Я никогда не давал пустых обещаний. И хотя некоторые из них я не сдержал, Клянусь, что пока мы будем вместе, Мы будем гулять среди золотых полей.
Sting — Fields of Gold
Рита вынужденно медленно брела по коридору Сенатского дворца под руку с Володей. От болезненных ощущений в ногах, стиснутых малыми и непривычно высокими туфлями, отвлекало лишь осознание того, что оказаться здесь — внутри закрытого для посещения дворца, что служил рабочей резиденцией для руководства страны — довелось именно ей. Пусть случайно. Пусть совсем того не желая. Но не осматриваться по сторонам всё равно было сложно — блестящие паркетные полы, давящие красные стены, что прерывались колоннами из белого мрамора с позолотой и лепниной, высокие, но всё равно тяжелые потолки… — Цари, что ли? — шепотом усмехнулся Володя и кивнул в сторону окон — простенки между ними были заполнены гипсовыми медальонами с барельефными изображениями русских князей. — Все на одну рожу… Платова пихнула его в плечо, призывая заткнуться. Ей, как только она переступила порог дворца, страшно было даже дышать — благо, карьера пловчихи была окончена не так давно и объем легких всё ещё позволял запасаться кислородом надолго. — Нет, ну ты посмотри… — не унимался Вова. — Одинаковые… Рита покачала головой, понимая, что отпустила бы его руку, если бы была уверена в том, что тут же не рухнет на этот — наверняка бесконечно дорогущий и древнейший — паркет. Лейтенант, что шёл впереди и сопровождал их до места назначения, резко остановился. «Всё, приплыли» — пронеслось в голове Платовой. — Это и логично, — вдруг отозвался он, повернувшись к барельефам, которые так впечатлили Володю. — Они ведь были родственниками… Едва пожав плечами, поверх которых виднелись погоны, лейтенант продолжил идти, а Рита и Владимир ещё на секунду остались на месте, нервно переглянувшись. — Простите, товарищ лейтенант, — позвал Косарев, чувствуя, как лицо Риты вот-вот станет таким же красным, как стены, — подскажите, а Маркус Кальтенубер уже приехал? — Не могу знать, — отозвался он, не оборачиваясь. — Мы бы хотели для начала встретиться с ним, — важно продолжал Володя, чувствуя, как Рита впилась в его руку. И, несмотря на плотную ткань пиджака и короткие ногти Платовой, прикосновение это было многозначительным и не самым приятным. Рита понимала, что в сложившихся обстоятельствах Маркус — единственный островок спокойствия. Его здесь ждали и не тронут. И, судя по всему, всех, кто будет рядом не тронут тоже. По крайней мере в его присутствии. Но сознаваться в этом и открыто ждать встречи — не лучшая идея для женщины, что хотела от него отвязаться. Не потому, что он ей не нравился. А потому, что Рита знала — есть такое дно, с которого не всплывет даже олимпийский чемпион по плаванию. Остановившись у лестницы, отделанной мрамором и гранитом, и покрытой красной торжественной дорожкой, Рита собралась с мыслями и едва пошевелила пальцами ног. — Вам нужна помощь? — отстраненно поинтересовался лейтенант. Рита нервно качнула головой, понимая, что перспектива быть «затащенной» на второй этаж двумя мужчинами — слишком сомнительная. В конце концов — у неё есть Володя. А с другой стороны — прохладные каменные перила. — Восемнадцать горельефных панно предположительно работы Гавриила Замараева на аллегорические сюжеты… Отражают государственную деятельность Екатерины… И прославляют законность, правосудие, просвещение… — сверху раздался занудный женский голос, эхом усиливавшийся от стен. Володя и Рита заметили миниатюрного экскурсовода, что важно прошагала по второму этажу мимо парадной лестницы. Следом за ней прошли несколько возрастных мужчин в костюмах — члены правящей партии ГДР. Последними были Маркус и капитан Штофф. Первый был явно утомлен длительной экскурсией, что включала в себя посещение разных палат, рабочих кабинетов Ленина и Сталина, выставочного зала и гостиной, а второй — впечатлен. — Молчи, — убийственно прошептала Володе Рита, надеясь, что он не станет звать Маркуса, особенно пока тот окружен высокопоставленными людьми. И Володя, к удивлению, действительно послушался, но заметно ускорился, принимаясь подниматься быстрее, и резко потянул за собой Риту, что едва управляла собственными ногами. Запутавшись в длинном подоле в попытке поспеть за другом, Платова рухнула на лестницу. Тихий полустон, что сорвался с её губ от болезненного удара коленями о каменные ступени, в другой обстановке можно было бы не расслышать вовсе. Но высокие потолки и обилие пространства усилили его ощутимым эхо. Беззвучно ругаясь, Рита позволила Володе и лейтенанту помочь. — В ластах было бы и то удобнее, — прошипела она, неловко стряхивая невидимую пыль с платья и замечая ухмылку на губах лейтенанта. — Твои появления такие эффектные, — ласково раздалось сверху, — что я не заметил бы даже ласты… Рита моргнула, ощущая, как перехватило дыхание, а запас воздуха в легких — в одну секунду исчез. — Товарищ Кальтенубер, — лейтенант почтительно кивнул важному гостю, когда тот торопливо сбежал вниз по ступеням. — Можете быть свободны, — с улыбкой обратился к нему Маркус. — Я провожу своих друзей в зал сам. — Буду ждать вас в машине, — напомнил он Рите и Володе, а затем поспешил на улицу. — Куда там, говоришь, нам нужно идти? — улыбнулся Вова, приветственно пожав ладонь Маркуса. — В зал? Наверх? — Я провожу, — сверху твёрдо раздался голос капитана Штоффа. Облаченный в парадную форму, он подошел к парапету и коснулся гладкой поверхности ладонью, покрытой белой перчаткой. — Добрый вечер, — едва кивнул, когда взгляды Риты и Володи устремились наверх в его сторону. — Ух ты, — едва слышно прошептал Володя, понимая, что не может упустить возможности пройтись в компании чекиста, — очень рад с вами познакомиться, — торопливо начал он, поднимаясь по ступеням и, приветственно пожав руку, завалил отстраненными вопросами, а затем ушёл вместе с ним в сторону зала, оставив Маркуса и Риту наедине. — Нам, наверное, тоже стоит поторопиться? — неловко поинтересовалась Рита, пытаясь понять, что доставляет ей меньший дискомфорт — окружение незнакомых, высокопоставленных людей или уединение с Кальтенубером. И