Назови меня по имени

— Ты тут ночуешь во второй раз, а я всё ещё не знаю твоего имени, — голова Чандрагупты, как и в прошлую ночь, лежала на груди торговца, а тот ласково поглаживал юношу по волосам. — Да ты вообще ничего не знаешь обо мне, — шутливо заметил молодой мужчина. — Как это — ничего? — обиженно вскинулся Чандра, приподнимаясь и заглядывая своему гостю в глаза. — Ты сам сказал, что родился в деревне, потом устроился к царю во дворец, когда твои родители умерли, и там с тех пор работаешь, выполняя небольшие поручения. Красивые ткани, как и браслеты, пояс и обувь ты украл. Да, в твоих воровских способностях у меня уже нет сомнений, как и в том, что царя ты терпеть не можешь, иначе не воровал бы у него. — Всё так, — засмеялся вайшья. — Но, согласись, сведений обо мне мало! Нельзя вот так доверять каждому встречному, парень, — и он, забавляясь, ткнул Чандрагупту указательным пальцем в кончик носа. — Можно, доверяя, впустить в свою жизнь редкостного мерзавца. Чандра смутился. — Ну… Ты не творишь ничего ужасного, — пробормотал он. — И не буду, — с каким-то странным выражением откликнулся вайшья, ложась на спину и подкладывая обе руки себе под затылок. — Может, я мерзавец для других, но для тебя стал другом и не хочу это менять, — он помолчал ещё немного, а потом добавил. — Мне двадцать три недавно исполнилось. А ещё… Зови меня Раджой. — Наконец! — радостно воскликнул Чандрагупта, и его глаза заблестели. — Думал, никогда не узнаю твоего имени! «Ты и сейчас его не знаешь, — с грустью подумал Раджа, снова привлекая к себе юношу. — И, возможно, не выяснишь правду и впредь». Некоторое время они неподвижно лежали, обнявшись. Вдруг Чандра завозился, пытаясь перевернуться, но это было невозможно из-за тюков, окружавших место для сна со всех сторон. — Не спится? — спросил Раджа, приоткрывая один глаз. Он уже начал дремать, но возня под боком разбудила его. — Неа, — ответил Чандрагупта. — Если я тебе мешаю, то могу убрать руки. — Мне жарко. — Так раздевайся и спи нагишом, — спокойно отозвался Раджа. — Ты ж не девица, полагаю? Теперь огнём полыхнуло не только лицо, а всё тело. Как признаться, что раздеться и спать голым не получится? Слишком велик соблазн не удержаться и сотворить то, что представлялось до прихода долгожданного гостя. — А ты горячий! Может, заболел? Дай-ка гляну, нет ли сыпи на коже? — и Раджа попытался снять с Чандры уттарью. — Нет! — испугался Чандрагупта, запахиваясь плотнее. — Наверное, мне лучше перебраться вон туда, — он указал в угол комнаты, заваленный тканями, — и спать там. — Уверен? — Да. Выбравшись из-под обнимавшей его руки, Чандрагупта отполз в другую часть комнаты и взобрался на свёртки с шёлком, пытаясь устроиться поудобнее. Ткань скользила под коленями, и ему постоянно казалось, будто он вот-вот свалится. Наконец ему удалось принять устойчивую позу полусидя. Раджа вскоре уснул, а мучения Чандрагупты продолжались. Естество горело так, словно его опалили факелом. Юноша не припоминал, чтобы хоть раз в жизни его охватило столь невыносимое желание. Не выдержав пытки, он быстро развязал дхоти и прикоснулся к себе, сжимая плоть в кулаке и сделав несколько быстрых движений. Под закрытыми веками вспыхнули разноцветные пятна, а ладонь залило липкой, густой, терпко пахнущей влагой. Имя Раджи само просилось на уста, но Чандрагупта изо всех сил кусал свои преступные губы, чтобы они не смели издать ни звука. Только тихий полувсхлип вырвался у него, но он быстро зажал себе рот свободной рукой. Потом осторожно выглянул из-за тюка и убедился, что этот случайный звук не разбудил гостя. «Я мерзок, — с горечью размышлял Чандрагупта, тщательно очистив живот и ладонь собственной