Назови меня по имени

Он собирался гордо выпрямиться и твёрдым голосом произнести эффектную, заранее заготовленную фразу, но вместо этого замер и остолбенел. То, что он видел перед собой, никак не могло происходить на самом деле. Его Раджа, его возлюбленный, с которым Чандру на несколько дней разлучил проклятый Лубдхак, восседал на троне, на месте, предназначенном для самраджа Дхана Нанда, и ласково улыбался. Знак чёрного солнца с золотыми лучами сверкал на его лбу вместо привычного знака вайшьи. Тяжёлое рубиновое ожерелье, массивные браслеты с жемчугом и сапфирами, изящный пояс, чёрно-зелёный пагри и расшитая золотом уттарья украшали великолепное тело. Локоны струились по плечам. А те самые карие глаза с удивительным серебристым отливом, всегда дарившие Чандре любовь и обожание, точно так же глядели на него теперь с высоты престола. Чандра затравленно огляделся. Никто не выказывал никакого удивления, возмущения или недовольства по поводу замены настоящего царя на какого-то неизвестного вайшью. Советники взирали на Раджу с глубоким почтением. Воины неподвижно стояли, вытянувшись по струнке. Арестованные парни, как и положено пленникам, трепетали, предчувствуя близкую гибель, а их родители, сумевшие всей толпой прорваться в сабху, закрывали лица платками, пытаясь вытереть струящиеся по щекам слёзы. «Я сошёл с ума, — понял Чандрагупта. — Я вижу не то же самое, что видят все остальные. Значит, я безумен. Мне конец». От ужаса ему вдруг показалось, что его душа внезапно вышла из тела. Чандра на миг узрел себя стоящим внизу, а его сознание воспарило к потолку, успев разглядеть сложную художественную роспись: Сурьядэва, выезжающего из дворца на блистающей колеснице, запряжённой семиглавым конём. Когда же душа снова спустилась в тело и во второй раз поглядела на царя, то обнаружила, что ничего не изменилось. На троне находился всё тот же самый человек, воровавший монеты из царской казны, ненавидевший «гадкого тирана» и с наслаждением даривший любимому безудержную страсть по ночам. — Что такое, малец? — так и не дождавшись от впавшего в ступор Чандрагупты никаких действий, Дхана Нанд заговорил первым. — Похоже, ты принёс мне в дар что-то очень ценное? Давай, открывай коробку! Показывай. Император Магадхи с нетерпением ждёт. «Это же его голос… Голос Раджи!» Чандра тяжело дышал, как выброшенная на берег рыба, но при этом не издавал ни звука. И не шевелился. — Ты оглох?! Не слышал, что сказал тебе самрадж?! — неожиданно рявкнул аматья Ракшас, так что пламя всех лампад, освещавших сабху, нервно заколыхалось. — Если принёс что-то в дар Величайшему, так отдавай! Нечего напрасно тратить бесценное время Повелителя! — Да-да! За бесполезную трату моего времени, я выпотрошу тебя, как золотого махсира, малец, — нежнейшим тоном подтвердил Раджа, доставая из-за пояса столь знакомый Чандрагупте по их первой встрече на рынке кинжал. Поиграв клинком, царь быстро убрал оружие обратно. Это стало последним поленом в погребальном костре разума. У Чандры перед глазами всё поплыло. Какое там — открыть ящик! Он забыл даже собственное имя. Всё, что сейчас вспоминалось, вертясь в круговороте сладостно-панических мыслей — объятия Раджи, поцелуи Раджи, горячее дыхание Раджи над ухом, нераздельно слитое с их обоюдными стонами… Раджа называет себя императором. ЕГО РАДЖА — И ЕСТЬ ИМПЕРАТОР?! Чандрагупта инстинктивно попятился, зацепившись локтями за ящик. К счастью, ящик был устойчивым и не подвёл, иначе Чандрагупта, несомненно, рухнул бы, не удержавшись на внезапно ослабевших ногах. Пальцы рук разжались. Медные подносы, за которые он всё это время держался, будто за спасительную соломинку, друг за другом попадали на пол с пронзительным, режущим слух звоном. Но даже этот звук не вывел Чандру из состояния молчаливой паники. — Вот идиот, — презрительно процедил сквозь зубы аматья, смерив взглядом растерянного парня. — И зачем таких придурков земля рождает? — Раджа, — только и смог пролепетать Чандра одними губами, окончательно утратив самообладание. — Раджа… Ты… и правда, царь Магадхи?! Ничего не ответив, Дхана Нанд улыбнулся ещё шире и радостнее. Ракшас