Мой Джон Сноу

Их гости ели, пили и веселились. Выждав мучительно долгие четверть часа, он поднялся, стараясь не привлекать к себе внимания. На вопросительные взгляды Тириона и Давоса он тихо ответил: — Я в зрении королевы уверен, но все же пойду-ка помогу ей найти дорогу в темноте. Оба государственных мужа понимающе опустили глаза. Джон схватил плащ и покинул шатер, пользуясь тем, что Гарлан, принцесса и сир Барристан вели оживленную беседу, а Тирион с Давосом стали вдруг ее горячо поддерживать. На пороге к нему обратился сир Роннел Стаут и протянул маленький свиток, какие обычно носили вороны. — От лорда Аррена, ваша милость! Ворон принес его в Белую Гавань, а гонец — сюда. — Благодарю! Джон сунул свиток за плотно сидящий наруч. Воздух был морозным, дыхание клубилось облачками пара, звезды сияли ярко и высоко. А правда, две или одна? Джон даже успел загадать, как в детстве перед чем-то новым и неизвестным: если две, то он точно сейчас… Две… Джон счастливо улыбнулся и пошел в ту сторону, где свет от костров встречался со стеной густой темноты. В нескольких десятках шагов за этой границей он обнаружил двоих солдат из своей охраны, которые характерно стояли лицом к лагерю, сложив руки на животе. Вспомнив похожую ситуацию по дороге из дома, Джон едва не расхохотался. Боги, кажется, это было вечность назад и одновременно будто бы вчера! Солдаты посмотрели на него с недоумением. — Вольно, парни, возвращайтесь к шатру, я сам провожу ее милость. Они переглянулись, но тут же вытянулись и зашагали к лагерю. А Джон со сладостным предвкушением занял ту же позу ожидания леди, отлучившейся по надобности в сторонку. И на миг вспомнил, как он стоял вот так же, но без всяких надежд, и даже мечтам позволял взять верх лишь перед сном. Сегодня все было наоборот, и он мысленно поздравил и хлопнул по плечу того прежнего себя, который даже надеяться не смел. По всему его телу прошла волна сладкой муки, когда он услышал за спиной ее голос: — Джон? Ты пришел… Он моментально обернулся и заключил жену в свои объятия: — Как я мог не прийти, любимая?! После такого твоего взгляда? После такого долгого-долгого дня… — он уже нашел ее губы. — Да я на край света побегу… Только... сначала сбегаю туда же, куда ходила ты. Сможешь подождать меня? Она тихо рассмеялась: — Постараюсь не упасть. Ты так меня целуешь, что… — Я вернусь, не успеешь ты произнести: “Винтерфелл — теперь мой замок, а я в нем — королева!” — прошептал Джон, нехотя выпуская ее из рук и направляясь в густую темноту. — Винтерфелл — теперь мой замок, а я в нем — королева! Я сказала, а тебя все нет. Так я все же упаду, не дождавшись… — Ну скажи еще раз, помилосердствуй! — громко прошептал Джон из темноты, развязывая штаны. — Ну ладно! Винтерфелл — теперь мой замок, а я в нем — королева! Винтерфелл — теперь мой замок, а я в нем — королева! Винтерфелл — теперь мой замок, а я в нем — королева! Я, наверное, ужасно глупо выгляжу со стороны. Если кто пройдет мимо и услышит, подумает, что я сошла с ума! — И вовсе не глупо! — проклятая шнуровка! Может, и не завязывать ее уже? — Тем более, ты говоришь правду… Теперь можешь падать! — сказал Джон, стоя уже в двух шагах за ее спиной. И к его удивлению, она, даже не обернувшись, раскинула руки и натурально стала падать навзничь. Джон, разумеется подхватил ее, а вот сердце свое не успел: она доверяет ему абсолютно и безоговорочно. Музыка: "In These Arms" -- Bon Jovi От этого осознания его захлестнуло такой волной нежности и желания, что он едва не зарычал, стиснув зубы. Сделал шаг вперед, развернул ее к себе и позволил, наконец, своим губам сделать все, что хотел весь день. Почти все. Для всего здесь было слишком холодно. Она откликнулась на его поцелуй, в который он сам нырнул почти с головой, лишь краешком сознания еще продолжая что-то соображать. Когда он понял, что она уже не стоит на ногах, а висит на нем, обнимая за плечи, то подхватил ее на руки и понес дальше в темноту. Глаза ему были не нужны, он так остро чувствовал сейчас все запахи, что, казалось, мог бы сказать, где на гладкий пушистый снег ступала до этого ее нога, а где — его. Но острее всего он чувствовал ее запах. Запах ее желания. Ее желания ЕГО. Это свело его с ума окончательно. Боги! Она не преувеличивала, когда говорила, что от его поцелуев она лишается ног, это было и вправду так… Боги… — Дже-е-ейн! Я… больше не могу… — прорычал он ей на ухо. И она ответила таким хриплым шепотом, что у него самого подкосились ноги: — Я тоже… не могу… больше ждать… Джон! Весь день, пока ты… возьмешь меня… Звезды и снег смешались в его сознании с ее волосами, глазами, губами… Он едва успел развернуться, чтобы они падали на его спину. А затем, сбросив и оставив на снегу свой незастегнутый плащ, бережно уложить ее и оказаться сверху… И со стоном долгожданного наслаждения провести рукой по ее