Мой Джон Сноу

Мы поднялись на корабль с рассветом. Теперь было время на отдых и на раздумья перед предстоящими переговорами, которые обещали быть весьма сложными. Джону нужна армия против Ходоков и драконы, Дейенерис нужна его присяга и верность... Выспавшись, я вышла на палубу проветрить мысли. Было глубоко за полдень, скоро должно было начать темнеть. За кормой бились грязные волны, воды в Пасти были мутные от песка и глины. Белая Гавань осталась позади, мы должны пройти мимо Сестер, обогнуть Персты и, пополнив запасы в Чаячьем городе, прибыть на Драконий Камень. Палуба пахла просоленным деревом и предстоящими тревогами. Какое-то время моим спутником был только зефир. В смысле ветер с запада, наполнявший наши паруса, хотя от сладкого я бы сейчас, наверное, не отказалась. Наверх поднялся Джон и встал рядом. — Надеюсь, вы благополучно и удобно разместились и вам удалось отдохнуть? Я кивнула: — Да, благодарю вас, Джон. Каюта удобная и теплая, все необходимое у нас теперь имеется. — Джейн, — он тяжело вздохнул, — я хотел бы еще раз попросить прощения, что втянул вас в эту авантюру. Но вы правда мне нужны, вы... — Это было разумно и необходимо. Я постараюсь быть вам полезной, как смогу, вы это знаете. Если позволите, я набросала несколько схем возможного развития событий... Их еще нужно доработать, а потом я вам их представлю. Полагаю, хорошо бы заранее обсудить несколько возможных линий переговоров. — Безусловно. Но позвольте мне сначала высказать вам искренне восхищение и благодарность! Помимо всего, вы так мужественно держались в пути. Я слышал жалобы даже от солдат, но не от вас. Я поражен вашей стойкостью. Я... Джон вдруг положил свою руку на мою. Меня будто обдало кипятком, а следом ледяной водой: это была уже не рука для опоры или поддержки, это... — Благодарю вас! Это, по правде говоря, было не просто, — я поторопилась его прервать и высвободила руку. Джон посмотрел на меня долгим взглядом. — Надо полагать, — он улыбнулся и вздохнул. — Как вы думаете, что нас ждет? Я пожала плечами: — Сложные переговоры? — Да уж... — Могу я спросить? — Да, конечно, все, что угодно... — он буквально прожигал меня глазами и был явно настроен как-то не на дипломатию. Я отошла на полшага в сторону. В его взгляде промелькнуло болезненное выражение. — Какие у вас есть соображения, что вы сами полагаете делать дальше... на переговорах с королевой Дейенерис? Он снова вздохнул и уставился за борт. — Она хочет мою присягу, но мои знаменосцы хотят независимости Севера. Мне нужны ее войска и драконы, но она хочет Железный Трон... который по праву рождения должен быть моим. Эту карту, скорее всего, и придется разыграть. Но лишь в крайнем случае. Я хотел бы сохранить эту тайну от всех, кроме сира Давоса. Он мой десница и должен знать такие важные сведения, которые могут нас спасти или, напротив, все обрушить. Он очень мудрый советник, храбрый и добрый человек... Думаю, вы понравитесь друг другу. — Вы говорите о нем почти как о своем отце... Ой! Простите, Джон, мне не стоило упоминать... — Все в порядке. Моему отцу, Неду Старку, которого я всю жизнь считал отцом, вы бы тоже, несомненно, понравились. Принца Рейегара я совсем не знал... Но, говорят, он тоже любил петь, так что... Джон повернулся ко мне с улыбкой, звучало все очень двусмысленно. — Свою мать Лианну я тоже не знал. Но много про нее слышал. Мне кажется, вы даже чем-то похожи на нее... Она тоже любила верховую езду, стрельбу из лука и бой на мечах... — он был в потоке своих мыслей и дорогих образов, искренне улыбался, я редко видела его таким, но я боялась продолжения, — и была, как говорят, очень красива... У нее тоже были темные длинные волосы и серые глаза, правда, ваши иногда кажутся голубыми... Он так смотрел на меня, будто хотел поцеловать. Собрав все самообладание, которое, казалось, уже давно рассыпалось по палубе, я произнесла, закрыв глаза: — Джон. Остановитесь. Наш разговор зашел совсем не туда, куда мы хотели. Джон отшатнулся, будто она плеснула ему в лицо водой. Помолчал несколько ударов сердца, а потом смог