ощутил, как внутри него всё закипает. Определённо, при всём уважении к императору, аматья более не мог сдерживаться. — Да ты безумный что ли, в самом деле?! — загремел на всю сабху первый министр, приближаясь к юноше и ударяя его наотмашь по лицу, чтобы привести в чувство. — Как ты смеешь обращаться к императору без должного уважения?! А ну на колени! Проси прощения у самраджа, несчастный дурак! — Не стоит так гневаться, аматья, — неожиданно прервал своего советника Дхана Нанд, обращая необыкновенно мягкий взор на Чандрагупту, но при этом делая вид, будто не расслышал его странной реплики про «Раджу» и «царя». — Как вижу, юноша немного взволнован, только в этом его вина. Так зачем ты сюда явился, парень? Давай, рассказывай! Мне любопытно, — Дхана Нанд не отводил взгляда от Чандрагупты, а тот растерялся окончательно. О чём можно поведать любимому, с которым ты был так близок, считал его равным себе, но внезапно обнаружил, что он и есть тот самый царь, которого ты всегда ненавидел, а вчера — так и вообще обокрал? Одно стало ясно Чандрагупте: что бы он ни выкинул сейчас, его уже не казнят. Иначе прибили бы сразу после неудачной реплики про «Раджу». Значит, бояться нечего. Кем бы ни являлся на деле его любимый, но это тот самый мужчина, ласкавший его тело, целовавший в губы, подчас и безжалостно терзавший, но лишь ради обоюдного блаженства. Краска бросилась Чандрагупте в лицо от этих неправедных и неуместных в данной ситуации мыслей. Чандра засуетился, забегал вокруг ящика, решительно отбросил крышку в сторону и указал на золотую голову статуи, лежащую внутри. Ту самую, из-за которой во дворце едва не учинили жестокую расправу над юношами. — Наверное, вам приятнее будет увидеть эту голову вместо других голов, самрадж? — уже без малейшего страха спросил Чандра. — Хм-мм… Вероятно, да! Но император почти не обращал внимания на возвращённую ценность. Он ласкал откровенно жадным взором лицо и грудь Чандрагупты. Юноша ощущал на себе этот пылающий, страстный взгляд. Первый ужас от внезапного открытия истины покинул его, и Чандра теперь думал лишь об одном: когда уже закончится это публичное представление, и они смогут наконец уединиться, поговорив обо всём откровенно. На языке вертелась тысяча вопросов, но задать их вслух пока ещё было нельзя. Необходимость сдерживаться тяготила его. «Главное, снова не перепутать имена, — напряжённо думал Чандрагупта. — Это Дхана Нанд, царь Магадхи. Все окружающие знают его под этим именем. Я больше не должен ошибаться, называя его Раджой!» Аматья с лютой ненавистью глядел на него. Чувства первого министра Чандрагупта очень хорошо распознал. Советник влепил ему оплеуху вовсе не за оскорбление царской особы. Он ударил счастливого соперника, которого с удовольствием вызвал бы на смертельный поединок, будь у него такая возможность. Но возможности не представилось, и пришлось ограничиться пощёчиной. Щека горела после встречи с ладонью ревнивого министра, сердце заполошно колотилось от любви, а чресла пылали от неутолённого желания. Чандрагупта чувствовал себя крайне неуютно. Однако даже в этом некомфортном состоянии, беседуя с Раджой, ему удалось умело перевести вину за кражу головы статуи с себя и «проклятого рабовладельца» на «человека с царским перстнем», о котором очень вовремя, ещё до кражи поведал Лубдхак. Чандрагупта заявил Дхана Нанду, будто заметил, как истинный виновник прячет украденное в лесу. Далее уже не представляло никакой трудности выкопать ящик с головой статуи и притащить его во дворец. — И чем же ты докажешь, что виновник — не ты, а кто-то из моей семьи? — весело спросил у Чандрагупты Дхана Нанд. — Ведь царские перстни носят только царевичи династии Нандов. Это очень сильное обвинение, парень! — Да он безумен! Казни его, брат! — выкрикнул со своего почётного места царевич Кайварта. — Точно! — поддержал Кайварту Пандугати. — Не позволяй ему оскорблять всех нас! Это недопустимо! Панду молчал, перебирая складки уттарьи, и заметно нервничал. Игра игрой, но если сейчас какой-то мальчишка прилюдно обвинит его в воровстве, то Дхана Нанду ничего не останется, кроме как наказать