обнаженному выше чулка бедру, задирая подол платья. — О-о-о, Джо-о-он… — Тише… Тише, лю-бимая… мо-я… О-о-о, Дже-е-ейн!!! — Тише… Тише… — она прикрыла его рот рукой, и он занял его поцелуями вместо стонов. … — Когда ты успела переодеться? Ты же была в штанах для верховой езды. — Вот что тебе интересно? А как там наши гости, и что подумают о нашем длительном отсутствии, тебе не интересно? — Первое — очень интересно, второе — не очень, хотя понимаю, что нужно возвращаться, но пока не могу: у меня все плывет перед глазами, честно… — Тогда я отвечу, что мне жаль, что ты не видишь, из какого кружева мои подвязки и какого цвета чулки… — Р-р-м-м-м… Не вижу… но… наощупь — очень красивые! Теперь я буду думать только о них, даже когда вернусь к гостям… пока не смогу разглядеть... — Вот и думай… — Пекло! Жена моя! Я и так весь день едва могу думать не о тебе! — Не знаю-не знаю… Сегодня с Гарланом вы довольно долго беседовали, не обращая на меня никакого внимания. Джон обожал эту лукавую игру в упреки. — Да мы большую часть того времени говорили как раз о тебе! — Ах вот как?! И что же вы обо мне говорили? — Ну-у-у… — Джон тоже был охвачен этой игрой, и она заводила его снова не хуже созерцания ее обнаженного прекрасного тела, — Гарлан настойчиво интересовался, откуда же я тебя такую взял. Сам он давно и удачно, надо сказать, женат, они ждут первенца... Счастливые… Но вот его брат, Лорд-Хранитель Простора, между прочим, все ходит холостым… — А ты что сказал? Что с собой привез? — Аха-ха-ха! Так сказать не догадался! Я сказал твоими словами: что там больше нет… Джейн! Моя Джейн! Обожаю тебя… — Погоди… А откуда ты знаешь про эти мои слова? Их слышали только Тирион, Дейенерис и… Миссандея. — Ой… — Ты что, приставил кого-то следить за мной?! — Нет-нет, что ты! — идиот! Что же ты врешь, раз так спалился, — Вернее, не совсем. Не могу и не хочу тебе врать: Тирион рассказал как-то. Ты сердишься? — Даже не знаю… Я не могу долго сердиться на тебя… — И это хорошо, потому что я этого не вынесу! — Джон зарылся носом растрепавшуюся прическу, жадно вдыхая аромат ее волос. — Нам пора возвращаться. — Дже-е-ейн! Я не могу сейчас идти туда, я не справлюсь, давай… еще разочек… любимая моя… Джон уже целовал ее, не давая ей возможности ответить, полностью завладев ее ртом. Потом отстранился, на мгновение заглядывая в глаза, хоть и было почти совсем темно. Но она поняла его вопрос и прошептала ему на ухо, притянув его голову рукой: — Ты… думаешь, я когда-нибудь тебе... откажу? О, боги! Его сейчас сметет лавиной, огромной волной… — Я… надеюсь… что смогу оставаться для тебя… таким, что… не откажешь! И Джон рухнул в свое желание, совершенно не способный более говорить и даже мыслить. В шатер мы вернулись не менее, чем через три четверти часа. Тирион и Давос смотрели с укоризной, как Джон пытается повесить свой плащ, чтобы было не заметно, что он весь промок от растаявшего под двумя горячими телами снега. Гарлан и Арианна глядели с завистью, каждый на свой манер. И только чуть захмелевший сир Барристан, пользуясь тем, что его королеву, очевидно, охраняет другой рыцарь, улыбался совершенно добродушно. — Слава богам! Мы уж думали, что что-то стряслось… — пробормотал Тирион, закатывая глаза. — Стряслось, — подтвердил, к общему удивлению, Джон. — Но пока исключительно хорошее. Я получил письмо от лорда Аррена, — он достал из-за левого наруча маленький сверток, который, очевидно принес ворон, но когда? — Он пишет, что Долина выставила еще двадцать тысяч мечей в дополнение к уже направленным пятнадцати и они уже идут ускоренным маршем вслед за нами. И, что немаловажно, все тепло одеты, — обезоруживающе улыбнулся он. Я стояла спиной к гостям, пока Джон помогал мне снять плащ, и воспользовалась возможностью скрыть лицо и не выдать удивления. А он подготовился не хуже, чем я со своими подвязками. Но когда же он успел получить послание?… Или он так феерично сейчас врет? Даже не знаю, смогу ли понять, если он когда-нибудь захочет так соврать мне... Утром на простынях я обнаружила кровь. Как невовремя… И вообще я уже и не очень-то ждала, после такого… бурного месяца. Жаль, конечно, лишь бы Джон не очень расстроился. Он с таким трепетом говорил вчера о первенце Гарлана Тирелла… Но Джону предстояло максимум небольшое огорчение, а мне — веселая эпопея с льняными тряпочками. А это вам не Libresse invisible super long… А в дороге это все приобретет особое очарование… Хорошо хоть белья себе успела нашить, еще в свободное время на Драконьем Камне. Люси сначала не понимала, зачем, но в первую же мою, а затем и свою, как здесь говорят, лунную кровь весьма оценила удобство по сравнению с подвязками. Ладно, седло не даст ничему сползти и сдвинуться, и, даже если протеку, платье сверху скроет пятна до шатра, где можно будет переодеться и все поменять… Жеваный крот! Это же насколько