Мой Джон Сноу

Джон проснулся с таким возбуждением, что можно было ходить и открывать им двери. Не было речи о том, чтобы будить Джейн так рано после столь трудного дня. О том, чтобы дать себе освобождение рукой, глядя на нее, хоть и спящую, не могло быть и мысли. Джон скрипнул зубами и стал думать о Белых Ходоках. Холодная вода в мыленке помогла завершить то, что не удалось им, и унять его пылкое желание. Он размялся, быстро поел и вышел на галерею, возвышающуюся над внутренним двором. Замок еще ворочался в заспанном похмелье, постепенно оживая звуками, суетой слуг и дворни. Кое-где появлялись лорды и рыцари, что вчера либо мало пили, либо отличались уж совсем выдающимся здоровьем. Он горько усмехнулся, вспоминая, как увещевал знаменосцев не пить много и сохранить голову свежей, но еще вчера было очевидно, насколько он ошибался в крепости своей королевской власти в таких вопросах. Норри-младший уснул под лавкой с собаками в последствиях своего возлияния, сира Кайла и Черного Доннела нашли со свиньями, Гловер и Вилис Мандерли передрались, споря, кто из них должен ближе сидеть к королю и ехать подле него на охоте, Вулл Большое Ведро явил еще одно толкование своего прозвища, а Тормунд споил почти до смерти трех рыцарей, огорчившись, что Джон смог от него улизнуть... Рассказ о нападении на Джейн и особенно о казни уже обошел Винтерфелл и все окрестности. В чертоге его пересказывали и слушали, открыв рот, и осушили немало рогов и кубков за ее здоровье и твердую руку их молодого короля. Кажется, его люди и весь Север жаждали нового героя и всеобщего любимца, символ нового Севера, единства и традиций, доблести и чести, отваги и особой северной хитрости и, чего уж там, дури. Она же удаль и неутомимость в бою. Но и ей, похоже, его уже наделили, едва Барристан Смелый подтвердил, сколько человек пали от меча Джона в Красном Замке. М-да. Сам Джон со Стены жил с привычкой вставать рано и встречать утро в холоде тренировочного двора. Правда, сейчас ему далеко не всегда удавалось как следует попотеть с утра с мечом или хорошим бревнышком — чаще были другие дела, или он восстанавливался после сражений. А еще он все чаще стал встречать утро в теплых объятиях Джейн. Джон старался, чтобы его счастливая улыбка не так уж привлекала внимание, а тренироваться можно и вечером. Кого он точно не ожидал увидеть на ногах в такую рань, так это Тириона Ланнистера. Карлик обеспокоенно топтался у перил, будто кого-то высматривая. Он аж подпрыгнул, когда Джон обратился к нему: — Что, уже шпионишь? Или не ложился еще? — Джон, твою мать, нахрена так подкрадываться?! — Ты хочешь сказать, что я хожу на цыпочках по собственному замку, чтобы незаметно подкрасться к тебе? — Ах прости, твоя милость, я и забыл, что теперь ты хозяин, а мы — гости. Перебрал вчера чуток, с кем не бывает… Кстати, не отказался бы от бокальчика горячего вина, тут зверски холодно, чтоб Иные… м-да. Джон махнул рукой за спину, пожалев друга, который, судя по болтливости, еще не проспался как следует. Им тотчас принесли два дымящихся кубка ароматного, но разбавленного вина с пряностями. На утреннем морозе, что обернул все поручни инеем, — самое то, чтобы разогнать кровь и мысли. Тирион с наслаждением припал к кубку, осушил разом и довольно крякнул. Джон сделал глоток и заметил: — Ты поосторожней, а то у меня бочки тоже есть. — Ты не сделаешь этого. Это совсем уже произвол и международный скандал. — Ха-ха-ха! — А я не буду больше так напиваться, даю слово, — невозмутимо продолжил южный десница. — Хм. — Ты представляешь, Джон, как меня тут называют? "Южный десница"! Похоже на южный персик или южный гранат… Нет, это унизительно, и я требую, чтобы ты разобрался! — выпалил Тирион и разочарованно заглянул в пустой кубок. Джон плеснул ему из своего. Тирион довольно хрюкнул и заявил: — Ладно, потерплю. Не такое уж неуважительное наименование: юг — это географическая область, соответствующая землям от Перешейка до Дорна, составляющим ныне Шесть королевств вместо Семи, а десница — это моя должность, она так называется, и в этом нет ничего саркастичного. Разве что… Ты знаешь поговорку Королевской Гавани, что когда король… — Тирион. — А?... Так о чем это я… Ты знаешь, что ты большой романтик, Джон? — Отчего такая смена темы? — Не отчего, я давно хотел тебе это сказать, — отмахнулся карлик. — Вот смотрю все на тебя и думаю… все же романтик. Хоть и не законченный идеалист, как твой отец. Но все вы, Старки — ведь ты же Старком себя все-таки считаешь? — романтики. — И на чем же основаны такие глубокие выводы? — Ах, не прикидывайся, все ты понимаешь! Вон по роже видно. Джон усмехнулся в бороду. — Как бы вы ни размахивали вашей честью, точно флагом, или не рядились в нее, как в тесный доспех, что ни дыхнуть, ни… Вы все равно, все до единого, мать вашу, засыпались на любви, потому что в самый критический момент выбирали именно ее, чтоб мне провалиться во все семь преисподних, а не ваш гребанный долг!... Что смотришь? — Я тебя внимательно слушаю. Ты явно намерен открыть мне глаза и блеснуть мудростью, я даю тебе такую возможность. — Ненавижу и люблю тебя за такую манеру, Джон-то-ли-Старк-то-ли-Таргариен… — Но-но… — Да ладно тебе! Вот смотри, зачем далеко ходить: возьмем матушку твою… э-э-э… ладно, не будем, чего озвучивать очевидное, — все ясно, как и с твоим отцом... Там вообще полный мрак… или свет, можно по-разному интерпретировать. У долга и здравого смысла не было даже шанса… Брандон сотоварищи примчались к Эйерису требовать