***
Мастеркая семьи была небольшой: единственная печь и гончарный круг для работы, однако сакральность места заключалась не в этом. Мастерская в самом сердце деревни являлась святыней со старейшей историей, хранившей бесценные свитки с секретами техники Ханасаки, так что появление в ней чужаков было демонстрацией величайшего почтения к гостям. Вернее, к одному гостю. Впрочем, Такара с удовольствием бы туда не пошла: к невыносимому жару старый мастер давно привык, Сасори его просто не чувствовал, а ей самой чуть ли не стало дурно. — Данна, пожалуйста, побыстрее, — шепнула Учиха, дёрнув напарника за рукав, едва они вошли в помещение. — Масиё-сама, благодарю вас, глина мне не подходит, — громко сказал кукловод, отвлекая старика от работы. — Сасори-сан, как же так? — отозвался глава деревни с явно расстроенным видом. — Неужели я не смогу ничем вам помочь? — Сможете. Если захотите, конечно. — Вы только скажите, что нужно. Я всё устрою. — Говорят, среди ваших свитков есть записи о секретах мастерства глазури. — Глазурь для блеска керамики? Записи есть, но зачем она вам? — озадаченно спросил Масиё. — Меня интересуют ядовитые ингредиенты. Я работаю с ядами, и мне постоянно нужно изготавливать новые, ведь противоядия появляются крайне быстро. Ваши тайны не уходят за пределы деревни, в этом я абсолютно уверен. — Я дам вам изучить свиток, Сасори-сан. Но никто больше не должен узнать… — Не волнуйтесь, это останется между нами. Взгляды двух собеседников вдруг синхронно обратились на девушку. — Унесу всё в могилу, клянусь. Старик подошёл к заставленным бумагами полкам и достал с одной из них нужный свиток, ни секунды не думая, где тот находится. — Благодарю, — кивнул шиноби, забрав его и спрятав под плащ. — Данна, пойдёмте, пожалуйста, — тихо пропищала Такара, ощущая, что вот-вот расплавится. — Я верну его завтра, — пообещал кукловод, и отступники двинулись к выходу.***
Выйдя из душного помещения, Учиха потащила напарника поближе к природе: за границей деревни находилось прекрасное озеро, окружённое зеленью. Спокойно, никуда не спеша, посидеть на берегу водоёма уже было едва позволительной роскошью для наёмников, так что девушка не могла упустить этот шанс. Двое устроились под одиноко торчащим деревом с могучими ветвями, усыпанными густой листвой, спасаясь от палящих лучей. Вид блестевшей под солнечным светом водяной глади гипнотически завораживал, и Такара, ощутив долгожданное умиротворение, прижалась к Сасори, обхватив его руку. — Данна, как же здорово, что мы здесь. — Везде проблемы, куда ни придёшь, — задумчиво произнёс кукловод. — Нужно что-то делать с их глиной. — Что же тут сделаешь? — Придётся отправить весточку бабке. Масиё слишком горд, чтобы кого-то просить, но один он не справится. Пусть помогут с поиском других карьеров в стране, это вполне в её силах. — А вы письмо отправите от себя? — Не от тебя же, Такара. Ты видишь здесь кого-то ещё? — Меня радует ваша участливость, данна. Видно, эта деревня вам дорога. — Всё, что ты защищаешь своими кровными силами, неизбежно становится дорого. Но хватит об этом. Нужно делать, а не болтать. Учиха молча кивнула и закрыла глаза, наслаждаясь куском мирной жизни, будто случайно попавшим в череду миссий и бесконечных дорог. Пожалуй, ради подобных моментов и стоит идти. Идти, уставать, чтобы однажды остановиться и вздохнуть полной грудью, оставив плохое на пройденных километрах или во снах. Если бы не Сасори, она бы не оказалась в этом уголке рая. Если бы не Такара, он бы сюда не пошёл через несколько государств. — Ты мне кое-что обещала, — нарушил тишину кукловод. — Что именно, данна? — Танец. Тогда, на острове перед боем. Я не забыл. Встав на ноги, Такара разулась, безжалостно бросила обувь подальше и с грацией понесла себя по мягкой траве, войдя в образ одним лишь глубоким вздохом. Теперь не было ни атрибутов, ни дорогого наряда — только купленный по пути лёгкий веер, помогавший