдох, как свист между болтов и гаек. Боль отдаётся в треснутые кости. Всё внутри приобретает больший масштаб из-за сосредоточенности мыслей. Колется, потому что голова думает об этом. Тело болит ушибами, ссадинами и переломами, пустым желудком, заплаканными глазами и элементарной усталостью. Еле перебирая ногами, она с явным отставанием плетётся за своим недоброжелателем. Но ни одного замечания на этот счёт ещё не последовало.       Мужчина останавливается возле очередной двери, бодро расправляя плечи. Но не спешит открывать её наотмашь, как все пройдённые до этого. Мы пришли. Отсюда ничего не слышно. Всё точно такое же, глухое и безмолвное, что нельзя даже предположить, есть ли там кто-то внутри.       - Дам совет рабочего характера. – внезапно вмешивается уже известный и не самый приятный восприятию голос. - Особенно если ты рассчитываешь на сюси-муси-приятное-воссоединение - не упоминай меня. Так сказать, в знак компенсации говорю, положа руку на сердце, мы с ним не в лучших отношениях. И тебе это тоже ничем хорошим не обернётся, поняла?       Девушка, даже не глядя в его сторону, робко кивнула в знак согласия. Хотелось оставить его образ в воспоминании тем же самодовольным, чтобы в час расплаты было как никогда приятно посмотреть на контраст. Пусть думает до последнего, что всё будет так, как он хочет.        Замок, будто по своей воле, без вмешательства ключа, провернулся с характерным щелчком. Должно быть автоматика. Без лишних слов перед девушкой открывают дверь в движении чем-то напоминающем поклон. Свободная рука знаково сдвигает шляпу на лоб. Такой же фальшивый, но на удивление правильный. “Счастливо оставаться” – так и приходится понимать скрежет и гром захлопывающейся за спиной металлической створки. Теперь она отрезана от искусственно освещённого коридора и успокаивающего пыхтения насосов. Остался лишь стук собственного сердца - беспокойный и несколько болезненный. Только сейчас до неё доходит, что скорее всего в этом и была суть уловки. Хотя предчувствие всё ещё ходило ходуном где-то на уровне солнечного сплетенья. Иначе чего бы проводнику было давать столь “ценные” показания и уходить в фазу защиты. В этом есть доля правды.       - Есть тут кто?        Темно, хоть глаз выколи. Приходится держаться стены, постоянно ощупывая её и соответственно всё, что попадается на пути. По ощущениям помещение похоже на бывший медпункт. Или весьма просторный склад для медикаментов. Даже запах спиртовых настоев и формалина до сих пор не исчез из атмосферы вокруг. Но заброшенность этой комнаты говорила сама за себя. На ладонях остаётся ржавчина и плесень. А под робкими шагами то и дело что-то хлюпает, шуршит, крошится. Носок ботинка спотыкается обо что-то эластичное и продолговатое. Нужно внимательнее смотреть под ноги, мало ли, шлангу тут тоже может негде лежать. Сохранить равновесие удаётся единожды, но не повторно: одного небрежного взгляда привыкшего к темноте хватает, чтобы разглядеть чью-то конечность. Девушка непроизвольно пятится, не отворачиваясь от недвижно лежащей части тела. По этой же глупой причине наступает на что-то весьма плотное, но скользящее. Она пролетает несколько шагов, озираясь по сторонам и балансируя в собственных движениях, прежде чем присесть. Прямо в какую-то груду барахла. Тряпья и металлолома. … Изуродованных до неузнаваемости трупов. В глазах страха они протягивают свои истерзанные, прошитые гниющими швами руки, хватают её, затягивают, как зыбучие пески. Такие же люди, непоименованные, курган в одной душной комнатёнке. Банка с мёртвыми мухами. Никого не выносили из этой машины, все неисправные шестерёнки складывали здесь. Почему они все ТАКИЕ? Анка подскакивает как ошпаренная, отступает туда, где должна была находиться дверь. Ей овладевает такая паника, которой она не ощущала даже при получении увечий. Собственное дыхание приобретает мертвецкую холодность. Отдышка такая же как при беге в лесу, полном вурдалаков. Она как чувствовала, что кого-то разбудит по вине своей нерасторопности. В то время как в глубине этой свалки предупреждающе загорается красная лампочка. Этот цвет никогда не предвещал ничего хорошего. Органы чувств старательно отрицают явную возню в пучинах этой темноты. Обманчиво пляшут тёмные силуэты вокруг от частых испуганных морганий. Маленькой птичкой трепыхается всё внутри. Душа застряла в собственном сосуде, до краёв наполненном отчаянием, тонет, глотает черноту вместе с воздухом. Всё пропитано липким зловонием страха. Металлическая пятерня хватает девушку за лодыжку и сжимает её в тиски, грузно подтягивается всем существом из-под залежей гниющего мяса. Свечение красного огонька становится единственным источником света. Но лучше бы его не было вовсе. Потому как именно оно становится последним признаком жизни в глазах Анки. Она не в силах оторвать взгляда, не в силах сопротивляться, потому что источником хриплого кряхтения в этом ужасном месте был сам Михай. То, что от него осталось. В ту самую секунду, когда она видит его, лицом к лицу, ей становится дурно и… стыдно. Она закрывает рот ладонью и бесполезно пытается унять заикающийся приступ рыдания. Больше не в силах сдерживать это в себе.       Её бывший суженный недолго мучается и падает живой возлюбленной прямо на колени. Лампочка угасает, оставляет их в глубинных водах этого безумия. Со звенящим звуком лопается стеклянный купол бывшего источника света, а вместе с ним разбивается и что-то внутри девушки. Если бы она знала, …       Сквозь душераздирающие женские вопли не слышно скрипа стальных петель, а уж тем более чужих шагов. За спиной невозмутимо горит другой красный, в несколько раз более тусклый чем предыдущий, пепельно-матовый огонёк. Сигаретный дым расползается щупальцами, узнаётся лишь по запаху сквозь солёный привкус на губах. Внутри пусто на столько, что сложно реагировать должным образом. Проснись, пожалуйста!       - Ну что, попрощалась? – раздаётся шепот у самого уха пыхтящим отзвуком, когда силуэт наклонился к ней. – Хороший парень, я знаю. Но, увы, оказался таким бесполезным. Я надеюсь, что ты-то оправдаешь мои ожидания.       Пальцы проходятся по её макушке лёгким поглаживающим движением. Несмотря на застывшее состояние после криков и слёз, подо льдами анабиоза находит своё место ярость. Агрессия и всплеск адреналина. Прежде чем мужская крупная ладонь грубо хватает девушку за волосы и выволакивает её прочь. Тело Михая оказывается отброшенным к стене одним верным ударом ногой с характерным звуком катящейся консервной банки. Было сложно разглядеть как от него, словно от дешевого манекена, отвалилась одна нога.       - ДА КТО ТЫ ТАКОЙ?! – обуянная непонятным приливом резервных сил рычит, не скрывая своей ненависти, Анка.