Мой Джон Сноу

Когда я разлепила веки, я поняла, что лучше бы этого не делала. Голова была как бубен, во рту — кака, ломило в все тело и особенно болела правая рука. Я поднесла ее к глаза — костяшки были содраны... Е*т, я вчера кому-то врезала, надеюсь, не Джону.... Ой, б*я, это же он привел меня, а дорогой я блевала... Убейте меня здесь, пожалуйста! Но карту и самородок я ему отдала, это единственный хороший момент... Клара принесла воды, я попросила порыться в очаге, найти хорошо прогоревший остывший уголь, растолочь и высыпать в стакан с водой. Пока мы это проделывали, в дверь постучали и вошла Санса. Ну что ж... Я это вполне заслужила... — Миледи! Я бы встала, но голова кружится. — Да, я слышала о вашем... приключении с одичалыми. О, нееет... Наверное уже знает весь замок... — А что это такое? — Это уголь, миледи Санса. Он помогает вывести из желудка... последствия излишнего возлияния. — Хм. Скажу Джону, пусть тоже выпьет. — А что с его милостью? — Он вчера зачем-то последовал вашему примеру. Они с этим Тормундом пили почти до утра, — Санса недовольно наморщила носик. Вот это новости! — Джон мучается головой и... не покидает свои покои. Тоже блюет. Однако. — Он просил меня узнать, как вы, поэтому я зашла. И еще передать ваш инструмент. — О! Вы очень добры и любезны, миледи. Джону все еще есть до меня дело, после моего вчерашнего позора?! Тошнило меня сильно, я дважды пила уголь и обнималась с тазиком. Заставила себя поспать еще пару часов. Потом умылась, выпила горячего бульона и заставила себя выйти во двор. Буду тренироваться без Бриенны. День клонился к вечеру, а я набегала кругов тридцать, выгоняя с потом токсины. Потом решила поупражняться с луком. Выходило у меня пока не особо, да и руки сегодня тряслись, чего уж... Но было что-то особенно кайфовое именно в стрельбе из лука. Вот это натягивание тетивы, прицел, потом — в-ж-ж-ж-х... Я не заметила, как кто-то подошел сзади, слишком башка болела и в ушах все еще шумело. — Вы позволите, я покажу, как надо держать руки? — я услышала его голос, но не смела посмотреть, я бы расплавилась от стыда. Что он тут делает?!!! Он подошел ближе, почти вплотную. О, боги! Показал, как выгнуть локоть и взял лук левой рукой поверх моей, а правой помог сильнее оттянуть тетиву, тоже держа свою руку поверх моей. — Вот так. А теперь задержите дыхание. Подумайте о цели, сосредоточьте все свои чувства... на стреле. Отпускайте на выдохе... Мне показалось, что его голос был хриплым или это с похмелья? Стрела ушла в середину мишени. Не в яблочко, но уже хорошо. А он почему-то все еще держал лук со мной. Потом как будто спохватился и отошел на шаг в сторону. — Отличный выстрел! — Благодарю, ваша милость. — Почему вы отворачиваетесь? — Пытаюсь не дышать на вас своим перегаром. Он изумленно на меня уставился, потом рассмеялся и схватился за голову, поморщившись. — О-ох! Ваш уголь помог немного, но Тормундово пойло... — О, я слышала вы вчера решили не отставать. Он снова посмотрел мне в глаза. Куда меня несет, черт подери! Но он опять рассмеялся. — Я очень вам благодарен, леди Джейн, за то, что вы для меня делаете. Я по-прежнему не понимаю, как вы здесь оказались, но не исключаю, что вас нам послали боги. — Я и сама не очень понимаю, ваша милость, но сделаю все чтобы помочь в вашей войне и... Он улыбнулся. — Вы не могли бы составить мне кампанию завтра после полудня? Мне нужно немного проехаться по окрестностям. — Хорошо, ваша милость. — Я еще вчера хотел спросить вас о том, что вы упоминали в нашем первом разговоре. Для этого я искал вас. — Мне очень стыдно за мой вчерашний вид и поведение. Я изрядно наговорила лишнего, простите... Эта девушка каким-то непостижимым образом снимала с его сердца слой за слоем, плиту за плитой все то, под чем он его давно похоронил. Самым первым слоем были гнев и чудовищная боль. Они затопили его сознание из-за той красивой вообще-то песни. И пела она ее очень искренне. Но тогда Джон был ослеплен тем, чего раньше