проговорить уже довольно сдержанно: — Прошу прощения, я задумался, — и размечтался, добавил он мысленно, Джейн явно не была настроена поддерживать разговор в подобном ключе. Безумный глупец! О чем ты начал говорить? Чего чуть было не сказал?! Ты не можешь сейчас об этом думать, не можешь распоряжаться ни своей рукой, ни своей судьбой. Она принадлежит твоей цели. Ты выставил девушку и себя в таком неловком свете, что... Джон глубоко вздохнул и сжал перила до того, что побелели пальцы. Она смотрела в сторону. Идиот! — Мы говорили о сире Давосе... — наконец, собрался с мыслями он. — Я не знаю, позволят ли нам увидеться до разговора с королевой, но я постараюсь получить максимум информации и добиться возможности посоветоваться с ним. Если нужно, буду просить дать нам отдохнуть с дороги и прочее, прежде, чем озвучивать нашу позицию. — Я думаю, что это вполне разумный план, — она, казалось, все еще была смущена. — Джейн, а могу я спросить вас... — он старался говорить очень спокойным и ровным голосом, без страсти или трепета. Почти, — каковы ваши планы... после всего. Если... нам удастся отстоять себя в этих переговорах, если нам удастся победить в войне? — Думаю... многое будет зависеть от исхода... переговоров и войны. Вы пожаловали мне Дредфорт, там много предстоит работы, и многое можно сделать на пользу Северу, — она избегала его взгляда. — В любом случае я всегда готова быть с вами как ваш советник и... добрый друг. Почему ему стало так больно от этих слов?! Какие слова он ожидал услышать от нее, когда непонятно вообще, вернутся ли они живыми от драконьей королевы, даже не вспоминая о близкой войне?! Джон мысленно ругал себя последними словами за глупые надежды. Ту ночь он провел на палубе, молча глядя вдаль, и лишь с рассветом позволил сну его утешить. Придя в свою каюту, я разрыдалась. Он так говорил, что я понравилась бы его родителям, как будто... Может быть зря я его прервала? Или я себе все придумываю и выдаю желаемое за действительное? Нежелаемое. Нежелаемое! Он будет с Дейенерис! Мы причалим к Драконьему Камню, они увидят друг друга, а дальше... Он уже знает, что он — Таргариен если не по фамилии, то по крови. Значит, ему будет легче. Насчет фамилии, он еще не определился. У него должны быть свободные руки и как можно большее пространство для маневра. А ты подошла к нему уже слишком близко! Слишком близко... Я проревела полночи, а потом кое-как забылась сном. Дальше надо было как-то плыть, а бутылки Шеридана как в «Дне выборов» у меня не было... И напиваться себе позволить было нельзя. Я сгребла себя в охапку и вышла утром наверх. Я не знала, что можно поделать такого на корабле, но оделась как для тренировки. На палубе Джон давал урок молодому рыцарю, сиру Харланду, и одному из оруженосцев. Они нападали вдвоем, а он умело отражал удары и периодически доставал то одного, то другого в плечо или в ногу. Он был чудовищно красив в этой динамике силы и стали. Танец. Это был почти танец. Нахрена я вышла-а-а?! Но я взяла себя мысленно за глотку, придушила и затолкала как можно глубже все потекшие было слюни. Я стала наблюдать с интересом, постепенно подмечая удачные шаги и развороты рук. Я пока слабо понимала этот танец, но он меня пленил и завораживал. Когда они закончили, мужчины поклонились и поблагодарили Джона за урок. Он кивнул, выравнивая дыхание и слегка улыбаясь. И тут встретился взглядом со мной. Твою мать, у меня руки задрожали... Но если я сейчас отступлю, покажу смущение — я пропала. Я сглотнула, мысленно выплюнула сопли с сахаром, и шагнула нему. — Ваша милость, Джон, а можете дать урок мне? — он смотрел очень внимательно. Рыцари обернулись в удивлении от моей фамильярности и от странной просьбы. — Что ж, извольте,— он, наконец, вздохнул и улыбнулся. Джон отбивал удары двух противников, а сам все думал о ней. Он умел властвовать над своими чувствами, он научился делать выбор разумом. Он умел заталкивать порывы души очень-очень глубоко! Она вернула его к жизни. Она разбудила его душу и отогрела его сердце, и уже за это он был ей благодарен. Он не мог