справедливости, не удосужившись толком разобраться, а что собственно, произошло… Рикард… ладно, у того были и иные мотивы… Но Эддард, Эддард! Образец чести, мерило добродетели! — Не перегибай. — Я на полном серьезе! Быстренько отказался от своей чести, как только нависла угроза над прекрасной головкой Сансы и ее сестры, хотя… кто бы так не сделал… А Робб? Победа за победой! Стремительное продвижение и подчинение почти всех Речных Земель, фактически новое королевство! И все коту под хвост из-за хорошенькой… опять же любви! — Ты под котом тут имеешь в виду животное покрупнее или, собственно, кота? — Кота, вообще-то… Ах ты, пекло! Как ты меня подловил! — погрозил коротким пальцем все еще похмельный карлик. — Даже не думал. Я лишь уточнил для ясности, — посмеивался Джон. — А-ай, брось!... Но я ни на грош не поверю, что она была просто смазливой волантийской шлюхой, ради этого королю Севера не за чем было жениться и бросать к ее ногам свое молодое королевство! Уж он-то не ты, знал поди толк… — Тирион! — Я не то имел ввиду, ты понял… нет? Ну давай, вмажь мне хорошенько кулачищами с высоты своего роста! Сколько раз меня били за мой язык… И не счесть. Но он всегда говорит правду, и чаще всего — остроумно... — И в чем же твоя правда? — В том, что ты — гребаный Старк, который, как и все, сделал выбор в пользу любви! Но-о-о… при этом как-то умудрился не только честь и жизнь сохранить, но и разжился армией, союзниками и прекрасной женой, к которой я отношусь с полным уважением и восхищением, а выше имел в виду исключительно тебя… — Тирион указал на него пустым кубком и сделал многозначительное лицо. — Вот еще Ходоков победишь, тогда тебе все выходки простят, и тебя уже так не поподкалываешь... — Рано говорить о победе, Тирион. Ты их не видел. — Ну почему… Твои мертвецы на всех произвели впечатление, мы же все здесь! И армия у тебя есть, и драконы, и карманы ты неплохо сумел набить дорнийским золотом… — Все это будет истрачено и съедено еще до того, как наступит весна. Если наступит… — Не начинай… — Уже сейчас день длится всего пять часов. И продолжает уменьшаться! Запасы не вечны. А что касается выбора между любовью и разумом или, если хочешь, долгом, может, в крайней точке безрассудства из-за любви к своим близким и находится высшая мера разумности, ты об этом не думал? — Это как если идти все время на запад... то придешь на восток… — Именно. — В смысле? Ты что, читал мейстера Кантона? — Не ты один умеешь читать, Тирион. А в крайней точке чистого разума скрывается лишь жестокость и смерть, потому что не может быть жизни без хотя бы капли любви... Твой отец, когда любил твою мать, свою жену, дал жизнь вам и поднял свой дом до тех высот, что мы знаем. А потом он руководствовался якобы лишь разумом, и где он сейчас? — Ик... — Останься у него хоть немного любви, к тебе, к Джейме, к Серсее, разве не сложилось бы все не столь ужасно? Я скажу более, раз мы говорим об этом: разве не из все той же любви исходил твой отец в своих поступках, только вместо сладости эта любовь превратилась для него в горечь и боль? Ведь он по сути просто мстил тебе и всему миру за то, что у него отняли его Джоанну! Так что всеми нами движет любовь: желание ее или ее отсутствие. — И когда ты научится так складно говорить?! Ладно, сдаюсь. Я тоже романтик, поэтому и пью все время… Но все же я знаю одно исключение, что, вероятно, лишь подтверждает правило... — Станнис, — сказали они хором. К ним подошел Давос, который выглядел не в пример свежее, чем южный десница, несмотря на слухи о том, что вечера он закончил вечер в компании Тормунда. — Ваша милость. Милорд. Я слышал только конец вашей беседы, и, если мне позволено… Вы упоминали покойного Станниса Баратеона? — Вообще-то мы говорили о любви, — укоризненно пояснил Тирион. — Э-э-э… Тирион быстренько изложил северному коллеге суть их философского спора. Давос нахмурился, покряхтел, пожевал усы, а потом изрек: — Знаете, что вы делаете? Вы действуете из ее отсутствия, беситесь и жалите всех вокруг. — Иные бы вас побрали, мудрецов, что прочли полторы книжки! — Ошибаетесь, читаю девятую… — Благие боги!... Тириону удалось отвязаться от этих двух мыслителей лишь спустя полчаса, когда его северная милость отправился в кузницы, а его десница проверить караулы (и не слишком ли перепились солдаты, которым вчера тоже выкатили достаточно эля во двор, чтобы попраздновать). Сам он хотел уже идти внутрь — он порядком замерз, стоя на открытой галерее. Одно было хорошо — практически протрезвел и мог мыслить и говорить ясно безо всей этой романтической чепухи. Но тут он увидел в конце галереи ее. И замер, где стоял, боясь спугнуть удачу. — Принцесса… — Милорд. — Тирион. Когда-то вы звали меня “Тирион”... — Это формальности. Вы же никогда раньше не звали меня принцессой. Ф-фух… Тирион выдохнул и смог расслабить челюсть, которую, оказывается, неосознанно сжимал. Срочно нужна была тема для разговора... — Позвольте поблагодарить вас за гостеприимство! Никто из нас не ожидал такого пира — мы полагали, что Север нуждается и живет чуть ли не впроголодь… — Это все Джон. — Ваш брат… кузен, очень изменился, не находите? И тут ее лицо переменилось. Ледяная маска уступила место задумчивости и искренней заботе: — Иногда я смотрю на него и не узнаю. Он совсем не тот Джон, которого я знала и который в тревоге уезжал из Винтерфелла семь лун назад. В нем много того, чего я раньше не замечала, и в то же время то, что было раньше, как будто стало четче... Он стал так похож