то, и то вызывало сильное, но всё же разное по ощущениям смущение. — Да, — улыбнулся Маркус, не скрывая счастливой улыбки. — Надеюсь, что если раньше придем, то и уйти сможем скорее… — Как ты на это вообще согласился? — выразительным шепотом поинтересовалась Рита, вынужденно подавшись ближе, и неосознанно, растерянно улыбнулась, ощутив сладкую смесь ароматов, что рождали невероятное сочетание, от которого кружилась голова. При этом хотелось остаться рядом — если не приблизиться ещё — чтобы вдыхать и вдыхать… Ноты лугового мёда, будто пропитанного солнцем. Успокаивающая нежная ваниль, будто смешанная с церковным ладаном… Или, быть может, всего лишь странный, забродивший одеколон? Какого-нибудь восточногерманского производства?.. — Я уже говорил, что хотел увидеть тебя, — пожал плечами Маркус, лишний раз отмечая, что серый пиджак — уже расстегнутый — всё ещё доставлял дискомфорт и стеснял в плечах. А за возможность снять галстук он и вовсе готов был отдать всю свою премию — в те самые сорок тысяч марок ГДР. — И поэтому ты решил не спрашивать меня, а насильно вынудить прийти? — ворчливо закивала Рита, будто не замечая, что продолжала улыбаться. — В отместку? — Это как? — С целью отомстить. Месть. Понимаешь? — Да, за то, что сбежала от меня утром в Сеуле. И за то, что представилась Леной. Платова покачала головой, наконец сбросив с себя наваждение, и, приподняв подол платья, поднялась на пару ступеней вверх самостоятельно. Но, ощутив прилив гордости, чуть ускорилась и покачнулась. Маркус тут же успел поймать, обхватив на секунду за талию. Понимая, что такая близость Риту напрягала, он сделал шаг назад и вежливо протянул ладонь. — Рядом со мной будет не так тяжело, — голос его — неизменно заботливый, а ладонь — наверняка как всегда горячая. Рита помнила тепло его прикосновений и жаждала новых, но лишь бросила на Маркуса сдержанный, будто непонимающий взгляд. Хотя понимала всё. И понимала главное: Маркус говорит не только про каблуки. — Я же не могу всю жизнь передвигаться под руку с тобой, верно? — уточнила Рита, с холодным, но умоляющим нажимом смотря в его глаза. И мысленно твердила лишь: «Отшвырни меня от себя, Маркус. Я не уверена, что смогу сделать это сама». Но Маркус был глух к её неозвученным мольбам. — Почему — нет? — Как минимум потому, что не собираюсь больше ходить на каблуках… — вновь заворчала Рита, принимаясь бороться с неудобной обувью и непослушным длинным подолом. — Давай просто пойдем медленнее. — Красивое платье. Похоже на воду, на реку… — с восторгом признался Маркус, шагая рядом и всё же держа руки в напряжении, чтобы успеть — в случае чего — поймать Риту вновь. — Похоже на ночную сорочку, — мрачно пробубнила она, чувствуя себя неловко. — В том-то и дело, — мечтательно вздохнул Маркус, позволяя заметить, как едва потемнели его глаза в порыве желания. Но Рите и этого «едва» хватило, чтобы ощутить другое желание — дать пощечину. Снова. Не потому, что подобный блеск в глазах Маркуса по отношению именно к ней был неприятным. А потому, что давал надежду, которой Рите так не хотелось соблазняться. Маркус коснулся ручки массивной двери и потянул её на себя, собираясь впустить Риту в зал первой, но сзади раздался мужской голос со звенящими нотами удивления. — Платова? Вот это да! — Серёжа? — Рита обернулась, не ожидая увидеть здесь друга. — Привет! — он излишне эмоционально взмахнул руками, будто и вовсе собирался прижать Риту к себе. — Привет? — удивилась она, понимая, что их с Володей пригласил сюда Маркус. А вот как сюда попал он — вопрос интересный. — Даже не представлял, что ты можешь выглядеть так! — с изумлением продолжал он, остановившись уже возле Риты и Маркуса. — Прямо как… Женщина! Платова устало вздохнула, ощущая, как в коридоре становится душно, но ничего говорить не стала, считая Серёжу в чём-то — если не во многом — правым. Рита понимала — в обычной жизни она всегда проигрывала другим женщинам: мешковатая одежда, извечные кеды или кроссовки, брюки и короткие светлые волосы, за которыми Платова не стремилась ухаживать никакими — кроме ножниц — средствами, лишь бы те так и оставались «едва до плеч» и не досаждали избыточной, неудобной длинной. Рита не стремилась становиться «женщиной». Рита стремилась оставаться собой. Хотя порой дружеские шутки коллег-мужчин заставляли задуматься. — Очень рад личной встрече с тобой, Марк, — уже куда спокойнее, со сдержанной улыбкой обратился он к Кальтенуберу, протянув ладонь для рукопожатия, и явно желал стереть определенного рода границы в общении с выдающимся спортсменом. — Меня зовут Маркус, — спокойно, без эмоций и свойственного дружелюбия, поправил он. — Это — единственная форма моего имени. Рита не заметила, как на её алых губах появилась ухмылка, будто преисполненная странной гордостью. Кальтенубер, как оказалось, умеет быть пространно-прохладным. И Платова отчего-то была уверена, что если бы Марком его вдруг назвал Володя — он бы заботливо поправил и посмеялся вместе с ним. — Как ваше имя? — Маркус едва нахмурил брови, в эти минуты отрекаясь от своей памяти, что зафиксировала, как именно Рита обратилась к другу. — Сергей, — уже без улыбки, заметно тише и неувереннее отозвался он. — И я рад встрече, Сергей, — Маркус вынужденно пожал его ладонь, понимая, что отрекаться ещё и от норм приличия всё же не стоит. Вновь обернувшись к двери, он открыл её для Риты и, когда она шагнула в зал, зашел следом. Оказавшись внутри, Платова на мгновение замерла, когда взгляды многочисленных людей устремились в их сторону. Представители власти, советского спорта и их приближенные — все улыбались. Кто-то шире, кто-то хитрее, кто-то скорее с оскалом и неприятным, изучающим до мельчайших деталей интересом. Стало трудно дышать. Окружающий воздух, пропитанный тяжелыми духами, казался плотнее привычной воды бассейна и сковывал движения. — Добрый вечер! — с улыбкой ответил на взгляды Маркус и жестом вновь предложил Рите пойти с ним под руку. На этот раз она возражать не стала и, придерживая другой ладонью подол, проследовала вместе с ним к одному из столов. Маркус шёл медленно, будто бережно. Но Рита всё равно была готова