долго не позволял себе чувствовать. Те злые слезы на колючем ветру помогли ему примириться с чудовищными событиями окончания его Дозора... Он еще много дней ходил сам не свой. Мало говорил с сестрами и избегал увидеть ее. Она поднимала в нем столько чувств, с которыми он был не готов встречаться. Он много тренировался с мечом в эти дни, поздно вечером, чтобы не столкнуться с Арьей, Бриенной и... с ней. Он знал что они тренировались на рассвете. Джон выплескивал свою ярость и горечь. Постепенно они отступали. Он принял, что произошло чудо, он действительно был за гранью, и вернулся. Что-то или кто-то его вернул. Мелисандра или Старые боги. Но его вернули потому что он был важен, и он должен был сделать что-то. И как всегда Джон ответил себе, что это долг. Долг защитить людей, остановить Смерть и Ночь. Чувство долга сопровождало его всю жизнь. И к нему примешивалось еще одно чувство — желание одобрения отца. Именно стараясь заслужить его Джон всегда возлагал на себя повышенную ответственность. Одобрение, признание того, что его жизнь — не досадная ошибка, следствие короткой похоти или даже постыдного увлечения, постыдного для лорда, давшего обеты молодой жене... А если она и была ошибкой, его жизнь, то хотя бы заслужить и оправдать свое существование... Он впервые позволил себе открыто гневаться и злиться. Он не был виновен в обстоятельствах своего зачатия и рождения. Он просто по-детски хотел жить, радоваться и быть любимым. Но он был лишен этого. Он делал все, чтобы спасти людей. А ему отплатили подлым убийством. Но еще он понял, что так платят многим за их дела и честь. Например, его отцу и тому же лорду-командующему Мормонту. Они точно не заслужили предательства. Его вообще нельзя, заслужить. Оно может настигнуть и последнего проходимца, и бастарда, пытающегося своими подвигами оправдать свою жизнь, и благородного лорда и даже короля. Ему стало чуть легче дышать. Он сделал все, что мог. Всегда можно думать, что ты или кто-то другой могли сделать больше и лучше. Но он бы сделал все точно так же, вернись он назад. Разве что, кольчугу не стал бы снимать... Ему не давало покоя еще кое-что. Во время игры лиц с Арьей леди Джейн обмолвилась о его происхождении. И в песне она пела в конце, что он не бастард с клеймом позора и даже не сын своего отца, кажется. Но как это может быть? Джон был намерен поговорить об этом в тот вечер, когда нашел ее с Тормундом. Следующий день был ясным и слегка морозным. Мы выехали за ворота замка в сопровождении десяти всадников и огромного белого лютоволка. Я видела его впервые. Призрак был просто завораживающим. Пока выводили лошадей он подошел ко мне. Я напряглась, ибо был он мне по пояс в холке. Но Джон был рядоми и смотрел спокойно и заинтересованно. Внимательные глаза цвета спелого граната изучали меня, черные влажные ноздри трепетали, как и я, старясь не подавать вида, что боюсь. Потом он легонько толкнул мою руку носом, а я в порыве какого-то безумства, дотронулась до его головы. Он был теплый и очень мягкий. От него исходила чудовищная сила и... мудрость. Лютоволк еще раз втянул носом воздух, коротко глянул на своего хозяина и потрусил к распахнутым воротам. Я искоса поглядывала на покачивающегося в седле Джона, гадая, о чем он думал, и что принесет эта поездка. — Я слышал немного из того, что вы пели Тормунду. Споете как-нибудь их мне? — Эти песни не доведут до добра, ваша милость. — От чего же. Песни удивительные, берут за душу, и поете вы чудесно, миледи. Я посмотрела вдаль, зажевав губами довольную улыбку. Мы въехали в Волчий лес, звуки топора и пил были слышны издалека. Свежая вырубка пахла хвоей, снегом и надеждой. Слышались бодрые выкрики и иногда брань, куда ж без нее на лесоповале. К нам, вернее к Джону поспешил полноватый шустрый человек. — Ваша милость! Сегодня сделали еще триста стоунов, пока кругляком, все разом повезем... Джон спешился, хотя мог бы царственно выслушивать доклад управляющего с седла. Чуть заметно