Профдеформация

Глупо было полагать, что добродушный полицейский, приглашенный родителями, просто выпьет чаю и забудет о Макаровых, как о страшном сне. Лера понимает это, когда визиты его становятся почти что регулярными. Наверное, будь она чуть умнее (или глупее, как посмотреть), девушка бы раскололась ещё в первый раз, выложив всё, как есть. И про свою деятельность, и про Разумовского, и про Волкова. Про Алтана, его жестокого наемника, который и являлся в её липовой версии событий злополучной лестницей… но Лера отмахивается от этой мысли. Сделанного уже не воротишь. В её ситуации остается только выдумывать, получая высшее сказочное по нелепым отмазкам. Поэтому позитивный и одухотворенный Дима Дубин в который раз пьет чай, пока Лера помогает Кириллу собирать очередной набор Лего. Кира это успокаивает. По крайней мере, он сам так говорит. — Если я ещё раз назову его “мусором”, то мама меня на холодец пустит, — шутит брат. — Лучше бы они тебе психолога нашли, а не мента. Лера только усмехается. Помог бы ей психолог, ага. Держи карман шире. Кир, на самом деле, понимает её лучше всех. При всей своей резкости брат почему-то единственный, кто заботится правильно. Не лезет с вопросами, не смотрит на неё, как на побитого щенка. Просто остается рядом. Включает ей “Хоббита”, смотрит его вместе с ней, таская с кухни чай и печенье, поправляет одеяло. Он знает, что она скрывает что-то важное и страшное, но не приглашает к ней на “домашний допрос” веселого Диму Дубина с кучей историй про его бывшего напарника. Макарова его особо не слушает, упорно прикрепляя колесо к джипу из конструктора, но на знакомой фамилии осекается, стараясь не показать, что теперь рассказ её интересует. — ...мне кажется, меня после 2014 вообще сложно чем-то напугать, — негромко рассказывает Дубин. — Сейчас, конечно, тоже не самые спокойные времена, но хотя бы нет Разумовского с его бравой командой террористов. — То есть, в то, что он и есть Чумной Доктор, вы не верите? — фыркая, влезает в разговор Кирилл, а на укоризненный взгляд отца спрашивает: — Что? Есть разные теории. Я просто интересуюсь. — Нет, не верю, — спокойно поясняет Дима, поправляя очки. — Это подражатель. Талантливый, конечно. Но почерк совсем не как у Разумовского. Тот предпочитал не оставлять свидетелей. — Возможно, у него просто изменились методы, — негромко произносит Лера, смело глядя на Дубина. — Он не был дураком. — Конечно же, не был, — соглашается полицейский. — Разумовский, между нами говоря, был гением не только в айти. Но его личная трагедия — это постоянство. Такие, как он, не меняются. Однако я склонен думать, что новый Чумной Доктор знал его лично. Если бы я занимался этим делом, то это значительно бы сузило круг подозреваемых. — Я вообще не понимаю, зачем его ловить, — в ответ заявляет Кир. — Чумной Доктор делает много хорошего там, где мент... полиция не справляется. — Кирилл! — шикает на него мама. — Ничего, Светлана, он прав, — успокаивает женщину Дубин. — Полиция далеко не всегда может помочь, когда дело касается организованной преступности, но если каждый из нас наденет маску и пойдет линчевать негодяев на улицах, то однажды это превратится в хаос. Идеи Чумного Доктора правильны и актуальны. Но каждый должен заниматься своим делом. Лера чувствует, как деталь конструктора впивается ей в правую ладонь, когда она незаметно сжимает кулаки. Легко тебе рассуждать, бравый полицейский, хочет сказать она. Вот только Алтан со своими наемниками чувствовали себя в полном праве делать все, что заблагорассудится. И в итоге с ними дралась студентка меда в птичьем костюме, а не кортеж правоохранителей. — Так или иначе, — продолжает Дима, — я считаю, что Чумной Доктор ещё не слишком долго будет паинькой. Рано или поздно он сорвется. Если им движут идеи Разумовского, то нам остается только ждать, когда они доведут его до убийств. Влияние Гражданина всегда было пагубным. Даже косвенное. Лера уже привычно сдерживается, даже не реагируя. Много он знает, как же. Разговоры эти она запоминает. Сама не знает для чего, просто мысленно делает заметки, пытаясь понять, как общаться с Разумовским