провалиться под землю — походка её оставляла желать лучшего, а острые взгляды, которые она ощущала всем телом, пускали по коже неприятную дрожь. Но, заметив обилие еды на столах, у которых разговаривали присутствующие, Рита на некоторое время забыла о смущении — обилие колбасных нарезок, шоколадных конфет, импортных фруктов, бутылок с вином и шампанским било по глазам. Платова невольно огляделась, приоткрывая губы, будто была потерявшимся ребёнком. Всё это — было критически сложно найти на прилавках универмагов, если ты «простой смертный». Но всё это казалось декорацией, ничего не значащими украшениями для тех, кто имел это ежедневно, и присутствующие, казалось, угощались весьма лениво, с показной пренебрежительностью. — Шампанского? — Володя, с избыточной галантностью, всучил Рите бокал, будто воздух кремлевского дворца сделал из него — что мальчишкой бегал по окраинам Москвы в кедах без подошв — самого утонченного аристократа. — Обалденно вкусное! Никогда такого раньше не пил! Платова вынужденно приняла бокал и отпустила руку Маркуса — Володя впихнул бокал и ему. — Поухаживаю за вами немного, — с очаровательной улыбкой произнес он. Маркус сделал небольшой глоток и опустил бокал на стол, покрытый алой скатертью. Алкоголь, в отличие от сладостей, не входил в число его страстей, а потому он принялся с детским азартом высматривать в высоких хрустальных вазах самые большие шоколадные конфеты. Рита, сжимая бокал и совершенно забывая о том, что стоит хотя бы попробовать хвалёное Володей шампанское, с волнением обвела зал взглядом и нашла знакомые лица. Капитан Штофф беседовал о чем-то с каким-то советским военачальником. Серёжа — тёрся возле руководителя Всесоюзной федерации плавания и олимпийским чемпионом Михаилом Котельниковым. Володя с Маркусом шуршали обёртками конфет, возбужденно перешёптываясь. — «Мишка на севере!» Вот! Её точно попробуй! — наставлял Вова, распихивая сладости по карманам Маркуса. — И «Мишку косолапого»! — Почему всё с мишками?.. — недоумевал Кальтенубер. — Где Гертруда? — нахмурилась Рита, вспоминая, что с Маркусом должна была прийти коллега по сборной — одна из наиболее выдающихся пловчих современности, многократная чемпионка мира и олимпийских игр. — Отдыхает, — кивнул Маркус, надкусывая очередную конфету и наслаждаясь хрустом вафель, покрытых шоколадной глазурью. — Плохо себя чувствует. — То есть я тоже могла бы не прийти под таким предлогом? — бурчала Платова. — Ты уже здесь, — подмигнул Маркус, а затем обернулся в поисках воды, чтобы запить избыток сладкого. — А ты почему пришел без жены? — обратился уже позднее к Володе. Но тот, услышав вопрос, поперхнулся шампанским и ошарашенно округлил глаза. — А что — можно было? Маркус неопределенно пожал плечами. — Только не говорите ей об этом… — побледнев, попросил он и Риту, и Маркуса. — Иначе всем вновь придется надевать костюмы, но уже по печальному поводу… И если Кальтенубер рассмеялся, то Рита продолжала напряженно наблюдать за их разговором и тяжело вздыхала. — Маргарита, — внезапно, но мягко обратился к ней капитан, оказавшись рядом, — если вы сожмете пальцы на бокале с ещё чуть большим нажимом — рискуете попасть осколком кому-нибудь в глаз, — он едва улыбнулся. — И что в этом плохого? — подавив дрожь в голосе, поинтересовалась Платова, встречаясь с ним взглядом. Штофф хмыкнул, поощрительно улыбаясь шире. — Буду вынужден применить против вас оружие. — Может, потанцуем? — вклинился Маркус, шагнув к Рите вплотную, будто желал спасти от общества Маттиаса, которое её явно напрягало. — Я потанцую, — кивнула Рита. Маркус обрадованно улыбнулся. — С капитаном, — закончила мысль она. Маркус с удивлением приподнял брови и окончательно убедился, что ему никогда не понять эту женщину. Потому что сам он танцевать с Маттиасом добровольно бы точно не стал. — С удовольствием, фрау Платова, — отозвался Штофф, делая шаг навстречу. — Танцую плохо, — строго предупредила она. — Я компенсирую. Доверитесь? — Ещё вчера — не доверилась бы. Но прошлой ночью вы спасли Маркусу и мне жизнь. — Должен ли я сказать, что это — моя работа? — Не надо, — Рита улыбнулась уголками губ — кажется, впервые пусть и неосознанно, но кокетливо. — Не портите впечатление. В середине зала медленно танцевали несколько пар под живую фортепианную музыку. Рита чувствовала взгляды, направленные на неё со всех сторон, и понимала — нужно учиться не отвечать на них, не ощущать их, а просто переключаться — сосредотачиваться на себе. Благо — сосредоточиться было на чём. И на боли в ступнях, и на уверенных, твёрдых ладонях капитана. Но Рита патологически боялась внимания к себе, потому что в последнее время его было удушающе много, хоть это и не проявлялось в открытую — только украдкой, только слежкой, только… Неправильным, но желанным для неё выбором, который сводил с ума до сих пор, несмотря на то, что с Олимпийских игр прошло почти два месяца. — За какие проступки к Маркусу приставили вас? — не сдержалась она, понимая, что нужно о чем-то говорить. Иначе эта близость была слишком неловкой. И порождала слишком много странных воспоминаний. — Я и сам задаюсь этим вопросом. Рита сдержала смешок, понимая, что капитан переиначил вопрос в свою сторону. — Маркус не осознаёт собственного могущества, — с толикой раздражения констатировал секундой позднее, бросив на Кальтенубера взгляд и убедившись, что он, на пару с Володей, не спускал с них глаз. — Боюсь, что когда осознает — будет слишком поздно, — вздохнул Штофф, вновь встретившись взглядом с Ритой. Она старалась смотреть в его лицо уверенно и прохладно. Но Маттиас замечал тревогу в голубых глазах. Рита то ли боялась сама, то ли всерьез переживала за Маркуса. Второе казалось более вероятным — упоминая про спасение жизней прошлой ночью, Кальтенубера она упомянула первым, себя — второй. Не самая естественная реакция для человека, что по природе должен всегда беспокоиться о себе. Но очень показательная. Куда глубже всего внешнего «холода» по отношению к Маркусу. — И вы здесь… Чтобы… — Чтобы не дать ему наделать ошибок, пока он — большой ребенок. Рита ухмыльнулась, качнув головой, и опустила