Назови меня по имени

Чандрагупта открыл глаза, и некоторое время недоумённо глядел вверх, не понимая, где находится. Лежал он на чём-то чрезвычайно мягком и приятно пахнущем, явно не на соломе и не на старой накидке. К сожалению, вокруг было так темно, что он не видел даже собственных рук. Все мышцы страшно ныли от усталости, особенно почему-то болели плечи и ноги. «Чем этот рабовладелец вчера так нагрузил меня, что я…» — и тут память вернулась. Вся. Полностью. Чандра подскочил на месте, ощупывая воздушный муслин, окутавший его со всех сторон, будто нежное облако. — Раджа! — испуганно позвал он. — М-мм? — отозвался сонный голос поблизости, и тяжёлая мужская рука упала на живот Чандрагупты, вызвав сладкую истому в теле и новый прилив крови к чреслам. — Это твоя комната? — Чандра одной ладонью поймал запястье Раджи, а другой рукой начал ощупывать ложе, на котором они оба уснули вчера, не успев даже подарить друг другу ласки из-за сильной усталости. — Может, лампады зажжём? Я ничего не вижу. Вместо ответа послышался шорох ткани. Парчовые занавеси, отделявшие ложе от основной части помещения, распахнулись, и Чандра сумел разглядеть роскошную обстановку опочивальни в слабо сочащемся сквозь окна лунном свете. Впрочем, ничего нового Чандра не узрел. Всё та же вычурная мебель из дорогих пород дерева, блестящие статуэтки дэвов в стенных нишах, многочисленные амулеты и обереги, узорчатые подставки для лампад… Раджа лежал на боку, повернувшись к Чандрагупте лицом, и бесстыдно любовался его полуобнажённым телом, словно произведением искусства. Чандра уже хотел перекатиться ближе и позволить себе совершить всё то, что они не успели сделать вчера, но внезапно весьма некстати почувствовал боль и непривычное давление в раненой руке. Он скосил глаза вбок и убедился, что его плечо тщательно перебинтовано чистейшей тканью, а вовсе не мятыми листьями птицемлечника, наскоро сорванными в лесу и наспех примотанными к повреждённой коже куском тряпицы. — Это ты меня подлатал, пока я дрых? — Чандра тихо коснулся белой ткани кончиками пальцев. — Я, — Раджа продолжал разглядывать своего возлюбленного с очень странным выражением лица — смесью лукавства и искреннего любопытства. — Пить хочешь? — спросил он. — Я вчера даже не предложил тебе простой воды из-за всех этих событий. А потом ты заснул. Чандра медленно кивнул. Раджа встал, отошёл от постели, потом вернулся, неся в руках чашу с ароматной водой. Напиток благоухал лепестками роз, слегка отдавал ноткой миндаля и был чуть сладким от мёда. — Тебе бы тёплого молока с корицей, — наблюдая за тем, как жадно пьёт Чандрагупта, промолвил Раджа. — И поесть надо. Может, приказать уже подать завтрак, хоть и рано ещё? — Не хочу беспокоить твоих слуг. Потерплю. У Лубдхака я иногда и по три-четыре дня не ел, когда меня наказывали. Привык. Раджа слегка коснулся пальцами его руки, забирая опустевшую чашу. Они оба замерли. «Странная неловкость, учитывая всё, уже пережитое», — отметил про себя Чандрагупта. Но напряжение так или иначе опять повисло в воздухе… Совсем как вчера до того, как его принесли сюда на руках и уложили спать. — Скажи, зачем ты всё это продолжаешь делать? — наконец, с каким-то глухим отчаянием вырвалось у Чандрагупты. — Я не понимаю! Зачем?! Столько притворства и так долго! — Притворства? — изумлённо спросил Раджа. — Ты сейчас о чём? Чандра соскочил с ложа и начал размахивать руками, не имея сил по-другому выразить свои чувства. — Ты ведь добрый! Не тиран и не деспот! Так зачем притворяешься перед собственными подданными? Я же знаю, какой ты. А они не знают! Зачем ты ведёшь себя так, чтобы все тебя ненавидели? — Но я тиран, — спокойно раздалось в ответ. — И деспот. Разумеется, с точки зрения тех, кто хотел бы