чаще придется останавливаться… А если не будет шатра, искать кусты… Б*я-я-я… Я уже все закончила на первый раз, и Кэти сняла испачканные простыни. Завтрак для нас уже накрыли. Джон вошел, когда я натягивала сапоги. Он увидел Кэти с кровавыми простынями в руках. Отличное настроение стерло с его лица словно грязной тряпкой. — Что случилось? Ты ранена?! Ну вот, что за паника сразу: если кровь — значит рана... — Со мной все в порядке, это просто лунная кровь, Джон. Но облегчения он совсем не испытал: — Но… как? Мы же столько дней и ночей делили ложе… Я надеялся… Я нахмурилась. Он что, не в курсе? — Джон, далеко не всегда зачатие удается с первого… с первой луны! Это абсолютно нормально, у нас еще есть время. Но он будто не слышал меня. Мы сели есть. Все пахло очень аппетитно: свежие, а не разогретые черствые, булочки с чесночным маслом и беконом, жареные на вертеле цыплята, желтый жирный сыр и бодрящий травяной чай. Но Джон ковырял в тарелке, глядя куда-то сквозь стол. — Джон. Джон, посмотри на меня, пожалуйста! — М-м? — даже глаз не поднял. — Ты так расстроился, что не получилось? — Да, наверное… — Джон, милый... Любимый мой, ну не рви сердце себе и мне! Это не обязательно происходит сразу, иногда проходит не один… не одна луна и даже год! У моей старшей сестры двое детей, и про старшего ей говорили… мейстеры, что это вообще маловероятно, а младшую дочку они ждали шесть лет после рождения сына… Джон, мы же вместе только одну луну! У нас все впереди, все получится. Я люблю тебя, а ты любишь меня — это главное… — Спасибо, завтрак очень вкусный, — бесцветно сказал он и вышел из шатра. У меня затряслись руки и губы. Что… Что это было? Он не слышал и не слушал, он даже не посмотрел на меня… Я попыталась глотнуть чая и пролила его на стол. Но надо было взять себя в руки: мне просто показалось, он расстроился и ушел в себя. Не может же он меня в чем-то винить? Я вытерла рот полотенцем. Вошла Люси и помогла застегнуть плащ. — Ваша милость, все хорошо? Вы очень бледны. — Не знаю, Люси, хорошо ли, но надеюсь… Я вышла из шатра. Низкое и серое небо обещало к обеду снегопад, поднимался ветер. Да что ж за… Подходя к лошадям, я ожидала, что Джон, как всегда, поможет мне сесть верхом. Я могу и сама, но он помогал всегда, да и сегодня это было бы как нельзя кстати. — Я думаю, будет лучше тебе поехать в повозке с Тирионом, — я не поверила своим ушам. — Джон, — прошептала я, — посмотри на меня… обними меня! Но он стоял отвернувшись, будто и не слышал меня вовсе. Боль и злость захлестнули меня. Еще минуту я постояла, ожидая от него каких-то действий или слов, но так и не дождалась. Тогда я решила все же нарушить молчание и сказала уже громче и с достаточным количеством льда в голосе (только не плакать!): — Мой король, кажется, недоволен мной? — Не говори глупостей, Джейн. Я… забочусь о тебе, — я не узнала голос этого Джона. Где мой чуткий и внимательный, еще вчера уверявший меня в своей любви Джон? Кто этот холодный и отстраненный мужчина, совсем не похожий на моего Джона даже в самом начале нашего общения? — Я вполне могу ехать верхом с тобой рядом, как всегда, — только и смогла сказать я. — Из меня сейчас плохой собеседник. Я слишком… расстроен, — отвернулся он. Да что ты?! А я — нет! Я очень рада и довольна, твою мать! — Что ж, я повинуюсь, ваша милость. Думаю, лорд Тирион не откажет мне в своей кампании, раз вы не желаете меня видеть! Я швырнула повод слуге и развернулась как можно быстрее, чтобы он не увидел моих слез. Отшил меня как племенную кобылу, которую впустую крыли дорогим жеребцом! Сука... Если он увидит, что я плачу, и… ничего не сделает… то что тогда делать мне? Джон встал, как всегда, с рассветом, оставив ее на теплом ложе досматривать свои сны. Он надеялся, что они были сладкими, а не такими, что терзали его самого все сильнее. На входе в шатер, куда он вернулся для завтрака с женой, ему попалась служанка с окровавленными тряпками. Его сердце сжала холодная стальная рукавица. — Что случилось? Ты ранена?! Она уже была полностью одета и натягивала свои подбитые мехом сапоги. — Со мной все в порядке, это просто лунная кровь, Джон. Он застыл. Внутри у него что-то оборвалось, разбилось и стремительно покатилось в пропасть. — Но… как? Мы же столько дней и ночей делили ложе… Я надеялся… — Джон... Далеко не всегда зачатие удается с первой луны. Это абсолютно нормально, у нас еще есть время… Он почти ее не слышал. Ощущение неудачи, чудовищной потери затопило все его сознание. Завтрак прошел в молчании. Кусок не лез в горло. Ему было невыносимо. В конце концов он встал, поблагодарив, но не смея посмотреть не нее, и вышел к лошадям. — Я думаю, тебе будет лучше поехать в повозке с Тирионом. Она, казалось, слышала не его слова, а само его разочарование. — Мой король, кажется, недоволен мной? — Не говори глупостей, Джейн. Я… забочусь