после всего произошедшего. Он её не трогает — пишет раз в пару дней с вопросом о самочувствии и получает однотипные ответы: “Не очень”, “Восстанавливаюсь”, “Ребра все еще болят”. Сама девушка всего один раз спрашивает о том, как там Олег, получает сообщение “Живой” и закрывает диалог. Все как-то криво… Неправильно. Что конкретно неправильно, Лера понимает только спустя пару недель, когда багровые гематомы бледнеют до желто-зеленого цвета, а ребра перестают болеть от каждого резкого движения. Ей назначают встречу, присылают адрес и время. Все, как тогда, почти четыре месяца назад, когда она ехала на “собеседование” в кафе к странному мужчине в кепке и очках. Только сейчас она знает, к кому едет. Знает, что хочет сказать. Знает, что хочет услышать. Не знает только — услышит ли. Очередная конспиративная квартира встречает её, удивительный факт, закрытой входной дверью. Это непривычно, но Лера послушно нажимает на кнопку звонка и ждет. Открывают ей спустя пару мгновений. На пороге стоит Олег. Живой, с еще красным глазом, но уже не выглядящий, как на том заводе. Тогда Лера думала, что Волков похож на зомби. — Привет, Валер, заходи. — Вы начали закрывать двери? — она аккуратно снимает куртку и осторожно нагибается, расстегивая ботинки. — Да, можно сказать, освоили новый навык, — усмехается Олег, наблюдая за ней. — Как самочувствие? — Как если бы меня избили, а потом скинули с большой высоты на железную лестницу, — прямо говорит Лера, не особо желая играть в игру “поговорим о погоде”. — Бывало и лучше. — Верю, — хмыкает Олег. — Чаю? — Да, давай. Сергея они находят на небольшой прокуренной кухне, где тот гипнотизирует взглядом наполовину заполненную окурками пепельницу, катая между пальцами зажигалку. Лера садится напротив него, и только тогда Разумовский отвлекается от своего занятия, переводя на нее задумчивый взгляд. — Ма шери, рад видеть тебя в относительном здравии, — произносит он, с благодарным кивком принимая чашку с чаем из рук Олега. Волков ставит такую же перед Лерой и садится на третий стул, чуть сползая, чтобы не облокачиваться спиной. — Ты выглядишь так, будто пришла на экзамен. — Возможно, — Лера поджимает губы. — Возможно, у меня было время слегка обдумать наш “контракт”. Сергей чуть ухмыляется. За окном начинается снегопад. — Прежде чем ты продолжишь, — он потирает ладонью подбородок, глядя исключительно на крупные снежинки, прилипающие к стеклу, — я напомню, что когда я написал тебе тогда, у меня не было списка кандидатов с распечатанными резюме. Долг твоей семьи и глупость брата, загремевшего в тюрьму, — это исключительно стечение неприятных обстоятельств, не более. Не будь их, я бы придумал другой вариант. Нашел бы, что предложить или повысил бы цену. Я изучал именно тебя, ма шери. Я бы не стал наряжать в костюм того, в ком не был бы уверен. И ты наглядно продемонстрировала, что в достаточной степени… лояльна. — Он хочет сказать, что благодарен, — перебивает Олег. — Много букв, Серый. — Олег прав, я благодарен, — соглашается Разумовский. — Ты спасла наши жизни и крупно подставилась сама. Твой идеализм пришёлся очень кстати. Лера упорно не понимает, куда ведёт этот разговор, но слушает внимательно, стараясь не упустить момент, где её слова будут кстати. Нужное место ускользает, поэтому она молчит, почти не притрагиваясь к чаю. — Я много думал над дальнейшей стратегией Чумного Доктора, все же он в высшей степени герой, спаситель этого прекрасного города, не убивающий, а лишь карающий и далее по тексту, — Олег негромко выдыхает, но Сережа делает вид, что не замечает явного намека сворачивать словоблудие и переходить к сути. — Ты должна была набить свои собственные шишки, чтобы убедиться, что твоя жалость не приводит ни к чему хорошему, ма шери. Чумной Доктор не может быть и мессией, и карателем одновременно. — Я правильно понимаю, что ты предлагаешь начать действовать по твоей старой схеме? — негромко переспрашивает Лера, надеясь, что ей показалось. — Жестокость ради жестокости, но моими руками, а не твоими? — Жестокость ради правосудия, — поправляет ее Разумовский, пожимая плечами. — Но суть ты уловила. Умница. — Я