сейчас ничего ей предложить. Но если и она сама, как ему показалось вчера, не хочет большего, он примет это и будет ей другом. Но очень глубоко в душе он все равно позволит себе ее любить. Этого права никто не может у него отнять. Это будет его сокровище, его источник жизни. Но он больше ни словом, ни жестом не покажет ей этого, если только она сама не захочет или не даст повод. Да будет так! Учебный бой закончился, Джон кивнул рыцарям и увидел перед собой ее. Также в мужском тренировочном костюме, как в день его отъезда к Стене... Стоп! Вот и повод проверить свою выдержку. — Ваша милость, Джон, а можете дать урок мне? — какая же она храбрая: не шарахается, не избегает, а вот так, как ни в чем ни бывало... Может, ему все таки показалось тогда в бреду, и он преувеличил или вообще придумал ее чувства к нему?... Что же. Дружба так дружба! Она — прекрасный друг. — Что ж, извольте. Подайте нам деревянные мечи! — Бриенна дает мне затупленный турнирный. — Я — не Бриенна, миледи, — и я не прощу себе, если ненароком пораню вас, добавил он мысленно, — защищайтесь! И они начали двигаться. Это трудно было назвать боем. Это была скорее игра или... воровство. Он воровал прикосновения и взгляды и складывал их там, очень глубоко в душе, под слоями спокойствия и выдержки. Он будет хранить их, и они будут согревать его, когда станет совсем темно и холодно. Бриенна кое-чему все же успела ее научить, и однажды, задумавшись, он словил несильный удар по уху, тихо вскрикнул и удивленно взглянул на нее. А она взвизгнула, обрадовавшись: — Видите! Я смогла вас достать! — и тут же ее глаза стали обеспокоенными: — вам больно?! — какие глаза! Так никакой выдержки не хватит... — Без боли нет тренировки. Вы — достойный ученик, леди Джейн! А мне нужно быть внимательнее и перестать считать ворон, — он продолжил маневрировать и нападать. — Вы говорите, как Тормунд. Он сначала не понял, к чему тут Тормунд. А потом рассмеялся: он и забыл, что его тоже когда-то чаще звали вороной, чем иначе. Он смеялся во весь голос, опершись о колено и отпуская напряжение. Мы смеялись и снова были благодарны друг другу за исцеляющий смех. С тех пор так и повелось: по утрам он давал мне уроки, и я наслаждалась этим временем, когда можно было двигаться и смотреть друг на друга, сохраняя лицо в первую очередь перед самой собой. Наша симпатия текла ровно, а уж о чем каждый думал перед сном — было только его. Еще в этом плавании я полюбила вечера на палубе. В бочке жгли костер, а вокруг садились рыцари, их оруженосцы — здесь на корабле по-походному не делали особых различий рядом с источником так необходимого всем тепла. Мы много говорили и пели. Такие классические посиделки у костра. Они охотно слушали, грели вино со специями, и так мы коротали рано наступающие вечера. Часто и сам Джон приходил. Я даже смогла подобрать аккорды под пару ими любимых песен. Сама я избегала тех, которые вызвали в прошлом такой резонанс, а пела простое и понятное всем: «...В зеленых роханских полях На берегу реки мой дом. Отныне тихо будет в нем, В зеленых роханских полях. Мне не умыть лица росой, Не мчаться, встав на стременах За павшей в ковыли звездой В зеленых роханских полях» Такое им нравилась, беспроигрышный вариант для начала. В первый вечер таких посиделок, вспоминая нашу героическую дорогу, предупредив собравшихся благородных сиров, что контрабанда тут — иносказание, я спела: «В океане пути не находят суда, Затянулись дождем Пиренеи и Анды Нам такая собачья погода подходит как никогда: Мы везем контрабанду, мы везем контрабанду. Невозможно поверить, что было вчера, Как мы пили вино, принимая причастие. А сегодня уже на ногах без пятнадцати три утра Мы проверили снасти, давай, Давай присядем на счастье! Контрабанда мечты для беспокойных сердец, Что больны луной, что больны огнем. Что торопятся биться быстрей и быстрей!...» — Ваши песни столь необычны, миледи, — хмыкнул сир Роннел, поджарый рыцарь средних лет, уцелевший в мясорубке Речных Земель и чудом выбравшийся после Красной свадьбы, — никогда не слышал ничего подобного! — Верно, сир