уттарьей. — Почему я сделал это, думая о нём? Он действительно не творит ничего ужасного. Просто спит. А что творю я?» Напряжение уменьшилось, но Чандрагупта ощущал, как внутри живота медленно собирается новый горячий клубок, а это означает лишь одно: если он снова прикоснётся к Радже, повторится то же самое. «Это же неправильно, — размышлял Чандрагупта. — Почему со мной такое происходит?! И спросить ни у кого нельзя. Друзей только напугаю, а Лубдхак меня и вовсе прибьёт. Может, это — болезнь, и она со временем вылечится?» Он так и не решился вернуться и прилечь там, где ночевал в первый раз. Утром Раджа исчез, а Чандрагупта проснулся с затёкшей спиной и еле сумел разогнуться, за что едва не получил нагоняй от Лубдхака, правильно заподозрившего, что «паршивый раб» спит на бесценных тканях. Спустя три ахоратра долгожданный гость явился снова, но на сей раз Чандрагупте удалось совладать с собой, и они провели всю ночь, обнявшись, и оба при этом отлично выспались. — Каждый день приходить не смогу, — виновато проговорил Раджа, покидая комнату на рассвете. — У меня во дворце появилась другая работа. Но непременно раз в несколько дней я буду тебя навещать. — И всегда через окно? — стараясь не выдать своей радости, спросил Чандрагупта. — А я уже привык, — весело ответил Раджа, склоняясь так близко, что на некий головокружительный миг Чандре показалось: вот-вот исполнится его мечта, их губы соприкоснутся, но ничего не произошло, и Раджа просто ушёл, оставив в их общем тайнике ещё семь золотых монет. *** Прошло две пакши. Богатство прирастало. Чем больше золота Чандрагупта складывал в тайник, тем более увеличивалось его желание откупиться от Лубдхака, но он сдерживался, дав себе клятву, что пустит деньги в ход с единственной целью: помочь тем, кто нуждается в них больше. — Мы проедем вместе по всем деревням, где есть бедные семьи с вдовами, стариками и детьми, нуждающимися в целителе, и мы раздадим монеты! — обещал Чандрагупта своему новому другу, когда тот однажды снова заглянул к нему ночью. — А моя свобода… Ну что ж, вероятно, однажды и эта мечта сбудется. Но я должен сам заработать на свою мечту, иначе я буду ничем не лучше проклятого Дхана Нанда, грабящего народ! Я так решил. Раджа внимательно слушал его и не говорил, будто намерения Чандры наивны, однако в глазах молодого торговца светилась молчаливая печаль. *** Ракшас долгое время не решался завести откровенный разговор, но час настал, и больше молчать первый министр не мог. Войдя в покои царя, где Дхана Нанд переодевался из одеяний торговца в царские шаровары и драгоценный пояс, аматья заговорил, даже не сделав вступления: — Величайший, простите, но я узнал, под чьим окном растёт магнолия, по которой вы лазаете каждые два-три дня, пропуская утренние встречи с браминами. Дхана Нанд резко обернулся. Его выражение лица было таким, словно он собирается испепелить аматью взглядом. — Его зовут Чандрагупта, — с горечью закончил свою короткую речь Ракшас. — Он — раб вайшьи Лубдхака. Красивый юноша. Не беспокойтесь, — аматья выставил вперёд ладонь, предваряя возможные гневные расспросы повелителя, — я поступил в точности, как вы: переоделся так, что меня невозможно было узнать, и явился к Лубдхаку. Правда, расспрашивал не его, а других слуг. Парни во дворе дома оказались словоохотливыми. Мой интерес к окну и дереву не вызвал недоумения, и мне указали на Чандрагупту, который в тот момент седлал коня для господина. Отныне моё любопытство удовлетворено. Я не сомневался, Величайший, что у вас прекрасный вкус. Вы действительно нашли жемчужину в куче грязи. Не понимаю одного: если этот чужой раб вам так дорог, что вы готовы, рискуя собой, лазать в его