Колесо Фортуны

Самуэль остаётся ночевать на диване. До утра мы смотрим комедии и опустошаем мой бар и холодильник. Просыпаемся, естественно, неприлично поздно и завтракаем хлопьями из бумажной упаковки с изображением радужного единорога. Панси убьёт меня. Эта коробка стоит на полке на случай экстренных ночёвок на моём диване, когда пороги её квартиры оббивает очередной неумелый кавалер. Думаю, она бы изменила своё мнение о Самуэле, если бы увидела, как он подсыпает её сахарные хлопья себе в молоко. — Родители всегда покупают мне такие, — Самуэль резко замолкает, услышав короткий звонок в дверь. — Вы кого-то ждёте? — он вытягивается в струну, поднимаясь на ноги. — Не так рано, — я нахмуриваюсь. — Я открою. Подожди здесь. Поттер стоит на пороге, покручивая в пальцах ручки чёрного бумажного пакета. Гриффиндорец одет в безупречный классический костюм, и, если бы не Самуэль на моей кухне, боюсь, моё лицо уже было бы на уровне его ширинки. — Привет, — он притягивает меня к себе за талию и смотрит в глаза. — Я принёс тебе подарок. — Поттер… — я мягко упираюсь ладонями в его грудь. Его мышцы напрягаются под моими пальцами. От Поттера пахнет ветивером — как в тот самый день в Министерстве. Я едва могу стоять на ногах. — Я соскучился, — его губы шарят по моей шее, и мой член предательски звенит, отзываясь на каждый его поцелуй. — Поттер… — снова повторяю я. — Пожалуйста, не сейчас. — Не сейчас? — он фыркает в изгиб моей шеи, — А когда? — Драко? — тихий голос Самуэля, появившегося в дверном приеме, заставляет Гарри отстраниться от меня. Я чувствую внезапно нахлынувшее разочарование. — Здравствуйте, — Самуэль едва склоняет голову, и Гарри делает то, что я ожидаю от него в последнюю очередь — подается вперёд и пожимает его руку. — Я наслышан, — гриффиндорец улыбается. — Рад знакомству. Я неловко жмусь к стене. Шея всё ещё горит от его поцелуев. — Простите, я собирался уходить, — Самуэль переводит взгляд с Гарри на меня и обратно. — У меня смена. — Конечно, без проблем, — гриффиндорец пожимает плечами. — Дам вам попрощаться, ребята, — он салютует нам козырьком ладони и исчезает в моей гостиной. Я коротко пожимаю руку Самуэля на прощание и, закрыв дверь, спешу за Поттером. Желудок сжимается. Неприятное предчувствие сковывает легкие. Я считаю до пяти прежде, чем войти в собственную гостиную. — Что ты так смотришь? — Гарри устроился в кресле, уложив руки по подлокотникам. — Хотел, чтобы я врезал ему за то, что он трахает тебя? Я качаю головой. Конечно, нет. Я не хотел, чтобы Самуэль пострадал. Но, тем не менее, ждал реакции. Крохотного жеста, без слов говорящего «мне не всё равно». — Он милый, — он усмехается куда-то в сторону. — Может, стоит отбить его у тебя? О, я уверен, у этого мальчика рабочий рот. Что скажешь? Я чувствую, как начинаю задыхаться. Внезапная вспышка ярости бьет по переносице, отдаваясь привкусом железа во рту. Поттер не спускает с меня глаз. — Шучу, — он поднимается из кресла и вальяжно шагает ко мне. — Я предпочитаю блондинов. — Он тоже, — бросаю я. — Закрой рот, пока я не заставил тебя это сделать, — внезапно всё веселье исчезает с лица экс-гриффиндорца, подобно слетевшей маске. — Не видишь, как, блять, сильно это меня раздражает? — его пальцы сжимают мою челюсть, заставляя посмотреть в глаза. Я не понимаю его. Не понимаю, что у него в голове. — Раздевайся, — он отталкивает меня. — Быстро. Это не просьба. Я смотрю на него исподлобья. Он выбрал совершенно неподходящий момент. Демонстративно застёгиваю верхнюю пуговицу на рубашке — прямо под горлом. Поттер выгибает бровь. Я сжимаю челюсть. — Господи, не делай такое лицо, будто я насиловать тебя собрался, — он небрежно бросает мне в руки пакет. — Вот. Примерь. Я впиваюсь взглядом в содержимое, и моё сердце пропускает удар. Клянусь, я готов узнать эту изумрудную ткань из десятка миллионов других. Поттер снова опускается в кресло. — Это… — я смотрю на него. — Да, — отрезает он. — Не спрашивай, где я её достал. Посещение «Твилфитт и Таттинг» было строго обязательным пунктом в списке моих школьных покупок. Родители покупали мне там пижамы с самого рождения — я до сих пор помню те колдографии у рождественской ёлки в пижамке с вышитыми золотыми снитчами. С возрастом я, конечно, пришёл к более лаконичному дизайну, но крохотную вышивку на рукавах оставил. На память. А потом магазин закрылся. Во времена войны портной тщательно скрывал свою личность, чтобы избежать нападков со стороны Пожирателей. Но война закончилась, а «Твилфитт и Таттинг» так и не восстановили. Я сжимаю