на… моего отца. Наша няня подумала, что это вернулся он... — Н-да, Джон с виду истинный Старк. Но внутри… Может, то, что мы видим сейчас и есть настоящий Джон? Часто ли вы заглядывали к нему внутрь раньше? Много вы вообще на него смотрели? Угрюмый молчаливый бастард с цепким взглядом и сильными руками... Но на удивление начитанный... Имел ли он возможность себя проявить? Знал ли он сам себя до конца? Сомневаюсь. Когда я увидел его впервые, что-то в нем пленило меня сразу. Мне было жаль, что он намерен похоронить себя на Стене... А сейчас у него повадка человека, который может владеть миром и, что самое удивительное, знает, что с ним делать. Это привлекает внимание и настораживает многих, и не только в Королевской Гавани или на Драконьем Камне... Хотя, как я слышал, северные лорды его боготворят. — Джон дал всем надежду. Север обескровлен и устал от войн и усобиц. А зима уже не близко, она здесь. И будет долгой. Северу нужен такой король, как Джон. — Северу… Вне всякого сомнения, миледи. И мы рады иметь такого союзника, уверяю вас! Но что вы сами, Санса? Вы теперь принцесса. Не об этом ли вы все время мечтали? — Наши мечты имеют свойство исполняться, зачастую лишая нас всякой радости. Я верю в Джона. Даже, возможно, в его личное счастье… — О, да. — Но я давно не верю в сказки о принцах и принцессах. Я слишком хорошо знаю, какими бывают принцы в реальной жизни. — Санса, — она посмотрела на него совершенно сухими и пронзительно голубыми глазами. Тирион даже смешался, — я… простите меня, что не защитил вас тогда. — Это вы простите меня, что я тогда сбежала, бросив вас, и навлекла еще большие подозрения... — О! Там и так достаточно было подозрений. И даже без вашего бегства или каких-либо действий с моей или вашей стороны мой отец и сестра сделали бы то, что давно хотели — избавились от меня. Да, паршивая была ситуация, как ни посмотри… — Во всем, милорд? Тириона будто ошпарило. Он спохватился и не знал, как исправить сказанное и не выдать своей уязвимости, не выглядеть полным идиотом в ее глазах. — Я не имел в виду... брак с вами, Санса! Вы, вне всякого сомнения, были самым прекрасным из того, что представляла собой моя жизнь, — он изобразил как можно более светскую улыбку, чтобы спрятать за ней искреннее волнение. — Вот только я был не в том положении, чтобы суметь сделать вашу жизнь безопасной, не говоря уже о счастье… — Вы были лучшим мужем и женихом из тех, что у меня были, правда. — По сравнению с Джоффри и Рамси Болтоном? Я польщен, сударыня… — скривился Тирион. Санса распахнула глаза, и он забыл, что говорил. — Простите!... Я не это имела ввиду, я… — Санса, — он осторожно накрыл ее руку, прикасаясь едва-едва, чтобы не напугать. На его счастье она не отдернула ее, — ситуация была такая, что трудно вспоминать о ней, не причиняя боль. Но это то, что я меньше всего хотел бы делать по отношению к вам. Я хочу, чтобы вы знали, что я всегда был вам добрым другом, вы можете на меня положиться и я сделаю для вас все, что в моих силах! — Спасибо, Тирион, — его имя в ее устах звучало как музыка. — Я хотела сказать, что благодарна вам. Никто не заботился обо мне так, как вы. Ну кроме отца и Джона, разумеется, — Санса грустно улыбнулась. — Конечно, — он убрал руку и тоже улыбнулся. Надо было заканчивать этот разговор, который и так уже пошатнул его самообладание. В кузнице, отведенной Джендри Уотерсу, пахло окалиной, углем и потом. Кажется, парень еще не ложился и работал вторые сутки. Джон рассматривал широкую спину кузнеца, что виднелась в жаркой глубине кузницы у пылающего горна. Бугристые мощные плечи блестели, лямки фартука подчеркивали рисунок мышц. Помнится, про Роберта дядя Нед рассказывал, что тот в свое время тоже был красив и мускулист, как девичья мечта. Интересно, много ли в его сыне от него, помимо внешнего... — Ты что, следишь за ним? — услышал он тихий вопрос Арьи у себя за спиной и едва не вздрогнул. Джон ходил почти бесшумно и часто пугал этим окружающих, но Арья подкрадывалась и вовсе как тень. Джон хмыкнул: — Он делает для меня особый заказ, я захожу проверять. А ты что о нем так беспокоишься? Знаешь его? Арья сверкнула глазами. Игра началась. Наживка была заброшена и теперь они молча испытывали друг друга взглядами. Джон сдался первым, едва заметно улыбнувшись в усы. — Мы встречались раз или два, пока я скиталась после гибели отца. Есть. Арья решила соврать, значит у нее действительно имеется что скрывать. Но тут она выпалила, сверкнув глазами: — Правда или ложь? Джон опешил. — Что, братец, думал меня подловить? Он сделал насупленное лицо. — Я знаю Джендри довольно давно, он мой друг. Чего мы только ни повидали с ним на пути от Королевской Гавани до Харренхолла. Потом наши пути разошлись. И вот мы здесь, и я рада его видеть. Ни одной лишней или скрытой эмоции не отразилось на лице сестры, но Джон предпочитал верить тому, что сказала Джейн. — Похоже, все дороги нынче ведут в Винтерфелл, а, Джон? — Да, дорог много, замок один, — искренне улыбнулся тот сестре. — И я тоже рад, что мы и наши друзья здесь, а не разбросаны по всему Вестеросу, как было раньше. Но я должен сделать то, зачем пришел, а ты — я могу попросить? — зайди к Джейн, скажи, чтобы оделась потеплее, я хочу, наконец, показать ей весь замок. Арья кивнула. Они всегда хорошо ладили с Джейн и найдут о чем поговорить, пока он закончит дела. Джендри имел хмурый вид. — Ну, как устроился? Здесь сможешь успеть? — Ваша милость. Благодарю вас, кузница отличная, комнаты такие, о каких