In the cat's castle.

ноябрь. двадцать шестой день. хёнджину кажется, что его с головы до ног окатили из ведра с дешёвым экстрактом ламилилий или свитилистиков, вызывающим физическую боль. он просыпается, ощущая нереальное недомогание и тошнотворную слабость, нехотя глаза открывает и тут же жмурит их неприязненно из-за дневного света, пробивающегося сквозь светлые занавески. с губ срывается хриплый недовольный стон, а следом тихое «чанни-хён» и «лино-хён»; парень помощи ожидает от названных людей, но ни через пять, ни через десять минут к нему никто не подходит. хвану приходится встать и самостоятельно себе помочь. он всеми силами цепляется за воспоминания о том, как лет пять назад они вместе с чаном ворвались в поместье прославленной среди магов семьи ли и своровали рецепт приготовления лучшей похлёбки от похмелья, и с огромным трудом ковыляет до кухни, чтобы эту самую похлёбку приготовить и справиться наконец с этим отвратительным тошнотворным состоянием. на кухне хван по-свойски раскрывает все дверцы от шкафчиков, скидывает с полок ненужные ему пустые коробки от сухих завтраков и грязные пластиковые тарелки от рамёна, хмурясь всякий раз от громкого шума падения картона и выискивая оставленные им самим баночки с сухоцветами всяких трав, полезных в быту. как на зло, ни одной склянки. — чёртов хан джисон! хёнджин по началу все свои ругательства на тему негодности джисона себе под нос бурчит, а позже, когда последняя полка в кухонном шкафчике пустеет окончательно, голос повышает, чтобы все в котовьем замке услышали его сердитый крик: — сколько, блять, раз я тебе говорил не трогать мои ебучие банки? где мне теперь их искать, кусок… — парень делает секундную паузу, чтобы перебороть болезненный приступ, — хомячьего дерьма! с чего ты вдруг решил, что можно в чужой монастырь со своим уставом влезть, пока главного на месте нет? хван на своём пути всё крушит: грязные одноразовые ножи, палочки и ложки летят на пол, табуретки со скрипом отправляются к стенке, несколько тарелок, кажется, разбиты. на шум и гам выходит непонятное заспанное лицо, из-за которого пыл парня только больше разгорается, ведь это всё ещё не хан джисон, виновный во всех проблемах джина. парень хватается за первую попавшуюся сковороду и направляет её в сторону незнакомца, чтобы тот не смел подойти ближе. сковорода подрагивает мелко, так как руки держащего её парня больны тремором, да и сам он особой устойчивостью похвастаться не может. со стороны незнакомца слышится немного растерянное, сонное «мать твою налево», он смахивает с глаз остатки прерванного сна и устремляет шоколадный взгляд на разбушевавшуюся у него на кухне бурю: — ты можешь быть тише, а? мои соседи, вообще-то, люди семейные… — ты ещё кто такой? — хёнджин в самую малость пугается резкости собственных слов. первый его вопрос звучит грубо и даже враждебно, но в следующую минуту он исправляется, придав своему выражению лица более миролюбивый вид, а словам нотки любопытства с примесью и непонимания: — ёнбокки вечно с сынмином, айена и лино-хён выше этого. друг чан-хёна? айщ… быть такого не может, я со всеми его друзьями знаком. значит… джисон? да он ведь… кто ты такой, а? и вот только не надо про домраба, в замке с последнего моего появления стало только грязнее. — я живу в этом многоквартирнике уже два года. это моё место, мой мусор, — незнакомец спокойно к раковине подходит, игнорируя угрозу в виде сковороды в руках хёнджина, выуживает из непонятной кучи всякого мусора одноразовый стаканчик и, перед этим понюхав его и протерев о собственную пижамную футболку, наливает в него воды из крана, делает несколько глотков, а затем кладёт стаканчик туда, откуда ранее его достал. — и сковородка, — чужой взгляд скользит от сковороды в руках хвана до его глаз, — тоже моя. некоторое время они