Назови меня по имени

Отделаться от погони оказалось куда проще, чем Чандрагупта полагал. План сработал безупречно. Ему удалось оторваться на значительное расстояние, а его место перед мчащимися стражами царя занял Дхум. Но в последний момент, достигнув леса, ушёл от погони и он, а воины Дхана Нанда нашли в овраге лишь перевёрнутую колесницу с деревянным ящиком. Поскольку коробка оказалась накрыта тканью со знаком солнца, стражи даже не усомнились: они подобрали именно то, что нужно. *** — Где Стхулбхадра? Запыхавшиеся Индра и Дхум затравленно переглянулись, а потом виновато потупились. — Неужели… вы бросили его? — Чандра ощутил, как сердце захолонуло. — Как вы могли его бросить?! — с гневом напустился он на друзей. — Он не успел добежать до нас, — Дхум терпеливо взялся втолковывать ситуацию разгневанному Чандре. — Его пчёлы сильно покусали. Видно, он не пропитал украденные шаровары стражника нашей травяной настойкой. — Значит, его теперь потащат в подземелья, — с горечью заключил Чандрагупта. — Почему ты так думаешь? — испугался Индра. — Тут и думать нечего. Охранники прекрасно видели, что мы действовали заодно. Министр Ракшас, отвечающий за безопасность Магадхи, наверняка захочет вытащить из Стхула сведения о нас. Значит, Стхула ждут пытки. Но у нас ещё остался последний шанс спасти его. Обычно преступников, которых собираются пытать, везут через лес и всегда по одной дороге. Если устроить засаду в нужном месте, то мы справимся. — Нет! Нас поймают! — вскрикнул Индра. — Этот твой план ещё хуже предыдущего! — А ты успеешь придумать другой? — свёл брови над переносицей Чандрагупта. — Или будешь ждать, пока Стхула убьют? У нас нет времени придумывать лучший план. Надо вытаскивать друга. Успокоившись, Индра пришёл к выводу, что Чандрагупта прав. Или они спасают Стхула прямо сейчас, или есть все шансы никогда больше не увидеть товарища живым. *** Им повезло, но лишь потому, что сработал эффект неожиданности. Никто из стражников, сопровождавших колесницу с преступниками, не ожидал, что из кустов в самой безопасной и обычно тихой части леса внезапно выскочат трое сумасшедших с горящими факелами и с дикими криками бросятся под копыта коней, сунув огонь животным в морды. Никто не ждал, что перепуганные лошади метнутся, перевернув клетку-колесницу, придавив кучера и всадников. Никто не ожидал, что деревянные решётки на клетке, в которой везли бунтовщиков, так быстро сломаются, а подлые преступники — брамин с развязанной косой и толстый, неповоротливый парень — не будь плохи, мгновенно сбегут. *** — Золото, — Лубдхак сладострастно ощупывал ящик со всех сторон. Опознавательные знаки с царского подарка давно были сняты, а потому Лубдхак не опасался любопытства соседей-вайшьев, живущих поблизости. — Золото, — снова прошептал он. — Я богат. Наконец! Ха-ха-ха! Наконец я смогу жить, как мне хочется. Сумею уехать в Македонию, в Вавилон, в Персию… Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, где всё вокруг напоминает мою отвратительную юность! Я хочу начать совершенно новую жизнь. — А как насчёт нашей свободы? — пасмурно спросил Чандрагупта. — Мы вчетвером сегодня чуть не сдохли. Стхула поймали. Мы еле убрались целыми и невредимыми оттуда. — Да мне-то что до этого? — Лубдхак презрительно сплюнул в сторону, не отрывая пальцев от деревянной коробки и не глядя на своих рабов. — Хоть бы вы и сдохли — невелика потеря. Столько крови мне попили за эти годы! Я бы не расстроился. — Ты не скотина, а пишач, — лаконично высказался Чандра. — Ну, вас никто не просил рисковать. Я предлагал спереть золото ночью. Это вы сами решили испытать, любит ли вас Господь Яма настолько сильно, чтобы не присылать за вами адских собак и не тащить в подземное царство, — Лубдхак неприятно осклабился. — А вообще, — неожиданно он ткнул Чандрагупте в руки топор, — открывай, — и кивнул на ящик. — Хочу скорее увидеть, что там. Пока не увижу, не освобожу ни одного из вас! Без лишних слов Чандрагупта замахнулся и трижды ударил по увесистому замку, запирающему ящик. Замок сломался и упал на землю. Лубдхак дрожащими от алчности руками отодвинул крышку и обмер. Изнутри на него глядело