я и мечтать никогда не смел. Только вот я простой кузнец, и не надо мне ничего, кроме доброго молота да хороших мехов. Так-так. А тут, кажется, совсем недавно что-то произошло. — А что ты думаешь относительно своего происхождения? — Ничего не думаю. Чего тут думать? Оно ничего не меняет и не изменит. Я бастард и кузнец, а больше никем не буду. Очень хорошо. Раз его так разобрало, значит, он провел не одну бессонную ночь в размышлениях и терзаниях. Уж кому это знать лучше, чем Джону. Значит, у парня все же есть амбиции. Посмотрим, что из этого может выйти. — Так что с моим заказом? — Уже принялся. Пока ничего сказать не могу, ваша милость. Но я подумал, если получится, не закрепить ли на ней еще пластины из обсидиана? Я нашел способ изготавливать из него довольно плоские и ровные. Глядите, ваша милость, если наложить их вот отсюда и не внахлест, а рядышком, то не должно стеснять движений. Драконье стекло легкое, а раз оно упырей убивает, то и защищать должно! Джон был восхищен парнем и его задумкой. — Сколько тебе нужно помощников и времени, чтобы изготовить еще такую броню, скажем, на коже или стеганой основе? — Прикинуть надо… Задачу я понял. Так-то, чем больше рук, тем больше брони успеем сделать, камня много… Только ведь и вашу… ваш заказ в секрете держать надо. Я придумаю, как всем разместиться, чтобы и нашим и вашим, ваша милость. Только… будут ли меня слушать? Меня не знает здесь никто. И я с юга… — Будут. С сегодняшнего дня ты назначаешься моим личным кузнецом. Справишься — дам рыцарское звание. Всем говори, что учился ремеслу в Королевской Гавани, работал со мной на Драконьем Камне и в Белой Гавани, а сам родом из Штормовых Земель. — Но как… Я же Уотерс… — А я был Сноу, хоть родился в Дорне. Это уже почти модно, так что… — он хлопнул парня по плечу. — И учись уже грамоте. Это приказ. Обратись к Сэмвеллу Тарли, он мой друг и советник, подберет тебе кого-то или займется сам. У вас похожий склад ума. Может, что еще вместе придумаете толковое, только замок не спалите, я в нем еще пожить хочу… — подмигнул Джон и покинул кузницу. — И как мне все успеть, — пробормотал ошалевший Джендри-возможно-скоро-Баратеон у него за спиной. Ничего, если хочешь ее, успеешь. По крайней мере, я скоро узнаю, как велика ее власть над тобой. Из кузниц Джон направился к себе. Солнце поднялось, Джейн, наверное, уже выспалась, и он пожалел, что отправил Арью просить ее собраться. Лучше бы он разбудил ее сам и… Но зато он сможет, наконец, показать ей Винтерфелл как следует. Лордам он велел собраться после обеда, а до этого он не хотел больше думать о делах и войне. Он хотел просто побыть с женой и порадовать ее. Дени стояла у плотно закрытого витражного окна и смотрела на заснеженный двор. Винтерфелл был раза в два больше замка на Драконьем Камне, что теперь тоже являлся владением Джона, как принца рода Таргариен и ее наследника. Единственного, незачем было себя обманывать. Он мог бы согласиться на двойной брак. Но даже в этом случае, трон после него унаследовал бы его сын от другой женщины. Как и сейчас. Дени хорошо понимала теперь, что он отверг ее предложение не только из-за чувств, но и потому, что хотел править Севером как отдельным королевством и не хотел сидеть с ней на Железном Троне. Это было только ее бремя. Ее покои располагались на четвертом этаже главного крыла и раньше, как она поняла, принадлежали лорду Эддарду Старку. Джейн вопреки всем известным традициям не пожелала иметь отдельные с мужем покои. Но даже с этой высоты было хорошо видно, как ее племянник-брат водит свою королеву по замку, вьется вокруг нее и оживленно рассказывает –– наверное, забавные и теплые истории об этих местах. Дени в который раз почувствовала себя неуютно среди всех этих волков, их традиций и легенд. Она, казалось, больше не испытывала той жгучей ревности. Другие неприятные чувства овладевали ей в отсутствии возможности выплеснуть накопившееся или хотя бы поговорить по душам, как раньше с Миссандеей: отчуждение и… зависть. Джон был единственным во всем мире родным ей человеком, но его самого окружали не только родные стены, но и любящие сестры, брат, люди и слуги, которые знали его с детства, друзья… Могла ли она сама теперь кого-то назвать другом или подругой? — Моя королева. Сир Джорах старался держался недалеко и, видимо, ощутив ее настроение, подошел и встал рядом. Дени решила, что хватит грустить и достала улыбку: — Сир Джорах, вы можете показать мне Винтерфелл? — Сомневаюсь, кхалиси, что знаю столицу достаточно хорошо и что нас пустят, например, в крипту без кого-либо из Старков… — Все Старки сейчас готовятся к королевской свадьбе. Их можно понять. Почему бы нам хотя бы не пройтись по замку? Мне наскучило сидеть в покоях. Или мы можем проехаться до холма и проведать моих детей. Я давно не летала, и Дрогон, наверное, совсем заскучал… Ощущение мощной силы Дрогона и полета, по которым она так тосковала в дороге, улучшили настроение и развеяли грустные мысли. Вот они, ее дети — самые верные и бескорыстные. Грозные и прекрасные. Важно помнить, что ты — дракон, чтобы не потеряться среди этих снегов и волков. Джорах помог ей снова сесть на лошадь, и ей захотелось посетить Зимний Городок, что они проезжали по дороге к замку, посмотреть на людей и, может быть, что-нибудь прикупить на ярмарке. У новой королевы Севера были очень хорошие портнихи, а она сама придумывала интересные наряды. А все праздничные платья Дени были легкими, ей недоставало красивых теплых вещей. И она не