Назови меня по имени

— Самрадж, вы опоздали на встречу с браминами, — с упрёком заметил Ракшас. Первый министр выглядел бледным и осунувшимся, в тёмно-серых глазах его стыла тоска. — Знаю, — Дхана Нанд, напротив, пребывал в приподнятом расположении духа. — Думаю, поскольку эти собрания ежедневные, сегодня, поверь, мне не сказали бы ничего такого, о чём я бы не знал вчера, позавчера и даже год назад. Опоздание ни на что не повлияет. — Ещё как повлияет! — возвысил голос Ракшас. — Вы прежде никогда не нарушали режим дня и всегда ночевали в этой комнате, — он кивком указал на нетронутое царское ложе. Затем руки министра сами собой сложились в умоляющем жесте. — Величайший, нельзя ходить по городу переодетым и без охраны, особенно ночью! Вы можете пострадать. — Но охрана была, — широко улыбнулся Дхана Нанд. Ракшас подавился словами и молча воззрился на своего императора. — Моя охрана изображала стражников, которые гонятся за опасным преступником, обворовавшим царя, — пояснил Дхана Нанд. — Я так захотел поиграть, и они подчинились. Ребята оказались очень полезными, кстати. Помогли мне взобраться на магнолию, растущую возле дома Лубдхака, и следили, чтобы я не сверзился. Впрочем, я бы управился и без них, если бы потребовалось. Там теперь в стене пара камней выбита в нужных местах, получились очень удобные ступеньки. Дальше и сам заберусь, без помощи. Ракшас захрипел и схватился за грудь. — Вы ещё и по деревьям лазаете, Величайший? — выдавил он. — Зачем?! — Отставить вопросы! — вдруг резко сменил благодушие на суровость Дхана Нанд. — То, чего хочу я, хочет сама Триада. А ночное лазание по деревьям укрепляет тело и тренирует ум. Это полезно. — Мой царь, — взвыл Ракшас, — мне страшно за вас! Простите мою дерзость, но то, что вы сейчас творите, обычно вытворяют юноши, потеряв голову от любви. Но, насколько я могу судить, вы ведь не влюблены? Дхана Нанд вдруг застыл на месте, словно всерьёз обдумывая что-то, а потом суровая гримаса снова сменилась сияющей улыбкой. — Передай няне, чтобы снова приготовила мне те волшебные овощи, от которых тело становится стройнее, но при этом мускулы остаются крепкими. И пусть принесёт ещё порцию той мази. От этого чудесного средства кожа выглядит так, словно мне снова двадцать. Ракшас пошатнулся. — Величайший, умоляю, расскажите, что с вами происходит?! — зубы первого министра начали от страха выбивать дробь. — Ступайте, аматья, — так ничего и не объяснив, небрежно махнул рукой Дхана Нанд. — Встречу с браминами отложим до завтра. Дайте мне своё благословение. Думаю, этого будет вполне достаточно для сегодняшнего дня, а сейчас мне надо принять омовение, переодеться и отправляться слушать донесения шпионов, это куда важнее, чем высоконравственные наставления, которыми я сыт по горло! — и он приблизился к Ракшасу, с явным нетерпением ожидая, когда тот коснётся ладонью его волос. Вытаращив глаза, Ракшас торопливо пробормотал слова благословения и вышел из царских покоев. Сердце аматьи сжималось от недобрых предчувствий. Он всё ещё не знал, как ему тайно проследить за Дхана Нандом и при этом заставить замолчать голос собственной совести, кричавшей о том, что он не смеет унижать императора слежкой. *** Проснувшись от грубого пинка в бок, произведённого намозоленной ногой Лубдхака, Чандра продрал глаза. — Дрыхнешь? — грубо вопросил хозяин дома. — А солнце давно встало. Поднимайся. Работать пора, — и вышел из комнаты. Постанывая и потирая ушибленный бок, Чандрагупта приподнялся и начал сворачивать покрывала, на которых спал. Неожиданно рука его зацепила что-то, и он с изумлением вытащил из-под импровизированных простыней тряпичный мешочек. Внутри лежали семь золотых монет и записка, начертанная углём на маленьком обрывке белой ткани: «Благодарность за ночлег. Трать с умом!» Сердце Чандрагупты заколотилось так, что он чуть не умер прямо на месте. Всё тело покрылось испариной. «Золото! Он дал мне часть ворованного золота! Мне конец», — с ужасом размышлял Чандрагупта. Наконец, собрав разбегающиеся мысли, юноша решил, что сейчас же устроит тайник в углу комнаты и задвинет это место тюками. Тогда Лубдхак ни за что не догадается о хранимом тут богатстве. Ещё лучше, конечно, закопать деньги где-нибудь в лесу, так будет вернее. Говорят, поблизости от Паталипутры есть кладбище, где захоронен прах махараджа Чандравардана, злейшего врага самраджа Дхана Нанда. На то кладбище не ходит никто, кроме безногого калеки, передвигающегося на тележке. Но можно спрятать сокровище так, что и безногий калека его не найдёт. Впрочем, как и остальные. Чандрагупта однажды