проводят в молчании. — я нашёл тебя вчера ночью под дверью, — незнакомый парень возникшую тишину нарушает, размеренно почёсывая покрасневшее предплечье, — пришлось затащить тебя домой. хёнджин всматривается в лицо напротив и думает, что его слова не похожи на откровенную ложь. убедившись, что опасностью с чужой стороны не веет, парень своё орудие для самозащиты медленно опускает и кладёт его неподалёку от себя на стол, а сам садится на ближайшую табуретку, сморщив нос и прищурив глаза из-за неприятных ощущений по всему телу. голова от такого наплыва новой информации и обилия самых разных мыслей тяжелеет, поэтому парень решает на некоторое время прикрыть глаза. неосознанно он за обрывистые воспоминания о вчерашнем вечере хватается, но ничего дельного из них выудить не может, из-за чего вновь подымает вопросительный взгляд на своего молчащего собеседника. может быть, он знает о чём-то ещё? запоздало хван вспоминает о своих ссадинах и кровоподтёках. в голову мгновенно приходит мысль, что в этом может быть виновен парень напротив или его знакомые, а тот, мысль эту в напряжённом хвановском молчании чудесным образом уловив, сразу опровергает её: — я тебя не трогал, поэтому не знаю, почему ты такой избитый. кстати, об этом… сомневаюсь, что у меня есть хоть что-то, кроме просроченной валерьянки, но нужно с этим, — кивает на неведомо откуда взявшиеся раны хёнджина, — что-то сделать. джин в хаотичном потоке своих мыслей вылавливает чужие слова о том, что он находится не в кошачьем замке, и не верит — не хочет верить, — в эти слова. ни отсутствие трав на кухонных полках, ни отличный от старого дизайн комнат, ни тишина, совсем не свойственная огромному движущемуся замку, не смущали парня. ему казалось, что на эти признаки не стоило обращать и каплю внимания, ведь джисон всегда переставляет их общие (и не очень) вещи по-своему усмотрению, хёны часто уставали от одной и той же планировки, а потому меняли дизайн по несколько раз в год, а сам замок вполне мог остановиться на несколько дней по велению тех же хёнов. хван игнорирует своего собеседника, который ничего дельного рассказать не смог. с трудом поднявшись, пошатываясь, направляется к выходу из дома, ведь самый верный способ отличить родной замок от любого другого помещения — это осмотреть входную дверь и прилегающий к ней коридор. у нужной двери — у их двери, — по правую сторону цветная рулетка с восьмью секторами находится. каждое деление украшено по-разному и ведёт в самые неожиданные для простого человека места, выбранные жителями замка по каким-то личным причинам. эта рулетка всегда на месте и никак не может исчезнуть. только вот входная дверь здесь самая обыкновенная и ведёт исключительно на улицу какого-то спального района. зарывшись длинными пальцами в гнездо спутанных чёрных волос, парень глаза прикрывает, чтобы не видеть ставшую в одно мгновение ненавистной дверь, медленно на холодную захламлённую поверхность пола оседает. голос хозяина дома прерывает чреду тревожных мыслей, а опустившаяся на хёнджиново плечо тёплая рука вырывает его из объятий незаметно подкравшейся паники. — что-то случилось, хёнджин-щи? — я… кажется, потерялся? или… я ничего не помню? что же мне теперь делать? — хван даёт ответ на чужой вопрос, но на самом деле скорее к себе обращается, нежели к беспокоящемуся собеседнику. он ещё пару секунд с закрытыми глазами сидит, а после направляет испуганный взгляд на парня, который рядом стоит и участливо гладит по плечу. — я говорил что-нибудь перед тем, как отрубился вчера? у меня было что-нибудь с собой? вместо ответа на заданные вопросы хозяин дома нервное «успокойся» бросает, тем самым к спокойствию призывая себя и своего гостя, а ещё прерывает поток хвановских вопросов до того момента, как их больше сотни станет. — я расскажу всё, о чём