без интереса разглядывала украдкой хитро скроенное платье Джейн на пиру: оно было явно теплым, но подчеркивало фигуру, закрытым по большей части, ведь всюду гуляли сквозняки, но довольно соблазнительно открывало шею и запястья. А Дени, чтобы согреться, приходилось кутаться в бесформенные меховые накидки поверх ее эссоских шелков и тонкого льна, из которого ей шили платья на Драконьем Камне. Не откажет же она Дени в такой милой услуге? Хотелось в это верить, хотя их общение и нельзя было назвать ни теплым, ни сколь-нибудь близким. Лица простых людей были настороженными, они провожали ее эскорт довольно угрюмыми взглядами, но торговец тканями был на удивление любезен и показал ей десятки образцов. Дени выбрала плотный алый шелк, мягкую черную шерсть и теплое серое сукно для накидок. Торговец бурно запротестовал и не желал брать никаких денег, сославшись на распоряжение короля все покупки ее и ее свиты записывать на его счет. Так ли это было или нет, но Дени стало приятно. После он посоветовал ее милости южной королеве отведать превосходных поросят и привозного дорнийского вина, которым предусмотрительно запасся хозяин новой таверны под названием “Волчья корона”, понимая, что благородной свите ее милости и, возможно, даже ей самой будет скучно все время сидеть в замке. Дени весело рассмеялась предложению словоохотливого торговца. Но Джорах смотрел на нее так грустно, что она подумала — а почему бы и не отобедать в таверне? Когда-то они делили мясо у костра в дотракийских степях, могут разделить его и за северными дубовыми столами. В таверне играла задорная музыка, хозяин был ошарашен ее появлением, и Дени разумно усомнилась, стоит ли верить остальным словам торговца тканями. Но ее верный Мормонт сказал хозяину пару слов, что вывело того из оцепенения, и их тотчас проводили в лучшие покои наверху, растопили камин и принесли довольно неплохого вина и закусок. — Вы немного повеселели, кхалиси, — заметил Джорах, попробовав вина прежде, чем налить ей. — Присаживайтесь же, сир Джорах, вы же не будете так и дальше стоять словно слуга? — улыбнулась ему Дени. — Благодарю, моя королева, но кто я, если не самый преданный ваш слуга? — Побудьте сегодня моим другом, сир Джорах! Слуг мне хватает, а вот друзей… Отчего люди на Севере так угрюмы и невеселы? Я поняла по акценту и прыти, что этот торговец явно приезжий… — Сейчас на Севере пребывают сразу два королевских двора, близится свадьба и война — где еще быть оборотистым торговцам, как не здесь? — Хм! — А люди… зимой на Севере бывают такие морозы, что говорят, будто смех застревает у человека в горле и разрывает его в клочья, м-да… Оттого люди зимой и не смеются, а после… те, кто выживают, уже и не помнят, как это делать. — Как это грустно. — Простите, кхалиси, я не хотел вас огорчить. Я никогда не отличался умением вести остроумную и легкую беседу. Вам лучше было пригласить для этого, скажем, сира Гарлана или Тириона. — Ах, сир Джорах… Что мне сир Гарлан? Я хочу поговорить со старым другом, а не придворным льстецом! А Тирион в последние дни ходит сам не свой. Не знаете, что с ним? — Гхм… Север на многих влияет не самым веселым образом. Вероятно, лорд Ланнистер из их числа. — Но этого не скажешь о короле Джоне. — Ну-у, он здесь дома, и к тому же у него такой повод. — А вы? Дома, сир Джорах? — Я… — Вы рассказывали мне свою историю, я помню. Но неужели вы не рады вернуться в родные края после стольких лет? — И да и нет, кхалиси. Я уже позабыл, где мой дом. Мой отец мертв, мои сестры тоже. Медвежий остров не примет меня, я даже не стану туда соваться. Лорды в Винтерфелле смотрят на меня косо, племянница Лианна не сказала со мной и двух слов, кроме приветствия… Не-е-ет, я не чувствую себя дома, моя королева. Отныне и навеки мой дом лишь там, где вы. Я поклялся служить вам и никогда не нарушу своей клятвы, — ее рыцарь опустил голову и отхлебнул из кубка. — И вы готовы будете последовать за мной куда угодно? — Дени игриво глянула поверх своего. — Разумеется, кхалиси. — К Стене? За нее? — Как вы могли подумать, что я оставлю вас там одну? — Даже если я когда-нибудь решу все бросить и вернуться в Эссос? Куда-нибудь… в какой-нибудь город, даже не в Миерин? — Особенно в этом случае, моя королева… — взгляд Мормонта стал теплым и влажным, и он, не выдержав, отвел его в сторону. — Что ж, я ловлю вас на слове! Если мне все настолько надоест, что я решусь сбежать, вы поедете со мной! Дени, смеясь, смотрела на то, как меняется лицо ее верного медведя. Она и сама не знала в это мгновение, говорит ли она сколь-нибудь серьезно или просто дурачит его. Но огонь искренней надежды в его глазах поразил и смутил ее. — Поеду, как я могу отпустить вас одну... без привычной вам свиты и охраны… Вот только вы, кхалиси, никогда не бросите то, что завоевали с таким трудом и к чему стремились всю жизнь… — Вы правы, сир Джорах, — опустила глаза Дени, — это была глупая шутка. — Я рад, что смог вдохновить вас на шутку, моя королева… — Скоро ли нам принесут обещанного поросенка в меду, вы не знаете? — Гхм, пойду их потороплю, с вашего позволения… После крипты, расположенной глубоко под землей в самой старой части замка, мы направились к оранжереям. Джон самозабвенно рассказывал о каждом уголке и башенке, вспоминал связанные с ними истории из своих детства и юности, веселые и не очень, а мое состояние и настроение все больше шли вразрез с происходящим. Маленькая девочка внутри снова чувствовала себя самозванкой, но главное было не в этом. Моя рука