отказываюсь. Макарова говорит это твердо. Не увиливая, в лоб, так, как мысленно репетировала сотни раз, обрабатывая жуткие гематомы по всему телу. Легче ей, правда, не становится, а на кухне будто бы сгущаются тучи. Олег делает незаметное движение, облокачиваясь на стол и оказываясь между ними. Сережа с тихим смешком откладывает зажигалку в сторону. — Хочешь ставить мне условия, Валерия? — он смотрит ей прямо в глаза, но Лера стойко выдерживает этот взгляд, полный унизительной насмешки. — У нас контракт, драгоценная. Ты на меня работаешь. — Я согласилась на тебя работать только при условии, что убийств не будет, — парирует Макарова. — Обещал ли ты мне что-то? Нет. Ты прямо сказал, что твое слово ничего не стоит. И я отлично осознаю, что ты можешь заставить, начать шантажировать и угрожать, — я не вчера родилась, Сергей. Ну так давай. Вперед. Не выплатишь долг родителей? Черт с ним! Вряд ли кредиторы будут страшнее того верзилы со шрамом. — А если у доблестной полиции совершенно случайно окажется досье на Чумного Доктора? — по-лисьи улыбается Разумовский, приподнимая бровь. — С именем одной студентки медвуза, знаешь? Адресом, пропиской… — У полиции так же совершенно случайно может оказаться и другая информация, — Лера нервничает, но умело это скрывает за наглостью. — И что-то мне подсказывает, что полицейский, который ходит пить чай к моим родителям каждую неделю, отлично тебе знаком. — Быстро учишься, — смеется Сережа. — И почему же ты еще ничего ему не рассказала? Потому что одной очень смелой девушке понравилось творить справедливость, верно? Не глупи, ма шери, тебе не идет. — Серый, перегибаешь, — Олег молчаливым слушателем никак не разряжает обстановку, но Лере все равно становится иррационально спокойнее. — Валер, можешь выйти на пару минут? Нам надо поговорить наедине. Девушка чувствует себя почти униженно, когда выходит с кухни. Ее выпроваживают, как маленького ребенка, чтобы родители спокойно обсудили свои дохрена взрослые темы. Это бесит. Она садится на диван в крошечной гостиной и ждет, стараясь не думать о том, что на кухне, вероятно, решается её судьба. ...как только за Лерой закрывается дверь, Олег теряет все свое напускное спокойствие, всем корпусом разворачиваясь к Сереже и складывая руки на груди. Разумовский невинно хлопает своими синими глазами, но это Волкова не трогает лет с десяти. Проходили уже. Эти чудеса на виражах чужой ебанутой в край психики ему надоели до зуда, но сейчас в уравнении присутствует человек, который огреб, спасая их задницы. А к такому Олег относится с уважением того, кто не один раз бывал в бою. — Какого хрена ты устраиваешь? — прямо спрашивает Волков, всем своим видом показывая, что с ним эти “разумовские эки-воки” не прокатят. — Серый, я задал вопрос и жду ответа. — Олег, я устал от этого детского сада, — Сергей перестает играть на публику, и слова выходят почти что злыми. — Чумной Доктор был придуман, как очищение, а не всепрощение! Дагбаев и его псина поймали нас, потому что мы играли по правилам и использовали слишком мягкие способы. Когда я начинал все с Садом Грешников… — А, так у тебя ностальгия по прошлому? — перебивает Олег, сжимая зубы, чтобы буквально не зарычать. — А давай тогда сразу похитим всех бандитов и будем играть ими в шахматы, а? Или нет. Лучше в “Дурака”. Подкидного или переводного? А потом можешь пристрелить меня. Только на этот раз целься в голову, чтобы мне не пришлось в очередной раз видеть, как ты упорно пытаешься слететь с катушек. Олег знает, что звучит жестко. Знает, что чувство вины у Сережи размером с Эверест, а каждое напоминание о Венеции — хуже пощечины. Но Волков так же знает, что если не тормознет любимого человека прямо сейчас, вновь поддерживая все больные идеи и безумные предприятия, то их “долго и счастливо”, в лучшем случае, будет в тюрьме на соседних койках. А Олег этого не хочет. Покой, конечно, им только снится, но пока Сережа пытается определиться, как он относится к Волкову в работе (партнер? друг? подчиненный?), бывший наемник делает выбор за него. Подчиненным он больше быть не собирается, а другом и партнером планирует быть