улыбнулся мне и пошел рядом с ним к рядам палаток и навесу, под которым ровными штабелями были уложены неоструганные бревна. Я тоже соскочила вниз, отдав повод одному из сопровождавших. Еще неглубокий снег хрустел под ногами. Я решила обойти делянку, а не плестись за королем. Работали слаженно, бросали удивленные взгляды на меня и озабоченные на булькающий недалеко котел с похлебкой. И правда, что делать леди на вырубке, если только она не хозяйка, хотя кто их, господ, разберет. Издалека я видела, что Джон и управляющий подошли к группе отдыхавших рабочих. Они повскакали с мест и кланялись, я не слышала, что они говорили, но на лицах читалась искренняя благодарность. Джон был ко мне спиной, но я видела, что он похлопал парней по плечам и прошел с круглым управляющим к навесу, тот совал ему свиток, а Джон кивал. — Ваша идея сработала, миледи, — сказал он, когда мы снова были в седлах. — Ваша милость, идея без реализации стоит немного. Эти ребята казались довольными. Да и вы тоже, — я позволила себе легкую улыбку. — Я хотел бы показать вам еще одно место. Мы миновали небольшой мост через овраг и он жестом остановил всех, а мы вдвоем проехали чуть вперед. Догадка вспыхнула, как спираль новой лампочки: — Это то место, где... Джон усмехнулся в бороду. — Да, именно здесь мы с отцом обнаружили мертвую лютоволчицу, а я нашел Призрака. Сначала их было только пятеро. Он отполз дальше всех и уже открыл глаза... Он замолчал. Подумать только, он привел меня сюда... — Ваша милость, я не знаю, что сказать, это место... так много, наверное, значит для вас. Он сидел неподвижно. Снежинки медленно опускались на широкий меховой воротник и покрывали темные волосы, стянутые на затылке кожаным шнурком, будто сединой. Он смотрел как бы сквозь картинку, туда в прошлое, когда Нед Старк, Робб и Рикон были живы, а он полон надежд, несмотря на свое положение... А потом повернул голову и посмотрел на меня. — Зовите меня Джон, прошу вас. Я задохнулась и не нашла, что ответить. А он будто собрался с духом и спросил: — Что вы знаете о моей матери? Вы обмолвились в первый день вашего пребывания у нас, что мы вам не поверим... Но другие ваши слова подтвердились. Я вижу, что вы искренни и желаете помочь. Я даю слово, что мое доверие к вам не изменится, что бы вы мне ни рассказали, леди Джейн. Я сглотнула. — Ваша милость, — он прищурился, — Джон... об этом стоит говорить только там, где нас никто не сможет услышать. И где больше вероятности, что вы поверите мне, потому что никто не посмеет там лгать. В Богороще. Я еще не имела чести бывать там. Окажите мне любезность, покажите это священное место. Он пристально посмотрел мне в глаза, слегка кивнул. Путь до замка прошел в молчании. Мы отдали лошадей конюхам и он пригласил меня следовать за ним, махнув стражникам, чтобы отдыхали. Трудно найти достойные слова, чтобы описать это место. Воистину, человек у которого есть сердце и мозги не станет здесь лукавить. Полное ощущение, что на тебя смотрит нечто старое и огромное, как мир. — Здесь любил бывать мой отец. Он находил здесь покой и, наверное, ответы на свои вопросы... — Вряд ли вам подарит покой мой ответ на ваш вопрос... По крайней мере... не сразу. Я постаралась набрать побольше воздуха. Хорошо все равно не получится. — Эддард Старк не был вашим отцом. — Но он сам сказал мне... — Что вы — его кровь. И это правда. Вы — больше Старк, чем кто-либо из его сыновей. Север в вас очень силен, и это спасло вам жизнь. Это было видно всем, и тем легче было ему выдать вас за своего бастарда. Но вы никогда не были бастардом, ваша милость. Нед Старк растил вас как своего сына. И жил всю жизнь с горечью, что обрекает вас на незавидное положение, а себя на вечную вину перед женой. Но это была цена за вашу жизнь. Он был вашим дядей и дал слово вашей матери перед ее смертью, что защитит вас. Ваша мать — прекрасная и благородная Лианна Старк, его любимая сестра. А ваш настоящий отец — принц Рейегар Таргариен. Джон застыл, распахнув