Роннел, это песни не мои, и я издалека. Но надеюсь, они вам не так уж неприятны? — Отнюдь, леди Джейн! Как вы могли подумать! — А спойте «В Чаячьем городе девушка ждет»? — попросил молодой рыцарь из дома Мейзинов. — Сир Харланд, я, к сожалению, ее не знаю. Может быть вы споете нам? Он немного смутился: — Она очень старая, но ее любит мой отец... Он, наверное, никогда не уезжал так далеко от дома и скучал, несмотря на жажду служить своему молодому королю и гордость, что его взяли для сопровождения... Он прокашлялся, отпил вина и запел: «В Чаячьем городе девушка ждёт, хей-хо, хей-хо! Жди и надейся, твой милый придет, хей-хо, хей-хо! За годы разлуки любовь наградит, хей-хо, хей-хо...» Песня была веселая, мы подпевали несложный припев и хлопали в ладоши. Горячее вино давало о себе знать, и, играя «Дороги», я вспоминала концерт «Мельницы» в Crocus City Hall в 2017-м, но так танцевать, подняв руки, и трясти волосами здесь не получится — руки заняты. Да и сбацать такие рифы, как Вишняков, я, конечно, не могла. Приходилось моим слушателям довольствоваться моим уровнем игры и скромной харизмой, но они не жаловались. «Там за третьим перекрестком И оттуда строго к югу Всадник с золотою саблей В травы густо сеет звезды Слышишь, гроздьями роняет небо Из прорех зерно стальное Горные лихие тропы Покрывая пеленою Дороги сплелись В тугой клубок влюбленных змей И от дыхания вулканов в туманах немеет крыло!» «Ленту в волосах» я решилась спеть лишь под конец, слишком она сейчас была про меня, про то, что запертого в душе, чего нельзя было называть. «... Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал? Хороню в себе боль и венчаю печаль Бурунами морскими пробежать нелегко Вспоминай моё имя, прикасайся рукой Третий год я зову – только эхо в ответ Обманул меня ветер, запутал твой след Только сталь твоих глаз не забыть никогда А в груди ледяная морская вода Обернуться бы лентой в чужих волосах Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх...» Джон подсел к нам и прислушался, но глаз не поднял. А потом вдруг спросил: — Миледи, можете спеть для меня песню, которую вы пели, когда... познакомились с Тормундом? — Хм... И я спела «Мне нужен снег», ведь он мог услышать тогда только ее, глядя ему в глаза. Он хотел именно ее, это был своеобразный вызов. Да без проблем: «...Я не верю отражениям в огне и в блеске меча, Но верю, что будет рассвет, что тлеет в груди. Эта война — не моя война (Это совсем не моя война), Но и поздно, и не промолчать, И если весна — это будет моя весна (Если вообще придёт весна), А для начала снег нам необходим!» Рыцари было нахмурились, услышав от присягнувшей леди «не моя война», но Джон захлопал в ладоши: — Хорошая песня, милорды, а? Одна из моих любимых! Чего-чего, а уж снега у нас на Севере в избытке, значит мы можем рассчитывать на победу... Это был не сарказм и не поддевка, он говорил и смеялся искренне, и мне стало не по себе. Мне хотелось как-то загладить неловкость. «Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно, Струна осколком эха пронзит тугую высь, Качнется купол неба, большой и звездно–снежный, Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались... Как отблеск от заката, костёр меж сосен пляшет, Ты что грустишь, бродяга, а ну–ка, улыбнись. И кто–то очень близкий тебе тихонько скажет: Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались..» Он улыбнулся мне тепло и по-дружески. А рыцари просто слушали, грели вино для меня, и все это согревало мне душу. Днем я сидела как школяр за собранием домов и знатных родов Вестероса, сосредоточив свое внимание на Дорне и Просторе, над схемами переговоров и ситуации в целом. Создание шифра типа азбуки Морзе я решила отложить до более свободного и спокойного времени, ну и, честно говоря, я рассчитывала на помощь Сэма в этом вопросе. Когда-нибудь мы же должны были вернуться Винтерфелл... Я надеялась на это, как и все мы. Схемы не сходились, на краю сознания маячил какой-то неучтенный фактор. А еще я не очень понимала, чего ожидать от Джона, и как он поведет себя, если сложится