прохладную ткань в пальцах. Не думал, что когда-то она снова окажется у меня в руках. — Она зачарована… — начинает Гарри. — … на благоприятные сновидения, да, — с улыбкой заканчиваю за ним фразу. У хозяина лавки была особая формула — если бы не эта пижама, то на шестом курсе мне бы так и не удалось заснуть. Зелья и травы давали только временный эффект. Нетерпеливо раздеваюсь и набрасываю рубашку на плечи. Магия обволакивает меня, и губы против воли трогает улыбка. Я снова чувствую себя безмятежным подростком — тем самым, что бродил с матерью по Косой Аллее, опустошая семейные счета. Тем самым, что ещё не познал вкус предательства и разбитого сердца. — Повод? — вскидываю на Гарри недоверчивый взгляд. — Трахнуть тебя собирался, какой ещё у меня может быть повод, — он задумчиво чешет подбородок, скользя взглядом по моим обнаженным бёдрам. — Необязательно было так тратиться, — я сажусь к нему на колени. — Я бы дал тебе за бутылку вина и пачку сырных крекеров. — Вино дорогое? — он крутит пуговицу рубашки в пальцах. — Сиклей десять*, — отзываюсь я, и Гарри растягивается в улыбке. Я наклоняюсь и накрываю его губы своими. Гарри не отвечает, но едва приоткрывает рот, позволяя мне поцеловать себя. Я знаю, он злится. И, конечно же, это не должно мне льстить, но, тем не менее, я испытываю детский восторг всякий раз, когда мне удаётся вывести его из душевного равновесия. Он в самом деле такой чертовски сексуальный, когда раздражён. — Спасибо, — шепчу ему в губы. — Ты счастлив? — спрашивает Гарри. — Что? — Ты счастлив с ним? — его пальцы причёсывают мои волосы. — Знаешь, если этот пацан делает тебя счастливым, нам стоит быть осторожнее. Слова готовы сорваться с губ, но я молчу. «Это ты, Поттер. Это всё ты. Ты делаешь меня счастливым». Твоя близость, твои прикосновения, твои поцелуи, твои необдуманные поступки. То, что ты откопал эту пижаму неизвестно где и непонятно как узнал мой размер. То, что на шелковых рукавах сияют два вышитых золотых снитча. То, что ты вернул меня в детство. То, что ты никогда и ничего не ждёшь взамен. Я должен признаться. Должен сказать, что между мной и Самуэлем ничего нет и никогда не будет. Это невозможно, пока Гарри Поттер рядом, а своей ложью я только и делаю что причиняю боль нам обоим. — Гарри… — несмело начинаю я, перекидывая ногу через его бедро. — Я ухожу через десять минут, — он смотрит на часы. — Что? — все слова вдруг выветриваются из головы. — Если бы я хотел произвести на тебя впечатление, то пришёл бы в плавках, а не в костюме, — Гарри поправляет галстук и тихо смеется. — Меня отправляют в срочную командировку от Министерства. Сегодня. — Надолго? — я не вполне уверен, что готов услышать ответ. — Две недели, — отвечает он и заглядывает мне в глаза. — Расстроен? — Мне всё равно, — я поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь к нему спиной. Глаза начинает щипать, а горло дрожит. Не хочу, чтобы он смотрел на это. Я не должен так реагировать. Не понимаю, что со мной такое. — Зачем ты тогда пришёл? — мой голос срывается, и я проклинаю себя за это. — Хотел увидеть тебя, — его пальцы касаются моего плеча. — И передать подарок. В конце концов, теперь я чувствую ответственность за твой крепкий сон, а раз уж у меня две недели не будет возможности хорошенько тебя уложить… — Меня уложит Самуэль, — огрызаюсь и отхожу в сторону. Я ненавижу себя. Ненавижу его. Ненавижу эту командировку и это проклятое Министерство. Всего мгновение назад меня разрывало от счастья, а сейчас я настолько зол, что готов разнести квартиру в щепки. Я чувствую потребность сделать ему больно за то, что он ранил меня. За то, что он бросает меня здесь одного, несмотря на то, что у него нет выбора. Потому что я не видел его всего два дня, и это снесло мне крышу. За две недели я окончательно отъеду. Мы смотрим друг на друга. Я вижу, как гаснет блеск в его глазах. Гарри сжимает челюсть и делает шаг ко мне. — Делай, что хочешь, — произносит он. — Но я вернусь из командировки и трахну тебя так, что ты забудешь о двух неделях третьесортного секса с этим мальчишкой. Его губы исследуют мою шею, и я задыхаюсь, вцепляясь в его пиджак, как в спасательный круг. Если бы у нас было ещё хоть немного времени… — Мне пора, Драко, — он целует меня в губы — последний раз, на прощание. Я зажмуриваюсь, когда он отпускает мою талию и отходит к двери. Каждый его шаг отдаётся в висках подобно выстрелу автомата Калашникова. — Поттер, — я окликаю его у двери, но не поворачиваюсь. Губы движутся, словно чужие. — Я буду скучать. И ждать тебя. Ждать.