свои темно-серые, как валирийская сталь глаза, которые при этом свете казались слегка даже фиолетовыми. — Он встретил Лианну на турнире в Харенхолле и полюбил настолько, что решился ее увезти. А Лианна полюбила его так сильно, что сбежала с ним. Верховный септон расторг его брак с Элией Мартелл, они оба были несчастны, и он хотел отпустить ее, а затем тайно обвенчал ваших родителей. К тому же Рейегар грезил пророчеством о принце, что был обещан, и желал вашего появления, как никого из своих старших детей. Ваш дядя Бенжен помог Лианне бежать, он тоже знал вашу тайну. А еще Хоуленд Рид, он был тогда вместе с лордом Эддардом. Все они поклялись сохранить ее, потому что король Роберт не мог принять, что Лианна сбежала от него, он не верил, что она была с принцем Рейегаром добровольно и по любви и объявил, что тот похитил и насиловал ее. Его лицо пылало, он, не отрываясь, глядел на меня. — Вы появились на свет в Башне Радости. Где и нашел вас и умирающую Лианну ваш приемный отец. Если бы ваш дед, безумный король Эйерис не сжег вашего дядю и второго деда — Рикарда Старка, и не потребовал у Джона Аррена выдать Неда и Роберта, может быть, и не началась бы война. И вы бы росли в Красном замке и воспитывались, как принц... Ваш брат Эйгон и малышка-сестра Рейенис были убиты по приказу Тайвина Ланнистера. Роберт охотился за младшими детьми короля Эйериса в Эссосе — Визерисом и Дейенерис, которая родилась уже после восстания. И он убил бы вас, если бы только заподозрил, кто вы. Потому что вы — прямой и законный наследник Железного Трона, истинный король с первой секунды жизни. И сын родителей, которые любили друг друга и вас больше жизни, и которые гордились бы вами. — В это невозможно поверить... Мой отец не мог быть лжецом... Нед Старк не мог так со мной поступить! Зная, кто я, позволять всю жизнь думать, что я бастард — плод слабости и позора! Позволить мне уйти в Ночной Дозор, так ничего и не сказав! — О, Джон, дышите. Это все чудовищно! Это невозможно понять и принять сразу. Но вам и не нужно принимать решение сейчас. У вас есть выбор, что делать с этой тайной. Просто дайте себе время все обдумать и почувствовать. — Но как можно подтвердить, что это правда?! — Подтвердить это могут только трое из живущих. Ваш друг Сэмвелл Тарли может найти записи верховного септона о повторном браке принца Рейегара. Ваш брат, кузен, Брандон стал древовидцем. Он видит все, что происходило и происходит. Он знает все, не то что я. Но он сейчас где-то далеко за Стеной и, вероятно, в смертельной опасности. И, как я говорила, Хоуленд Рид. Но он не покидал своего замка, с тех пор, как вернулся сюда с лордом Эддардом. Он знает тайну, и, возможно, у него есть какие-то материальные доказательства... Джон, держитесь. Вы справитесь. Мне очень хотелось его обнять или взять за руку, но я не решалась. А он стоял, сжав кулаки и, подняв лицо к белому небу, с которого падал уже крупный снег. — Он ничего мне не сказал... Ничего не сказал... Моя мать... Я всю жизнь мечтал узнать хоть что-то о ней, она снилась мне... — О, Джон... — я, сама не знаю почему, осмелилась взять его за руку. В горле стоял комок. Он резко опустил голову и уставился на меня. — Простите... ваша милость, — я отдернула руку, — я... сопереживаю вам всем сердцем. Это все действительно... Но Джон вдруг сам взял мою руку в свои, я вздрогнула. — Спасибо вам, Джейн! Никто и никогда не принимал такого участия в... Даже мой... отец и дядя ничего не сказали мне, провожая в Ночной Дозор, даже не намекнули! Мне действительно трудно в это все поверить и осознать. Но я благодарен вам! Внезапно он нагнулся и поцеловал мою руку, хоть она и была в перчатке. У меня глаза, наверное, полезли на лоб. Я не нашлась, что ответить, просто молча смотрела на него, а он на меня. На ветке каркнул ворон. Джон очнулся: — Нам следует вернуться в замок, уже темнеет. Позвольте вас проводить, — он положил мою руку на свой локоть. Дорогой никто из нас не проронил ни