взгляд, цепляясь им за серебристые пуговицы кителя. Маттиас вёл в танце медленно — к счастью, таковой была и музыка — поэтому Платова чувствовала себя относительно уверенно, покачиваясь в такт, а держал — крепко и уверенно, сжимая её ладонь своей — смягченной белой тканью перчатки. — Не переживайте, Маргарита, — продолжал Штофф, — я всего лишь отвечаю за его жизнь и здоровье — пока он не совсем понимает, что говорит и делает. Но, должен признаться, вы в этом деле — большая помеха. Рита перестала дышать, ощутив будто скрытую угрозу в словах капитана, и замерла. — Что вы имеете в виду?.. — Что я даже отсюда слышу, как бешено бьётся его сердце, когда он смотрит на вас. Рита поджала губы, испытывая странную неловкость. Будто оказалась в окружении важных людей не в чужом платье, а вовсе без него. Густой, избыточно пахнущий воздух, духота… Крепкая рука капитана разведки на её талии. Рита едва нахмурилась, продолжая механически, уловив темп, едва перебирать ногами, скрытыми длинным подолом платья, и ощутила, как щеки покрылись румянцем. Хотелось выхватить бокал шампанского у первого попавшегося гостя и плеснуть им себе в лицо, чтобы смыть эту пелену торжественности, важности и избыточного тщеславия. Всё это принадлежало не ей, но будто туманом, окутывало тело, поднимаясь всё выше. Рита не хотела ничего из этого. Не хотела внимания, дурацких танцев, неприятной фортепианной музыки, напоминавшей заунывный похоронный марш. Рита хотела плавать. Рита хотела избавиться от болей в коленях. Вылечить маму. И просто любить кого-нибудь. И быть любимой. И не тяготиться от этой любви никаким долбанным чувством вины. Или тревоги. Или страха. — Сегодня — во время экскурсии по залам дворца — он спросил у подполковника КГБ, когда будет завершен вывод советских войск из Афганистана, — с ухмылкой принялся рассказывать Маттиас, в надежде расслабить Риту чуть больше. Но Платовой было не смешно. Платова всё больше понимала, что уже во второй раз связывается почему-то совсем не с теми мужчинами. За одним бегали спецслужбы. Другой — даже находясь в их окружении осознанно злил, не боясь собственных слов. Хотя со стороны могло казаться, что лучше и примернее Маркуса Кальтенубера мужчины не сыскать. Газеты и телевидение подавали его — как эталон «человека социализма». Как усердно трудящегося, открытого, умного и доброго. Таким он, в общем-то, и являлся. Но представителям этого самого социализма, оставаясь с этими качествами Маркуса один на один, это всё нравиться тут же переставало. — Глупый вопрос, — прошептала Рита, едва приоткрывая губы. — Ему что-то будет? — Нет. — Боитесь, что я стану расспрашивать про Всеволода? Рита остановилась и выпрямилась. Выдернула ладонь из руки капитана. Обожгла колючим взглядом. Но Штофф лишь едва улыбнулся, бесконечно тем самым раздражая. Казалось, что всё происходящее здесь — для него не больше, чем очередная партия в шахматы, об исходе которой известно заранее. Но для Риты всё это — казалось едва ли не главной драмой всей её жизни. — Спрашивайте, — холодно, с вызовом предложила она. Но вместо этого Маттиас лишь медленно, выразительно кивнул, будто извинялся за неосторожный вопрос. Будто такие вопросы не были обыденной частью его необыденной работы. Или, быть может, всего лишь благодарность за танец?.. В свете огромной люстры блеснула объемная кокарда его фуражки — герб ГДР в окружении серебряных дубовых ветвей. — Вернемся к столу, — мягко указал в его сторону Маттиас, вновь выпрямившись и встретившись взглядом с Ритой. Володя и Маркус, заметив их приближение, тут же принялись изображать серьезный разговор. Что-то про шоколадные конфеты. Про плавание. Про нарисованных медведей на обёртках. Про новые рекорды. Про вафли. Про предстоящий чемпионат мира, к которому готовился Маркус… — Спасибо, что вернул Риту раньше, чем она сама от тебя сбежала бы, — улыбнулся Кальтенубер, поймав ладонь Платовой. Опустив взгляд, она намеревалась возмутиться, но когда теплые пальцы Маркуса сомкнулись плотнее и едва погладили кожу, отчего-то не смогла произнести ни слова. И осталась стоять так. За руку с ним. Теперь уже всерьез не замечая возмущенно-ядовитого шепота, что понесся каруселью вдоль столов. Просто потому, что биение сердца отдавало куда-то в виски и уши, не позволяя расслышать что-то ещё. — Не мог поступить иначе, — с издевкой отчеканил Штофф. — Необходимо вести себя подобающе. Сопровождать героя ГДР для меня — большая честь и ответственность, — добавил, замечая подозрение в глазах Платовой. — В таком случае — принесешь нам с Маргаритой по бокалу шампанского? — сдерживая смех, обратился к нему Маркус с нарочито милой улыбкой. — Маттиас? — добавил секундой позднее, вспоминая о том, что генерала рядом не было. — И для Володи захвати тоже. У нас тут… Закончилось. — Конечно, — едва кивнул Маттиас, сохраняя непроницаемое выражение лица, а затем, простодушно улыбнувшись, добавил: — Как только к нам подойдет официант — повторю ему всё, что ты сказал. Володя не сдержал смешка, а затем ближе шагнул к улыбнувшемуся Маркусу. — Хочешь загадку? Кальтенубер с охотой закивал, а Рита страдальчески закатила глаза, очевидно, будучи с этой загадкой уже знакомой, и тут же выдернула свою ладонь из руки Маркуса. — Сейчас? Здесь? — шикнула она другу, но Володя лишь отмахнулся. Капитан бросил на Риту косой и недоумевающий взгляд, будто просил либо пояснить, что может сейчас произойти, либо как-то пресечь, но та лишь беззвучно выругалась. — Не свистит и в жопу не влезает? Ладонью, что ещё, казалось, хранила тепло Маркуса, Рита прикрыла лицо. А Кальтенубер всерьез размышлял несколько секунд — так, будто его попросили умножить одно трехзначное число на другое. — Сдаешься? — Володя улыбался так, будто человека счастливее него в тот момент не было во всем московском кремле. И это вполне могло быть правдой. — Сдаюсь, — разочарованно поджал губы Маркус, понимая, что вопросы в советской телепередаче «Что? Где? Когда?», с которой он успел ознакомиться в гостинице, были намного проще. — Советский свисток для жопы! — торжественно воскликнул Володя, не замечая испепеляющего взгляда Риты и едва уловимой тени