спросил, сколько Лубдхаку надо денег, чтобы тот дал ему свободу. Лубдхак захохотал и ответил, что не менее ста золотых монет. Семь уже есть. Если удастся с помощью того смелого торговца постепенно накопить достаточную сумму, то… Но вдруг Чандрагупта вспомнил, что сказал ночью вайшья. А ведь тот прав! Сколько на свете умирающих от голода детей, которым можно помочь, имея такую кучу денег. Нет, его задача не тратить монеты на себя, а хранить и ждать, когда торговец придёт и попросит эту сумму, чтобы помочь бедным. Внезапно ни с того ни с сего вспомнилось и то, как он засыпал в объятиях этого мужчины, и в груди потеплело, а щёки загорелись румянцем. «Да что со мной такое? — одёрнул себя Чандрагупта. — Зачем я думаю о нём?» И, усилием воли отогнав назойливые мысли, он спрятал монеты в углу комнаты под отогнутой деревянной половицей, тщательно задвинув сверху свёртками тканей, а сам отправился работать. *** Пять дней подряд вайшья не появлялся. Чандрагупта весь извёлся, хоть сам себе ни за что бы в этом не признался. «Где его носит? Обещал ведь таскать потихоньку царское золото и прятать здесь! — раздражённо думал он. — И даже овощи с фруктами перестал покупать. А говорил, будто царский поставщик… Врал. Правы были Индра и Стхул!» И тут же другая мысль догнала первую: «А вдруг его поймали? А вдруг он уже в темнице? А что если и вовсе казнили?» — и от таких мрачных размышлений хотелось кричать, срывая голос. Дхум, Индра и Стхул несколько раз уже замечали, что их приятель в течение дня не сводит глаз с ворот, через которые Лубдхаку привозили и увозили товар, словно ожидая кого-то, и каждый раз понуро опускает голову и зло пинает камешки, валяющиеся под ногами. — Что с тобой? — наконец, не выдержал Стхул, приблизившись к другу, который был занят не уборкой двора, а бессмысленным стоянием с метлой на месте. — Чандра, ты меня беспокоишь. В последнее время ты сам не свой. Что произошло? Расскажи. — Ничего, отстань! — грубо буркнул тот, начиная яростно подметать двор и вздымая густые столбы пыли едва ли не до неба. Стхул закашлялся. Опасливо покосившись на друга, он отошёл в сторону, однако в глубине души ещё раз убедился, что дело нечисто. Даже извинения опомнившегося Чандры, вскоре пожалевшего о собственной грубости, не помогли Стхулу перестать думать о том, что у его приятеля, похоже, появился какой-то личный секрет. *** Спать снова было невозможно. На сей раз не от жары, а от проклятых мыслей, которые вертелись, не давая покоя. Странные фантазии, не поддающиеся контролю, ворвались в сердце, воцарившись тем, и не желали уходить. Чандрагупта представлял, как безымянный вайшья пробирается в окно и ложится рядом с ним, а потом вдруг переворачивается и накрывает его всем телом, придавив к полу и касаясь своими губами его губ. Очертив пальцами овал его лица, нежно целует, называя по имени. Юноша почти слышал горячий шёпот над ухом, зовущий его так ласково: «Чандра, Чандра…» Юноша подскочил на месте, пытаясь унять бешеный ритм непослушного сердца. — Чандра, — едва уловимо раздалось от окна. — Ты здесь? Помоги! Не веря себе, Чандрагупта выполз из-за завала тюков и увидел знакомую картину: две руки в нижней части окна и наполовину высунувшуюся макушку. Со всхлипом облегчения он торопливо добрался на четвереньках до окна и протянул вайшье руку, с удивлением заметив, что его собственные пальцы трясутся. — Уф, еле вырвался, — отдышавшись, выдал торговец. — Думал, не сбегу. — За тобой опять гнались? — испуганно спросил Чандрагупта, еле справляясь с голосом. Хотелось одновременно смеяться и плакать, и юноша сам не понимал, что с ним творится. — Ага, — только и кивнул вайшья. — Ещё как гнались! Сам первый министр Ракшас чуть не поймал. Хорошо, что никто не успел увидеть моего лица. Я умею скрываться. — На сей раз что украл? — овладев собой, поинтересовался Чандрагупта. — Вот, — торговец вынул из-за пазухи золотой перстень, изображавший цветок с пятью лепестками, — и вот, — перед Чандрагуптой выложили массивный браслет с головой льва. — Давай делить по-честному. Кольцо тебе, браслет мне, потому что я больше рисковал! Пять дней к нужному месту подбирался, чтобы незаметно украсть… И то едва не поймали. Повезло сбежать. — Дурак, — неожиданно выпалил Чандрагупта вполголоса. — Дурак ты. Я же переживал! — и он, сам не поняв, как такое вышло, крепко обхватил своего нового друга за шею, оросив слезами его плечо. Не ожидавший такого, вайшья застыл на месте с распахнутыми от изумления глазами, а потом его губы тронула нежная улыбка, и руки сами собой мягко сомкнулись за спиной Чандрагупты.