Гермиона поставила книгу на полку, с трудом дотянувшись до неё. Пришлось вставать на цыпочки, но она несильно из-за этого негодовала. Девушка сдула мешающую прядь с лица и, улыбнувшись порядку на стеллаже, завернула за угол, чтобы вернуть очередной древний фолиант на место.
В этом послевоенном году их несильно загружали. К тому же если вспомнить, что пережил их курс, то волнение из-за учёбы и тяжёлые домашние задания покажутся детским садом. Все испытывали сложные времена. Это было неудивительно и предсказуемо.
Гермиона вздохнула, когда грустные мысли снова проникли в её незащищённый разум. Она безумно устала от того, что постоянно грустит. Подобное уже стало дурной привычкой и патологией. Девушка испытывала это чувство с тех пор, как Гарри в последний раз посмотрел на тело Волдеморта и сказал, что всё закончилось. Точнее, она испытывала эти чувства раньше, просто не давала себе права обратить на них внимание.
Грейнджер могла думать только о том, как выжить и спасти Британию, а может, и весь мир от сумасшедшего расиста, помешанного на власти. Она боялась расклеиться, поэтому словно заблокировала все
лишние чувства. Будто это компьютер, где такое можно было осуществить. Но проблема в том, что всё временно. Человек — не машина, и это проблема. Он всё равно начнёт чувствовать рано или поздно, вопрос в том, насколько больно ему будет.
Гермиона не боялась боли. Давно не боялась. Её своеобразное закрытие было связано с другим моментом. С ней было что-то не так. Возможно, у неё просто была депрессия или какой-нибудь синдром, что бывает у людей, переживших войну. В принципе, это было не так важно. Сначала.
Постепенно состояние девушки стало ухудшаться. Потеря аппетита, интереса к окружающему миру и многие другие идущие за этим симптомы. Она понимала, что конкретно с ней или с её родными ничего страшного не произошло, но что-то внутри с успокаивающими доводами не соглашалось.
Конечно, пытки Беллатрисы оставили сильный отпечаток на её психике, но, опять же, это не было травмой, которая требовала лечения. Летом, перед школой, Гермиона ходила к психологу и психотерапевту по настоянию матери, и эти посещения не принесли ничего. Потому что ничего и не было. Девушка объясняла, что с ней случилось, банальными словами.
«Тяжёлый период». «Физическое насилие». «Кошмары».
Эти слова были основными и безопасными — что она ещё могла сказать? Врачи твердили одно и то же, и ей даже не хочется вспоминать их рекомендации, потому что в голове все их слова давно уже превратились в кашу.
Гермиона знала, что всё пройдёт. Нужно только чуть больше времени и спокойствия. Это ей больше всего необходимо. Но со спокойствием проблем не было, спасибо профессору Макгонагалл. Она запретила журналистам появляться на территории школы или приближаться близко к ней, а в Хогсмид Грейнджер ходила редко, так что её никто не дёргал. На удивление даже в школе девушка не испытывала давление от однокурсников и младших ребят. Их будто всех предупредили, что людей, прошедших войну, лучше не трогать.
Гриффиндорка пряталась за стенами замка. Она осознавала это, но давала себе вольность побыть эгоисткой и хоть раз подумать исключительно о своём здоровье. Если ей необходимо уединение
— значит, остальное может подождать. Хотя бы пару месяцев, пока она не окрепнет и не возьмёт себя в руки.
Гермиона опустила фолиант на полку, выровняв книжный ряд, вздохнула и развернулась, возвращаясь к столу, за которым она делала домашнее задание. Девушка подняла сумку с пола и стала собирать пергаменты и перья, медленно проваливаясь в себя.
Такое тоже было не редкостью.
Она всё чаще замечала за собой подобные особенности, когда слишком много думала или была занята рутинным делом. Грейнджер пропускала мимо эти, возможно, пугающие симптомы, которые априори не стоило бы игнорировать. Но пока всё было относительно нормально, а значит, в пределах нормы.
Гермиона не хотела доставлять близким хлопот из-за своего чрезмерно чувствительного состояния. Она со всем справится сама, нужно только время.
Время.
Всё же удивительная вещь — время. Могущественное, но, когда в него вмешиваются, — опасное.
Слова Дамблдора неожиданно воскресли в её голове, и гриффиндорка усмехнулась себе под нос, до сих пор поражаясь работе мозга. Иногда даже её собственный был способен удивить, и это после стольких лет.
Гермиона непроизвольно нахмурилась, когда мысли сплошным потоком завернули в прошлое. Практически безоблачное прошлое, в котором всё понятно и где нет тех трудностей, с которыми она вынуждена жить сейчас. Наверное, девушка боялась начать жить после всего произошедшего.
Это не было открытием. Это было фактом.
Грейнджер действительно закрылась в своей скорлупе и носа оттуда не показывала. Может, потому, что не видела в этом смысла. Родители в порядке. Словно и не было года, когда они не помнили свою дочь. Словно не было войны и потерь. Родители девушки понимали причины её поступка, и отношения между ними остались прежними. Гермиона до последнего не могла поверить в подобную удачу, но в скором времени смогла с ней свыкнуться.
Мальчики решили не возвращаться в школу и отправились в Аврорат проходить практику. Но для героев войны было больше привилегий, и поэтому их стажировка длилась в два раза меньше, чем у других. Гермиона не раз шутила с ними на данную тему. Гарри всегда закатывал глаза, когда девушка говорила о его высоком статусе.
Рон остался для неё другом. После поцелуя в Выручай-комнате они немного отстранились друг от друга по вполне понятным причинам. Но, когда бесконечные разбирательства закончились, им удалось спокойно поговорить на кухне «Норы».
Они оба проснулись среди ночи от невыносимой жары. Гермиона помнила, как зло откинула одеяло, потому что она так хотела спать, но из-за духоты ей не удавалось сомкнуть глаз. Не спасали даже охлаждающие чары. Джинни сладко сопела в соседней кровати, и девушка немного ей позавидовала.
Спустившись на кухню попить воды, Грейнджер удивлённо остановилась, видя, как Рон задумчиво смотрел в окно, потягивая молоко. Он услышал шорох позади себя и обернулся. Это был первый раз, когда они остались наедине после того необъяснимого поцелуя. Гермиона отмерла и села на стул, прямо встречая взгляд своего друга.
— Не спится? — Рон улыбнулся и повернулся к ней корпусом.
— Да, — Гермиона кивнула, начав теряться от незнания, как себя вести. — Я хотела поговорить с тобой…
— Я хотел поговорить с тобой… — они произнесли это одновременно и, столкнувшись взглядами, коротко рассмеялись.
— Кажется, мы хотели поговорить об одном и том же, — рассеянно сказала девушка, убрав прядь волос за ухо.
— Да, — пробормотал Рон, почесав затылок. — Не знаю, как начать, но…
— Мы поторопились, — закончила за него Гермиона и увидела небывалое облегчение у друга на лице.
— Да, поторопились. Не думаю, что это было чем-то настоящим, — Уизли поджал губы, подбирая слова, чтобы не показаться резким и не обидеть подругу. — То есть мы запутались и…
— Рон, я понимаю, что ты хочешь сказать, — Грейнджер коснулась рукой его ладони на столе и легонько сжала, пытаясь успокоить сидящего в оцепенении парня. — Думаю, мы просто хотели какого-то утешения. Было нелегкое время, и это нормально, что нам было нужно… быть кому-то нужными. Но, боюсь, дальше это бы никуда не привело.
— Знаю, — прошептал Рон, подняв на неё расстроенный взгляд голубых глаз. — Но ты всё равно моя лучшая подруга и почти сестра.