собственного брата. Это всё в самом деле зашло уже чересчур далеко. Это следовало прекратить. Но невольные зрители, собравшиеся в зале, ждали окончания представления, затаив дыхание. — А я докажу, — развеселился теперь и Чандрагупта. — Каким же образом? — сидя на троне, Дхана Нанд ритмично поглаживал пальцами свой гладко выбритый подбородок, и от этих его невинных движений огонь в чреслах Чандрагупты разгорался только сильнее. Парень уже не знал, как ему скрыть от окружающих своё очевидное возбуждение. Было стыдно и страшно. Но, бхут всё побери, ему подобное безумие почему-то нравилось ничуть не меньше, чем их с Раджой любовные утехи в лесу! Он чувствовал себя танцором на канате, который вот-вот может оборваться. А его партнёром по опасному танцу являлся тот, кого он всем сердцем успел полюбить. «Царь. Подумать только! Я всё это время спал с Дхана Нандом, даже не подозревая об этом!» — в груди сжимался и разжимался какой-то незримый тугой комок. Налитый от возбуждения лингам болезненно тёрся о ткань дхоти, вызывая мучительно-сладкие позывы внизу живота. Было до умопомрачения жутко, но в то же время невообразимо приятно. От мысли, что он может в любой момент кончить на глазах у огромной толпы только из-за переизбытка ощущений, переполнявших его, перед лицом того самого царя, которому уже не раз отдавался тайком, по телу Чандрагупты начинали бегать обжигающие искры, которые можно было сравнить разве что с молниями Индрадэва. Такого сногсшибательного сочетания абсолютно противоположных эмоций, почти на грани смерти, Чандрагупта никогда ещё не испытывал. — Преступник кое-что забыл в ящике, когда закапывал его за городом. Важную улику, которую вы, самрадж, непременно увидите. И тогда вы узнаете имя виновного. Веселиться — так до конца. Сделав вид, будто он что-то выудил из ящика, Чандрагупта стал медленно подниматься по ступенькам к царскому трону… Да, он о многом солгал Радже, но непреложный факт заключался в том, что к Лубдхаку действительно приходил кто-то с царским перстнем на пальце. И этот «кто-то» подбил Лубдхака на кражу ящика с ценным содержимым. — Я ничего не забывал в ящике! — не выдержал вдруг Панду, вскакивая с места. — Никакой моей вещи там нет. — О, вот виновный и обнаружился, да так скоро! — обрадовался Чандра, указывая кивком на растерянного Панду и разжимая пустой кулак. — Теперь только вам решать, что делать дальше, самрадж. — За воровство в таких масштабах отрубают голову или сажают в темницу до конца жизни, — задумчиво протянул Дхана Нанд и боковым зрением увидел панический ужас на лице старшего брата. — На крайний случай рубят руку. И только при огромном количестве смягчающих обстоятельств я бы уменьшил наказание до отрубания указательного пальца. Или двух пальцев? — Нет!!! — вскрикнул перепуганный Панду, подстреленной птицей падая в ноги Дхана Нанду. — Брат, умоляю, пощади!!! Вспомни о том, что за этот палец и эту руку ты держался в детстве, учась ходить! А эта голова помогала тебе выучить слова родного языка и жизненную мудрость! Я заменил тебе отца, когда царь Махападма покинул нас! Не наказывай меня так сурово!!! — Однако ты не отрицаешь своей вины, не так ли? — удовлетворённо спросил Дхана Нанд. Панду, возможно, хотел бы многое сказать младшему брату, но опасался, что если откроет рот и выпалит лишнее, пальца его однозначно лишат. А вероятно, он останется также без руки или, того хуже, без головы. — Не отрицаю, — с трудом выдавил он, понурившись. — Отлично. Рад, что ты чистосердечно признался. Я подумаю на досуге, какого наказания ты заслуживаешь с учётом всего содеянного тобой, — заключил Дхана Нанд и снова обернулся к Чандрагупте. — А теперь скажи, какую награду желаешь получить ты, храбрый, благородный юноша, за то, что не побоялся прийти сюда, вернуть мне в целости голову статуи, а также за то, что открыл мне глаза на заговор старшего брата? Ракшас до боли стиснул кулаки и заскрипел зубами, едва не раскрошив их друг об друга. Ему неимоверных усилий стоило сдерживаться. «Храбрый, благородный юноша? — пульсировало в висках аматьи. — Вор и наглец паршивый! Ему бы клеймо влепить на спину