ухмылки на губах Штоффа. Платова приоткрыла губы, порываясь высказаться о том, что слушать эту «загадку» в сотый раз — больше не было сил, но Кальтенубер высказался быстрее: — Это смешно. Но и восточногерманский свисток в качестве ответа подошел тоже. — Самое время — уйти танцевать, — тут же метнул в его сторону Штофф с мягкой угрозой. — Verstehe! — воскликнул он, срываясь с места так, будто очень давно ждал этого момента, и утянул за собой Риту, что только собиралась притронуться к давно манившему бутерброду с икрой и веточкой укропа. — Злишься? — улыбнулся Маркус, едва не столкнувшись с одной из всего трех пар, что кружились в танце. Остальным присутствующим наблюдать со стороны, неторопливо наслаждаясь алкоголем и закусками, оказалось намного интереснее. «Охренеть просто как! За то, что не ушла отсюда парой минут раннее и теперь вынуждена быть с тобой в тесном контакте» — гудящим локомотивом стремительно пронеслось в голове Риты, но одного взгляда на Маркуса — снизу вверх, едва приподняв подбородок — хватило, чтобы, повинуясь чувствам, выдать искреннее и едва различимое: — Нет. И улыбавшийся ещё секунду назад Маркус, готовый уже, кажется, к каким угодно колкостям, неожиданно обомлел, приподнимая светлые брови. Рита на мгновение опустила взгляд. Сдавленно, тихо кашлянула, пытаясь вернуть себе — себя, и продолжила: — Но за бутерброд с икрой обидно. Маркус залился смехом. — Потанцуем? — он бережно протянул обе ладони, развернув к потолку. Будто безбрежно доверял. И доверялся. — За всю жизнь не танцевала столько, сколько сегодня, — хмуро призналась Рита, но невольно вспомнила дискотеку на Олимпийских играх. — Один небольшой, медленный круг по залу, Рита!.. Здесь так красиво. Как на балу, — Маркус, не опуская рук, огляделся. — А ты — настоящая принцесса… Рита шумно вздохнула, понимая, что ненавидит слово «принцесса» по отношению к себе чуть меньше, чем их заминку в центре зала, из-за которой они выделялись и привлекали к себе внимание. Снова. — А как же твоя… — Рита вложила одну ладонь в его руку, а другую приподняла, уложив на крепкое плечо. — Невеста? Как там её зовут… — Платова демонстративно нахмурилась и шагнула вперед, следуя движениям Маркуса и слушая его тело. Хотя имя «Клаудиа» прочно впечаталось в мозг. — Клаудиа, — будто эхом озвучил Маркус. — Очень миленькая, — сладко протянула Рита, активизируя все свои актерские навыки и размышляя — не они ли так понравились Маркусу в этой худой, писклявой актрисе? — Она мне не невеста, — Кальтенубер был непривычно серьезным. Даже голос, обычно согревающий и бархатный, звучал отстраненно и будто скучающе. Говорить о Клаудии хотелось в самую пос… Нет, впрочем, не хотелось даже в последнюю. Лучше и вовсе тогда молчать. — Да, — кивнула Рита. — Вы все так говорите. А потом будет — «она мне не жена». — Что? — изумился Маркус, остановившись, но не убирая руки с талии, что была под объятиями бирюзового шелка. — Я не такой, Рита… — строже добавил, пристальнее всматриваясь в голубые глаза. Платова, к его огромному удивлению, внезапно расцвела и восхищенно захлопала обычно светлыми и почти незаметными, но сейчас ярко-чёрными ресницами. — Как мило… — с трепетом выдохнула она, будто даже потянувшись к Маркусу за поцелуем, но затем резко отстранилась на полшага назад и изменилась в лице так, будто ступни её сковали не красивые туфли, а медвежий капкан. — Так вы тоже говорите. — Володя говорит? — изогнул бровь Маркус, забывая о том, что они просто стоят на месте. И, кажется, пусть и опосредованно, беспорядочно странно, но выясняют свои почти несуществующие отношения. — Мне кажется, он счастлив в браке. — Так будет казаться до знакомства с Леной, — отчеканила Рита, нервно кивая. Несмотря на осознание определенного «долга» перед женой друга, Платова понимала — улучшить их с Володей брак это не поможет. Сгладить острые углы, из которых, казалось, Лена только и состояла — тоже. — У тебя забрали медаль? — резко сменил тему он. — Да, — сдержанно отвечала Рита, кожей ощущая десяток взглядов. И хотя окружающие были вдалеке, ей казалось, что они всё равно могли слышать их разговор. И жар, которым она была объята из-за духоты, плавно сменился колючим холодом, что изморозью побежал по обнаженным рукам — кто-то наконец догадался открыть окна и впустить свежий ночной воздух. — Она теперь у тебя? — Она… — Маркус растерялся, а Рита успела заметить промелькнувшее на его лице выражение, что отчетливо говорило — «я — крупно накосячивший мальчуган», и не смогла сдержать улыбки. — У генерала «Штази»… — О-о, — хрипло протянула Платова. — Кусок металла живёт интереснее, чем я. — Я бы не был в этом так уверен, — Маркус поддержал её смех. — Тебя допрашивали? — он вновь стал серьезен, а в голосе прибавилось тревоги. Он сделал шаг, приблизившись к Рите почти вплотную, вынуждая её запрокинуть голову. — Нет. Со мной «пообщались», — строго ответила она. Маркус понимающе, но понуро, будто ощущал вину за случившееся, кивнул. — Тебе не причинили вреда? — Нет, — Рита едва сдерживалась, чтобы остаться на месте. Чтобы не убежать прочь, хватая дурацкий подол платья. И чтобы не совершить другой, ещё более глупый, но и более желанный поступок — уткнуться в грудь Маркусу лбом, ища в нём спасение и защиту. Рита чувствовала, как голова её отчего-то тяжелеет, как хочется расслабиться, снять с себя тяжелые тревоги, страхи и разного рода «ответственности». Скинуть это всё с напряженных плеч подобно тяжелой, необъятной и дурно пахнущей шубе. И вздохнуть спокойно, когда та упадет к ногам. — Надеюсь, что и твой спецагент тебя не обижает, — усмехнулась Рита, собирая остатки сил, чтобы отшучиваться, язвить и беседовать о чём угодно, кроме себя и отношений с Маркусом. — Говорит он, кстати, совсем как носитель, — с подозрением отметила она. — Встретив его впервые без немецкой формы, я бы не подумала, что он из Германии… — Не знаю, — отстраненно пожимал плечами Маркус. — Он говорит идеально… — не успокаивалась Платова. — Неужели ты не замечаешь? — Нет. Мы оба любим ваш язык и Советский союз, но не настолько, чтобы, будучи немцами, говорить между собой на русском… — задумчиво бубнил