***
Кабаки в захолустьях были как под копирку, но это имело мало значения в хорошей компании. Опустошив пару бутылок саке и до отвала наевшись, Кисаме нещадно смеялся над Какузу, который бы потерял минимум одно сердце, увидев их счёт. — Бедный Хидан так не может, — хохотал Хошигаки, пропуская рюмку за рюмкой. Он вообще говорил очень много. О прошлом, о Кровавом тумане, о хорошем и о плохом с ноткой чёрного юмора. Такара внимательно слушала, изредка комментируя, а ему только это было и надо. Кисаме пришёл в Акацуки, чтобы залечить свои раны, и ничто явно не могло ему помешать. Несмотря на собственную трагедию, шиноби нашёл в себе силы двигаться дальше, и его несгибаемый дух вызвал у девушки восхищение. Эти силы мало кто находил. — Да уж, Такара-чан, я знатно в дерьме поплавал. До сих пор вот воняет, честное слово. Но ничего, ничего. Итачи-сану тоже несладко пришлось. — О чём это вы? — Ну, как сказать-то, — задумался Хошигаки и прислонил руку к затылку. — Не похож он на того, кто… Не похож он, короче. Ты поняла. — Поняла… — Знаешь, кстати, что он сильно болеет? — Сильно? — встрепенулась Учиха. — Уже?! — Что значит уже? — Ну, когда мы работали вместе, всё было в порядке, — замялась Такара. — Прошёл всего год… — Не знаю уж, как там было, но сейчас дела плохи. Однажды разбудил меня кашлем. Я пришёл к нему и смотрю — все салфетки в крови. Спросил, что с ним такое, но Итачи-сан не ответил. Я думаю… — начал Кисаме, но замолчал, вдруг наклонился к Такаре и перешёл на шёпот, зачем-то скрываясь от звона стаканов и возгласов шумных компаний. — Я думаю, он умирает. Девушка ощутила, как по телу прокатились мурашки, а на спине выступил пот. До предполагаемой смерти Итачи оставалось ещё несколько лет. Неужели он уже задыхался от страшной болезни? Неужели будет страдать годами, еле стоя на ногах? Неужели уже слишком поздно что-либо делать, если ему вообще возможно помочь? — Нужно что-то придумать, — пробормотала Учиха себе под нос. — Уже… — Нужно, Такара-чан. Ты поговори с ним как-нибудь осторожно, только меня не сдавай. — Поговорю, — пообещала Такара в ответ на нелогичную просьбу и посмотрела в глаза компаньона. Он ведь тоже должен был умереть. Одно дело — наблюдать с позиции зрителя, а совершенно другое — стать непосредственным участником действий. Сидеть в кабаке с Хошигаки Кисаме и его самехадой под общим знаменем облаков, пить саке и осознавать, что ему предстоит неизбежная гибель. Поразительно бодрый, живее многих живых, полный энтузиазма и сил, бывший мечник был обречён, если никак не вмешаться. Что вообще она могла сделать, липовый шиноби без сил? Девушка ощутила накатившую безысходность. — Кисаме-сан, могу и я вас кое о чём попросить? — Конечно. Что хочешь? — Обещайте не умирать за Акацуки, — сказала Такара, не сумев удержать свой порыв под воздействием алкоголя. — Такара-чан, ты чего это? — нахмурился Хошигаки. — Умирать-то я точно не собираюсь. — Просто пообещайте, — настаивала Учиха. — Я на слово вам поверю, знаю, что вы ненавидите ложь. Не выйдет у нас мира без боли, это не стоит таких страшных жертв. — Не знаю, о чём идёт речь, но бог с тобой, — озадаченно почесал нос Кисаме. — Чёрт его знает, что видит этот ваш Шаринган. Обещаю, Такара-чан, не умру. Только ты тоже давай… Не надо. Ты поняла. — Да, Кисаме-сан. И я обещаю.***
Отступники вернулись в убежище ближе к утру, когда восход солнца уже обещал новый день. — Где вы были? — спросил Итачи, который почему-то не спал — сидел на ветхой лавочке рядом с домом. А может, уже проснулся. «Ещё один». — Пили, Итачи-сан, — уже не так бодро ответил Кисаме, зевая. — Я спать, утром меня не будить! А, ну вот уже утро… Наёмник двинулся прямиком в страну грёз, а Такара осталась снаружи, встретившись взглядами с братом. Лучше возможности представиться не могло, и девушка мысленно поблагодарила саке, вовремя придавшее смелости. «Готовься, Итачи. Нас ждёт непростой разговор».