внеплановая ситуация, а их тоже надо было предусмотреть. Когда мы обсуждали в очередной раз наши перспективы, я решилась спросить: — А расскажите мне про битву с Рамси Болтоном, Джон. Если я могу об этом просить... — Отчего же нет? — совершенно спокойно сказал он. Мне показалось это немного странным: он совсем не терзается? — У Рамси было около пяти с лишним тысяч, в основном, как мы полагали, конницы. У нас — около двух тысяч пеших воинов вольного народа без брони... И еще почти двести конных воинов Мейзинов и Мормонтов и четыреста пеших, включая всего около сотню лучников. Санса попросила помощи Мизинца, и рыцари Долины ждали в засаде в лесу... — Подождите... Вы знали про рыцарей Долины?! — Разумеется, — он будто был озадачен моим удивлением. — Но нашей задачей было выманить Рамси из замка, осаду мы бы не потянули. Санса много рассказывала о том, что он за человек, этот ублюдок... Он хотел поиграть... — он тяжело вздохнул. — И мы поиграли! У него был Рикон, и мне не надо было сильно притворяться, как я боюсь за него. Когда я увидел, как загорелись глаза у этого выродка на переговорах, я понял, что он почувствовал свое превосходство. Это мне и было нужно. Я вызвал Рамси на поединок один на один — больше для того, чтобы пошатнуть верность и дух его людей и позлить его самого... Но он, разумеется, отказался. Я слушала, затаив дыхание. Мы подготовили позицию, ночами еще до переговоров начали копать ров, воткнули внутрь заостренные колья, затем завалили все лапником. Для одичалых изготовили копья. Ну, сколько успели. Сложили их все на землю за рвом, за несколько десятков ярдов, чтобы в нужный момент атаковать остановленную рвом конницу с флангов. Перед битвой мы отступили и встали у леса на таком расстоянии, чтобы пешие могли добежать до копий. — Отступили? — Расчет был на то, что Рамси будет разумно полагать, что будучи в меньшинстве, мы будем укреплять позиции на местности. И ему всего лишь надо заставить атаковать нас первыми, бросая укрепления и возможные подготовленные ловушки. Скорее всего, как-то используя Рикона... — Джон снова вздохнул и повесил голову. — А нам нужно было, чтобы его конница пошла в атаку. Желательно вся. Но он бы не начал, не выманив нас. И мы не ошибись: он выехал перед строем, ведя Рикона на веревке... затем разрезал ее и приказал ему бежать ко мне... А сам взялся за лук... — Сука! Джон вскинул на меня глаза. Но я встретила его удивление сведенными бровями, он же в курсе, что я и не такие слова знаю. Он не удержался от усмешки и продолжил: — Я знал, что не смогу не поскакать ему навстречу. Я не успел... — Он помолчал несколько мгновений. — Рикон не добежал до меня и десяти ярдов... и упал со стрелой в сердце... — Джон прикрыл глаза, рассказ все таки давался ему тяжело. — Я повернулся к своим и отдал приказ к атаке, видимости атаки. Рамси должен был подумать, что я обезумел от горя и ярости и приказал наступать. Так он и подумал, потому что я и правда почти обезумел и упал на колени рядом с Риконом... В нас полетели стрелы, а я чуть было не забыл про щит... К нам бежала наша пехота с диким воплями, а Рамси, предчувствуя победу, послал вперед конницу. Когда наши добежали до отмеченной позиции, стали останавливаться и расступаться в стороны, кое-кому было приказано даже побежать назад. Должно быть Рамси подумал, что они испугались несущихся на них лошадей. Этого трудно было не испугаться… Я отвез тело Рикона в тыл к Сансе, а потом сразу взял небольшую конницу северян и повел в обход. Джон передернул плечами. — На наше счастье в эти дни шел снег, его мы ожидали и под утро. Должно быть сами Старые боги помогали нам! Снег и правда выпал, и ни копий, ни рва не было видно, иначе мы могли и не успеть все забросать. Часть конницы Рамси полегла, провалившись в ров, а сзади продолжали напирать и топтали своих... Сир Давос протрубил, парни Тормунда развернулись, подняли копья и пошли в атаку с флангов, окружая остановленную конницу. У них был приказ не столько убивать, сколько сгонять всадников как можно кучнее, не давая сильно приблизиться к себе. Несколько