лежала в твердой руке Джона, он смотрел на меня тепло и мечтательно, однако в другое время даже это вряд ли помогло бы мне унять беспокойство и тревогу от любимого триггера. Но сейчас эти переживания, что я тут будто занимаю чужое место и вообще оказалась по ошибке, заглушались другим ощущением: будто на меня смотрит что-то древнее и безличное… и не одно… нет, будто ко мне привязаны сотни нитей и вслед за каждым моим движением и даже мыслью невидимо меняется что-то во всем окружающем пространстве… будто я на него влияю… Это было настолько сильнее возможных душевных терзаний, что не могло не отразиться на моем лице. — Что с тобой, Джейн? Ты побледнела… Тебе нехорошо? Хочешь, мы вернемся в покои? — А ты… ничего не чувствуешь, Джон? — Чувствую, конечно. Я очень рад и… горд, наверное, сейчас, что… Он что-то еще говорил и улыбался, держа меня за руки, а у меня вдруг зазвенело в ушах, и я перестала его слышать. Но я как будто слышала чьи-то ожидания, не высказанные словами, гнев, надежду, отчаяние, приказ, злобу и нежность, горечь, предостережение и решимость… Да что за калейдоскоп, мать твою, который вот-вот треснет и разлетится осколками, как и моя голова?! — Джейн? Я схватилась за виски. — Прости, Джон. Я не слышала, что ты говоришь… Резко голова заболела, не знаю, почему. — Ты устала, наверное. И напереживалась, родная моя, иди сюда! Он притянул меня к груди и нежно обнял. Провел пальцами по щеке. — Давай вернемся. — Давай хотя бы розы посмотрим, пожалуйста. Почему-то мне казалось это важным. Самым важным. Оранжереи сверкали в косых предзакатных лучах новеньким стеклом. Можно было только поражаться, как его смогли произвести таким ровным и прозрачным, а главное — как сумели довезти в целости… — Смотри, какое стекло. Я заказал его из Мирра, как только смог. Каждый лист везли в отдельном ящике, набитом соломой, представляешь… Я приглашал еще мастеров или хотя бы подмастерьев. Если бы удалось производить стекло самим, то такие зимние сады могли бы позволить себе многие, и многих людей они прокормили бы зимой. Но кто же сюда поедет перед войной… Я сам раструбил про Ходоков и мертвецов на весь Вестерос. Армию я получил, но у этой медали есть и другая сторона — мастера бегут: кто в Белую Гавань, а кто и дальше. Еще и поэтому я оставил большинство кузнецов у Мандерли. Что толку гнать их силой дальше, они бы от страха работали только хуже… — Значит, нам нужно всеми силами показать, что мы держим ситуацию под контролем! Что жизнь продолжается и никто никуда не бежит. Мы празднуем свадьбу, размещаем заказы… Нам нужен свой монетный двор и новые деньги: скажем, серебряная монета, бОльшая по достоинству, чем олень, но меньшая, чем дракон. Можно еще провести налоговую реформу… построить на наших землях ремесленные поселения и мануфактуры… — Джейн. — А стекло — это чистый песок, сода и известь! Только я не помню точной формулы… — Джейн. Я в который раз поражаюсь твоим знаниям и толковым предложениям, любимая. Кажется, тебе дай — ты сама сможешь стекло производить, и много чего еще, — он по-доброму усмехнулся. — Но дело в том, что я не знаю, хорошо ли это: удерживать людей на Севере сейчас. Я… не уверен, что смогу их защитить. Джон опустил глаза, и мне стало стыдно. Монетный двор, своя валюта. Налоговая реформа и разделение труда на производстве… Где та девочка, что чувствовала себя самозванкой? Верните, пожалуйста, а то меня что-то занесло. Петр Великий, блин… — И тебе тоже… нужно быть готовой отплыть в Эссос. Если оборона Стены падет… Ты знаешь, что я сделаю все, что в моих силах, и все, что сверх них, все, что смогу. Но, если они прорвутся, ты, Санса и Арья отправитесь в Белую Гавань незамедлительно. Оттуда корабли доставят вас в Браавос, а дальше вы поедете сушей в Миерин. Там от имени Дейенерис правит совет, они уже предупреждены. Но, возможно, безопаснее будет остаться в Браавосе. Ты решишь это уже сама, полагаясь на советы Давоса, он будет с вами. Обещай мне. Взгляд его был полон горечи. Я знала, что он велит сделать это. И знала, что должна буду так поступить, особенно, если наши с ним надежды оправдаются. Нет ничего хуже в драке или сражении, чем путающиеся под ногами бабы. А та, которую любит главный герой, еще и вскрикнет в самый неподходящий момент… Так, ирония, сарказм и кадры воспоминаний — своим чередом, а я все равно должна буду сделать это. Не заламывать руки и не лить сопли, ему и так несладко мне это говорить. — Я поняла тебя. Я обещаю, хоть это и будет для меня самым сложным из всех возможных действий. И… прости, Джон, я размечталась… Это все глупо и неуместно, — сбивчиво пробормотала я. Ощущение скорого расставания и неизбежных потерь подступило с неумолимым цинизмом реальности. У меня задрожали руки. Девочка внутри меня заголосила и клялась хорошо себя вести и не высовываться, только бы ее не лишали этой обещанной сказки так скоро. Так сразу. Так… насовсем. — Боги… — неожиданно воскликнул Джон, и я будто очнулась, — это ты меня прости, любимая! Осел! Да на что же я гожусь, если ты извиняешься за то, что мечтаешь?! Прости меня, Джейн, родная моя, не знаю, что на меня нашло, — он припал губами к моим дрожащим рукам. — Я сам заявил, что буду оберегать тебя от всех тревог и забот в эти дни, и сам же обрушил все это на тебя — прости! Я не хотел говорить об этом сейчас. Мы успеем еще все обсудить и поспорить, и поплакать, и… А сейчас выброси все это из головы, если можешь. Он снова крепко прижал меня к себе, и в его руках мне и вправду стало