Кальтенубер, не замечая кружившие вокруг немногочисленные пары. Просто потому, что сближаясь с Ритой, весь остальной мир, разумеется, не переставал вертеться вокруг точно так же, как все эти люди, но это переставало иметь хоть какое-то значение. И Маркус понимал, что нужно перейти к главному… Незаметно проведя по бедру, он убедился, что коробка с подарком на месте — в кармане брюк. — Я попрошу, чтобы тебя больше никогда не трогали… — заботливым шепотом добавил он и аккуратно коснулся ладонями её рук — чуть выше локтей — будто спрашивал на это разрешения. Рита болезненно ухмыльнулась и сделала шаг назад. Очередная безуспешная попытка отстраниться. Потому что Рита понимала — Маркус снова шагнет ей навстречу. Даже не танцуя, они продолжали неосознанно двигаться словно в танце. — Тогда ты должен просто оставить меня в покое. Забудь меня, Маркус. И не смотри так. Не надо. Кальтенубер приоткрыл губы, замирая от болезненной фразы, будучи не в силах сразу найтись с ответом. — Я влюблен в тебя сильно, — признался он, продолжая, вопреки просьбам Риты, смотреть на неё с восхищением. Но теперь Платова мечтала отмотать время на пару минут назад — когда её смущали лишь глаза Маркуса, а не глупые реплики. — Мы так не говорим, — едва нахмурилась она, не зная, как реагировать на услышанное и радуясь возможности прицепиться к языковым тонкостям. — Грамматически верно, но… Рита нервно провела ладонью по бедру и опустила взгляд на паркет. Похолодевшими пальцами сначала разгладила и без того гладкую ткань, а затем безжалостно сжала, сминая и уродуя. Маркус внимательно ловил каждое её движение и выглядел виноватым. Ему хотелось произвести впечатление на Риту, в том числе за счёт владения русским, но получалось не очень. — А как вы говорите, если хочется послать к черту всех и смотреть только на одного человека?.. — он вопросительно, но при этом по-детски наивно приподнял брови. Рита моргнула и подняла голову, забывая, как дышать и не в силах разорвать вновь установившийся зрительный контакт. — Ты мне… Нравишься, — прошептала она, ощущая, как дрогнули губы. — Ну вот, — Маркус счастливо и даже самодовольно улыбнулся, уже чувствуя напряжение в мышцах ног из-за предстоящей необходимости сорваться с места и убежать в укрытие. — Я рад, что ты в этом всё-таки призналась!.. Рита сделала медленный, глубокий вдох, ощущая, как плечи становятся выше, а затем плавно опускаются вниз. Сердце бешено забилось в груди, отдавая пульсацией по всему телу. Гнев и злость, вмиг смешавшиеся внутри, вызывали прилив ещё более сильного чувства, что можно была едва сдержать. Ярость. Не потому, что Маркус был не прав. А как раз потому, что прав был. И, что ещё хуже, вынудил её в этом признаться. Это озвучить. — Ты, конечно, была пьяненькой, когда мы… — ласково принялся напоминать Маркус, но тут же замолчал, понимая, что в порыве успокоить Риту, отправился каким-то неверным маршрутом. И она вот-вот отправит его другим. Ещё более захватывающим. — Какой? — прохрипела она, округлив глаза. — Как ты меня назвал?! — Этот суффикс означает… — нахмурился он, вспоминая школьную программу. — Что я хочу сказать более нежно. Разве нет? «Пьяная» — слишком грубо звучит… — Это нормально звучит! — гневно поучала Рита, едва сдерживая порыв повысить голос, но осознавала краем сознания, что на них и без того смотрят все присутствующие, терзаясь попытками уловить тему разговора. И даже пианистка начала играть заметно тише. Или, быть может, Рита уже не слышала ничего. — Иногда этот суффикс придает оттенок издёвки, сарказма! И его можно использовать не со всеми словами! — А-а… — протянул Кальтенубер, нервно кивая, но вдруг опомнился. — А когда ты назвала Клаудию миленькой… Что ты имела в виду?.. — Ни черта хорошего! Меня раздражает твоя Клаудиа! Меня раздражаешь ты! — с каждой последующей фразой голос Риты становился всё громче. Музыка перестала раздаваться вовсе. Скрипнула фортепианная банкетка — пианистка развернулась, как и все присутствующие, в центр зала. — Меня раздражаете вы все! — оглушительно воскликнула Платова, больше не сдерживая то, что бушующими волнами билось о границы тела изнутри, и презрительно обернулась в сторону «зрителей». — «Антиалкогольная кампания»? — уточнила она, кивнув в сторону официанта, что замер с подносом и бокалами шампанского. — «Товарный дефицит»? — сквозь зубы, ухмыляясь пугающе, добавила секундой позднее, указав пальцем в первый попавшийся стол, а затем, сжав ладонь в кулак, медленно опустила руку вдоль тела, будто сомневалась сама. Будто уговаривала себя никого этим кулаком не ударить. — Рита… — Маркус попытался коснуться её плеча, но она дернулась и обожгла взглядом. Сзади подлетели Сережа и Володя, наперебой что-то нашептывая и пытаясь то ли вразумить, то ли успокоить. Маркус заметил, как несколько мужчин так же дернулись в их сторону, но Маттиас, едва заметно качнув головой, удержал их на месте. — Очень удобно играть в жёсткие игры, не становясь их непосредственным участником, да, Михаил Федорович? — крикнула Рита, встречаясь взглядом с руководителем Всесоюзной федерации плавания. — Очень легко сначала возводить Олимпийские игры в абсолют, а затем с таким же восхищением говорить о проклятой «Дружбе», — рычала она, не замечая, как лицо, несмотря на макияж, принимало совсем не женственные, а пугающие, жестокие черты. — Кому она, к чёртовой матери, сдалась? Почему мы должны… — Маргарита, что ты себе позволяешь? — спокойно одернул её Михаил Федорович, надеясь, что холодный тон приведет в чувства. И это сработало. Но лишь на долю секунды. И Рита, моргнув, хрипло, но ощутимо слышно даже в другом конце зала, отозвалась: — Тот же вопрос. — Простите, — вклинился Сергей, обхватывая руками плечи Риты и принимаясь нервно натирать их, будто Платова была памятником, приносящим удачу. Или, скорее, её полное отсутствие. — Маргарита перенервничала, выпила много шампанского, всё в порядке, Михаил Федорович! — тараторил он, в то время как Рита вертелась в попытках избавиться от прикосновений. В какой-то момент сжал пальцы критически сильно, надеясь, что это заставит Платову успокоиться и вспомнить о своем