знаю, — слова эти в самую малость успокаивают хёнджина, хотя он и не надеется на то, что информация от обыкновенного человека действительно окажется полезной. не без помощи, хван с пола подымается и послушно следует за, как он выяснил по пути на кухню, со чанбином. уже на кухне на знакомую табуретку садится, а чуть позже, услышав от чанбина приказ избавиться от «этой ужасной рубашки», стягивает с себя испорченный предмет одежды, перед этим расстегнув все пуговицы, пока сам со наполняет кастрюлю горячей водой из чайника и добавляет туда же холодную. хёнджин слышит, как стоящий неподалёку парень цокает языком в самую малость недовольно, и ловит на себе его беглый изучающий взгляд, оценивающий, должно быть, объём предстоящей работы. — так вот, нашёл я тебя ночью под дверью. я не особо осматривал, поэтому не знаю, было ли у тебя что-то при себе. потом можно сходить и посмотреть, но там, мне кажется, ничего не будет, — пока хёнджин в чужой рассказ вслушивается, сидя неподвижно, словно мраморная статуя, чанбин полотенце в кастрюлю окунает, а затем отжимает его, чтобы избавиться от лишней воды. лёгкими движениями он смывает пыль и кровь с чужого плеча, вновь обмакивает вафельную ткань и приступает к следующему участку кожи, постепенно двигаясь сверху вниз. действует он неспешно и мягко, в каком-то смысле даже успокаивающе, из-за чего хван в самую малость расслабляется и чувствует себя немного лучше. — потом значит, ты мне рассказал о том, что обычно живёшь с несколькими друзьями. в последние несколько месяцев ты был в… хм… командировке? — подбирая подходящее слово, рассказчик в глаза хёнджина заглядывает за помощью, а тот кивает бездумно в знак согласия, погружённый в свои мысли, — не знаю, кем ты работаешь, но говорил о каких-то артефактах. археолог, что-ли? вообще, ты много всякой дичи наплёл вчера: что ты и твои друзья маги, и правительство вас по всем углам разыскивает, что ищешь какую-то фигню для скрывающего защитного заклинания, а, ну и что живёшь в ходячем замке. — я, вообще-то, реально отношусь к магическому сообществу, — говорит негромко, но уверенно, и замирает, так как чувствует на своей спине не верящий взгляд. хван нарочито замедленно разворачивается, опускает к чанбиновому лицу глаза, фокусируясь на нем, чтобы зрительным контактом свою абсолютную серьёзность доказать. в чужой глуповатой полуулыбке и во вполне обыденном для простого человека неверии во всякую мистическую муть парень видит себя самого пять лет назад и свою реакцию на предложение бан чана сходить на вампирскую свадьбу его друзей. долгие семнадцать лет мысли о магии, мистике и сверхъестественных вещах были для хёнджина лишь нездоровой фантазией и поводом пощекотать себе нервы поздно ночью перед школой, и только после знакомства с чаном и его компанией всё это стало неотъемлемой и самой любимой частью его жизни. — ага, а я одиннадцатый доктор. вот моя звуковая отвёртка. только её немного потрепало жизнью, но работает она, — чанбин указывает на полотенце в своих руках и, не думая долго, в пол силы бьёт своей «звуковой отвёрткой» по наименее повреждённому хёнджинову плечу, — как надо. хёнджин ойкает из-за чужого удара и смотрит с обидой, не зная, как на это дурачество реагировать. ему хочется спор начать, что хреновый из со доктор, раз под рукой даже аптечки нет, и отвёртка у него вовсе не звуковая, а дерьмовая, но сдерживает себя и, снисходительно глядя на шутника, ладонью нащупывает тонкую серебряную цепочку у себя на шее. обхватив её, находит подвеску в форме букв «skz», подаренную когда-то давно чаном и лино, и легонько трёт ее большим пальцем, тем самым нагревая. в момент, когда с подготовкой было покончено, парень под вопросительный биновский взгляд с себя цепочку снимает и кладёт её на стол. у меня ещё много фокусов в рукаве. — что