вдумчивым. — Посмотри, чего мы достигли, пока Дагбаев не потоптался на этом, Сереж, — смягчается Олег, подходя к Разумовскому, который рассеянно смотрит на свои дрожащие пальцы. Хреновый признак. — Твой Чумной Доктор действительно стал героем. Ты сам показывал мне его рейтинги в соцсетях, помнишь? Он почти как Бэтмен, только круче. И это получилось методами Валеры, а не твоими. — Олег, ты не понимаешь, — качает головой Разумовский. — Я не… не чувствую удовлетворения от этого. Это все не то, не так. Даже руками Леры… Это ощущается... плоско. По-настоящему хорошо мне стало только в тот момент, когда я вскрыл горло первому “везунчику” на заводе. Я даже лица его не помню, — горько хмыкает Сергей. — Помню только, что мне было хорошо. — Ты такой псих, — тихо выдыхает Волков, рывком привлекая Разумовского к себе и прижимаясь губами к его виску. Рыжие волосы щекочут ему нос. — Просто больной на всю голову, Серый. — Мне жаль, Волч, — так же еле слышно отвечает Сережа, не стараясь отстраниться. — Я бы хотел, чтобы все было по-другому, правда. Спасибо, что остаешься со мной. — Куда я от тебя денусь, — Олег прикрывает глаза, на грани возможностей подбитых легких вдыхая родной запах. — Отпустило? — Немного, — Сережа нехотя выкручивается из крепких объятий, быстро целуя Волкова в уголок губ. — Зови свою протеже. Будем говорить, как псих с офтальмологом. ...Лера выходит из квартиры спустя почти два часа. Сергею после разговора с Олегом больше не хочется дать в глаз или прищемить пальцы дверцей шкафчика, хотя на её условия он соглашается абсолютно неохотно. — Я теперь участвую в разработке планов заданий, — нагло заявляет Макарова. — Нос не дорос, — шипит в ответ Сережа, но от насмешливо-серьезного взгляда Волкова выдыхает: — Только если твое участие одобряет Олег. Точка. Лера согласна и на это. В конце концов, Москва тоже строилась не за один день, а Питер и подавно. Она знает, что все в их тандеме шаткое (особенно психика неоспоримого лидера), но с этим можно работать. ...после ухода Леры Олег еще долго курит на кухне. Плохо, конечно. Легкие на такой произвол реагируют сухим кашлем, на звуки которого из комнаты приходит Сережа. Уставший, сдувшийся, как воздушный шарик в конце детского праздника. Волков считывает все по дерганым движениям, по ссутулившимся плечам, по потускневшим глазам. Кризис. Не первый, точно не последний, но не катарсис — просто очередное "солнышко" на эмоциональных качелях с раздолбанными болтами. — Ты не думал о терапии? Они сидят на полу кухни, как в давние студенческие времена. Олег прислонившись спиной к холодильнику, Сережа между его ног, осторожно упираясь в грудь. Курят одну на двоих, стряхивая пепел в пепельницу, стоящую рядом. Это не особо их тема — Разумовский тот еще любитель комфорта, но сейчас так нужно. Заземлиться, выскоблить из себя раздражающую тревожность последних нескольких недель древними знакомыми до дрожи ритуалами. — О какой терапии, Олеж? — вяло переспрашивает Сережа. — Если ты притащищь мне психотерапевта, то хоронить его будешь сам, мне некогда. — Я нашел один вариант, — Волков кладет подбородок на растрепанный рыжий затылок. — Никаких врачей, обещаю. Доверяешь мне? — Только тебе и доверяю, Волч. Конечно, Олег не питает особых надежд, когда на следующий день везет Разумовского за город, сверяясь с навигатором, но отзывы о канистерапии* неплохие. Хуже уже точно не будет, а пара часов наедине с собаками и Сережей — это почти свидание. Только называется модным латинским словом. Придумали тоже, — думает Олег, — терапия с помощью псов. Но Разумовский расслабляется. Рассеянно треплет золотистого ретривера между ушей, даже пару раз улыбается. Волков решает, что они задержатся на Финском заливе. Хотя бы на пару дней. Это нужно не ему, это нужно Сереже. Поэтому Олег спокойно кидает смс-ку на знакомый номер и идет к Разумовскому, который что-то тихо рассказывает псу, сидящему рядом с ним. Лера же, распаковывающая с Киром новый набор Лего, смотрит на экран смартфона, даже не пытаясь сдержать улыбку: “Деморализовал твое руководство на некоторое время. На связи. Отдыхай”. Отдыхать Лере нравится.