спокойнее. — Пойдем. Мы же сюда пришли к розам. Он сам открыл дверь, жестом велев гвардейцам ждать снаружи, и пропустил меня под стеклянный свод оранжереи. И снова я ощутила это: будто поглаживание, объятие, благословение и уже отчетливо — аромат. Джон долго стоял молча, приобняв меня за плечи, и, наконец, спросил: — Ну как тебе? Я задумалась. Трудно было найти слова, находясь в этом месте. Музыка: "Листья под дождем" — Хелависа Пожалуй, только в крипте я начала понимать, что теперь, как ни странно и дерзко это звучит для зрительницы сериала и читательницы книг, я — тоже часть этой семьи. Уважение и трепет испытывала я, стараясь ступать как можно тише мимо величественных статуй, олицетворяющих давно почивших грозных королей Зимы и лордов Винтерфелла. Джон, напротив, шел уверенно и рассказывал о своих предках: далеких, чьи мечи на коленях уже истлели от времени, и не столь старых, чьи клинки еще были остры... У фигур своего деда Рикарда и дяди Эддарда Джон остановился. Поцеловал меня в висок и сам заменил свечи на полках и в нишах. Потеки воска будто напоминали, сколько слез было пролито. Отсветы плясали на каменных лицах, тени от факела метались и жались по углам, дым возносился под сводчатый потолок. Джон встал рядом и обнял меня за плечи. — Раньше мне часто снился один и тот же кошмар: что я спускаюсь сюда, и все они гонят меня прочь, говорят, что я не Старк и место мое не здесь. Я столько раз просыпался в поту и слезах от этого сна… А сегодня ночью я видел их снова. Но не в крипте, а за столом в Большом чертоге. Их всех: деда, Бенджена, Неда и даже Брандона, которого я не мог помнить, Робба… Они поднимали кубки за меня… за нас! Кричали здравицы, обнимали и хлопали меня по спине. А я не мог поверить, что они живы и все предлагал им поочередно занять мое место за высоким столом. Но они все отказывались… А ты сидела там и улыбалась, вот как сейчас. — Джон… — Ты исцелила меня от многих кошмаров, родная. В его улыбке даже в неровном свете угадывалось глубокое волнение, а на щеке блеснула мокрая дорожка. Я положила руку ему на грудь. — А это Лианна, моя мама… И вот, стоя перед этими чудесными розами, которые распустились, когда сроки цветения уже миновали, вопреки холоду, едва не убившему их, несмотря на разруху, непрекращающиеся войны и гибель многих членов семьи, я ощутила сердцем, что меня действительно принимают не только сестры и брат Джона, но и старшее поколение Старков. Сердцем семьи была она — прекрасная и дерзкая Лианна. Ее сердцем были эти розы, Рейегар и… Джон. Я клянусь вам, клянусь, леди Лианна, что тоже люблю его, вашего сына, всем сердцем! Я никогда его не предам! Я все для него сделаю! Только бы понять, что именно, а то я запуталась и меня бросает из крайности в крайность… И как я могу повлиять на то, чего так хочет и ждет от меня сам Джон… — Джейн? Я, наверное, молчала слишком долго. — Розы прекрасны, Джон. А она… как будто сама здесь... — Ты тоже это чувствуешь? — Да… Я смотрела, как он срезал один цветок, и затаила дыхание, когда он очень бережно закрепил его в моих волосах. — Давно мечтал сделать это. За такую его улыбку можно было отдать королевство. — Мне идет? — я постаралась вложить в свою весь трепет и нежность, что меня переполняли. — Очень. Я тебе уже говорил, что ты чем-то похожа на нее, помнишь? — Помню. — А еще я тогда очень хотел тебя поцеловать… — Я знаю. Он снова улыбнулся, загородил меня плащом, обнимая и притягивая ближе, и полностью завладел моими губами… — Джон, а можно я возьму розы для прически на свадьбу? Будет не слишком? — Я буду только рад. А вопрос странный… В другое время я бы огорчился. Я показываю тебе замок, чтобы ты, наконец, поняла — все это твое. Ты можешь брать и делать все, что захочешь. Джейн, нет большего счастья для меня, чем дать все это тебе и смотреть, как ты хозяйничаешь… — А как же Санса? Он так растерялся, что мне стало даже жаль его. — А что Санса? — Она не обидится, когда я начну хозяйничать? Судя по выражению лица, он не особо об этом задумывался. Его сестре, конечно, предстояло рано или поздно стать хозяйкой в собственном замке. Но пока она была хозяйкой в этом и справлялась хорошо. Что ж, остается надеяться, что Санса все тоже понимает правильно и что между нами не будет конфликта. И особенно, что я сама справлюсь. Ох... Из оранжерей мы все же решили пойти в главную башню, впечатлений и волнений было пока достаточно. А я совсем не прочь была отдохнуть и поесть чего-нибудь. Едва стряхнув снег с сапог, мы встретили в коридоре Сансу. Она отчитывала покрасневшую служанку за то, что скатерти пошили серо-зеленые, тогда как она велела подготовить серо-синие под цвет штор. Мы с Джоном переглянулись. — Принцесса Санса, — обратилась я к ней, — если это скатерти для свадебного пира, то я ничего не имею против зеленых. Они мне нравятся даже больше. Давайте оставим, как есть. Боюсь, что перешить уже не успеют. — Ваша милость. Как вам будет угодно, разумеется! Но я старалась подобрать их под цвет штор, гобеленов и букетов! Я наняла дюжину швей, две дюжины новых поваров, чтобы все успеть, а теперь… — Санса, — я взяла ее за локоть, выразительно глянув на Джона, — давайте мы пройдем ко мне в гостиную, пообедаем вместе и заодно все обсудим. Образцы можем взять с собой. Я забрала у девушки из рук скатерть, которую та нервно теребила и уже почти измяла, чем привела ее в еще большее смятение. — Ступай, милая. Служанка, что оказалась одной из швей, стремительно бросилась прочь. Санса была бледна. Джон, казалось, был