окно, — аматья сделал усилие над собой и закончил, — почему бы не выкупить его и не привезти сюда? — Он ненавидит самраджа Дхана Нанда, — со вздохом признался царь. — Ненавидит? — брови Ракшаса изогнулись, а потом аматья гневно выпалил. — Этот ничтожный смеет отвергать вас?! — В том-то и дело, что не отвергает. Он не знает, кто я. Считает меня двадцатитрёхлетним парнем по имени Раджа и называет другом. А ещё он уверен в том, что я — вор, регулярно облегчающий на несколько монет сокровищницу царя. Дхана Нанда он ненавидит, но Раджа ему нравится. По этой причине я желаю оставаться Раджой. Сначала это была просто игра, но я ничуть о ней не жалею. Игра помогла мне стать его другом… Такой близости между нами не случилось бы, будь я царём. Он поверяет мне все свои мысли, аматья. Кроме одной. Я до сих пор не уверен, что именно он чувствует ко мне. Но скоро узнаю! Я рискну узнать. — Погодите, самрадж, — аматья совершенно запутался, — вы хотите сказать, всё это время вы… даже не прикасались к нему? — За те четыре пакши, что мы с ним знакомы, между нами случались только дружеские объятия, аматья, — с грустной улыбкой подтвердил Дхана Нанд. — Этот парень так же невинен, как и в день своего рождения. Видишь ли, — разоткровенничался император, — Лубдхак — своеобразный человек. Я до сих пор не понимаю, каковы его предпочтения. Он не подпускает к себе женщин, но я не замечал, чтобы он проявлял интерес к мужчинам. Такое впечатление, что он когда-то дал обет брахмачарьи и теперь требует его соблюдения от всех, кто рядом. По поведению юношей, проживающих в его доме, нетрудно догадаться, что у них нет опыта плотских утех. Я успел перевидать почти всех рабов, пока покупал товар. Все они скромны, как девицы, хотя очевидно, что желания у них есть, и не менее горячие, чем у других юношей их возраста. И Чандрагупта такой. Он стесняется собственных желаний, поскольку ему никогда не позволяли их проявлять. Готов поклясться, любое моё выражение чувств напугает его, даже если в глубине души он хочет этого. А я не хочу пугать, потому и медлю. Ракшас стоял, будто молнией сражённый. — Повелитель, — прошептал он, потом неожиданно лицо его изменилось, став решительным. — Ваши трудности решатся легко. Завтра я пришлю к Лубдхаку своих людей с тысячью золотых монет и потребую продать этого раба. Когда Чандрагупту привезут во дворец, я объясню сам, чего вы от него желаете. У Бхутапалы в гареме есть отличный евнух с большим опытом. Он прекрасно обучает молодых наложниц. Вызовем его, и примерно через три пакши Чандрагупта будет полностью к вашим услугам. Он излечится от робости и умело ответит на каждый ваш порыв. — Ты спятил, аматья? — Дхана Нанд даже не рассердился, выслушав безумные планы Ракшаса. — Ты хочешь доставить мне удовольствие, изломав этого юношу? Нет, я не позволю. Никаких евнухов! Если что-то и случится между нами, то только в комнате с магнолией под окном. Я поговорю с ним самостоятельно, а не посредством первого министра или несчастного парня, некогда кастрированного Бхутапалой. Ракшас заметно устыдился. — Простите, Величайший, — неловко пробормотал он. — Я не хотел разочаровать вас. И всё-таки, — неуверенно добавил он, — я рекомендую вам найти себе преданную махарани. Все эти похождения не доведут до добра. Тем более, такое у вас за последние семь лет не впервые. До этого был раджкумар Виджай, если не ошибаюсь? Взгляд царя снова стал испепеляющим. — Такое у меня впервые! — отрезал он. — И не тебе судить о том, что я чувствую! И не поминай мне больше того раджкумара! — Мне нет прощения, Величайший, — низко опустил голову первый министр. — И всё же, даже если вы не желаете жениться, есть одно дело, которое вам предстоит