подгребать ресурсы Магадхи исключительно под себя и не думать о государстве. А также, по мнению тех, кто вообще не хочет ничего делать, но желает получать блага. Злобный тиран Дхана Нанд не позволяет ничего такого. Он собирает налоги, но лишь для того, чтобы строить оросительные каналы. Он поддерживает армию и людей искусства — талантливых художников, архитекторов, сказителей. Он строит образовательные центры, в которых дети получают действительно полезное знание, а не бессмысленный, малопонятный набор религиозных догм. Деспот делает запасы зерна, орехов и сушёных фруктов, ведь он хочет иметь полные закрома всего необходимого, чтобы накормить народ в неурожайные годы. Куда тирану до бравых кшатриев, мудрых браминов и ловких вайшьев! Они, конечно, знают, как надо правильно управлять страной, кого казнить, миловать и сколько собирать налогов. Что могу знать я, сын бывшего первого министра Уграсены, которого всю жизнь упрекали в неблагородном происхождении? Да, я ничего не знаю, в отличие от прочих. Я ведь просто царь. Чандра на миг устыдился, но потом вспомнил кое-что другое и не сумел сдержаться. — Но ты… лазал в окно ко мне, простому рабу, переодевшись торговцем! Называл себя другим именем, воровал из собственной казны деньги, чтобы произвести на меня впечатление! — в интонациях Чандры послышалось возмущение. — Это разве благородные царские поступки? Или, может, мудрые? Дхана Нанд тихо рассмеялся. Приблизился к Чандре и потрепал его по волосам. — Я играл, прие. И мне до безумия нравилась эта игра! — Ага, значит, всё было не всерьёз? — плечи Чандрагупты поникли, глаза потускнели и сами собой наполнились слезами. — Ты просто развлекался с глупым мальчишкой? От скуки, да? — Вот действительно глупый! — Дхана Нанд порывисто обхватил его и привлёк к своей груди. — Я думал, мы уже всё прояснили, но, вижу, что нет. Ты вообще представляешь, чего мне стоило каждый раз тайком уходить по ночам и возвращаться к утру, чтобы стража и министры не заметили? О том, что я лазаю в твоё окно, знал лишь аматья Ракшас. Я страшно недосыпал. Подчас начисто вырубался, сидя днём на троне. Хорошо, хоть не падал лицом вниз с престола. Вот был бы позор! Я бы стал всеобщим посмешищем. Меня после такого точно никто не испугался бы. — А надо, чтобы боялись? — недоумевал Чандрагупта, поднимая вопросительный взгляд на Раджу. — Конечно! Ты представь, что начнут творить все эти бездельники, если решат, будто я слишком добр? Завтра же отравят или прирежут! Это вынужденная мера. Любой дворец — змеиный клубок, прие. Хочешь выжить — либо сам стань змеёй, либо умело притворись ею. Я выбрал второе. Для всех я — змей. И только тебе, моей сестре Дурдхаре и аматье Ракшасу я могу показать человеческое лицо. Так что я никогда не обманывал тебя. Ты один из немногих, кто видел меня настоящим. Для тебя я всегда останусь тем самым Раджой, которого ты встретил на рынке Паталипутры, даже не сомневайся. Чандра невольно прижался крепче, обвивая Дхана Нанда руками за талию. — Я всё равно до сих пор не могу привыкнуть, — пробубнил он, ткнувшись носом в грудь любимого. — Кажется, что это сон какой-то. Понимаешь, я же, как и все, ненавидел тебя и боялся столько лет! Даже не видя твоего лица, не зная, кто ты… Я боялся и ненавидел из-за рассказов других! — И вдруг обнаружил, что внезапно оказался возлюбленным того самого тирана? — снова бархатный, мягкий смех. — Ну и как, славную игру я придумал? Тебе было тоже весело, признайся? — Мне всё ещё кажется, что для тебя случившееся между нами не так уж и важно, — насупился Чандра. — Ещё как важно! Ведь ты сейчас ты со мной, — уверил его Раджа. — Если бы дела обстояли иначе, пожелай я просто развлечься, я бы просто исчез. Перестал бы приходить и всё. И уж точно