копий даже подожгли. А из-за спины пехоты действовали наши лучники. Их было мало, но им тоже велено было поджигать стрелы, и расстояние было небольшим, так что удалось усилить панику врага. Лошади обезумели от давки и огня… Это было чудовищно! Я до этого видел только картинки и схемы в книгах по тактике отражения кавалерийских атак, но видеть месиво из лошадей и людей, истекающих кровью!... Он замолчал и перевел дух. — Рамси пустил в ход пехоту, но тут подоспели мы и связали ее боем, напав на его копейщиков с левого фланга. А справа пошли в атаку из укрытия рыцари Долины. К тому моменту от войска Болтона осталось меньше трети, но и наших полегло много. Увидев знамена соколов и их число, пехота Рамси побежала, а сам он устремился в замок. Я пытался его перехватить со своими оставшимися всадниками, но не успел, у них были свежие лошади... Этого я не предусмотрел. Если бы не Вун-Вун, великан, мы застряли бы, пока не построили бы таран и понесли бы еще более страшные потери... Он погиб от стрел и болтов, ломая ворота... Снова молчание, полное скорби. — Мы устроили ему погребение с почестями. В тот день на Севере изменилось отношение к одичалым. Не до конца, конечно. Но те, кто видел, сколько крови они пролили за Винтерфелл рассказывали остальным... А люди вольного народа будто выросли в собственных глазах, и глазах других, когда все осознали, что они могут одолеть конницу в доспехах и со сталью. Они даже стали как-то дисциплинированнее что-ли... Он усмехнулся невесело. — За эту победу меня провозгласили королем Севера... Самым сложным было копать ночью ров и прятать копья, если бы не снег, мы могли и не справиться! Ну и вбить в голову ребятам Тормунда, что идти в атаку нужно строго по сигналу, затем остановиться в нужном месте и по сигналу же брать копья, — он улыбнулся уголком губ. — Сир Давос был поставлен наблюдать и отдавать приказы, он хорошо справился. Но если бы не Вун-Вун... — он опять глубоко вздохнул. — Санса скормила Рамси его же псам! Рисвелл с сыновьями погибли, как и многие сторонники Болтонов... Остальные присягнули в полном ужасе, а леди Барбри Дастин мы отправили к Молчаливым Сестрам. Я смотрела на него пораженно. Половину моих схем можно было выбросить: передо мной был совсем не тот Джон из сериала, который просрал готов был глупо погибнуть в Битве Бастардов, подставившись под стрелы и конницу врага, и лишь сюжетная броня спасла его тогда от неминуемого поражения. Он переиграл Рамси… Даже без войск Мизинца он мог бы рассчитывать на кровавую, но победу. Рассчитывать! А не надеяться, зажмурившись... И королем его провозгласили вполне заслуженно, а не потому что вовремя выступила десятилетняя девочка и потому что северянам уж очень хотелось собственного короля... Я посмотрела на мужчину перед собой новыми глазами, по спине пробежал холодок, смешанный с безмерным уважением и восхищением. А ведь и правда, я полагалась на события книг и сериала! Но что, если все стало меняться еще до меня?! Что не только мое появление запустило «эффект бабочки»?… Мужчина передо мной был грустен от настигших его воспоминаний. — Джон, а что если... поставить памятник Вун-Вуну на месте сражения? После войны, разумеется! Если будет столько камня, можно и в полный рост. Это будет данью памяти и уважения и... как будто установит почетное место вольного народа в новом устройстве жизни на Севере... как символ... Он поднял на меня удивленный взгляд: — Вот как... это у вас получается? — Что? — не поняла я. — Слушать так участливо, что я не боюсь рассказать вам самое сокровенное, а потом подумать и предложить такое изящное и точное решение? Я уставилась на него, открыв рот. — Я не знаю... — искренне пожала плечами и улыбнулась, наверное, глупо я. Джейн не переставала его удивлять: памятник великану под Винтерфеллом!Вот это будет нечто... Но как же прекрасны ее распахнутые глаза и растерянная улыбка! Она даже не понимает, насколько ему повезло, что она... его друг... Через неделю они увидели вдали Драконий камень, где всех их ждала судьба. А возможно, и всех людей в Вестеросе.