исполнить — зачать наследника. — Аматья, — ещё суровее заговорил Дхана Нанд, — если я стал императором, то это не означает непременной обязанности жениться! Я не лелею амбиций передать власть сыну. Я способен передать престол племяннику или детям министра. Но мне сейчас любопытно узнать: решишься ли ты разгласить тайну? Расскажешь ли ты кому-то, что великий Дхана Нанд полюбил раба и ради него лазает по чужим окнам? — Как вы могли подумать, что я расскажу?! — возмутился Ракшас. — Ни одна душа не узнает! — Хорошо, — смягчился император. Тон его голоса стал куда более доброжелательным. — Что сказать старшему царевичу Косалы Рави, когда он снова приедет? За последние четыре пакши я трижды отправлял его обратно, но он обещал снова вернуться! Он упорен, добиваясь вашего внимания. — А вот ему, — тонко улыбнулся Дхана Нанд, — скажи, что я собрался непременно жениться. На младшей сестре царя Аванти. И пусть больше не приезжает. — Слушаюсь, — поклонившись, аматья вышел из царских покоев. *** Каждое появление Раджи становилось всё более желанным и более опасным. Иногда, чувствуя, что кровь бурлит, и нет спасения от собственной неправедности, Чандрагупта уползал на шёлковые свёртки и ночевал там, страдая. Иногда, если тело немного успокаивалось, и он чувствовал себя в состоянии лежать рядом, не искушаясь и отвечая на тёплые объятия, то оставался с Раджой, радуясь тому, что может слышать биение его сердца и чувствовать, как молодой мужчина ласкает его волосы. — Ты совсем ничего сегодня не украл, — констатировал Чандрагупта непреложный факт, впуская гостя в окно. — Это так необычно. Появившийся Раджа действительно не принёс ни монетки. — Решил проверить, обрадуешься ли ты, если явлюсь с пустыми руками, — широко улыбнулся тот. — Я рад, — Чандра порывисто обнял его за шею. — Страшно соскучился! Хоть рядом со мной всегда Индра, Стхул и Дхум, но тебя не хватает более всего. У меня такое чувство, будто я знал тебя давно, задолго до того, как родился. Странное чувство, да? Я очень хотел бы, чтобы мои названные братья стали тебе так же близки. Они, кстати, давно поняли, что я нечто от них скрываю. Пытались узнать, а я не сказал. Они, кажется, обиделись. Жаль, что ты запрещаешь рассказывать. Этот секрет отделяет меня от них. — Подумай, — слегка стукнул его по лбу Раджа согнутыми пальцами, — если ты расскажешь, то сразу возникнет вопрос: когда мы успеваем встречаться? Тебе придётся сознаться, что я прихожу по ночам. Тогда у твоих друзей возникнет ещё один закономерный вопрос: почему я не появляюсь днём? И следующее, что случится — они узнают то самое, о чём знаешь и ты. Разве можно такое допустить? — Верно, — вздохнул Чандрагупта. — Ты кругом прав. Но это… тяжело. — И мне нелегко. Так пустишь сегодня, несмотря на то, что в благодарность за ночлег я не оставлю вовсе ничего? — снова спросил Раджа, внимательно заглядывая в глаза юноши. — Конечно пущу! Ложись. Он был уверен, что его тело спокойно и непоколебимо, однако ошибся… Стоило лишь коснуться плеча Раджи, плоть окрепла, натягивая плотно обмотанную вокруг чресел хлопковую ткань. Чандрагупта замер, стараясь не дышать. Ждал, когда возбуждение схлынет, но оно не думало проходить. Он начал потихоньку подниматься, чтобы переползти в свой укромный угол, где не так удобно, зато можно скрыть своё состояние, но ладонь Раджи, невозмутимо лежавшего рядом, вдруг уцепилась за него, не отпуская. — Останься, — сонно пробормотал Раджа, и в этой просьбе Чандрагупта не смог ему отказать. Однако рука молодого мужчины не осталась в покое. Чандра явственно ощутил, как, рассеянно поблуждав по его спине, ладонь Раджи неожиданно прикоснулась к бедру, скользнула вверх к животу, спустилась