не стал бы подставлять брата Панду, приказав ему организовать кражу головы статуи и дав задание нанять именно Лубдхака для этой цели. — Что?! КАК?! — Чандра отшатнулся и отступил на шаг, потрясённо разглядывая довольное лицо Раджи. — Раджкумар Панду не сам придумал украсть голову статуи? Это твоих рук дело?! Ты его попросил? — Хуже, — ещё шире заулыбался Дхана Нанд. — Я ему приказал. Он не мог бы ослушаться царского приказа. Расслабься, Чандра. Я знаю, что кражу совершил ты вместе с друзьями, но вынудил вас к этому я. Правда, план был иной. Я думал, ты придёшь за головой статуи ночью, когда колесница будет стоять в подвале дворца, и я тебя там встречу. Панду нарочно оставил Лубдхаку подсказки, как совершить кражу. Он всё расписал в деталях, но ты вдруг решил действовать не по плану. Впрочем, я рад. Игра стала только ещё более интересной. — Но откуда ты знал? — всё ещё не мог прийти в себя от шока Чандрагупта. — Я бы мог отказаться от кражи. Или просто не справиться с заданием, полученным от Лубдхака. — О нет, я прекрасно знал, что ты справишься. Когда ты нагло спёр мой кошелёк на рынке, то справился с этим отлично! Смог запудрить мне мозги, разыграть святую невинность и влюбить в себя с первого взгляда. Второе, пожалуй, было даже посложнее первого… Заставить императора Магадхи влюбиться куда труднее, чем совершить кражу, но ты выполнил всё идеально, талантливый мой. Нет, правда. Кошелёк мой увёл мастерски. — Я… Я… — невольно начал заикаться Чандрагупта, хлопая ресницами и краснея от смущения. — Ладно, не оправдывайся. За ту кражу на рынке я давно не злюсь, — Дхана Нанд великодушно отпустил Чандре его былые грехи. — Я сожалею лишь, что ты был по-настоящему ранен во время нашей игры, — пальцы царя осторожно притронулись к повязке на руке Чандрагупты. — Я бы не простил себя, если бы с тобой стряслось что-то, посерьёзнее этого ранения. И, конечно, я очень сожалею, что пришлось перепугать жителей Магадхи, арестовав их сыновей. Но другого способа привлечь тебя во дворец не было. Я хотел заманить тебя к себе навсегда, не позволив Лубдхаку догадаться, кем на самом деле являлся царский поставщик, которому он продавал сплошную гниль. Нет, бесспорно, я мог тебя выкупить посредством аматьи. Но тогда все вокруг говорили бы: «Дхана Нанд купил себе наложницу мужского пола». Согласись, это было бы оскорбительно для нас обоих. Теперь же бравый спаситель царского имущества может стать во дворце кем угодно. Например, моим личным охранником. Или я отправлю тебя оберегать казну. Или могу сделать телохранителем Дурдхары, моей младшей сестры. Она капризная и своенравная, но если с ней поладить, она покажет себя с куда лучшей стороны. Или можешь стать учеником одного из моих советников, только не аматьи Ракшаса. Он тебя недолюбливает, и в этом имеется немалая доля моей вины. Впрочем, есть же и другие министры. Если я им прикажу, они обучат тебя всему. Твоё положение ничем не будет отличаться от положения моих братьев. Я окружу тебя уважением и почётом. Так что скажешь, Чандра? Твоя награда всё ещё тебя ждёт! Растерянный Чандрагупта молчал, потрясённый свалившимися на него заманчивыми предложениями. — Понимаю, — Дхана Нанд ободряюще поглядел на него. — Тебе нужно время, чтобы подумать. — Прежде чем устраивать свою жизнь, я должен освободить друзей из рабства, это куда важнее, — опомнился Чандрагупта. — А ещё ты однажды обещал проехать со мной по деревням и раздать деньги бедным. Тем, кто больше всех нуждается. Ты ведь сделаешь это? — Да, — без тени улыбки пообещал Дхана Нанд. — Раз обещал — так и будет. Что-то ещё? — Отпусти Лубдхака, — собравшись с духом, рискнул попросить Чандрагупта. — Он дурак. Жадный дурак. Мимо денег, которые плохо лежат, пройти не может. Но