— Хорошо, что только «почти», — улыбнулась девушка, чувствуя, как невероятный ком в душе развязывается и становится легче дышать.
Сейчас мальчики целыми днями пропадали на стажировке и только изредка по выходным могли освободиться и увидеться с ней в Хогсмиде. Гермиона была искренне за них рада и поэтому не обижалась на редкие встречи и короткие письма. К тому же это было ей только на руку, потому что иначе они могли заметить её подавленное состояние, и тогда Грейнджер бы точно лечилась в какой-нибудь лечебнице от депрессии.
Но для неё подобное было ужасом, и отсутствие в её жизни близких из-за нехватки времени являлось небольшой передышкой. Такой необходимой.
Единственное, Джинни всё время пыталась вытащить куда-то Гермиону, но сентябрь не дал ей такой роскоши из-за постоянных дождей, и вскоре Уизли оставила попытки занять чем-то подругу. Они с Гарри то ругались, то планировали съехаться. Честно говоря, гриффиндорке их отношения напоминали качели, и неясно, хорошо это или плохо.
У всех появилась своя жизнь,
другая, так что ощущение одиночества стало не просто чем-то осязаемым. Оно стало чувствоваться физически, и Гермиона боялась, что уже срослась с ним, не представляя своей жизни без него.
Девушка так резко тряхнула головой, что перед глазами возникли белые точки, и ей пришлось зажмуриться, чтобы не упасть от головокружения. Уход в себя иногда может стать опасным, и, к сожалению, ты не всегда можешь отследить, когда он захватил тебя, а когда уже поздно от него спасаться.
Гермиона поняла, что столько сидеть в библиотеке за книгами не есть хорошо. Ей нужно чаще бывать на воздухе. К несчастью, из-за нехватки солнечных лучей она стала очень бледной, а это могло повлечь за собой вопросы. Поэтому необходимо немного выходить на улицу, даже если не очень хочется.
Тяжело вздохнув и закинув сумку на плечо, девушка вышла из библиотеки, кивнув мисс Пинс. Она шла по безлюдным коридорам и наслаждалась тишиной. В субботу в замке становилось тихо, и это приносило особую атмосферу в школу. Гермиона больше всего любила данный день недели именно за спокойствие.
Медленно приближаясь к башне старост, Грейнджер непроизвольно скривилась, когда подумала, что, возможно, хорёк там. Малфой — чёртов второй староста — практически с ней не разговаривал, но он умудрялся делать это так, что казалось, будто её пытают. С наслаждением и бесконечным числом извращений.
Гермиона почти слёзно просила Макгонагалл не назначать Малфоя на этот пост, но женщина осталась непреклонна, хотя гриффиндорка подозревала, что профессор сама в скором времени пожалела о своём решении.
Малфой был неплохим старостой. Действительно неплохим. Он исполнял ровно половину своих обязанностей — не более — и не доставлял проблем. Но то, как он это делал, затмевало всё. Каждый его взгляд бросал холодок по телу и заставлял покрываться мурашками. Каждое его слово источало столько презрения, что в нём можно было захлебнуться. Малфой молча действовал на нервы, вот в чём была проблема.
В сентябре с ним было сложно, и пока она не знала, какой октябрь будет их ожидать.
— Гермиона!
Гриффиндорка замерла и обернулась на голос, что позвал её. Девушка увидела мальчика лет двенадцати и, остановившись, стала ждать, когда он подойдёт к ней.
— Гермиона, — мальчик снова повторил её имя и попытался отдышаться от долгого бега, — тебя вызывает директор Макгонагалл. Она сказала, что это срочно.
— Что-то насчёт моих родителей или Гарри и Рона? — Грейнджер почувствовала панику, которая практически моментально проникла в её голову и начала подкидывать самые страшные картинки.
— Не знаю, — он мотнул головой, всё ещё тяжело дыша. — Она попросила найти тебя и Малфоя. Не знаешь, где он?
— Не видела его со вчерашнего дня, — машинально и отстранённо ответила Гермиона, даже не заметив, как начала двигаться в сторону кабинета директора.
Мальчик посмотрел ей вслед и, качнув головой, подбежал ко входу в башню старост, чтобы попытаться попросить даму на портрете позвать Малфоя. Гермиона больше не слышала их голосов, потому что, как только миновала поворот, принялась бежать, боясь опоздать.
Наверное, не стоит сообщать таким образом людям, что их хотят видеть, — это чревато последствиями в виде страха и всепоглощающей паники.
Гермиона не видела ничего вокруг, всё проносилось мимо глаз, словно огромное белое пятно. Кажется, она сбила с ног какую-то младшекурсницу. Но это осталось за кадром, потому что в голове гудел громкий крик о помощи. Голоса были самые разные: мама, папа, Гарри, Рон, всё семейство Уизли. Гриффиндорка слышала их каждую ночь, как только закрывала глаза.
Она уже выучила их мольбы о помощи.
Грейнджер подлетела к горгулье, и та сразу начала вращаться. Значит, её ждут.
Встав на лестницу, она посмотрела на свои ноги и постаралась восстановить дыхание. Было до ужаса страшно представить, что её могло ждать за этими дверями.
Лестница замерла, и девушка, ничего не осознавая, стремительно пересекла порог, сразу натыкаясь на шокированные глаза профессора. Гермиона глубоко дышала и совершенно не замечала ещё одного человека в помещении. Она не смогла вымолвить и слова от страха, но чётко почувствовала, как в её спину на полном ходу кто-то врезался и тут же начал проклинать девушку.
— Чёрт возьми, Грейнджер, вали с прохода, — Малфой собственной персоной толкнул её, освобождая себе путь, и решительно подошёл к столу Макгонагалл, опираясь на него ладонями. — Что случилось с моими родителями?
— Мистер Малфой, — женщина прокашлялась, будто была не в состоянии расслабленно говорить. Она отвела взгляд от Драко, словно не знала, как продолжить разговор. — Дело в том, что… Вас вызвали совершенно по другой причине.
Слизеринец выпрямился в полный рост и сложил руки на груди, посмотрев на профессора взглядом коршуна. Было странно, что он промолчал, а не начал в своей манере брызгать ядом.
Гермиона отошла от двери и, заметив более чётко движение на диване, посмотрела на человека, сидящего на нём. Как только их взгляды пересеклись, дыхание перехватило. Девушка не могла это объяснить, но сердце будто замерло, а в лёгких перестало хватать кислорода.
Этот человек… будто был ей знаком.
Она смотрела на него и не могла пошевелиться. Парень выглядел как Малфой, но было в нём что-то от неё. Гермиона не могла понять, но ей хотелось продолжить смотреть на него.
— Видите ли, произошло нечто… странное, — неуверенно начала Минерва, с трудом подбирая слова.
Молодой человек встал, и это привлекло внимание Малфоя к нему. Он внимательно посмотрел на юношу, прищурив глаза, словно ища в нём признаки опасности.
Гермиона боялась пошевелиться под взглядом незнакомца, но, когда он резко сжал её в объятиях, внутри словно всё успокоилось и вся тревожность улеглась.
— Я так скучаю по тебе, мам, — шёпотом в её волосы сказал парень, крепче сжав её тело в объятиях.
Грейнджер растерялась. Она не чувствовала отторжения или неприязни к этому человеку, несмотря на то, что они видят друг друга в первый раз, но его слова и интонация почему-то напугали её.
— Что вообще здесь происходит? — презрительно спросил Драко, не забыв скривиться, когда его взгляд упал на удивлённое лицо гриффиндорки.
— Знаешь, я всё же думал, что ты преувеличивал, рассказывая о манере своего общения в эти годы, пап, — парень отпустил Гермиону и теперь с улыбкой смотрел на Малфоя, — но и по тебе я очень скучаю, — и обнял слизеринца, повергнув того в шок.