к паху, начав мягко поглаживать и легонько сжимать отвердевшее естество, ставшее невыносимо, мучительно чувствительным. И вот тогда случилось самое жуткое. Душа юноши словно раскололась надвое. Одна часть с благодарностью готовилась принять благословенные касания, вторая перепугалась до смерти, словно Раджа своими руками разрушал всё, что до сих пор было между ними: дружбу, доверие, братские чувства — решительно всё. Когда то, о чём не смел и мечтать, сбывается — это страшно. Вдвойне страшнее, если знаешь, что мечта запретна. В такие мгновения кажется, будто ты своими мыслями совратил того, кто до знакомства с тобой был чист и невинен. А ведь Лубдхак предупреждал, что грязные мысли оскверняют всех вокруг! Он отравил Раджу своими желаниями… Это полностью его вина. — Зачем, Раджа?! — испугался Чандрагупта. — Зачем? Не надо… — и проглотил слова. — Просто благодарность за ночлег, — тихо послышалось в ответ. — Благодарить ведь можно по-разному. Раз я пришёл с пустым кошельком, значит, за мной долг, а я ненавижу копить долги. Кроме того, это мне будет даже приятно. — Но… — растерялся Чандра. Определённо, если бы Раджа сейчас сказал что-то о чувствах, то Чандрагупта зарылся бы в тюки с тканями так глубоко, что его бы Лубдхак откопал там лишь через сотню лет. Но благодарность за ночлег? Это наверное не страшно ни для кого? «Вероятно, нет», — ответил Раджа сам себе, продолжая ласкать юношу. — Что? — нарочито невинно удивился он. — Только не начинай про адхарму. Лучше скажи, что чувствуешь. Разве тебе сейчас плохо? — Нет, — на выдохе простонал Чандрагупта. Ему и правда казалось, что если его неправедная мечта, лелеемая так глубоко внутри, исполнится, то самые светлые отношения порушатся, окажутся осквернены, но ничего подобного не произошло. Рядом лежал всё тот же Раджа с тёплой улыбкой, и он желал, чтобы близкому другу было хорошо. Только этого — и ничего другого. Наслаждение накатило, как прилив. Чандра уже не имел сил говорить, но всё-таки едва слышно вымолвил: — Словно лотосы расцветают… Как тебе это удается? От своей руки такого он точно не испытывал ни разу! Раджа довольно усмехнулся, продолжая беззастенчиво его касаться и явно радуясь столь скоро обретённой власти над чужим телом. Чандрагупта тяжело дышал, ловя себя на том, что из центра живота поднимается тягучая волна приятной истомы, а потом меж бёдер полыхнуло огнём, словно раскрылся первый цветок. За ним последовал другой, третий... Сладостное чувство усилилось. Юноша гортанно застонал, выгнувшись на ложе. В соседней комнате за тонкой стеной недовольно заворочался Лубдхак, что-то грубо пробурчав сквозь сон. — Тише, — свободная ладонь Раджи легла на губы Чандры. — Это тебе не царский дворец, где каменные стены толщиной в пять витасти*. Вот, зажми, — и ко рту юноши прижался кусок шёлка, пахнущий сандаловой пастой. Чандра послушно стиснул платок зубами, мыча сквозь ткань что-то неразборчивое. Одно из покрывал, мешавших более всего, вдруг улетело в сторону, отброшенное нетерпеливым движением, следом отправились дхоти, а Раджа приподнялся и устроился меж его ног, решительно раздвинув колени юноши. — Лотосы, говоришь? Сейчас их станет больше, — пробормотал Раджа. — Старайся сдержаться. Чем дольше продержишься, тем приятнее будет, — пообещал он. Склонившись ниже, молодой мужчина прикоснулся языком к самой чувствительной точке на восставшем лингаме, слизывая сочащуюся, терпко пахнущую влагу. Язык то кружил вокруг, то невесомо дотрагивался, будто дразня, то влажно и быстро двигался вверх и вниз, вылизывая Чандру от промежности до вершины. А потом пульсирующую плоть умело сдавили, прижали изнутри к щеке, опалив горячим дыханием, обнимая