он хороший, несмотря на то, что с виду похож на дасью и грязно ругается, как млеччха. Он сильно беспокоился обо мне, когда узнал о том, что я влюбился. Боялся, что ты меня обманешь и бросишь. Или, того хуже, похитишь и продашь разбойникам. Я даже не думал, что он вообще способен о ком-то беспокоиться! Это бесило, конечно, жуть как, но одновременно… я был ему немного благодарен. Взгляд Раджи изменился. Теплота исчезла, появилась некоторая жёсткость, и эти изменения невольно испугали Чандрагупту. — А ещё Лубдхак знает, где моя мать, — совсем тихо добавил Чандра, потупившись. — Признался в этом после того, как я украл голову статуи. Если он умрёт, я никогда уже не найду женщину, которая меня родила… А вдруг она жива? Я бы так хотел её увидеть хоть раз! — Прие, — теперь голос Дхана Нанда звучал виновато, — есть вещи, которые даже мне сделать затруднительно или невозможно. Лубдхак был обвинён в воровстве и осуждён в присутствии сотен людей в царском собрании. Я не могу помиловать его. Он должен получить наказание. Однако, — он взял Чандру за руку, — мы можем спуститься в темницу и присутствовать при допросе, который сейчас ведёт аматья Ракшас. Возможно, Лубдхак расскажет и о твоей матери, если ты его спросишь. А если не захочет сказать добровольно, то аматья вынудит его ответить. Чандра всё ещё выглядел хмурым. — Тебе что-то не нравится в моём предложении? — поинтересовался Дхана Нанд. — Я терпеть не могу Лубдхака. Он всегда меня бесил. Моей мечтой было снять кандалы с ног и сбежать от него подальше вместе с Дхумом, Стхулом и Индрой. Однако я вовсе не буду рад, увидев его под пытками. — Мне жаль, но я не могу остановить то, что сам же и позволил сделать аматье, — печально констатировал Дхана Нанд. — Остаётся надеяться, что аматья пощадит его и смячит наказание, ведь я ему это позволил. Наблюдая за ними, я понял: двадцать лет назад между ними что-то было. Возможно, близкие отношения, но я не уверен. — И мне так показалось! — оживился вдруг Чандрагупта. — Они метали громы и молнии в сабхе, но за этой злостью мне померещились тоска и горечь взаимно обманутых влюблённых. — Вот и поглядим, что окажется сильнее спустя два десятка лет: обида или не угасшая до конца любовь, — задумчиво произнёс Дхана Нанд, а потом неожиданно для Чандры сменил тему: — А теперь скажи мне, мой вороватый возлюбленный, откуда в ящике со знаком солнца, который был найден в лесу моими воинами, взялась железная голова осла? Чандра опешил, вытаращившись на Раджу. — Какого осла? — он почувствовал, как в горле пересохло. — Мы с ребятами, конечно, увели твою колесницу, но внутрь фальшивого ящика ничего не клали! Дхум предлагал камень сунуть или кокосов насыпать, но я отказался. Лошадь пожалел, она и так была старая. Зачем её без нужды нагружать? — Так, значит, в ящике ничего не было? — улыбка Раджи была с виду ласковой, но Чандра нутром чуял за этой лаской тяжёлое напряжение. — Пустой был, клянусь! — громко возмутился Чандра, замечая, что Раджа смотрит на него сверху вниз с обидным недоверием. — Видишь ли, прие, слуги-идиоты водрузили на мою статую голову осла, взятую из оставленного вами в лесу подложного ящика. И одна зловредная дэви — ты ещё с ней встретишься, когда начнёшь жить во дворце, — вдосталь посмеялась надо мной в присутствии наместника Селевка и многих подданых! Так вот, я очень хочу знать, кого мне отблагодарить за эту забавную шутку? — глаза царя впились в лицо Чандрагупты. — Ты думаешь, это я сделал? Вот теперь Чандра не на шутку оскорбился. Значит, этому так называемому императору можно выдавать себя за вайшью, рассказывать байки о том, как он «ненавидит тирана Магадхи», заманивать в авантюру с кражей своего же царского имущества… А тут стоило только появиться