и отправить работать на рудники, больше пользы было бы!» — Мне не нужно награды, самрадж, — ласково проговорил Чандрагупта, стараясь, чтобы в интонациях голоса не проскочило лишнего. Однако голос всё равно дрогнул от едва сдерживаемой страсти. — Мне достаточно того, что я услужил моему царю, которому принадлежат моя душа, разум и сердце! — Это ты отлично сказал, парень! — благосклонно вымолвил Дхана Нанд, лаская Чандрагупту в ответ влюблённым взглядом. — Впрочем, есть кое-что, о чём я бы хотел попросить вас, о солнцеликий повелитель, — продолжил вдруг Чандра. Ракшас заметил, что после этой реплики заметно напрягся Бхадрасал и на всякий случай положил руку на рукоять своего меча, торчавшую из ножен. «Ну давай, скажи какую-нибудь невыносимую, оскорбительную чушь, чтобы на сей раз Бхадрасал не выдержал и порешил тебя на месте!» — мысленно умолял аматья Чандрагупту, но желанию советника не суждено было сбыться. — Если уже выяснилось, что ни на одном из арестованных юношей нет никакой вины, возможно, их стоило бы отпустить? Воцарилась тишина. Бхадрасал ждал знака от царя. Если Дхана Нанд сейчас махнёт рукой, голова наглеца упадёт с плеч мгновенно. Но вместо этого Дхана Нанд произнёс: — Да будет так. Отпустите арестованных. — Слава самраджу!!! — закричал Чандрагупта, выбрасывая руку вверх и оборачиваясь в сторону родителей пленников. — Слава повелителю Магадхи!!! И толпа, забыв о том, что им пришлось претерпеть в течение прошлой ночи и сегодняшнего утра, с радостью подхватила прославления. Внезапно заметив среди связанных верёвками юношей Дхума, Индру и Стхула, Чандра бросился к ним, крепко обнимая каждого по очереди, торопливо развязывая узлы и освобождая их от пут, но спиной он продолжал чувствовать направленный на него пронзительный взгляд Дхана Нанда. Присутствовавшая в сабхе Мура недовольно переглянулась с царевичем Панду и знаком показала ему, что желает покинуть тронный зал. Панду красноречивым жестом попросил её немного обождать. С ненавистью наблюдая за тем, как Чандрагупта носится в толпе арестованных, обнимается со своими дружками-пособниками и, белозубо улыбаясь, освобождает пленников, аматья Ракшас неожиданно наткнулся взглядом на ещё одно взволнованное, бледное лицо. Это был мужчина лет сорока с небольшим, кареглазый и темноволосый. Он смотрел на всех окружающих свысока, дерзко, с вызовом. Гордо изогнутые брови… Всё ещё стройная, несмотря на возраст, фигура… Заплетённые в косички волосы, перевитые незатейливыми серебряными украшениями, обрамляли лицо, которое могло бы показаться благородным, если бы сама жизнь с её ошибками и искушениями не наложила на внешность этого мужчины печать греха. — Ты, — с неожиданным гневом, раздувая ноздри, пробормотал под нос Ракшас и, забыв обо всём, заорал вдруг так, что стены содрогнулись. — А ну задержать вон того вайшью!!! Воины Бхадрасала мгновенно отреагировали, окружив человека, на которого указал аматья, и уткнули свои копья и мечи ему под рёбра. Мужчина не успел сделать и шага в сторону выхода. — За что? — не на шутку испугался пленник. — Я же ничего никому не сделал! Но аматья Ракшас широким шагом уже направлялся к нему. Приблизившись вплотную, ухватил задержанного за уттарью. — Верни моего коня, золотые браслеты и две тысячи пан, которые ты украл у меня и Чанакьи двадцать лет назад, когда мы встретились на берегу Сараю на границе с Панчалом! Или скажешь, такого не было, подлец? — Картикея, — внезапно жалко съёживаясь, пробормотал задержанный. — Это ты? — Я, разумеется, — глаза аматьи метали молнии. — Тот, кто спас твою никчёмную жизнь, а взамен получил только предательство. Теперь ты заплатишь мне за это. Все присутствующие застыли на местах, прислушиваясь к происходящему. Даже сам Дхана Нанд с удивлением наблюдал за своим аматьей и пойманным спустя столько лет беглым преступником. — Вот же дела творятся, — испуганно пролепетал Чандрагупта, во все глаза глядя на «проклятого рабовладельца», попавшего вдруг в нешуточный переплёт. — Лубдхак, бхут тебя дери, зачем ты пришёл в сабху? Если твоя глупая голова сегодня слетит с плеч, у кого я узнаю, где сейчас моя мать?!