разгонять жаркий воздух в стране бескрайних пустынь. Учиха встала напротив зрителя, распустила длинные волосы, и чёрный водопад, увенчанный алым бутоном, эффектно упал на хрупкие плечи. Девушке повезло: совсем не было ветра, а музыкой стало громкое пение птиц. Подарив кукловоду чувственный взгляд, Такара резко подняла руку, и веер, кружась, бабочкой взлетел к небу. Искусно просчитанный разворот, и бежевый полукруг приземлился точно в ладонь. Крепко сжав его тонкими пальцами, Учиха стала кружиться, сначала медленно, почти что на месте, постепенно наращивая скорость и амплитуду шагов. Она небрежно падала на траву, с достоинством поднималась и кружилась ещё быстрее, ещё выше бросала веер, ещё ярче загорались глаза. Наконец танцовщица замедлилась, совершая обманный трюк, и вдруг превратилась в вихрь: порочным замкнутым кругом мелькали красные облака, плескались густые волосы, и лишь изящные руки будто отдельно от тела плавными жестами манили в ловушку отточенного искусства. Сасори давно попал в неё — почти год назад, увидев первый танец Такары. Попал и пропал, ведь душа истинного ценителя предательски отзывалась на высшее мастерство, в которое вложена жизнь без остатка. Когда больше нет ничего, когда одно лишь искусство держит тебя на плаву, поглощая целиком, с головой, когда хочешь с ним слиться и стать его лучшей частью, только тогда ты идёшь на вершину. Бред, одержимость — можно назвать как угодно, но только этим путем рождаются мастера. Сасори хорошо это знал. Но не мог знать — исключительно чувствовать, как много у них с напарницей общего. Чувств было достаточно. Скорпион растворялся в танце Учихи, красно-чёрном торнадо на фоне тихого озера, нещадно цепляющем взгляд и нутро, сотрясающем всё, что ещё дремлет в глубинах. Из-за высокой травы и правда казалось, что Такара летает, но вдруг она замерла. Девушка подняла стройную ногу, натянутую безупречной струной, и выгнула спину, чудом сохранив равновесие. Длинные пряди почти коснулись земли, ткань узкого платья прилипла к телу, демонстрируя женственные изгибы. Изящная шея, острые ключицы, красивая грудь и тонкая талия… Завершающая фигура взволновала бы плоть любого мужчины. Любого. Но не Сасори с его кукольной плотью. Он исступленно смотрел на Учиху в неожиданном отвращении к себе самому. Шиноби знал, что сейчас должен чувствовать, помнил, как человеком нехотя волновался от вида привлекательных женщин, пусть мало ему интересных. Юное тело с горячей кровью волновалось само по себе, игнорируя голос разума. Вот и теперь живое воображение рисовало несбыточные картины, все фибры души кукловода стремились слиться с возлюбленной: не с восхитительным танцем, но с ней самой. Сасори дьявольски сильно желал ощутить, что она его полностью, почувствовать прикосновения нежных рук и подарить ей тепло в ответ. Но был способен согреть только чакрой. То, что получил треклятый даймё, он сам никогда не получит и не сможет дать ей, пышущей молодостью и красотой, но обречённой на холод мёртвого тела куклы. — Ну как вам, данна? Понравилось? — игриво спросила Такара, плюхнувшись рядом с напарником, и положила голову ему на плечо. Тот сразу его отдернул. — Да, — сухо ответил шиноби и поднялся на ноги под растерянным взглядом девушки. — Извини, мне нужно идти к Госиё. Я обещал с ним разобраться. Оставив обескураженную Учиху, Сасори шёл в деревню, словно в тумане. В эйфории пробудившихся чувств был упущен один простой факт. Он намеренно уничтожил в себе почти всё человеческое, а того, что по ошибке осталось, недостаточно для жаркой любви. И пусть Такара обещала любить его таким, она слишком мало знала о жизни. Да и он сам, видимо, тоже. «Мы обречены», — думал кукловод по пути, впервые жалея о том, что с собой сделал, и совсем позабыв свои же слова о борьбе с жестокой судьбой. «Почему?» — думала девушка, шмыгая носом, и размазывала по щекам слёзы обиды, прижавшись к стволу высокого дерева.