о тебе. — Я вполне могу ехать верхом с тобой рядом, как всегда, — в ее глазах плескалась стальная злость и презрение. — Из меня сейчас плохой собеседник. Я слишком… расстроен, — честно признался Джон и отвернулся. — Что ж, я повинуюсь, ваша милость. Думаю, лорд Тирион не откажет мне в своей кампании, раз вы не желаете меня видеть! Он не нашел слов, чтобы объяснить. А она ушла стремительно, бросив повод слуге. Горькая обида разлилась в его груди и сдавила сердце. Но не на нее, как она могла так подумать?! А на кого, Джон и сам не знал. На самого себя, оказавшегося столь никчемным? На богов, сыгравших с ним в очередной раз злую шутку? На зло и смерть, ждущих его впереди и почти не оставивших им времени… Скоро, совсем скоро он должен будет выступить им навстречу. При этой мысли все шрамы Джона снова начинали болеть. Если он не сможет вернуться, если цена будет столь высока… а Джейн не родит на свет его наследника, ей придется передать корону бедняжке Сансе, которая плакала, когда он подписывал завещание, и меньше всего хотела снова участвовать в аукционе за свою руку среди охотников за властью. Но больше всего его пугало даже не это. Он готов был отдать жизнь за их спасение, за то, чтобы живые остались жить. Но сегодня он вдруг нестерпимо осознал, как сильно хочет, чтобы после жил кто-то похожий на него. На него и Джейн, их продолжение, их ребенок. Который был почти потерян для них. Но как же так?! Ведь они столько раз были вместе, и столько раз Джон наполнял ее лоно своим семенем. А если годы воздержания и холода на Стене сделали его мертвым? Или это клятва, принесенная пред лицом Старых богов, когда он был еще мальчишкой, и не понимал, от ЧЕГО он отрекается, не отпускала его даже после смерти и всего, что произошло?... Что ты здесь делаешь, бастард?! И чего ты ждал? Думал, если нацепишь корону и возьмешь вожделенное имя, это изменит твою сущность и судьбу? Думал, ты… Джон замотал головой и обхватил ее руками, бросив повод. Конь встал. Оруженосцы и солдаты эскорта со страхом покосились на него. Он устыдился своей слабости. Осталось еще собрать всех и объявить во всеуслышание: “У королевы лунная кровь, наследника не будет, все кончено, расходимся…” Надо взять себя в руки и попросить прощения у Джейн. Он обидел ее, сам того не желая. Но не сейчас. Сейчас ему хотелось разнести все вокруг в щепки от бессильной ярости. И меньше всего ему хотелось, чтобы хоть одна из них даже слегка задела его жену. В полдень, во время дневной стоянки, в штабном шатре над расстеленной картой повисло тревожное раздумье. Он сам, Барристан Смелый, Гарлан Тирелл, Давос, Тирион и еще десяток командиров ломали головы, пытаясь постичь мотивы Иных, их возможную тактику и способы атаки. Но на то они и были Иные, что это было не так-то просто… Если бы взгляды оставляли следы, карта крайнего севера Вестероса с увеличенным изображением Стены уже была бы стерта до дыр. На ее протяжении было выстроено девятнадцать замков, но в последние десятилетия дозорные несли службу лишь в трех. Остальные постепенно ветшали и приходили в негодность. Еще до отъезда из Винтерфелла Джон поручил Тормунду и боеспособным остаткам вольного народа занять и начать восстанавливать Твердыню Ночи и еще несколько замков. Но важно было понять, где нападение Врага наиболее вероятно, и там сосредоточить основные силы. Конному требовалось около десяти дней, чтобы доехать от восточного конца Стены до западного по хорошей погоде. Так что в случае нападения в том месте, которое будет слабо укреплено, можно было и не надеяться успеть прислать подмогу. А хуже всего было то, что никто, даже сам Джон, не знал наверняка, насколько Стена сдержит Белых Ходоков и их мертвое войско. Могут ли они подойти к ней вплотную, пытаться как-то штурмовать… На что они рассчитывают, если нет. И что вообще им нужно и заставляет их идти снова на юг спустя восемь тысяч лет… Если они могут пойти на штурм, тогда, учитывая их численность, можно ожидать его по всему протяжению Стены. А значит, нужно заселить и восстановить все замки или хотя бы через один. Если же нет — вероятно, они будут пытаться обойти Стену в двух возможных местах: со стороны Восточного Дозора-у-Моря или со стороны Западного Дозора-у-Моста. От усталости или огорчения Джон сразу стал говорить о Восточном Дозоре, вспоминая нападение на Суровый Дом и битву там. Кровь до сих пор стыла в жилах, когда он вспоминал свой поединок с одним из Иных: его холодный, злобный, но совершенно осмысленный взгляд, его ледяное копье, сокрушающее любое оружие, кроме его валирийского меча, как сосульку. И чудовищную нечеловеческую силу его удара, который Джон едва смог отразить, хотя по праву считал себя не самым слабым даже среди силачей. Но сир Барристан и Гарлан одновременно начали расспрашивать его о Западном Дозоре, Теснине и о Мосте Черепов. И всем стало