Девушка была настолько сбита с толку, что сил хватало только на дыхание и моргание. Больше она ничего не могла заставить себя сделать.
Макгонагалл тихо хмыкнула и опустила глаза на свитки пергамента, которыми был завален её стол. Она не выглядела удивлённой, хотя определённо не была готова к подобному сценарию.
Малфой пришёл в себя и оттолкнул парня, зло выплёвывая гадкие слова:
— Не нужно трогать меня, особенно после гряз…
— Мистер Малфой! — воскликнула директор.
Гермиона даже не обратила внимания на подобное обращение. Она не привыкла к нему, но прежней боли оно не вызывало. К тому же, произнося это слово, Малфой надеялся получить хоть какую-то реакцию, но девушка больше не давала ему того, чего он так хотел.
— Да, это будет сложнее, чем я думал, — пробормотал парень, грозно взглянув на Драко. — Если ты ещё раз произнесёшь это слово, то пожалеешь.
— И что ты мне сделаешь? — фыркнул Малфой и через секунду сжался в комок от удара в солнечное сплетение.
— Это предупреждение, — просто сказал юноша, снова смотря на Гермиону. — Забыл представиться. Я — Скорпиус Малфой, ваш сын.
Грейнджер казалось, что её глаза всегда были слишком большими, но сейчас они, наверное, приобрели небывалые размеры. Какие только могут быть у глаз.
Слизеринец с непонятным выражением на лице посмотрел на парня, а потом на Гермиону, встречая такое же непонимание. Он не стал ничего говорить, но его глаза кричали обо всех мыслях в голове.
— Не может быть, — она наконец отмерла и смогла выдавить из себя этот шёпот.
— Нет, может, — Скорпиус улыбнулся ей и, не удержавшись, снова подошёл к ней, и обнял. — Прости, просто я не могу поверить, что у меня получилось.
Гермиона с опаской опустила руки ему на спину и легонько провела ими по ней, не зная, что делать. Скорпиус разорвал объятия и теперь посмотрел на Драко. Видимо, чтобы до того лучше дошло.
— Это правда. Я из будущего, и, поверьте мне, из далёкого будущего, — парень сел на диван и кивнул Грейнджер, чтобы она присоединилась.
Девушка стала машинально перебирать ногами и, опустившись на мягкую обивку, сложила руки на коленях, пытаясь понять, почему она будто неживая. Малфой недовольно сделал шаг к ним и остановился напротив предполагаемого сына. Его вид кричал о неверии, но тем не менее он остался в помещении.
— Вы поженились через год после выпуска из Хогвартса. По вашим рассказам во время послевоенного года вы сошлись и практически жили вместе с тех пор, как вас назначили старостами школы, — после этих слов они с Драко синхронно переглянулись, будто чтобы лучше понять, что за чертовщина тут происходит. — А через два года после вашей свадьбы родился я, — Скорпиус улыбнулся, но его радостное настроение начало стремительно ухудшаться, потому что было видно, что ему не верят.
Когда он сказал Макгонагалл, откуда прибыл, она тоже сначала не поверила, но после, когда всплыли некоторые события из их разговора, Минерва вышла в коридор и, поймав первого попавшегося мальчика, отправила его за старостами. Видимо, женщина быстро поняла, что ему делать здесь просто так нечего.
— Я… прости, но мне кажется, ты ошибаешься, — Гермиона сама понимала, что вряд ли это так. Это был взрослый парень, который вполне способен отличить своих родителей от других в любом времени. Но, наверное, любому человеку будет сложно смириться с мыслью, что к нему из будущего прибыл его же ребёнок.
— Это бред какой-то, — фыркнул Малфой. — Скорее всего, это какой-то розыгрыш или вымогательство.
— Когда тебе было три, ты сломал ногу, потому что без разрешения взял метлу отца. После этого склад всегда запирали от тебя, пока ты не стал старше, — уверенно произнёс Скорпиус, внимательно посмотрев на Драко.
Тот замер от подобных откровений, которые, как Гермиона была уверена, были известны только ему. Она не понимала, почему почти сразу стала доверять человеку, которого увидела впервые. Но это было… как объятие старого знакомого. Вроде ты его давно не видел, но точно знаешь, что он близкий тебе человек.
— А когда тебе исполнилось пятнадцать, ты в первый раз привёл девушку домой и решил показать ей свою комнату. Это была шестикурсница, с который ты встретился во время прогулки по Косому переулку. Когда всё приняло… более интересный оборот, вошла Нарцисса и…
— Хватит, — тихо и зло рыкнул Драко, едва заметно покрывшись красными пятнами.
— Видишь? — Скорпиус хмыкнул, и его взгляд словно заворожил Малфоя. Слизеринец не мог пошевелиться.
Внезапно он понял, что эти глаза ему уже встречались. А потом, коротко взглянув на Грейнджер, осознал, что это одни и те же глаза. Этот парень обладал глазами девушки, и его волосы были кудрявыми, несмотря на платиновый оттенок. Только этот оттенок волос был свойственен Малфоям. Больше Драко не мог вспомнить кого-то с похожим цветом волос, разве что Лавгуд, но это точно не то.
Он не мог допустить подобную мысль в свою голову. Такое просто невозможно, потому что получается, что Драко женился на грязнокровке. Более того, кажется, по собственному желанию.
Нет. Это невозможно.
— Я могу рассказать о каждом из вас очень многое, — Скорпиус перевёл взгляд на Гермиону, и она почти физически почувствовала, как его глаза стали более тёплыми.
У него её глаза.
Эта мысль заставила полностью просканировать его взглядом. Её волосы. Такие же кудрявые и неугомонные, но ему они придавали небывалый шарм. Губы были Малфоя. Тонкие, но выразительные. Нос, цвет волос, рост, кожа — всё было от Малфоя. Кроме поведения. Скорпиус вёл себя легко, расслабленно, но тем не менее почтительно и никоим образом не оскорбительно. Если Гермиона и поверит в его слова окончательно, то точно будет уверена, что это её воспитание.
Она смотрела на парня, и так хотелось прикоснуться к нему, чтобы понять, из чего он сделан. Подобное было глупостью, но девушка за последние пятнадцать минут так сильно запуталась в собственных раздумьях, что немного не осознавала действительности.
Ей казалось, что она повторяется в своих мыслях, и её чувства словно менялись каждую секунду. Но в душе, где-то глубоко внутри — там, где она никогда не сможет сказать, — Гермиона верила. Было ощущение, что, как только она увидела парня, всё стало ясно. Будто Грейнджер сразу поняла, кто перед ней.
Может, это чёртово шестое чувство, она не знала. Но было очевидно, что этот человек был ей родным.
— А ты однажды, — Скорпиус не отрывал от неё своего взгляда, тем самым проникая в её сердце, которое притихло, слушая его голос, — упала с дерева. Ты увидела котёнка на ветке и, решив не звать бабушку, залезла туда сама. Котёнка ты спасла, но слезть самостоятельно не смогла и упала. С тех пор ты ужасно боишься высоты, — он усмехнулся, качнув головой. — Ты мне говорила, что уже в таком возрасте комплекс героя не давал тебе жить спокойно. Тебе было шесть.
Гермиона не дышала. Потому что это была правда. Более того, эту историю она никогда и никому не рассказывала. Даже родители не знали о случившемся с ней в то время. Видимо, сейчас она действительно смотрела на своего сына. Своего сына от Малфоя.
Грейнджер почти в ужасе перевела взгляд на Драко и увидела на его лице один только скепсис. Он стоял и смотрел на парня как на врага, опасаясь его.