слова. А когда мы подошли к внутреннему двору, он проговорил: — Теперь вы благополучно доберетесь к себе. А я оставлю вас. Доброй ночи. И, не дожидаясь моего ответа, быстро пошел в сторону плаца. Я смотрела в его удаляющуюся спину. Вот он и знает. Что он будет теперь делать с этим знанием? Не сделала ли я все еще хуже, чем было? Я пришла в свои покои на ватных ногах и с бешено колотящимся сердцем. Да, он теперь знает, кто он такой. И ему должно быть легче принять Дейенерис, больше времени свыкнуться... Но сколько же боли было в его глазах! Сколько же лет он страдал. И как он смотрел на меня, когда поцеловал мою руку... Так стоп! Я стала бить себя по щекам. Еще не хватало влюбиться! Я рухнула на кровать и завыла, в подушку. Снег падал ему на лицо крупными хлопьями. Он таял, и Джон надеялся, что за ним можно будет скрыть слезы, если ему все же не удастся их сдержать. Они ничего ему не сказали! Никто из них! Они отпустили его в Дозор, зная, что, приняв клятвы, он никогда не сможет уже быть тем, кем рожден. Даже если узнает... Мама... Ей все же было не все равно, она любила его, и любила его отца... Они обещали поговорить о ней. Каждый из них. Но собирались ли они сдержать слово? И стало бы ему легче, узнай он тогда, что он принц, а не бастард? Принц, неосознанно отрекшийся от короны и даже семьи, надев черное? Он никогда не мечтал о короне, не считая обычных мальчишеских грез о королях и героях, он хорошо знал свое место. О! Ему не давали его забыть ни на один день! Он мечтал только узнать о матери... Хотя бы несколько слов! Хотя бы, что она не была шлюхой или случайной подвернувшейся крестьянкой! Вдруг он почувствовал, что кто-то взял его за руку... Он забыл, что он не один. От ее руки шло живое тепло. Он давно не чувствовал ничего подобного, хотя нет... Похожее ощущение было, когда ему пришлось подхватить ее на руки тогда, в первый день. Но леди Джейн сразу смутилась и убрала руку. Наверное, он напугал ее своим бешеным взглядом. Она стала что-то сбивчиво объяснять, а Джон не мог отвести глаз от ее смущенного лица. — Простите... ваша милость, — почему так резко и неприятно слышать снова это официальное обращение... Ему было намного приятнее слышать, как она зовет его по имени, — Я... сопереживаю вам всем сердцем. Это все действительно... О, боги! Никто и никогда так не сопереживал ему... Он сам взял ее руку. — Спасибо вам, Джейн! Никто и никогда не принимал такого участия в... — его переполняла нежность и благодарность, — Даже мой... отец и дядя ничего не сказали мне, провожая в Ночной Дозор, даже не намекнули! Мне действительно трудно в это все поверить и осознать. Но я благодарен вам. Не в силах сдержать порыв, он нагнулся и горячо поцеловал ее руку. Она распахнула глаза, и Джон утонул в них. Прошло несколько мгновений, прежде чем он заставил себя оторвать взгляд. На богорощу спускались сумерки. Кроваво-красные листья огромного чардрева шумели над их головой. Падал крупный снег. Большой черный ворон каркнул на ветке, расправил крылья и полетел прочь. — Нам следует вернуться в замок, уже темнеет. Позвольте вас проводить. Джон положил ее руку себе на локоть. Меньше всего он хотел бы сейчас ее отпустить. Они шли к главной башне, а в мыслях Джон проживал самые горькие воспоминания, самые отчаянные минуты, когда он изнывал от неизвестности и незаслуженного им позора. Станет ли ему теперь легче? Правда была чудовищной. А в том, что это правда, Джон уже не сомневался, но все же не мог так сразу ее принять. От ее руки струилось то же нежное тепло, и оно единственное почему-то в те минуты ощущалось как надежда. Они подошли к донжону. Джон больше не мог сдержать все, что кипело в его душе. Ему нужно было остаться наедине с собой, хотя он не был уверен, что не хотел бы, чтобы она осталась рядом в этом его смятении. Но на это было немыслимо. Он вздохнул прерывисто: — Теперь вы благополучно доберетесь к себе. А я оставлю вас. Доброй ночи. Скорее прочь! О, боги, за что вы со мной так?!