очевидно, что любая армия, задачей которой было обойти Стену, пошла бы там. Кроме армии Иных. Они несут с собой такой холод, что им нужно лишь время, чтобы заморозить воды Тюленьего залива у Восточного Дозора и перейти их по льду. И идти там можно широко. Вместе с тем, времени, чтобы заморозить лиман в Ледовом Заливе у Западного Дозора потребуется много меньше, но идти там, как и в Теснине, узко, и придется тянуться неширокой цепью. Если они вторгнутся с Востока, то перед ними будут лежать почти пустые земли Дара. Если с Запада, там их встретят воюющие друг с другом горные кланы: Вуллы, Нотты, Харклеи, Флинты, Лиддли… Все они пополнят армию мертвецов, а потом она просочится через Северные горы сразу в нескольких местах, и следующими будут Каменный Холм, Вершина и Последний очаг… Восточный Дозор-у-Моря имел гарнизон и был жилым. Западный Дозор-у-Моста был заброшен, а ближайший гарнизон под командованием Денниса Маллистера располагался в Сумеречной Башне. Туда и следовало в первую очередь направить войска, чтобы укрепить Западный Дозор и разместить там основные силы, наряду с Восточным… Их дебаты и размышления прервал солдат, сообщивший, что аудиенции короля Севера просят Яра и Теон Грейджои, прибывшие под флагом мирных переговоров. Озадаченный Джон поблагодарил и отпустил всех, кроме своего Десницы и северных рыцарей. Тирион посмотрел на него многозначительно, а Джон пожал плечами: он и сам не понимал, почему кракены заявились к нему, а не к Дейенерис. Остальные были скорее рады сменить уже опостылевшую карту на сытный обед. Музыка: Game of Thrones - Soundtrack House Greyjoy Слуги освободили стол, расставили кресла: для Джона, Давоса и отсутствующей королевы Севера, при мысли о которой у Джона сжалось от боли сердце, но он не мог сейчас позволить себе думать об их размолвке. Джон прикидывал, что нужно от него гребанным кальмарам, и какого Иного сюда осмелился явиться Теон. Если бы не статус парламентера, он не ушел бы от Джона живым. Но статус еще предстояло прояснить, а кулаки уже чесались. Рыцари встали у него за спиной. Яра Грейджой была дочерью покойного Бейлона, объявившего себя королем Железных Островов, но прожившего после этого недолго, как и все пятеро венценосных участников недавней войны. На вид ей было лет двадцать пять-двадцать семь, черные кожаные камзол и бриджи были покрыты характерным налетом и разводами морской соли. Прямой и твердый взгляд и, наверняка, такие же твердые руки. А вот Теона, нахального и заносчивого бабника Теона, Джон не узнал в стоящем рядом с ней сломленном человеке неопредленного возраста с бесцветными (седыми?) волосами и дрожащими руками. — Я, Яра, дочь Бейлона Грейджоя и наследница Железных Островов, и мой младший брат Теон приветствуем короля Севера Джона Старка! — хрипловатым, но звучным голосом начала она. — Мы пришли с миром. Джону очень хотелось съязвить насчет того, что Грейджои в кои-то веки пришли на Север с миром, но он сдержался и промолчал. Яра ждала ответа на приветствие. — На Севере достойно примут любого, кто пришел под мирным флагом. Я приветствую вас, миледи. Он намеренно не упомянул Теона, и это ни от кого не укрылось. — Мы знаем о предстоящей войне, на которую вы зовете весь Вестерос! И мы пришли предложить помощь и… просить помощи. Джон вскинул брови. — Наш дядя, Эурон, объявил себя королем Железных Островов, Вече избрало его и другой наш дядя –– Эйрон Мокроголовый –– надел на него корону из плавника... — Это очень увлекательно, но причем тут я? — перебил ее Джон. — Я — законная наследница моего отца, а не Эурон! — она покосилась на не поднимающего глаз Теона. — Мой брат на престол Пайка не претендует. Вот как. — Мой дядя — узурпатор и разбойник! С ним ни у вас, ни у драконьей королевы не будет покоя. Я прошу помощи, чтобы вернуть престол моего отца. Я готова жить в мире и помочь в битве с Белыми Ходоками! Мы вам верим, хотя и не видели вашего ручного мертвеца, о котором только и говорят в лагере. Его и правда зовут Кусака? — Так его зовут солдаты. Мы принимаем любую помощь. Эта война не только наша — она касается каждого жителя Вестероса, и враг у нас всех — общий. Но я не понимаю, почему с вашими разногласиями о престоле Пайка вы пришли ко мне? Железные Острова подвластны Железному Трону и королеве Дейенерис, а не мне. Яра посмотрела прямо ему в глаза. — Про королеву Дейенерис Таргариен говорят, что она много истерит и порывается жечь людей заживо. Про вас — что вы проявляете твердость, решительность и хладнокровие. Что вы справедливы. — Я благодарю за столь лестную характеристику моей особы. Но это не меняет вашего подданства. — Но на Железном Троне по праву должны сидеть вы! — Давайте будем считать, что последнюю фразу вы не произносили, а я не слышал. Иначе я вынужден буду арестовать вас на этом самом месте за подстрекательство к мятежу. Я — король Севера