— Это неправда, Грейнджер, — спокойно сказал Малфой, обращаясь к ней практически без презрения. — Это какая-то уловка. Возможно, это…
— Что? — Скорпиус вскинул брови.
Совсем как Малфой. Он посмотрел на Драко, копируя его взгляд. — Что это может быть? Скажи, что ты можешь предложить мне? Ты — осуждённый Пожиратель смерти, который не смог выполнить своё единственное задание. Тебя защитила на суде девушка, которую ты всю жизнь презирал и ненавидел, вместе с её друзьями. Сейчас ты на испытательном сроке, точно так же, как и твой отец. С которым ты не хочешь разговаривать, — парень зло произнёс последние слова, словно сама мысль, что они с Люциусом родственники, приносила ему боль. — Так ответь на мой вопрос: что мне с тебя взять?
Драко молчал. Его ноздри колыхались от быстрого дыхания. Весь его вид говорил о неуверенности, и Гермиона поняла, что впервые видела Малфоя таким потерянным. Он всегда смотрел на всех свысока. Всегда демонстрировал исключительно превосходство. Всегда источал презрение. Но сейчас Малфой растерялся и не знал, что сказать на обоснованные обвинения.
— Я родился в две тысячи втором году. В октябре. Мне двадцать один год, и, поверь мне, Драко, у меня была семья, друзья, жизнь, которую я любил. А ты можешь назвать мне хоть одну причину, из-за которой я мог всё это бросить, только чтобы пошантажировать тебя? — Скорпиус отвёл взгляд от слизеринца, разочаровавшись.
Он совершенно по-другому себе представлял встречу с родителем. Скорпиус знал, с отцом в этом возрасте будет тяжело договориться, но никак не подозревал, что его примут за какого-нибудь мошенника.
— Хорошо, — тихо сказала Гермиона, стараясь нарушить гнетущую тишину. — Предположим, что ты говоришь правду. Что же тогда случилось, раз ты решил воспользоваться маховиком времени? Ты же с помощью него это сделал?
— Да, украл в Министерстве, — Скорпиус потёр руки друг о друга, уже открыв рот, чтобы начать говорить дальше, но его перебили.
— Разве в министерстве не были уничтожены все маховики? — с тревогой в голосе спросила Макгонагалл, и Гермиона поняла, что совсем забыла о присутствии здесь ещё одного человека.
— Да, они были уничтожены, но в вашем времени, — ответил парень, смотря на профессора. — В моём их стали снова производить. Пока в небольшом количестве. Насколько я знаю, на момент моего перемещения их было около десяти.
— Зачем? — рассеянно прошептала Гермиона, хмурясь.
— Не знаю, я не сильно вникал в данный вопрос, но могу сказать точно — это новая программа министерства. Вернуть всё, что они потеряли в былые времена.
— В каком смысле? — подал голос Малфой, всё так же не теряя своей подозрительности.
— Маглорождённых снова называют исключительно грязнокровками, — Скорпиус тревожно посмотрел на девушку, но она улыбнулась уголками губ, показывая, что всё в порядке. — Чистокровные снова у власти. Все санкции против них отменены.
Большинство вещей вернулись к тому состоянию, какими они были к началу Первой магической войны.
— Ты не знаешь, кто был инициатором всех этих изменений? — Гермиона вздохнула, почувствовав тяжесть внутри живота. Вернулись тревога и беспокойство.
— Знаю, — грустно хмыкнул Скорпиус. — Люциус Малфой.
Драко вздрогнул. Он медленно прикрыл веки, делая глубокий вдох. С трудом сдержав крик в горле, он, насколько был способен, спокойно спросил:
— Откуда такая информация?
— Он мой дед, хоть я и недоволен подобным родством, — саркастично протянул парень, и Грейнджер, не сдержавшись, хихикнула. А ещё поняла, что её манера тянуть гласные определённо передалась по наследству сыну.
Сыну. Она действительно поверила, что Скорпиус её сын? Видимо, да. Это даже не заняло много времени. Слишком быстро. Слишком скоропостижно. Гермиона не должна была так делать, но всё произошло само собой.
— Насколько мне известно, Люциус собрал группировку из бывших Пожирателей. Из тех, кто был на свободе, потом занялся Азкабаном, а после — министерством, — Скорпиус сжал кулаки и проговорил сквозь зубы: — Из-за него я здесь.
— В смысле? — гриффиндорка непроизвольно переглянулась с Драко, почувствова, что за эти полчаса они, казалось, перешли от ненависти к терпению по отношению друг к другу.
— Он отправился сюда, чтобы не дать вам с отцом сойтись, — Скорпиус посмотрел на неё, и Гермиона увидела на дне его глаз твёрдость и злость. — Он терпеть не мог того, что вы поженились и произвели на свет полукровок.
— У нас были ещё дети? — шокированно спросила девушка и увидела, как парень сжался от её вопроса.
— Это неважно, — строго сказал он. — Важно то, что Люциус здесь. Он отправился сюда, чтобы убить тебя, мам. Чтобы не дать тебе выйти за отца и чтобы ты не родила меня.
Гермиона перестала дышать. Она во все глаза смотрела на юношу и не знала, как реагировать на такую информацию. Сердце забилось птицей в груди, и горло сжалось в лёгком спазме.
— С чего ты это взял? — холодным, словно льды Арктики, голосом спросил Драко.
— С того, что это именно он убил маму в моём времени. И с того, что я организовал сопротивление, которое мешает ему во всех сферах, необходимых для абсолютной власти, — Скорпиус отвёл взгляд от Гермионы, увидев неподдельный испуг в её глазах. Он не хотел быть резким, но без необходимой жёсткой правды ему могли просто не поверить.
— А как ты это докажешь? — со злой ухмылкой Малфой развёл руками. — Есть ли у тебя хоть какие-то доказательства твоих слов?
— Мистер Малфой, — строго начала Минерва, — Вы ведёте себя неподобающе. Прекратите распространять этот скептицизм. Думаю, тест ДНК нам не нужен. Достаточно только посмотреть на этого человека, — она указала рукой на Скорпиуса, — как сразу становится ясно, чей это ребёнок. Но, боюсь, я вынуждена с вами согласиться. Мы не можем опираться только на Ваши слова, мистер Малфой.
— Я понимаю, — Скорпиус улыбнулся и показал ямочку на левой щеке, на том же месте, где была и у Гермионы. — Могу предоставить Вам, профессор, свои воспоминания. Только Вам.
— Почему только ей? — Драко сделал шаг к дивану, возвысившись над сыном.
Скорпиус встал и прямо посмотрел ему в глаза. Они были одного роста. Гермиона и не предполагала, что Малфой такой высокий, но когда увидела рядом с ним ещё одного человека, заметила это.
— Потому что она уже человек в возрасте. Простите, профессор, но это правда, — женщина лишь отмахнулась от этих слов. — И поэтому ей не удастся изменить многое в вашем времени. Смерть к ней ближе, чем к вам. Если мои воспоминания увидите вы, а точнее ты, то нет никаких гарантий, что ты не решишь изменить будущее.
— С чего мне это делать? — Драко ухмыльнулся, но весёлости в его голосе не было — скорее злость и негодование.
— Ты мне сам говорил, что в этом возрасте отличался некой трусостью, — Скорпиус сверкнул глазами, подняв подбородок. — И прости, я не хочу, чтобы ты испугался того, что может быть, и всё разрушил. Тебе такое под силу, как я вижу. Ты не готов узнать правду.
— А что же Грейнджер? Разве ты не доверяешь своей любимой мамочке? — голос Малфоя стал яростным. Он сжал кулаки, и очень явно послышался хруст.
Гермиона встала и со страхом посмотрела сначала на одного, а потом и на другого Малфоя. Им только драки не хватало.
