Быть, а не казаться
10 июня 2021 г. в 12:59
Бледный свет от торшера пронзал помещение полупрозрачным красным свечением, создавая интимную атмосферу таинственности. В просторной комнате было, где развернуться, но Такара битый час не отходила от зеркала в полный рост. Закончив облачение в амплуа танцовщицы, девушка не могла оторвать взгляда от той, кого видела напротив себя.
Скомканное платье с красными облаками небрежно валялось где-то в углу. На Такару из зазеркалья смотрела прекрасная гейша в дорогом кимоно цвета зари с белыми вышитыми цветами. Густые чёрные волосы были собраны в замысловатую причёску с гребнем из драгоценных камней — на украшения заказчик не поскупился. Лицо было выбелено белоснежной пудрой, губы — накрашены красной помадой, подчеркнуты округлые брови и густо подведены глаза. Этот образ подарил девушке те манящие женские чары, которых ей так не хватало.
Такару не каждый назвал бы красавицей. Высокие тонкие скулы, острый подбородок, миндалевидные глаза, точеный нос — черты лица, что делали Итачи юношей редчайшей красоты, совсем не так эффектно смотрелись на девичьем лице в сочетании с хрупким телом. Но сейчас она была прекрасна по-настоящему.
Учиха не могла поверить, что видит саму себя. Гейша… Конечно, гейши не развлекают клиентов в постели, даже самих феодалов, но думать об этом пока не хотелось. Она стала бы гейшей, имея выбор — то была несбыточная мечта девушки, любившей танцевать с ранних лет, но оказавшейся в теле наёмницы из древнего клана шиноби.
Жаль, что придётся испортить сказку убийством.
Впрочем, и сказка была сомнительной. На изнеженной коже гейши не могло быть такого количества шрамов, и особенно — того самого жуткого, что скрывался под шёлком на правом плече. Итачи тогда говорил что-то про противоядие… Вероятно, именно та глубокая рана от отравленного куная убила куноичи. Точнее, её убил смертоносный яд.
Возникло желание блеснуть Шаринганом, и девушка ему поддалась. Чёрное солнце на будто налившихся кровью глазах эффектно дополнило образ, но, к сожалению, было всего лишь бесполезной картинкой для той, кто не знала, как его применять. Это было печально на самом деле: носить в себе настоящую бомбу и не представлять, где находится детонатор. Но как же эти глаза не спасли от смерти истинную хозяйку, когда она ловила плечом тот злополучный кунай? Может быть, само её существо просто стремилось к смерти после всего пережитого. От этих мыслей Такаре стало не по себе.
— Я закончил с ядом, — вдруг послышался голос Сасори.
Девушка вздоргнула, сразу же обернувшись. Погруженная в размышления, она не заметила, как напарник вошёл.
— Сасори-но-Данна… — практически шепотом обратилась к нему Такара, опустив глаза в пол.
— Что ты хочешь сказать?
— Я никогда раньше не убивала.
— Как тебе удалось до сих пор не умыть руки кровью?
— Не приходилось. Итачи всегда всё брал на себя.
— Учиха Итачи, — сквозь зубы прошипел кукловод. — Как можно понять этого человека?
Воцарилось молчание. Такара выжидающе смотрела на шиноби, который, казалось, думал о чем-то, отвернувшись к стене.
— Убийства не сделают тебя монстром, — наконец сказал Сасори, переведя взгляд на напарницу. — Нужно лишь понимать, ради чего отнимаешь жизни.
— Даже невинных людей?
— В мире шиноби не бывает невинных, как и в стране самураев. Каждый проливал чью-то кровь, заставляя страдать своих жертв и тех, кому они дороги. Здесь нет ни зла, ни добра, есть только цели и средства. Наша цель оправдывает убийства. В этом можешь не сомневатся.
— А если я не смогу?
— Ты — единственная, от кого это зависит.
Такара вновь развернулась к зеркалу. Она была твёрдо намерена совершить то, что задумано, но не отличалась уверенностью в себе. От этого становилось ещё тяжелее.
— Станцуй для меня, Такара, — вдруг попросил кукловод.
— Прямо здесь, Сасори-но-Данна? — смутилась Учиха, смотря на шиноби в отражении зеркала.
— Да. Тебе придётся танцевать для даймё. Я хочу первым это увидеть.
У девушки перехватило дыхание. Как давно никто не просил её танца… Места в комнате было все-таки маловато, но она не могла сказать «нет» на просьбу Сасори. Да и почему-то совсем не хотелось отказывать.
Достав из широких рукавов веера, Такара раскрыла их резким движением, и цветы сакуры украсили помещение.
Девушка начала танцевать. Она двигалась плавно, резко, уж слишком медленно, затем — неуловимо быстро, нарушая все мыслимые законы танца. Музыка играла лишь в голове танцовщицы, но и в тишине он был гармоничен. Такара будто летала по комнате на крыльях своих вееров, едва касаясь пальцами пола, и вдруг замирала на месте, позволяя себя поймать. Но лишь на одно мгновение. А после — снова тот вихрь цвета и грациозности, чьи жесты едва уловимы, но так манящи и завлекающи, что вне человеческих сил — устоять.
Это было её личное гендзюцу, и для него не нужна была чакра. Это было её искусство.
Такара вложила в танец все остатки души, что всё ещё были живы, отдавая себя без остатка благодарному зрителю. Но каждый шаг будил глубинные силы, эмоции, рождая желание продолжать.
Сасори завороженно смотрел на Учиху, жадно ловя малейшее из движений. Что значил этот недолгий полет с точки зрения вечности? Почему Такара была способна на то, что никогда не повторят безупречные марионетки? Что было особенного в этой девушке с мёртвым взглядом, горевшим теперь ярчайшими искрами? Ответ пришёл не сразу. Душа. То, о чем кукловод и сам позабыл, похоронив в теле марионетки, уверенный, что избавился от неё навсегда. То, что не давало знать о себе больше десятка лет, превратившись в комок ноющей боли, который не мог считаться душой.
Но внутри что-то зашевелилось.
— Тебе необязательно идти к феодалу. Я найду другой способ, — сказал Сасори, обожженный странными чувствами.
— Нет, — не согласилась Такара, ощущая душевный подъём. Весь этот странный мир, Акацуки и интриги будто бы растворились, оставив лишь их двоих, потерявших себя отступников, стоящих напротив друг друга. — Я хочу быть полезной. Вам и тому, во что верите вы, Сасори-но-Данна.