и правлю всеми землями и водами от Перешейка и до Стены. Моя родственница и союзница Дейенерис — королева Юга или Шести королевств и всех земель и вод к югу от Перешейка. Вам стоит обратиться к ней. За помощь благодарю, но оказывать ее вам за спиной Дейенерис не стану. Если она решит вмешаться в вопросы престолонаследования на Железных Островах и попросит моей поддержки — я ее, разумеется, окажу. Если это все, я вас более не задерживаю. Яра сжала челюсти, играя желваками совсем как мужчина, и молча поклонилась, прежде чем покинуть штабной шатер. Теон так и не произнес ни слова. Только разборок между кракенами ему не хватало… — Сир Давос, отправляйтесь к Дейенерис, сообщите ей… что следует, о визите Грейджоев. И поприсутствуйте, если она позволит… А я должен отъехать к Гарлану и разобраться с дезертирами. Джон доехал до расположения сборного корпуса, выслушал обвинения против дезертиров, послушал их самих, но вынести приговор и казнить их сегодня сил в себе он не нашел. Были еще всякие мелкие вопросы, которым он был даже рад: они отвлекали от главного вопроса, который давил на него, будто тяжелая могильная плита. Музыка: A Game of Thrones - The Wall | Music and Ambience С 23:00 Он вернулся в свой шатер глубокой ночью, надеясь, что Джейн уже отдыхает, и удастся сегодня избежать разговора, на который у него совсем не осталось сил. Она крепко спала, но свеча в светильнике ждала его, как и остывший ужин, таз чистой воды, свежее полотенце и рубашка. Джейн. Она заботилась о нем, несмотря на обиду. Проглотив холодную оленину с соусом из каких-то ягод и тушеной репой, умывшись и сменив белье, он тихонько улегся рядом с ней, боясь разбудить. Аромат ее волос почти совсем прогнал его тревоги и страхи. Джон даже улыбнулся и нежно поцеловал жену в макушку. Она всхлипнула и что-то пробормотала. Она плакала перед сном, внезапно понял он. Боль и вина пронзили его как те кинжалы, о которых он сегодня так явственно вспомнил. Он хотел обнять ее, прижать к себе, но отчего-то не решился. И, ругая себя последними словами, задремал на самом краешке ложа. Этой ночью ему приснился кровавый кошмар. Черный холод и какой-то мертвый сине-зеленый свет, как от небесного сияния, о котором рассказывал Тормунд. Мертвые лица, мертвые глаза. Он сам еле живой, с застывшим от ужаса сердцем и оцепеневщим разумом стоит на Мосту Черепов, которого никогда не видел, но сейчас был уверен, что это именно он. У его ног лежат в ряд корона, золото, обнаженная прекрасная девушка и… младенец. При виде последнего сердце Джона умылось кровью и встало. Он чем-то похож на него самого… Подняв шальной взгляд, он видит перед собой в мутном мареве собственных слез ЕГО. Главного среди Белых Ходоков, Великого Иного, древнего как мир. Этот взгляд он узнал бы и с закрытыми глазами, так он пробирает холодом до самых костей и заставляет кровь стыть в жилах. Перед Врагом на выбор разложены… дары. Джон сам их предлагает? Их все?! Великий Иной обводит взглядом все ценное, что может предложить род человеческий, чтобы он отступил, и останавливает свой взгляд на младенце. Джон похолодел бы, если бы было куда еще холодеть. Ярко-синие газа на злобном лице горят ледяным огнем, губы плотно сжаты, но Джон слышит его нечеловеческий голос будто внутри своей головы, и виски ломит от боли. — Я возьму его. Обещанный принц был обещан Мне. Но ты родился слишком рано, вне времени. Я был еще далеко. Ты силен, но он еще сильнее. В нем не только кровь дракона и первых людей, но и кровь тех, кого здесь не было и кто будет после. Я возьму его. Он будет Моим наследником! Моим наследником… МОИМ наследником… МОИМ НАСЛЕДНИКОМ! Раскаты его жуткого голоса разрывают Джона на клочки, отдаваясь болью в каждой его частице. Нет. Нет! Не-е-ет! — Нет! Я не отдам тебе его! Я не отдам тебе МОЕГО НАСЛЕДНИКА! Джон проснулся от своего вопля и тут же свесился с ложа, освобождая желудок прямо на устланный лапником пол, едва успев откинуть с него шкуру. — Джон, что случилось?... Джейн проснулась и села. — Тебе приснился страшный сон? — Да… Все его нутро выворачивало наизнанку от ледяного ужаса. За пологом шатра было еще совершенно темно. В передней части, отделенной от спальни пологом, застыл слуга со свечой, очевидно, прибежавший на крик Джона, но не решавшийся войти без приказа. — Джон, я здесь, с тобой. Это сон... Я гладила его по спине. — Я могу помочь? Расскажи, что тебе… Он отпрянул от меня в ужасе, едва не свалившись с ложа: — Нет! Вскочил и вышел в переднюю часть шатра за пологом. — Том, неси одеваться! Послышался плеск воды. Умываясь, он сдавленно, но довольно громко произнес: — Мне… нужно на воздух. Не думай… ни о чем плохом! Потом Джон быстро оделся с помощью слуги, и вышел наружу, не сказав больше ни слова. Я упала на подушки. А ведь за прошедший день я почти успокоилась. Помогла непринужденная и остроумная