— Доверяю, даже в этом времени я ей доверяю, — непоколебимо сказал парень, — но сомневаюсь, что ей стоит видеть тот ужас. Иногда лучше блаженное неведение. Я не хочу, чтобы она видела свою смерть.
Драко немного побледнел и на секунду перевёл взгляд грозовых глаз на Грейнджер. Он нахмурился и снова вернул внимание человеку, который смотрел на него как на ребёнка. Так на него давно никто не смотрел. Это обожгло внутри чем-то раскалённым. Было больно и страшно.
Малфой чувствовал на себе три взгляда и не знал, что делать дальше. Он не верил в эту муть. Ну не может у него быть ребёнка от Грейнджер. Не может. Драко боялся даже представить такое, не то что увидеть. Именно в этом и был прав его так называемый сын: трусливость всегда была его худшим качеством. И действительно не исключено, что когда слизеринец увидит другую жизнь, то не попытается исправить реальную, окончательно всё разрушив.
Это ему всегда удавалось с блеском — разрушать, уничтожать. Драко был тем, кто разбивал хрустальные вазы, прекрасно зная, что обратно их не собрать.
— Это всё полный бред! — выплюнул он. — Полный бред, — слизеринец оттолкнул Грейнджер с пути и вылетел из кабинета директора.
Гермиона посмотрела ему вслед, не зная, следует ли ей пойти за ним. В конце концов, это их общий вопрос, требующий множества ответов.
— Не надо, — Скорпиус коснулся её плеча, и девушка непонимающе нахмурилась. — Не ходи за ним. Я очень хорошо его знаю и могу сказать, что ему следует остыть, а то, возможно, он наговорит много слов, о которых будет жалеть.
— Хорошо, — Гермиона улыбнулась, но ощущение, что Малфоя нельзя оставлять наедине с самим собой, никуда не ушло.
Грейнджер поняла, что начала переживать за него. Странно, ведь до этого дня она едва помнила о его существовании. Забавно, как может повернуться время. Буквально секунда способна изменить всё.
***
Драко влетел в гостиную старост и с размаха перевернул стул, который попался ему под руку. Грудная клетка ходила ходуном, взгляд был бешеным, и всё из-за какого-то сопляка, который утверждал, что является его сыном. Его и Грейнджер.
Поганая грязнокровка. Везде она залезет, особенно туда, куда её не звали.
Мерлин, знал бы кто, как он ненавидел эту суку. Такого всепоглощающего чувства, такой безумной ненависти Драко никогда и ни к кому не испытывал, даже к отцу.
Отец.
Малфой фыркнул, подходя к книжному шкафу и вытаскивая определённый фолиант, за которым он хранил огневиски. Его отец не мог быть замешан в таком. Люциус клялся, что завязал; клялся, что теперь всё изменится, что теперь они станут настоящей семьёй, какой были когда-то.
Он не мог соврать. Не после всего произошедшего.
Драко вцепился зубами в пробку и, вытянув её из горлышка бутылки, выплюнул ту в сторону, сразу начав опустошать содержимое прямо из горла. Напиток тёк по гортани, обжигая её и вызывая рвотные позывы на дне желудка. Он ничего сегодня не ел, и стало ясно, что ему не понадобится много, чтобы окончательно провалиться в состояние алкогольного опьянения.
Вчера Драко веселился. Пятница закончилась, дежурство с Грейнджер было выполнено, и у него были все основания и права оторваться в тот прекрасный день. Малфой отправился в слизеринскую гостиную и всю ночь пил с Блейзом и Тео, а также с ребятами из команды по квиддичу. Наутро ему было настолько плохо, что, когда он проснулся на полу гостиной, решил не вставать и не идти к себе. Время до обеда Малфой провёл в похмельном состоянии, и Блейз убедил его вернуться в башню старост, чтобы сходить в душ. Это всегда помогало. Кто же знал, что, как только он выйдет в коридор, слизеринца нагонит какой-то мальчишка и скажет, что директор хочет его видеть. Срочно.
Драко подумал о родителях. О матери. В голову проникли картинки их трупов или того, как их пытают. К сожалению, второе было не фантазией, а самым настоящим воспоминанием.
Он летел по бесконечным коридорам и не мог дышать от страха, который свернулся в груди и перекрыл доступ к кислороду. А потом… сплошные разочарование, непонимание и паника.
Малфой паниковал, потому что если всё услышанное правда, если этот Скорпиус действительно его сын, то получается, что Драко однажды бросил вызов отцу. Что он отказался от всего. Что он стал другим человеком. Свободным.
Свобода.
Слизеринец так мечтал о свободе, но всегда страшился этого чувства и выбора. Он знал, что нужно сделать, чтобы получить такой желанный приз, но страх и врождённая трусость никогда не давали смелости сделать шаг в новую жизнь. Эти два качества, без которых он не представлял своей жизни, срослись с ним и не позволяли от себя избавиться.
Драко не знал, каким мог быть, а этот парень говорил, что знает, что видел, а подобное не только завораживало, но и пугало до смерти.
Малфой не хотел ничего менять, вот в чём была проблема. Изменения — это всегда риск, а он не был готов к риску. Тем более к такого рода риску.
Блондин зло хмыкнул и понял, что уже несколько минут смотрел на огонь в камине. Осень в этом году взбунтовалась и не хотела дарить людям своё тепло. Поэтому практически с начала сентября все камины в школе отапливали помещения на постоянной основе, иначе был риск замёрзнуть насмерть во сне.
Драко коснулся губами горлышка бутылки и снова сделал щедрый глоток. Он опустошил её почти наполовину. В глазах уже появились мутные пятна, и голова стала тяжёлой. Малфой чувствовал себя таким пьяным, как никогда.
Спустя ещё несколько тягучих минут послышался тихий голос, и двери в башню открылись, впуская Грейнджер. Видит Мерлин, её он хотел лицезреть меньше всего. Драко скривился, когда почувствовал на себе взгляд грязнокровки.
Господи, как же она его бесила.
Малфой сам не мог объяснить себе, почему в этом году так реагировал на появление заучки.
Наверное, потому что ему её навязали. Драко терпеть не мог, когда его заставляли что-то делать, но, к несчастью, для него это стало неприятной нормой. Дома. Но в школе никто и ничего ему не навязывал, а тут неожиданный сюрприз, ещё и какой.
Конечно, парень был благодарен Золотому трио за показания в суде, но не более того. Он не собирался водить с ними дружбу или даже просто терпеть кого-то из них. Особенно Грейнджер.
Грейнджер.
Кто вообще в здравом уме мог предположить, что она сможет стать его женой? Кто мог додуматься до того, что Драко её захочет? Она была полной противоположностью того, что ему нравилось в девушках. Никакой пышной груди, достаточно худые бёдра, кудрявые волосы, в прошлом — зубы, как у бобрихи. Она никаким образом не привлекала его.
Да, девчонка была симпатичной, но только не для него. Она была не в его вкусе.
Драко больше не мог сдерживать свою ярость, ощущая взгляд девушки.
— Какого чёрта ты пялишься на меня? — рыкнул Малфой, нехотя смотря в её глаза.
Такие же, как и у их предполагаемого сына.
Мерзость.
— Пытаюсь понять тебя, Малфой, — спокойно ответила гриффиндорка, будто и не слышала злости в его голосе.
Она вообще была в этом году слишком тихая и слишком спокойная. Не то чтобы Драко замечал её, просто раньше Грейнджер постоянно была затычкой в каждой бочке, а сейчас словно… выросла. Было непривычно чувствовать себя сопляком по сравнению с грязнокровкой-пигалицей.