какой-то ослиной голове в неудачном месте в неудачное время — и виноват сразу Чандра? — Ты думаешь, я способен на такое? — задыхаясь от обиды, спросил он. Карие глаза с серебристым отливом прожигали почище огня. — Хм. Выражение твоего лица говорит о том, что нет. Значит, даже полагая, что воруешь ценности у «тирана Магадхи», ты не собирался унижать царя? Похвально. Но кто тогда подложил голову осла? — задумался Дхана Нанд. — Очевидно, тот, кто затаил на тебя гнев, — развёл руками Чандрагупта. — Значит, подозревать можно почти всех, — усмехнулся Дхана Нанд. — Но что-то подсказывает мне, это был братец Панду. Я назначил его ответственным за сборку статуи, значит, у него была самая удачная возможность подбросить эту пакость. Что-то за последнее время Панду сильно оброс волосами… Надо бы побрить! — в глазах Дхана Нанда появился зловещий блеск. — Налысо?! — уточнил Чандрагупта, изумляясь тому, что идея Раджи вовсе не показалась ему плохой. Наоборот, крайне удачной. — Непременно, — губы Дхана Нанда искривились в предвкушающей улыбке. — За такое низкое деяние — только налысо и никак иначе! *** Чанакья понимал, что страшно рискует, лазая по переходам царского дворца. Встреча с Дхана Нандом и с аматьей Ракшасом грозила арестом. Эти двое узнали бы его, даже если бы он с головы до ног перемазался глиной. Но остановиться он никак не мог. В сердце его полыхали чувства, куда более сильные, чем когда-либо прежде. «Куда Дхана Нанд поместил моего луноликого героя?» — лихорадочно размышлял Чанакья. Ачарья пытался расспрашивать слуг и служанок, но никто ничего внятно ответить не мог. Да, все знали, что вчера в сабхе какой-то юноша-раб вернул царю украденную голову статуи, а царь потом приказал генералу Бхадрасалу лично препроводить этого смельчака в царские покои, но с тех пор парня никто не видел. Точно так же никто ничего не мог сказать про судьбу хозяина юноши, обвинённого в краже. Возможно, и хозяин, и раб были ещё во дворце. А, возможно, их обоих отпустили. Чанакья страшно занервничал. Стоило ли прекратить бессмысленные поиски и покинуть опасное место, а затем сходить с Шаткаром или Бхайравом в дом Лубдхака, выдав себя за крестьян, продающих зерно, или снова за торговцев, предлагающих шёлк? Вероятно, уж теперь он услышит от слуг Лубдхака хорошие новости? Неожиданно чья-то рука вцепилась в его уттарью мёртвой хваткой. Чанакья вздрогнул и медленно обернулся. Позади стояла женщина лет тридцати в нежно-голубом сари, расшитом мелкими сапфирами. Высокая пышная грудь незнакомки вздымалась от частого дыхания, огромные чёрные глаза были распахнуты так широко, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Длинная коса, перевитая синими шёлковыми лентами, спускалась через плечо до пояса. На её прекрасном теле в свете зажжённых лампад блестело, сверкало и переливалось такое количество драгоценностей, что Чанакья чуть не ослеп. «Махарани?» — панически метнулось в голове, но ачарья тут же припомнил, что Дхана Нанд никогда не был женат, а давняя помолвка с какой-то дочкой брамина закончилась бесследным исчезновением невесты. — Я знаю, кто вы, — с места в карьер бесстрашно заявила блистающая драгоценностями дэви. — Вы — ачарья, которого ищут уже несколько дней подряд по приказу императора по всей Паталипутре. «Проклятие… Попался, — обречённо подумал Чанакья. — И откуда только эту лупоглазую бхуты вынесли?» — Но я вас не выдам, ибо у нас одна цель, — неожиданно подытожила незнакомка. — Идёмте, надо поговорить, — и, уцепив ошалевшего Чанакью за руку, она потащила брамина за собой. Сила в её хрупких пальцах была столь велика, что Вишнугупта смирился. «Может, хоть у этой странной дэви я узнаю что-нибудь про моего прекрасного спасителя?» — со слабой надеждой предположил он.