беседа с Тирионом, который, казалось, что-то понимал или просто чувствовал, и старался всячески поднять мне настроение, услужить и скрасить путешествие в не самую приятную погоду. Без вопросов останавливал повозку, стоило мне только намекнуть, и даже выходил, как он говорил, проветриться и минут пятнадцать торчал на промозглом ветру со снегом, пока я делала все, что требовалось, а Люси прятала неприглядные последствия. На третий раз такого геройства я чуть не расплакалась, и только подогретое вино со специями, которое так кстати принес с собой Тирион, помогло мне преодолеть острый приступ досады и обиды на мужа. Вечером я ждала Джона до последнего, надеясь, что он тоже успокоился и мы сможем поговорить. Но усталость и переживания брали верх. Слуга Том тоже уже дремал за завесой полога. — Том, оставь для его милости смену белья и воду и иди спать. — Спасибо, ваша милость! — отозвался юноша, послушно все исполнил и ушел в соседний шатер для слуг. Я не смогла больше бороться со сном. А из него меня вырвал этот душераздирающий крик Джона. Да что же с ним происходит?! И хуже все то, что он совершенно закрылся от меня.. Не думай ни о чем плохом… Как тут не думать! Я не ожидала, что мои месячные так огорчат Джона. Он не говорил прямо, как сильно он хотел ребенка, кроме того раза, когда не дал мне закончить мои ласки после шуток о персиках. Но это многое объясняло. Еще один день начался х**ново. Душа болела за Джона. Живот все еще жутко болел по своей причине. Как-то жестко все на этот раз. Я снова ехала с Тирионом. Джон умчался, даже не вспомнив про меня. — Скоро мы уже приедем в Винтерфелл, ваша милость, и все тяготы пути закончатся. Начнутся новые… Ох. Я хотел сказать что-нибудь хорошее… — Санса, наверное, уже развешивает новые гобелены и подбирает скатерти под цвет нарядов… — Ха-ха! Вполне в ее духе! Она всегда уделяла пристальное внимание обстановке и нарядам, внешнему… И это сыграло с ней злую шутку. Ох, простите, ваша милость, я опять сморозил не то! — Вы знаете, милорд, я как-то говорила мужу, что наряды и обстановки — иногда не такие уж и недостойные внимания мелочи. Они позволяют людям ощутить красоту и праздник. А сейчас это так нужно всем нам… — Красоту и праздник, — задумчиво протянул он. — Санса сама — красота и праздник… Скакать с ним вдвоем на лошадях по заснеженным полям, оставив в неприкрытом озорстве охрану далеко позади было упоительно. Мысленно она благодарила Джейн за новый крой платья для верховой езды, позволявший сидеть по-мужски и скакать так быстро, как хватало смелости и резвости лошади, не думая, что юбка задерется или сама свалишься на бок. Ветер обнимал ее по-северному холодными, но родными ладонями, снег и деревья пахли зимой. Она была дома, ей ничто больше не угрожало, пока она дома, и он рядом с ней… Она смеялась, и даже суровый нелюдимый Пес улыбался и довольно покрякивал. А потом они пили подогретое вино со специями в Чертоге и вспоминали прошедшие годы и приключения, обходя неприятные темы, и, напротив, подробно пересказывая что-то смешное или просто интересное. Она никогда не видела его столь общительным. Арья за его спиной корчила рожи и пыталась дразнить Сансу, но ей не было дела до подколок сестры. Не сегодня. И, может быть, ей назло или из-за третьего кубка вина Санса вдруг сказала: — Сандор... Он поднял на нее изумленные глаза. А она, совсем расхрабрившись, положила свою дрожащую руку на его огромную и грубую. — Спасибо. Это прикосновение отозвалось в ее теле странной дрожью, но Санса не хотела и не стала убирать руку. — Зачем же ты назвала меня по имени, Пташка… — вторая его рука накрыла ее тонкие пальцы. Кое-как дотерпев общество любезного Тириона до обеденной остановки, я была рада уединиться, наконец, в шатре. Но и тут мне не было покоя: пожаловала Арианна. — О, я вижу, у вас веселые денечки, ваша милость! — Очень веселые, обхохочешься... Я уже задолбалась собирать целое представление, как только мне нужно поменять эти треклятые тряпки! Хоть в лес беги тайком, да ведь никто не отпустит без кордебалета… Она прищурилась, но через мгновение уже снова смотрела весело, а у меня не было ни сил, ни желания вникать и анализировать сейчас ее слова. В конце концов, это просто чисто бабский треп про месячные, что здесь может быть опасного... — У нас в Дорне эти дни называют днями молодого вина! — Почему вина? Да еще молодого? — Поэтично… И намного красивее, чем то, что это означает. Молодое вино… начало новой луны женщины… — Что-то в этом есть, вы правы. — А что вам мешает всех отослать и делать… свои дела в одиночестве или со служанкой? Тут и лесок вроде как начинается. — Да, в общем, ничего… Спасибо, принцесса, за милую беседу. А сейчас прошу меня простить: голова разболелась, хочу отдохнуть и пообедать в одиночестве. Не сочтите за грубость. — Ну что вы! Я вполне вас понимаю! Кого угодно