готов поступить так же, как эта девица. — Гхм. Джейн, Санса, я оставлю вас, нужно сделать еще кое-что перед советом. Пообедайте без меня. Он поцеловал Сансу и меня в щеки и ушел так быстро, что никто из нас не успел ничего ответить. — Кажется, мы напугали не только работницу, но и самого короля, — шепнула я Сансе по дороге к своим покоям. — Но это цвет вашего герба в девичестве, это важно! Да еще и повара перепутали и заказали шалфей вместо тимьяна!... В Богороще стояла снежная тишина. Алый закат окрасил все деревья, и казалось, что она состоит из одних чардрев разных форм и высоты. Они поговорили про главное, а потом Джон вспомнил о просьбе Сансы и произнес: — Бран. Ты можешь постараться не пугать их? Они… мы совсем не узнаем тебя. Я понимаю тебя, насколько могу… А они совсем нет. Его брат не отрываясь смотрел на ствол сердце-дерева. — Я знаю, Джон. Но мне легче войти в тысячу воронов, чем понять, что чувствует человек. — Бран… — Я все еще чувствую что-то человеческое, потому что видел вас на корабле… с Джейн. Прости. Больше я… не смотрел. Джон нахмурился, а щеки его брата слегка порозовели… Бран покраснел? Вообще, конечно, было от чего покраснеть. Джона самого бросало в жар, когда он вспоминал, как они с Джейн, едва обретя друг друга, неистово и жадно предавались любви на корабле. Потом они стали как будто спокойнее. Немного. Но сегодня с утра он совсем не был уверен в своей выдержке и намерен был повторить вчерашний опыт по освоению их королевских покоев еще до ужина… — От тебя даже сейчас исходит нечто столь мощное… что сильнее старой магии и моих снов о прошлом и будущем. Джон опустил глаза, но это было не обязательно. Он и так знал, что его штаны оттопыриваются так, что выдают его с головой. Пекло! — Я… — хрипло начал он, еще не зная, что сказать, и запахнул плащ. — Я благодарен тебе за это. Я чувствую, что мне все еще дорога та часть, которая когда-то была Браном Старком, а не Трехглазым Вороном. И мне пока трудно отпустить ее окончательно. А ты… должен знать, что то, чем ты обладаешь сейчас, сильнее Их. В твоих… руках Жизнь. Не упусти ее и не променяй на глупые пророчества. Музыка: "Увядание листьев" — Хелависа. Джон пораженно кивнул и зашагал прочь из Богорощи. По дороге он зачерпнул горсть снега, чтобы остудить лицо. Жаль, его нельзя было напихать в штаны… Но ему уже было полегче. Его ждали знаменосцы и войсковые командиры. Сегодня он намеревался изложить общий план обороны и разъяснить задачи тем, кто еще их не знал. Совет проходил конструктивно. В определенный момент Джон поймал себя на мысли, что его давно уже воспринимают всерьез даже умудренные опытом ветераны. А если и возражают, то не потому, что им диктует стратегию и тактику зеленый мальчишка. “Убей мальчишку, Джон Сноу! Убей мальчишку и дай родиться мужчине,” — говорил ему старый мейстер Эйемон. Джон был уверен, что давно убил его в себе. И вот теперь этот мечтательный и добрый мальчишка спокойно и весело смотрел на него, а взрослому мужчине, королю и полководцу, это почему-то совсем не мешало. Джон едва заметно улыбнулся в бороду, перевел дух и продолжил переставлять фигурки на карте, объясняя возможные маневры у Стены... Поднимаясь, лорды шумно двигали кресла и переговаривались. Надо поставить в солярии большой стол, чтобы собирать такие советы. Если делать это в Большом чертоге, это неизменно будет перерастать в попойку, а здесь лучше удавалось держать деловой настрой и ясность мыслей. Сегодня Джон сделал исключение, велев принести всем эля: его знаменосцы выглядели слишком несчастно и помято. Кто-то и того больше — только проснулся, и без эля привести их в чувство нечего было и мечтать. Но на будущее такую практику Джон распространять был не намерен. Глядя на темные лужицы на столешнице и на полу, он позвал десницу: — Лорд Сиворт, задержитесь, — тот покосился на него, но тут же сделал важный вид, насупился, кряхтя в бороду, и уселся обратно в кресло. — Велите писцам сделать копии карты и расстановки сил для каждого, кто задействован, я не очень уверен, что они запомнили подробности. Давос понимающе хрюкнул. — И прикажите приставить к моему столу стол побольше, а у камина — пару кресел и постелить шкуру, и… сменить шторы, а то здесь как-то мрачновато. — Хм… Как пожелаете, ваша милость! Я рад, что вы стали обращать внимание на такие ранее не интересовавшие вас... детали. С кем прикажете посоветоваться при выборе: с леди Сансой или ее милостью? Джон посмотрел на полного иронии десницу исподлобья. — Не в бровь, а в глаз, мой друг. Выберите сами, я доверяю вашему вкусу. Не стоит впутывать Джейн и Сансу, им еще предстоит как-то не поссориться из-за свадебного убранства и пира, и вообще… Они вроде бы пока ладят, но я все равно тревожусь, — он шумно вздохнул. — Вчера и сегодня перед знаменосцами вы держались очень уверенно и достойно, Джон. Я втайне любовался вами, признаюсь. Такое разительное изменение по сравнению с тем, как вы выглядели раньше. В Винтерфелл действительно вернулся король. А что касается женщин и… штор, тут действительно есть о чем тревожиться: две хозяйки в одном замке… Но я уверен, что они разберутся, и, пожалуй, не стоит встревать между ними… — Упаси меня боги! Когда я увидел, как Санса распекает служанок за не тот цвет скатертей, а Джейн хмурится, я предпочел сразу сбежать в Богорощу к Брану! Мне проще говорить с ним про его видения и армию мертвецов, чем слушать про распорядок свадьбы и армию швей и поваров, которых наняла Санса... — Ха-ха!...