— И что ты хочешь понять, а? — Драко хрипло засмеялся, понимая, что алкоголь со всей силы ударил в голову, и его мозги за секунду стали плавиться от такого концентрата спирта. — Ты просто тупая идиотка. Пустоголовая курица.
— Прекрати оскорблять меня, Малфой, — спокойно —
спокойно, блядь, — сказала Гермиона. — Я думаю, что нам нужно обсудить сложившуюся ситуацию. Мы оба в ней замешаны.
Драко замер с бутылкой в руке и с тупым выражением лица и, подняв брови, язвительно произнёс:
— А я думаю, что тебе следует идти нах…
— Малфой! — воскликнула Грейнджер, всплёскивая руками. — Прекрати вести себя как свинья. Мы вполне с тобой способны вести конструктивный диалог, как взрослые люди. К тому же это правда касается исключительно нас обоих. И Скорпиуса.
Это имя послужило катализатором, и Драко забыл, что хотел ответить девчонке на её «конструктивный диалог».
— Этот… хренов посланник из будущего может идти далеко и надолго, — Малфоя качнуло, и он ухватился за спинку дивана, стараясь держать равновесие. Мир как-то резко потерял чёткость и гравитацию.
— Господи, Малфой, — простонала Гермиона, закрывая лицо ладонями. — Ты как ребёнок, — она со вздохом убрала руки от щёк и осуждающе посмотрела на него. Ему почему-то стало ещё гаже. — Неужели ты не видишь сходства? Его сходства с нами. У него твой рот и нос. У него мои глаза и волосы. Но, знаешь, мне кажется, что самым главным является то, что он
платиновый блондин. Насколько я знаю, такой цвет волос характерен только для Малфоев.
Драко поджал губы, не зная, что сказать на такие аргументы. Он был не согласен, но даже в трезвом состоянии вряд ли бы смог доказать свою позицию в данном вопросе, а в пьяном… и говорить нечего.
— А ещё, — Грейнджер улыбнулась уголками губ, словно видела сейчас не его, а этого самозванца, — его зовут как созвездие. Разве в семье Блэк нет такой традиции?
— Как-то ты подозрительно много знаешь о моей семье, — насмешливо протянул Драко. — Что, неужели так сильно мечтаешь стать моей жёнушкой?
— Прекрати пороть чушь, Малфой, — прорычала Гермиона. — Я пытаюсь с тобой серьёзно поговорить, а ты ведёшь себя как пятилетний ребёнок!
— Серьёзно?! — усмехнулся Драко и гадко оскалился. — Хорошо, давай серьёзно. Я ненавижу тебя. Так сильно, как только может ненавидеть человек. Ты мне отвратительна, и даже от одной мысли о том, что в какой-то реальности мы муж и жена, меня выворачивает. Ты абсолютно непривлекательная, и я очень сомневаюсь, что смогу засунуть в тебя член, чтобы оплодотворить. Ты хотела серьёзно, — он развёл руками, чувствуя удовлетворение от всей той грязи, которую вылил на неё, — пожалуйста, я был серьёзным.
Взгляд Гермионы был спокоен. Она, казалось, совершенно не обратила внимания на его речевой понос. Просто смотрела тёплым шоколадом в самую душу и переворачивала там всё так, как ей заблагорассудится.
— Всё сказал? — она сложила руки на груди, высокомерно подняв подбородок.
Как и Скорпиус. — Ты жалок, Малфой. Правда. Мне искренне жаль тебя. Я вижу, почему ты не можешь поверить в ту реальность, которая возможна. Тебе страшно, и если ты думаешь, что являешься какой-то загадкой, то ошибаешься.
Драко смотрел на неё и ощущал, как грязь, которая предназначалась ей, сейчас облепила его тело и теперь затягивала всё глубже в трясину. Он чувствовал, как тяжелеет его тело от града слов девушки.
— Если хочешь честно, то ты меня тоже совершенно не привлекаешь, — будто по секрету сказала Грейнджер, пожимая плечами. — И мне точно так же противна мысль о сексе с тобой, но давай кое-что проясним, — она сделала один шаг, подходя немного ближе к нему. Между ними было ещё достаточное расстояние, но всё равно Драко сглотнул, боясь, что она может до него дотронуться. — Я верю Скорпиусу. И да, можешь считать меня набитой дурой — мне плевать. Я просто хочу помочь этому человеку. Своему сыну в другой реальности. В другом времени. Он потерял родителей и сделал всё, чтобы помочь им здесь. Тебе никого не напоминает подобная жертвенность? Она не от меня.
Грейнджер склонила голову в ожидании ответа, а Драко задохнулся. Потому что она была права. Ещё полтора года назад он был обязан убить Дамблдора, и, хоть ему было безумно страшно, Малфой предпринял всё, лишь бы спасти семью.
Семья — это самое главное, сынок.
Голос Люциуса, раздавшийся в голове, только усугубил ситуацию. Подобная мысль вдалбливалась в мозг всем наследникам семейства Малфоев. Семья для них не пустой звук. Драко лично в этом убедился, но как тогда объяснить рассказ Скорпиуса, который утверждал, что именно его дед и стал тем человеком, разрушившим всё? Всю их семью.
Драко зажмурился, когда понял, что Грейнджер видит его сомнения и страх в глазах. Слизеринец не мог допустить, чтобы поганая грязнокровка стала свидетелем его слабости.
— Ты дура, Грейнджер, — он открыл глаза, снова взяв себя под контроль. — Просто идиотка. Мне плевать на всё, что ты сейчас сказала. Но самое главное — мне плевать на тебя. Этот самозванец сказал, что мой отец убил тебя — так прекрасно, я ему в этом даже помогу. Мне всё равно, что будет с тобой, с ним, со всеми вами. Честно.
Гермиона опустила взгляд на ковёр под ногами, чувствуя тоску и поражение. Малфой был упёртым и невозможным, так она ничего не добьётся. Но девушка слишком хорошо знала, что игры со временем опасны. Время не прощает вмешательства в него и всегда берёт что-то взамен.
Она не могла допустить, чтобы война вернулась. Чтобы вернулось бесчисленное количество смертей. Да, это был не её долг — это был её выбор. Грейнджер никогда не сможет жить спокойно, если будет знать, что не сделала всё, что было в её силах, чтобы помочь этому миру.
Чёртов комплекс героя во всей красе.
Гриффиндорка вздохнула и снова взглянула на Малфоя. Только теперь со снисхождением.
— Какой же ты жалкий.
Драко понял, что самоубийца перед ним — тяжёлый случай. Он чувствовал такую злость, такую ненависть, но не знал, куда их деть. Малфой не мог позволить себе ударить девушку, но в этот момент он был к подобному как никогда близок.
Хотелось схватить за голову грязнокровку и со всей дури приложить её лбом о стену, а потом вышвырнуть в окна, чтобы она больше никогда не смела отравлять ему жизнь своим присутствием.
— Проваливай, — прорычал Драко, но его встретил только высокомерный взгляд и ехидно поднятая бровь.
— Ты знаешь, что я права, — Гермиона покачала головой, словно имела дело с нерадивым ребёнком. Хотя она действительно так считала. — Ты трус, Малфой, и боишься взять на себя даже малую толику ответственности. Это печально. Возможно, именно поэтому Скорпиус сейчас смотрит на тебя разочарованно. Знаешь, ты был для него героем. Работал в Аврорате, спасал жизни, а здесь… ты просто никто. На его месте мне тоже было бы стыдно иметь такого отца.
— Пошла вон! — заорал Драко, кинув наполовину пустую бутылку в камин, который моментально вспыхнул, как и сам Малфой.
— Я сама решу, когда мне уходить, а когда остаться, — было ощущение, что у этой девчонки отказал инстинкт самосохранения. Наглухо. Она словно провоцировала его.