утомит этот… как вы сказали? Кордебалет? Не знаю что это, но звучит подходяще! Сверкнув черными очами, принцесса удалилась. Я попыталась съесть довольно ароматную баранью похлебку с лепешками, которую подали на обед, но аппетита не было. Джон так и не почтил меня своим присутствием. Хочется верить, что его закрутили дела… Вот только на душе было все чернее. После отдыха и обеда наш отряд снова двинулся в путь. Выйдя из шатра, я высматривала глазами Джона, но его нигде не было. Ко мне подошел сир Давос. — Вы очень грустны, моя королева. И король Джон тоже. — Вы правы, милорд, — что тут еще ответить... — Не держите на него зла, ваша милость. Мужчины часто ведут себя… менее достойно, чем должны, не потому, что хотят обидеть своих жен, а лишь потому, что не могут сами разобраться в себе. И выбирают самый простой и глупый выход — сбежать. Он подал мне руку и помог забраться в повозку. — Благодарю, милорд. За вашу мудрость и участие. Я постаралась улыбнуться, насколько смогла. Он молча поклонился. Тирион пытался научить меня играть в кайвассу, достав свою великолепную доску с резными фигурами. Но дорога была неровной, фигуры то и дело падали, а настроение было еще хуже, чем дорога. Сегодня со мной ехала и была хранительницей запаса льняных тряпиц Кэти. По прошествии критического уже времени, я попросила остановить повозку. Выглянув и убедившись, что недалеко от дороги и впрямь имелось подобие леса, я решила не утруждать больше Тириона. Да и тряска в повозке меня доконала. Мне хотелось одиночества, свободы говорить и молчать, а также ехать, наконец, верхом. Погода была сносная, по крайней мере без мокрого снега в лицо, так что надежда на исполнение моих нехитрых желаний хоть сколько-то скрасила мое паршивое настроение. — Милорд Тирион, я сердечно благодарю вас за заботу и внимательность! Но сейчас душа моя рвется на волю! Обещаю на следующей большой остановке проявить все прилежание и усердие в обучении у одного из лучших мастеров кайвассы в Вестеросе! — Вы мне льстите, ваша милость, — смутился Тирион, — но я понимаю вас. Я бы и сам сейчас не отказался проехаться верхом, да только вот мое мудреное седло сгинуло в Королевской Гавани, а новое заказать все руки не доходят. Желаю приятной поездки и благодарю за весьма приятную компанию! От его слов на душе у меня потеплело. Умеет он все же поддержать тонко и весьма деликатно… По моей просьбе нам с Кэти подвели лошадей, и в сопровождении солдат, куда же без них, мы свернули к лесу. Не доезжая до опушки, я сделала знак остановиться, спешилась и, забрав с собой только Кэти, пошла искать укромное место. За кустами чуть поодаль был неглубокий овражек — то, что надо. С дороги не видно и особо не слышно нашей возни и обсуждений. Закончив с моим делом, Кэти отошла в сторонку по своей нужде. Я едва успела завязать штаны и одернуть подол, как услышала ее тихий возглас, похожий на мяуканье. — Ну что такое, Кэти, оступилась? Повернувшись к ней, я остолбенела от от ужаса: какой-то разбойник зажимает ей рот и уже заносит короткий меч, чтобы перерезать горло… Крикнуть я не успела, потому что грубая и неприятно пахнущая ладонь зажала рот и мне, а к горлу приставили кинжал. — Тихо, не ори. Не то обеим быстренько шейки перережем! — шепот разбойника смердел луком и нездоровым желудком. Он был выше и сильнее, я судорожно соображала, что делать. Кэти тряслась и рыдала. — Что за х**ня, Гир? На х*й эти разговоры, кончай свою, а я свою — и дело с концом! — прошипел второй. — Да погоди ты, Суслик, смотри какая, а? Свою, если хошь — кончай, а с этой я бы подождал и повеселился сначала, — возразил первый. — Нах*я? Нам не это приказано было… — второй разбойник плевался слюной от возмущения, но старался говорить тихо. — Да не тарахти! У тебя когда-нибудь была благородная дама? То-то. И у меня — нет. А тут не просто дама, королева! Когда еще придется королеву вые*ать, а? Ты подумай! Так. Кто-то приказал меня убить, но этот у*бок хочет сначала меня… Б**дь! Но это дает какое-то время, чтобы попытаться освободиться. — Дык она ж заорет... — Не заорет, если рот хорошо зажать и оттащить подальше, шоб наверняка… Кончай свою — и сюда. Или Мяснику махни, х*ли он в кустах с лошадьми сидит, когда тут такая краля! Сначала вы для меня подержите, потом я… Значит, их трое. С тремя не справлюсь точно. Я почувствовала, что он чуть ослабил хватку, размечтавшись и споря с подельником, и решила больше не ждать. Задержав дыхание, я что было сил ткнула правой рукой назад, растопырив пальцы, туда, где должно было быть его лицо. На свое счастье я попала ему в глаз – под средним пальцем неприятно хлюпнуло, разбойник взвыл и еще больше опустил руки, я рванулась, освобождаясь от его захвата. Правую руку в районе предплечья ожгло резкой болью. Но крикнуть я так и не успела: удар по голове догнал меня, а следом обрушилась темнота.