ты делаешь? — творю магию, — улыбается хван и, сомкнув длинные пальцы на чужом запястье, с силой тянет со за собой, — закрой глаза. убедившись, что его спутник глаза прикроет, как и было сказано, а не заупрямится, парень и сам глаза закрывает. делает несколько шагов вперёд, с шумом вдыхает воздух и, на выдохе, открывает глаза и обнаруживает себя в совершенно ином помещении. можно сказать, в ином измерении. он пару секунд тратит на то, чтобы увидеть недовольство на лице со, мгновенно меняющееся на откровенное удивление, а следом оглядывает своё личное складское пространство, которое с прошлого раза на первый взгляд никак не изменилось. хёнджин умилён искренним удивлением молодого человека и тем, с каким воодушевлением он изучает содержание длинных рядов старых покосившихся стеллажей с пыльными древними книгами, будто у обычных людей книга — редкое явление. пока чанбин невесомо ведёт пальцем по обветшалым корешкам книг, наверняка читая каждое название и вдумываясь в смысл незнакомых слов, хёнджин за ним следует неспешно и осматривает свисающие с самых верхних полок стеллажей побеги клеолипика. пожелтевшие листья парень срывает и выбрасывает на пол, а молодые листочки отправляются ему в карман. — клеопик оздоровляющий, — поясняет он, ощутив на себе вопросительный взгляд со, который наконец обратил своё внимание на огромное количество самых разных растений в зелёных горшках, — позже я заварю его листья и выпью вместо чая. он хорошо помогает от головной боли, а ещё помогает сосредоточиться. — здесь так много всего… — да, поэтому смотри под ноги, тут много штук, на которые можно наступить, а потом пожалеть об этом. парень к мусорному ведру подходит, заполненному до краёв, выбрасывает в его сторону пожухшие жёлтые листья клеолипика. взгляд как-то сам по себе натыкается на валяющиеся неподалёку совок и веник, и хван тупит его виновато, мысленно дав себе обещание, что, как только разберётся с навалившимися на него проблемами, сразу выбросит накопившийся мусор и немного приберётся. носком тапка сметает несколько фантиков ближе к ведру, кивает одобрительно, отворачивается к своему спутнику, который в это время осматривает коллекцию из нескольких расписных шкатулок и то и дело восклицает что-то вроде «ого», «красивая вещичка», «дорогая, наверное». хозяин «красивых вещичек» улыбается снисходительно, ближе подходит к одному из трёх огромных горшков посередине комнаты, чтобы поглазеть на табличку рядом с ним, и забывает окончательно и о мусоре, и о своём обещании. пребывание внутри подаренной чаном подвески всегда позволяет немного отвлечься — думается хёнджину, — ведь каких-то занимательных дел здесь непочатый край. парень аккуратно складной ножик достаёт из щели между большими горшками, раскрывает его и, поднявшись на цыпочки, срезает недавно созревший плод «чёрт-его-знает-какого-дерева», по размеру и форме напоминающий бейсбольный мячик, выкрашенный в коричневый цвет. — у них морды какие-то глупые, — говорит чанбин неизвестно о чём, а по характерному звуку удара по аквариумному стеклу костяшками пальцев хван с ужасом понимает, что этот человеческий дурак сейчас смоет в унитаз все хёнджиновы труды, — и ни один из них не двигается с места. во чудные. почему у водорослей глаза есть? а у… — не пугай мне рыбокрабиков и ракоцветушек! они же все передохнут от такого отношения к себе, — взвизгивает хёнджин, выбросив складной ножик куда подальше и подбежав к своему гостю. он между ним и аквариумом встаёт, оттолкнув его руку от стекла, выдыхает обозлённо, где-то совсем глубоко в мыслях думая, что злиться на обычного человека равносильно злобе на собаку из-за порванного носка, — я тебя не для запугивания сюда привёл! — извини, — стушевавшись, отвечает виновник и делает несколько шагов назад, чтобы лишний раз не раздражать