отлитое из золота лицо, обрамлённое золотым пагри. — Проклятие, — попятился Лубдхак, роняя деревянную крышку себе на ноги, но даже не заорав от боли. — Какого бхута?! Мне обещали кучу золотых монет, но не это! Выходит… Меня подставили?! Опять?! Почему меня по жизни все и всегда подставляют?! — его крик взлетел до небес, оставшись, разумеется, без ответа. Удивившись реакции Лубдхака, Дхум, Индра, Стхул и Чандра осторожно заглянули в ящик и тоже обмерли. — Голова? — изумлённо глядя на друзей, робко вопросил Стхул. — Судя по всему, от царской статуи, — задумчиво протянул Дхум. — От подарочно-юбилейной, зуб даю! — уточнил Индра. — И что это значит? — Чандра старался казаться спокойным, хотя ни малейшего спокойствия в его сердце сейчас и близко не было. — Это значит, нам всем конец, — бледными губами пояснил Лубдхак. — Если мы не найдём способ немедленно расплавить эту голову, превратив её в бесформенный кусок металла, нас порубят на куски и скормят царским псам. Нужно действовать быстро. Чандра слушал безумные речи перепуганного Лубдхака, продолжая смотреть на украденную голову статуи. Что-то ёкнуло в груди. Лицо, отлитое из золота мастерски, в мельчайших деталях, поразительно напоминало другое — такое знакомое, любимое, родное… Прекрасное. «Глупость! Везде уже Раджа мерещится. А всё из-за того, что по вине мерзкого Лубдхака я несколько дней подряд не могу увидеться с ним!». Чандра протёр глаза тыльной стороной руки и, проморгавшись, отвёл глаза от головы статуи и покосился на «рабовладельца проклятого». — Итак, повторяю, — тем временем продолжал Лубдхак, в упор глядя на Чандрагупту, — бери эту голову и неси в ближайшую плавильню. Но расплавь так, чтобы никто не увидел, чем ты занят. — А вот не буду! — возмутился Чандра. — Ты требовал золото, и я его принёс. Договор выполнен. Я больше ничего делать не стану, — и, подобрав валяющуюся поблизости пилу, Чандра с независимым видом, игнорируя проклятия Лубдхака, начал распиливать свои ножные кандалы. Лубдхак попытался его остановить, но на него с таким яростным видом замахнулись пилой, что испуганный вайшья впервые в жизни отступил без боя. *** Чандра вошёл в дом, перекинул через плечо заранее собранный узел с немногочисленными вещами, не забыв упрятать внутрь драгоценные подарки Раджи, и снова появился во дворе, намереваясь покинуть того, кто за столько лет осточертел ему хуже прогоркшего кхира. — Ты ничего не узнаешь о своей матери, если уйдёшь! — неожиданно услышал он за своей спиной. Похолодев, Чандра обернулся. Стхул, Индра и Дхум всё это время стояли во дворе рядом с Лубдхаком, сгрудившись в кучку и боясь лишний раз вздохнуть. — Да-да, я знаю, где она сейчас, — усмехнулся Лубдхак. — Ты постоянно спрашивал меня об этом в детстве. И вот я готов наконец признаться. Но скажу только после того, как ты расплавишь голову идола, а полученные слитки принесёшь мне, — и он ткнул пальцем себе в грудь. — Почему ты молчал столько лет?! — Чандра задохнулся от гнева. — Если всё время знал, где она, почему было не сказать об этом раньше?! — Пожелал иметь лишний козырь за пазухой. Для такого случая, как сегодня, например. И как вижу, козырь пригодился, — Лубдхак победно улыбнулся. Чандра глядел на него ненавидящим взглядом и отчётливо понимал, что проиграл сражение. *** — Он похож на бесстрашного льва! Нет, на гордого тигра, бросающегося на добычу из засады! Он быстр как сокол. Парит в небесах, как орёл на мощных крыльях! Он подобен стройной кадамбе… Нет — цветущей магнолии! Бхайрав ревниво слушал и наблюдал за тем, как Чанакья, бурно жестикулируя, вот уже на протяжении часа восхищается каким-то неизвестным юношей, благодаря которому брамину удалось избежать плена. «Я б тоже мог быть смелым, как лев, и быстрым, как сокол, если бы вы, учитель, не шлялись по городу в компании неповоротливого Шаткара, а взяли с собой меня. Возможно, вас тогда вообще не арестовали бы», — обиженно размышлял он. Каждое восторженное слово, адресованное неизвестному парню, проникало в сердце, раня, будто острый меч. Всего год назад учитель так же сильно восхищался самим Бхайравом. Где теперь те времена? Бхайрав печально вздохнул. Другие