ртом, впустили так глубоко, что Чандра обомлел и задохнулся, ощутив нежное горло, подобное шёлку, и скользнул туда, не имея сил сдержаться. Его и не удерживали, наоборот, помогали. Мычание стало протяжным и тяжёлым. Чандра выгнулся, пугаясь происходящего. Тело обрело самостоятельную жизнь. Он больше не контролировал себя, пытался остановиться, но разве возможно прекратить такое? Он содрогался в сладких спазмах ровно до тех пор, пока не ощутил себя пустым, будто сосуд, из которого до капли вылили воду. Он целиком отдавал себя тому, кто довёл его ласками до небесных миров. Пальцы Чандры судорожно вцепились в ткань, в широко распахнутых глазах читался восторг и трепет, когда с последним содроганием он тяжело рухнул на смятые, влажные покрывала, иссякший, облегчённый, счастливый. Кожа покрылась испариной, сердце отчаянно бухало. — Только не кричи, — умолял его Раджа. — Я знаю, тебе сейчас очень хорошо, но ты обессилел, и это правильно, так и должно быть. Отдыхай. Он осторожно потянул за намокший край своего платка, заставляя Чандру разжать зубы. — Дыши спокойно. Это был твой первый раз? Тебе никто и никогда не делал так? Чандра несколько раз кивнул, но сказать всё ещё не мог ни слова. Раджа с улыбкой медленно намотал один из растрёпанных локонов юноши на свой палец. — Если мы будем повторять это чаще, ты научишься оттягивать момент наслаждения. А чем дольше откладываешь экстаз, тем он острее и слаще, — с этими словами Раджа снова склонился над парнем и внимательно посмотрел на него, будто спрашивая, можно ли продолжать, и карие глаза, полные блаженства, ответили «да». И тогда мужчина склонился к его губам, вовлекая Чандру в неспешный поцелуй, заставляя ощущать солоноватый привкус и терпкий аромат собственного семени на языке. Твёрдость, упиравшаяся в живот Чандры, подсказала юноше, какой он эгоист. И парень сначала робко и осторожно, а потом чуть смелее скользнул рукой меж их телами. Теперь сдержанный стон послышался из горла Раджи, когда его обнажённой плоти, высвобожденной из-под развязанных одеяний, коснулись влажные, горячие пальцы, но мужчина куда лучше контролировал себя, чем Чандрагупта. — Ты не против, если я тоже тебя поцелую там? — спросил парень, окончательно осмелев и помогая Радже улечься на спину. — Попробуй, — усмехнулся в темноте тот, охотно укладываясь в удобную позу и раздвигая колени. От кожи ловкого вора, как и от предложенного им платка, пахло сандаловой пастой, и Чандра мгновенно понял, что этот запах теперь ему не забыть никогда. Аромат их первой ночи, запретной страсти, которую они разделили, рискуя быть застигнутыми Лубдхаком. Не так просто было повторить то, что совершил с ним Раджа, но Чандра старался изо всех сил, помогая себе руками, а иногда просто щедро покрывая поцелуями гордо восставшее естество, отданное в его безраздельное владение. — Прижмись грудью, — еле слышно простонал вдруг Раджа. — Или животом. Ляг на меня сверху и прижмись изо всех сил. Мне надо почувствовать тебя! Чандра охотно выполнил его просьбу. Он не ожидал, что снова испытает почти такое же сильное удовольствие, наблюдая за тем, как исказились выражением пронзающего блаженства красивые черты лица мужчины, к которому он приник всем телом. Раджа явно хотел большего, но и то немногое, что получил, заставило его испытать экстаз. Его семя пахло пряностями, соком манго, корицей и мускатным орехом. Чандра потёрся носом о влажную шею возлюбленного и довольно заулыбался. — Скажи, сколько раз ты уже так делал с кем-то, кроме меня? Много? На него смотрели в полутьме комнаты с невероятным теплом и любовью. — Не хочу считать, — услышал Чандра в ответ, — потому что мне впервые так хорошо. Клянусь, прие, впервые!