положении, но вызвал тем самым гнев Маркуса. — Убери руки! — он подался вперед, перехватывая ладони Сергея и отдирая от Риты. Володя вклинился между, пытаясь уладить конфликт устной дипломатией, а Платова, воспользовавшись случаем, вынырнула из кольца их рук и двинулась в сторону выхода из зала. — Рита! — Володя и Маркус поспешили за ней. Покачиваясь и ступая быстро, но неуверенно, Рита не выдержала и остановилась у самых дверей, кажется, только сейчас в полной мере привыкнув к пожирающим заживо взглядам, а затем нагнулась и, содрав туфли с изнывающих от боли ступней, вышла в коридор уже босой. Маркус и Володя бросились следом. Капитан Штофф, оставшись в зале, ещё пару минут наблюдал за тем, как Сергей поспешил к руководству Всесоюзной федерации плавания, принимаясь оправдываться за случившееся. Но это предсказуемое зрелище быстро наскучило. И Маттиас, поправив фуражку за козырек, вышел в коридор. Блуждать по длинным коридорам в долгих поисках не было нужды и можно было просто идти на голоса, что раздавались неподалеку. — Послушай… — вновь попытался Маркус. — Всё, хватит! — всплеснула свободной рукой Рита, другой крепче перехватив туфли. — Я выполнила твоё желание? Стала твоим… Советским эскортом на этот вечер? Помогла укрепить связи, герой ГДР? — Нет, Рита… — Ах, этого было недостаточно? — Рита! — взмолился Маркус. — Мы слабо сблизились, да? — она гневно прищурилась, совершенно не смущаясь присутствия капитана Штоффа в конце коридора. — Может, нам надо было потрахаться? А, как думаешь? Маркус побледнел и нервно сглотнул. Перспектива «потрахаться» сама по себе была неплохой — даже отличной. Но никак не вязалась со всем, что происходило вокруг. — Прямо на том рояле! — Рита взмахнула рукой в сторону зала. — Под носом у пианистки, что смотрела на тебя как на кусок мяса. — Она не… — Нет! Она смотрела! — заорала Рита. — Это точно, — тихо пробубнил Володя, пытаясь как-то разрядить обстановку. — Эта дамочка на тебя слюни пускала весь вечер… Платова и Кальтенубер тут же обернулись к нему. — Я не про тебя, Рит, — тут же замотал головой Вова. — Про пианистку… Но Рита и Маркус вновь повернулись друг к другу. — Почему ты отталкиваешь меня? В чём проблема? — Кальтенуберу, кажется, тоже хотелось сорваться и повысить голос, но он продолжал говорить спокойно, будто рассчитывал не только достучаться до Риты, но и успокоить, потому что отчетливо видел и слышал её надломленность. Что-то внутри Платовой надрывно треснуло. И теперь изливалось наружу неконтролируемыми всплесками агрессии. Заметив подошедшего капитана, Владимир сделал неловкий шаг в его сторону, будто близость с офицером могла как-то уберечь в случае непредвиденных обстоятельств. — Она, кажется, твоя подруга? — тихо уточнил Маттиас. — Да, — заторможенно кивнул Володя, встречаясь с ним косым взглядом. Отворачиваться от Риты с Маркусом было непозволительно. И опасно. Рита всё ещё была вооружена туфлями. — Передай, при случае, что если она хочет минимизировать вмешательство спецслужб в свою жизнь, то не стоит вести себя подобным образом… Как минимум в кремле. — Почему не скажете сами? Вы… Вроде как военный. Капитан. — Я её боюсь. Володя едва сдержал смех, заметив на губах Маттиаса ухмылку. — Потому что я тебе не пара, Маркус! — признавалась Рита. — Это не так, — Маркус оставался спокоен, хотя зрители в виде Володи и Штоффа несколько напрягали. — Ты прекрасная спортсменка, ты сильна не меньше, чем я… Рита расхохоталась. Не по-доброму. С трудом успокоившись, она обернулась к Маттиасу. — Сотрудничаешь с КГБ? — изогнула бровь она, грубо переходя на «ты». Штофф сдержанно кивнул, не понимая, почему эта «парочка» всё время лезет с неудобными вопросами и разговорами в самых неудобных местах. Маркус пытался поговорить про своего отца в главной гостинице столицы — доверху увешанной прослушкой. А Рита… Рита переплюнула всех, решая не мелочиться и обсудить всё сразу в кремле. — Плотно? — оскалилась она. — Достаточно, — сдержано отзывался Штофф, уже зная, что последует дальше. — И ты знаешь про меня, верно? — Знаю. Рита закивала. Нервно. Излишне активно. Позволяя прядям волос стремительно утрачивать аккуратный вид. Рита понимала, что Маркус почему-то всё ещё не знает. — Так скажи это, — хрипло попросила она. — Скажи мне. Скажи Маркусу. — Не лучшее время, Маргарита, — холодно продолжал капитан. — Куда уж лучше, — горько усмехнулась она, а затем встретилась взглядом с потерянным Кальтенубером. — Ты попал в Сеул, потому что ты — великий спортсмен… Рита шмыгнула носом, втягивая воздух. Липкий. Неприятный. Но немного всё же манящий. В той части, что пахла Маркусом — пряным миндалем и мёдом… Свободной рукой Рита вновь по-детски смяла платье, понимая — озвучить то, что убивало изнутри, но в то же время было неразрывно связанно с главной мечтой всей жизни, было трудно. Почти невозможно. Зажмурившись на мгновение, она приоткрыла дрогнувшие ещё алые губы. Вдох. И быстро на выдохе: — А я попала в Сеул, потому что я — приманка. Вещь. Рита открыла глаза, впиваясь ими в Маркуса, но тот лишь непонимающе поднял брови. — Я спала с преступником. Потому что мне так было удобно. Это давало мне безопасность. Это давало мне деньги, — кивал Рита, внезапно ощутив, как на место боли приходит — сила. Как говорить об этом — становится необходимо. Быть может — чтобы наконец отпустить?.. Но облегчение было временным. Рита зажмурилась, словно от приступа головной боли, что грозилась эту самую голову раскрошить на мелкие крупицы. Рита вновь вспоминала. Крепкие, всегда будто злые руки. Яростные, резкие и нетерпеливые движения. Клокочущая внутри животная уверенность в себе. Грязный, жёсткий секс всегда без права сказать «не сейчас». Вспоминала деньги. И облегчение, которое испытывала, когда меняла их на продукты или вещи для семьи, ведь в таком виде они переставали быть плохими. Переставала будто и Рита сама. Вспоминала, как откладывала то, чем осыпал Молотов, на операцию маме. Потом, правда, всё это ушло на те же продукты. Вспоминала, как на негнущихся ногах брела к нему на последнее «свидание», чтобы сообщить о том, что им нужно расстаться, ведь Рита хотела