Провоцировала его.
Ну конечно.
Внезапное озарение заставило его засмеяться до колик в животе. Драко согнулся в три погибели и захохотал как сумасшедший. Грейнджер просто пыталась вывести его на эмоции, чтобы получить то, что ей было нужно.
Как по-слизерински.
Сейчас она смотрела на него равнодушно, но на дне глаз поселилось опасение, что в эту секунду Малфой кинется на неё и убьёт.
Слизеринец успокоился и расслабленно посмотрел на гриффиндорку. Ему даже стало легче. Драко и не догадывался, в каком напряжении был весь этот час. Всего час, а казалось, что прошло несколько лет.
— Очень умно, Грейнджер, — он провёл языком по зубам, обдумывая свои слова. — Действительно умно вывести меня из себя, чтобы я стал невменяемым. Только у меня вопрос: зачем?
— Потому что нам понадобится твоя помощь, Малфой, — почти отчаянно проговорила девушка. — Люциус — твой отец и…
— Ты же не думаешь, что я подставлю отца из-за какого-то сопляка, которого даже не знаю? Или… — он внимательно взглянул на Грейнджер и ухмыльнулся. — Или ради тебя? Что, настолько испугалась смерти?
Гермиона закатила глаза, сжав руки в замок, чтобы не начать распускать их. Потому что, смотря на ехидное выражение на лице Малфоя, она рисковала не сдержаться и сломать его чёртов аристократический нос. Сильно рисковала.
— Нет, я ничего не испугалась, — с глубоким вздохом сказала девушка, стараясь держаться. — Я просто хочу помочь Скорпиусу.
— Грейнджер, ты глухая, или это твоя грязная кровь так действует на твои уши? Я, кажется, уже не раз говорил, что не верю чёртовому прохиндею, — Драко фыркнул и сел на диван спиной к девчонке, надеясь, что она от него отвяжется.
Но не тут-то было.
— Почему ты ведёшь себя как стадо баранов? — Гермиона обошла предмет мебели, на котором восседал слизеринец, и упёрла руки в бока. — Почему ты не можешь допустить даже мысли, что это наш сын?
— А ты всё не сдаёшься, — пробормотал Драко, чувствуя себя попугаем и мучеником одновременно. — Я не собираюсь думать об этом. Ни сегодня, ни завтра, никогда, ясно, Грейнджер? И, ради Мерлина, отвали от меня, а то моя голова не выдержит такого уровня раздражения.
— Нет, Малфой, я не отстану, — громко сказала гриффиндорка, понимая, что покой от неё убегает со скоростью света. — Ты будешь помогать нам, и я тебя заставлю, если потребуется.
— И как же? — хохотнул Драко. — Только не говори, что натурой, а то, боюсь, моя психика этого не переживёт, — хоть он говорил в весёлой манере, внутри ему было паршиво.
Даже несмотря на то, что Грейнджер говорила все те слова специально, чтобы разозлить его, они задели парня. Драко не хотел детей, потому что боялся их разочаровать, точно так же, как его самого разочаровал Люциус.
Это был банальный страх, а сейчас Грейнджер говорила, что в какой-то другой жизни для своего сына он был героем.
Подобное откровение было больно слышать.
— Я найду способ заставить тебя, Малфой. Обещаю, — Гермиона жёстко посмотрела на него, и слизеринец поднял бровь, подчеркнув своё отношение к её словам. Но стоит признаться, что сейчас, рядом с девчонкой, он чувствовал себя неловко.
Драко знал, что гриффиндорка сказала правду. Чистую и неприкрытую. Оттого в груди всё переворачивалось и замирало, ещё и алкоголь стал сильно туманить разум.
Малфой сжал кончиками пальцев переносицу, ощутив небывалую усталость. Это был долгий день. Хотя ещё не было и четырёх.
Чертовски долгий день.
Гермиона в последний раз осуждающе взглянула на слизеринца и, покачав головой, развернулась в сторону лестницы, ведущей в её спальню.
Драко понял, что девчонка ушла, только когда услышал щелчок двери.
Мерлин, он наконец избавился от неё.
Но почему-то её уход не принёс облегчения.
***
Скорпиус отряхнул мантию от каминной золы и, пригнувшись, вышел из камина Малфой-Мэнора. Здесь всё было не так, как в его реальности. Парень знал, что так и будет, он готовил себя к подобному. Но всё равно стало чертовски больно. Особенно от вида серости и чрезмерного пафоса в гостиной.
Вазы, канделябры, куча портретов его «любимой» родни — всё, что он так ненавидел из-за Люциуса.
Эта мысль не принесла облегчения. Скорпиус знал, что дед будет здесь. Люциус Малфой находился на привязи. Домашний арест сроком на три года — и это та малость за все его прегрешения. Ну и отказ от использования волшебства. Дед пошёл на такие неудобства, но внутри он остался прежним. И Скорпиус ненавидел его за это. Сильно. До дрожи. До желания убить.
Было ясно, что хозяев поместья уже известили о неком молодом человеке, который беспрепятственно проник в имение и теперь ожидал в гостиной западного крыла. Блондин прислонился к стене плечом, вертя в руках палочку. Уже стало привычкой — быть постоянно начеку.
По ночам он держал древко в ладони, никак не мог выпустить его из рук. Сколько бы он ни говорил себе, что нельзя становиться параноиком, сколько бы раз ни пытался прекратить приступы подозрения ко всему живому — ничего не получалось, и в этом тоже была вина Люциуса.
Забавно, как иногда родственники, даже семья, могут стать врагами.
Скорпиус усмехнулся себе под нос, а в этот момент огромные резные двери отворились, и он увидел Нарциссу. Сердце кольнуло, и ему пришлось вспомнить слова отца, чтобы не броситься к бабушке, которую он тоже потерял.
Малфой уже отличился с матерью, которую напугал. Повторять то же, причём в один день, он не собирался.
Нарцисса посмотрела на него округлившимися от ужаса и шока глазами. Она почти не изменилась. Вернее, её версия из будущего почти не отличалась от этой. Разве что морщин в области глаз стало чуть больше, но подобное её ни капли не портило. Наверное, это было из-за нервов, раз сейчас женщина выглядела даже моложе своих лет.
Она сглотнула и опустила руки вдоль тела, беря себя под контроль.
— Вы кто? — спокойным, но с ноткой беспокойства голосом спросила Нарцисса, не спуская с него глаз.
Скорпиус непроизвольно улыбнулся ей и покачал головой, понимая, насколько его пребывание здесь дико.
— Нарцисса, вы меня не знаете. Пока, — он выдержал небольшую паузу, чтобы более внимательно вглядеться в её лицо. — Но однажды узнаете. Дело в том, что я Ваш внук. Из будущего.
Скорпиус должен признаться, что фраза «из будущего» всегда казалась ему пафосной и чересчур картонной, искусственной, но теперь он сам её произносил.
Да, как же всё может повернуться.
Миссис Малфой была удивлена и, тихо усмехнувшись, прижала руку к животу, словно боясь задохнуться от такой информации. Повезло, что они проживали в мире волшебников. Здесь все знали, что путешествия во времени возможны и могут встречаться на твоём веку.
Именно поэтому он отправился в Мэнор. Чтобы доказать свою причастность к роду Малфоев самым быстрым способом. В это поместье никто не может попасть без разрешения хозяев, кроме прямых родственников.
Нарцисса тряхнула головой, видимо, всё ещё переваривая новость. Она моргнула и открыла рот, чтобы задать вопрос, но тут же закрыла его, по всей видимости, не зная, как сформулировать его или взять голос под контроль.
— Понимаю, в такое трудно поверить, но это правда, — Скорпиус сделал шаг ей навстречу, но она отступила на два. — Иначе бы я не смог попасть в поместье.