своим стуком ни рыбокрабиков, ни ракоцветушек, ни их хозяина. — не трогай их, — прищурив глаза и грозя пальцем, предупреждает хван и, вспомнив про ещё одну вещь, которую нужно в срочном порядке проверить, оставляет чанбина наедине с аквариумами. он к небольшому сейфу подходит, на сенсорную панельку легким прикосновением указательного пальца жмёт, дожидается, пока загорится дисплей и набирает на нём шестизначный код. дверца с негромким щелчком открывается, а парень осматривает то, что находится внутри. несколько заполненных ежедневников, которые он называет личными дневниками, использованные билеты в кинотеатр и то, ради чего он вообще залез в сейф. цепляет пальцем небольшой бумажный свёрток, связанный тонкой атласной лентой, ближе к себе его пододвигает и в руки берёт. хёнджин не сомневается в его содержимом, но на всякий случай шуршащую бумагу разрывает и опускает взгляд на то, что она за собой скрывает. парень смотрит на украшенный чёрным пером одной редкой птицы ловец снов и не может отвести от него глаз. аксессуар красивым узорчатым плетением к себе привлекает, а ещё небольшими блестящими бусинами зелёного и белого цветов. глядя на ловец снов, он совсем не замечает, как сзади него чанбин появляется. — что это? — как же я теперь попаду домой?.. — тоскливо выдыхает хван, пряча бумажный свёрток обратно в сейф. существование чужого вопроса игнорируя, убеждается, что дверца заблокирована, и на своего собеседника оборачивается. в его всё ещё горевших восторгом глазах непонимание замечает и вновь тоскливо выдыхает. чанбину не понять всей тонкости возникшей ситуации. — ты ведь маг, в чём проблема? наколдуй себе телепорт, делов-то. хёнджину очень хочется, чтобы всё было так просто. откровенно говоря, в своих мечтах он только так своё чудесное воссоединение с друзьями и видит: поблагодарив приютившего его на одну ночь парня, на скорую руку рисует на асфальте небольшую пентаграмму, с большим трудом вспоминает длинное и, несомненно, сложное заклинание телепортации, ступает в магический круг и в одно мгновение появляется в комнате со своими близкими, которые никак не ожидали такой внезапной встречи, но безумно ей рады. от этой фантазии на душе становится сначала тепло, а потом погано, ведь так не произойдёт. — я не могу, — он на пятках разворачивается, тратит некоторое время на обдумывание своих дальнейших действий, а между тем быстро-быстро, как заведённый, тараторит: — это всё очень сложно. очень-очень. это практически невозможно. ты просто не знаешь всей картины. я бы мог всё рассказать, мне не жалко, но я… ох, мне некуда пойти, пока я ищу способ вернуться домой. замок. он движется, понимаешь? невозможно телепортироваться куда-то, если у этого «куда-то» нет конкретной точки местонахождения. мне бы переночевать где-нибудь. я бы смог что-нибудь придумать, обязательно смог бы. плевать на телепортацию, ни один нормальный маг не использует её, ведь это убивает. и нужно заварить клеолипик, а то голова раскалывается. кажется, мне нужна помощь. я просто не смогу справиться в одиночку, серьёзно… боковым зрением уловив в чужом взгляде ступор, вызванный, очевидно, большим потоком непонятной информации, добившийся своего хван немного снижает скорость речи, но говорить о замках, магии, помощи и о разговорах за чашкой чая не прекращает. на глаза ему попадается выделяющийся среди прочих горшок, сменивший свой цвет с зелёного на отвратительный жёлтый, парень из-за этого о какое-то совсем лёгкое слово спотыкается, не выговорив его и проглотив несколько букв, и замолкает, целиком и полностью обратив своё внимание на цветущую в жёлтом горшке румилию. — думаю, ты можешь пару дней перекантоваться у меня? — чанбин, кажется, собственными словами удивлён не меньше, чем существованием магии, а хёнджину предлагать дважды не нужно.