попробовать всё же попасть в Сеул. И тогда представляла едва ли, что в Сеул попадет не вопреки, а благодаря их связи. — А потом я ушла, — глухим шепотом продолжила она, не встречаясь с Маркусом взглядом, боясь увидеть отвращение, — сама не верю, что он отпустил… — добавила ещё тише, вспоминая непростой — если не самый сложный — разговор в её жизни, свои дрожащие колени и голую мартовскую лесопосадку в родном, но неизменно холодном и недружелюбном Орехово-Борисово. — Рита… — с состраданием протянул Маркус, порываясь обнять, но та снова отскочила назад. Ей хотелось его ударить. От бессилия. От странной зависти, ведь он, казалось, не подвластен никаким человеческим порокам — не злился, не пугался её прошлого. Просто любил. За что? Рита не понимала, как такое возможно. — Я не попала в сборную, — прохрипела она, подбираясь к главному. — Не попала. А через месяц мне сказали, что я поеду в Сеул. Нет, не потому, что я — чемпионка Советского Союза. А потому, что была подстилкой преступника, который бежал из страны… Они, — Рита бросила презрительный взгляд в сторону Маттиаса, — такие, как он, — поправила себя через секунду, вспомнив вчерашнюю ночь, — полагали, что Молотов приедет за мной в Сеул. Что он не сможет упустить такой шанс за пределами страны… — Рита… — тихо позвал Володя, зная, как тяжело Платовой было поднять это всё со дна, на которое она так отчаянно это всё опускала, лишь бы ушло снаружи. Лишь бы не тревожило сильно изо дня в день. Но Рита не слышала и продолжала, смотря в глаза Маркусу: — Но я обосралась и в этом! — закончила она, всплеснув руками, отчего одна из туфель выскользнула и сорвалась вниз, ударив каблуком о паркет. — Меня это не пугает, — тут же выдохнул Кальтенубер и присел, чтобы поднять обувь. — Меня пугает! — отчаянно призналась Рита, резким жестом вырывая туфлю, когда Маркус выпрямился. — Ты был отличным человеком. Примером. Для меня — в том числе. А чем ты занят сейчас, с тех пор, как увлекся мной? Ты согласился на это ублюдство! — Рита огляделась по сторонам. — На политические игры! Ты позволил им, — на этот раз от едкого взгляда в сторону Штоффа она воздержалась, — превратить себя в пешку. Очнись, Маркус! Я прошу тебя! Это — не ты! Вернись в ГДР! Вернись в бассейн и больше не делай ошибок, за которые потом будет стыдно! Рита прижала туфли к груди. Потому что хотелось что-то к себе прижать. А затем — непременно сломать. Но от второго пришлось воздержаться — Лена придёт в бешенство. Несколько секунд безмолвно посмотрев в глаза Маркуса, в которых плескался и страх, и отчаяние, и любовь, и ненависть — вероятно, к самому себе —, Рита быстро направилась к выходу. — Но ты — не ошибка… — прошептал Маркус, наблюдая за тем, как она уходила. Как нервно и торопливо перебирала босыми ногами, придерживая и подол, и туфли. Как бежала вниз по ступеням, кажется, шмыгая носом… — Я поеду с ней, — Володя обхватил ладонь Маркуса, имитируя рукопожатие, пока Кальтенубер продолжал смотреть в сторону массивной дубовой двери, что со скрипом тяжело закрылась секунду назад. — Ты завтра ещё здесь?.. Маркус не моргал. И думал лишь о том, каково его Рите идти босыми ногами по холодной квадратной брусчатке. И о том, как хочется броситься следом. И подхватить на руки. — Маркус? — громче позвал Володя, понимая, что ещё немного и Рита дойдет до машины, которая ждала их на закрытой парковке, и уедет одна. — А? — Ты когда домой? Маркус опустил взгляд, смотря на свою ладонь, зажатую ладонями Вовы. — Завтра вечером. Утром хотел погулять на Красной площади… — Отлично! Там и встретимся! — Володя на прощание сжал его руку чуть крепче, а затем, отпустив, побежал к выходу. — Вот с этим можно идти в разведку, — усмехнулся Штофф и подошел к Маркусу ближе. — Хоть и болтает много, но, видно, идейный, — он кивнул в сторону удаляющегося силуэта Володи. — А Сергея лучше сразу в Хоэншёнхаузен, не дожидаясь, пока себя проявит. Маркус напрягся. — Он и мне не показался приятным, но всё же… — У меня профессиональный нюх на подонков, — огрызнулся Штофф. — Это — не подонок. Это — друг Риты. — Я не сомневаюсь, что для Риты он — друг. Друг ли для него она?.. Маркус задумчиво качнул головой, соглашаясь с размышлениями Маттиаса. — Ей что-то за это всё будет? — несмело поинтересовался через секунду, оглянувшись в сторону зала, который неспешно покидали люди, будучи явно не в настроении. — Постараюсь сделать так, чтобы ничего не было. Но я здесь едва что решаю. — Мне казалось, ты можешь решить, что угодно и где угодно, — тепло, но устало улыбнулся Маркус, проведя ладонью по волосам. — Может и так, — едва улыбнулся в ответ Маттиас, но вновь стал привычно отстраненным. — Вот только Маргарита из тех людей, что найдут себе проблемы даже при самом сильном покровительстве… Многозначительно переглянувшись, они вновь улыбнулись друг другу. — В этом мы с ней похожи? — озвучил Маркус. — Даже слишком. *** Рита поднималась по бесконечной веренице бетонных ступеней подъезда, не обращая внимания на боль в ступнях — туфли пришлось надеть вновь, так как чистота подворотни на окраине Москвы не могла составить конкуренцию блестящим полам кремлевского дворца. Благо — можно было перенести вес на деревянные, кое-где отвалившиеся, перила и идти как чёрт попало, запинаясь и позволяя себе сгорбиться. Володя поехал домой, чем несказанно Риту обрадовал, но взял обещание не просто зайти завтра, чтобы вернуть Лене вещи, но и задержаться на чай, чем несказанно напряг. Но Рита, усталая и опустошенная, вяло кивнула, покидая автомобиль, лишь бы скорее добраться до дома. Перебирая ногами в привычной темноте — лампочки на лестничных пролетах надолго не задерживались — Рита пыталась высчитать: застанет ли маму дома или она сегодня на сутках? Но в какой-то момент эти размышления отошли на второй план. Рита остановилась. И даже выпрямилась, прислушиваясь. Тишина показалась слишком многозначительной. Будто была не пустой, а покрывающей что-то. Или кого-то. Рита преодолела предпоследний лестничный пролет и остановилась у окна, боясь обернуться наверх — к двери, что вела в её квартиру, потому что слишком отчетливо понимала: Она здесь не одна.