ученики, кто постарше, поговоривали, что когда-то учитель был без ума от царя Пурушоттама. То была абсолютно безнадёжная любовь… Махарадж Пуру смотрел только на свою прекрасную супругу Лачи. Царь и царица умерли вместе, предательски убитые «врагами всей Бхараты» — Селевком и Амбхикумаром, нынешним правителем Таксилы. По крайней мере, такую версию происшедшего рассказывал ачарья Чанакья, успевший застать последние мгновения жизни махараджа Пуру. С тех самых пор Чанакья задался целью найти идеального царя, возвести его на трон и объединить все земли Бхараты под управлением наилучшего правителя. Поиски идеала, правда, до сих пор не увенчались успехом. Чанакья успел перебрать множество кандидатур, но ни один вариант ему не приглянулся. Однажды он даже прочил блестящее будущее Бхайраву, пообещав «превратить его из мальчика в мужчину», и парень верил, но иллюзии развеялись быстро. — Ты чересчур мягкотелый, — вскоре сделал вывод Чанакья, понаблюдав за поведением Бхайрава. — Ты не сумеешь править. Тебя быстро убьют. А мне нужен кто-то, способный продержаться долго. Одновременно хитрый и мудрый, смелый и добрый, красивый, но не горделивый, порывистый, но терпеливый. Послушный мне, но непримиримый к врагам! Это должен быть воин, умеющий обращаться со всеми видами оружия, но и в то же время нежный, трепетный. Одним словом, Индра, Рудра и прекрасная Парвати в одном лице. «Как… Парвати?! Почему — Парвати?!» — ужаснулся Бхайрав. Он хотел было возразить учителю, что такого сочетания абсолютно несовместимых качеств в одной личности невозможно найти. Даже среди дэвов такого не отыщется… Он даже изо всех сил пытался сам стать Парвати, Рудрой и Индрой для Чанакьи, чтобы его снова хвалили, гладили по голове и укладывали спать рядом с собой, но ачарья с некоторых пор был постоянно им недоволен. В конце концов, Бхайрав сдался, поняв, что желанной любви, увы, не снискать. А две пакши тому назад Чанакья неожиданно решил, что «его героем» мог бы стать Дхана Нанд. По мнению Бхайрава, самрадж Магадхи уж точно не соответствовал выдвинутым требованиям. Однако ачарья внезапно воспылал к гордому царю Магадхи ещё менее здоровой страстью, чем та, которую он проявлял когда-то к Бхайраву. Вероятно, это случилось из-за того, что шпионы донесли Чанакье о прерванных отношениях Дхана Нанда и некоего раджкумара Виджая, одного из царевичей Мадры. Особенно вдохновили ачарью сведения о том, что Дхана Нанд, выгоняя означенного раджкумара из своей опочивальни, якобы сказал ему вслед: «Лучше бы ты был менее искусным в постели и реже распускал бы павлиний хвост своего самолюбования, зато имел бы мудрость в голове и верность в сердце! Возможно, тогда мы бы смогли договориться и о политике». Неожиданно воспрянув духом после таких новостей, Чанакья отправился в Махадху, захватив с собой Бхайрава и Майтри. Бхайрав сильно сомневался, что Чанакье удастся заставить Дхана Нанда потерять голову от любви, но возражать учителю он, как всегда, не решился. Отрицательный результат опрометчивых действий ачарьи не заставил себя долго ждать. Чанакью сначала со скандалом выставили из личных покоев самраджа, куда он просочился украдкой, используя маскировку и связи со шпионами во дворце. Когда же он рискнул повторно заявиться в сабху к Дхана Нанду с официальным визитом, то из тронного зала вылетел уже кувырком, едва не лишившись косы, которой всегда гордился. С тех пор Чанакье приходилось скрываться по подвалам домов, где жили его доверенные ученики, потому что Дхана Нанд отдал аматье Ракшасу приказ «арестовать наглеца, посмевшего предлагать всякие непристойности правителю Магадхи, оскорбляя царское достоинство». «Этот человек неисправим», — снова с печалью в сердце подумал Бхайрав и едва приметно покачал головой, с отвращением слушая планы Чанакьи «непременно найти подобного льву юношу, пленив его сердце и разум». «Когда уже Камадэв перестанет метать стрелы в твои чресла и остальные части тела, несносный ты старик?» — пронеслось в мыслях у Бхайрава, но с языка не сорвалось ни звука. Преданный ученик по-прежнему продолжал сидеть на полу и с бесстрастным видом перебирать фасоль для обеденной похлёбки.