Женщина кивнула, соглашаясь с его утверждением. Но подозрений в её взгляде не стало меньше.
— Я могу ответить на любые вопросы, чтобы Вы мне поверили, — парень снова попробовал сократить между ними расстояние, и в этот раз Нарцисса не отшатнулась, но и не сделала шаг вперёд.
— Нарцисса! — сначала испуганно-злой голос Люциуса ворвался в помещение, а после и он сам.
Его дед выглядел потрёпанно, несмотря на то, что из тюрьмы его выпустили пару месяцев назад. Видимо, дементоры были с ним не очень ласковы.
— Вы кто? — тот же вопрос, что задала и его жена, только с совершенно другими нотками.
Люциус подошёл к Нарциссе и закрыл её спиной. Его взгляд был похож на смерч, но Скорпиус давно перерос тот пятилетний возраст, когда боялся смотреть на дедушку, находившегося в плохом настроении.
— Меня зовут Скорпиус Малфой, и я твой внук. Ваш внук, — ухмылка получилась с небольшой каплей ядовитости, но блондин уже давно привык к реакции собственного организма на родственника.
Мистер Малфой повторил реакцию Нарциссы и замер с глупым выражением лица. Его глаза бегали по телу Скорпиуса, надеясь, что таким образом он раскроет его ложь, но гены этой семьи никого не обходили стороной, как говорила мама. Платиновый оттенок волос всегда указывал на происхождение человека. Посмотрев на такую шевелюру, все знали, что перед ними потомок Малфоев.
И сейчас Люциус смотрел на его волосы и черты лица, которые также передались ему по наследству от отца.
Нарцисса вышла из-за спины мужа и вгляделась в глаза молодого мага. Она остановилась от него в паре метров и изучала юношу перед собой, как диковинный экспонат.
— Твои глаза… — растерянно произнесла женщина, поворачиваясь к мужу.
— В чём-то гены моей матери оказались сильнее генов отца, — с ухмылкой сказал Скорпиус, на секунду позволив себе вспомнить их бесконечные препирательства по этому поводу.
— А кто твоя мать? — Нарцисса прижала руку к груди, будто боялась прикоснуться к нему. Её реакция больно ударила в живот, лишая на мгновение способности дышать.
Он не очень хотел говорить об этом сейчас. Для начала ему нужно разобраться с отцом, который отличался даже большим упрямством, чем Скорпиус мог предположить. Ему нужно было присматривать за этим Люциусом, пока Люциус из его времени прячется и не выходит на свет. Такова была его цель. Но смотря на огромный вопрос в глазах бабушки, он не мог отказать.
Она всегда была ему по-настоящему близка. Даже ближе, чем магловская бабушка, хоть он и никогда об этом никому не говорил. Нарцисса умела разговаривать с ним молча и слушала с такой отдачей, словно её внук был для неё центром Вселенной.
Отец говорил, что таким образом она пытается загладить ошибки, которые совершила с ним. Мама ругала его за подобные мысли, а потом они уходили в кабинет и долго о чём-то разговаривали. Папа после таких разговоров был грустным и по приезде Нарциссы смотрел на неё с оттенком обиды.
Скорпиус не знал, что случилось между ними до его рождения, но точно понимал, что произошедшее навсегда отдалило их друг от друга, поселив сильную обиду в сердце его отца.
Блондин решил, что ему придётся сообщить новость, хоть и не был рад такому раскладу. Больше всего парня беспокоили Люциус и его реакция. Когда Скорпиус учился в школе, ещё не все избавились от предубеждений по поводу маглорождённых, и некоторые студенты Слизерина не раз высказывались о его матери. О том, что его отец слабак и женился на грязнокровке. О том, что его мать последняя шлюха. О том, что он полукровка и при этом учится на Слизерине.
Скорпиус наслушался слишком многого в своём нежном возрасте. Но он старался почти не рассказывать об этом, потому что мама всегда расстраивалась и редко могла скрыть свои слёзы от него. Поначалу у него получалось скрывать конфликты с однокурсниками, но, когда он часто стал появляться на каникулах с синяками и побоями, пришлось рассказать.
Отец был в бешенстве, и с его подачи особенно сильных задир исключили из школы. Оказалось, он был не единственным, кого они донимали. Мама была в ужасе. Скорпиус как сейчас помнил её влажные ресницы и шок в глазах. Она никак не могла подумать, что из-за неё могли пострадать её дети.
Дети.
Чёрт.
Он мотнул головой, принимая решение рассказать всю правду. Разница была в том, что он больше не двенадцатилетний мальчик, который просто не хочет расстраивать родителей. Теперь ему прекрасно известно всё о своей семье, и это поможет избежать классических криков, которые могут последовать изо рта Люциуса.
— Моя мать — Гермиона Грейнджер, — Скорпиус поднял вверх левый уголок губ, когда увидел, как дед собирается выплюнуть всю мерзость, скопившуюся на языке. — И прежде чем ты начнёшь возмущаться, дедушка, советую тебе промолчать. Ты не будешь говорить о моей матери. Не имеешь права.
— Да как ты разговариваешь со мной?! В моём доме?! — Люциус задохнулся от подобной наглости и мельком взглянул на жену, которая не могла пошевелиться от услышанного известия.
— Это не только твой дом, — он ухмыльнулся, чувствуя искру веселья в груди оттого, что сейчас ему вполне можно поиграть на нервах деда. — Это и мой дом, иначе я бы не смог перешагнуть каминную решётку. А также это дом моего отца — Драко Малфоя. И дом моей матери — Гермионы Грейнджер. Правда, сейчас она не сможет попасть сюда, потому что ещё не замужем за твоим сыном, но, поверь мне, это дело поправимое.
Господи, он чувствовал себя бессмертным и всемогущим. Злые глаза Люциуса наполняли Скорпиуса вдохновением и силой. Некоторые вещи не менялись даже с годами. Это, как оказалось, непреложная истина.
Нарцисса вздохнула, всё так же не отрывая от него своих глаз. Она ничего не говорила, но её взгляд проникал слишком глубоко, словно с целью выпотрошить его и ничего не оставить.
— Думаю, мы сможем всё обсудить завтра, а пока я отправлюсь в свою комнату, — Скорпиус прошёл мимо шокированных родственников и, уже когда выходил из помещения, напоследок сказал: — Не волнуйтесь, меня не нужно провожать. Я прекрасно ориентируюсь в своём поместье.
Если бы отец сейчас видел его, то непременно отвесил бы лёгкий подзатыльник за подобное поведение. А потом похвалил бы за изобретательность в опускании людей. Мама бы возмутилась, и они препирались бы до того момента, пока не вошли бы в спальню.
Скорпиус так скучал по ним, по всем ним, что иногда дыхание перехватывало и не оставалось сил бороться с этой болью. Те люди, которых он увидел сегодня, не были его семьёй, не были его родителями. Это только их копии более молодого возраста.
Драко Малфой всё ещё являлся напыщенным индюком с брезгливым отношением к маглорождённым. Гермиона Грейнджер ещё не пришла в себя после войны и всего увиденного. И они очень далеко от той семейной жизни, от счастливой жизни, которая у них была. Они даже не подошли к дистанции, чтобы начать забег.
Скорпиус поднялся на третий этаж и замер, когда увидел комнату в конце коридора. Сердце завыло, когда воспоминания — счастливые, беззаботные, полные детской радости, — стали мелькать перед глазами.
Сморгнув слёзы утраты, он отворил дверь в свою комнату, находившуюся ближе к лестнице. Блондин выбрал её в детстве, чтобы было проще выскальзывать из неё ночью и пробираться на кухню к эльфам. Они всегда ждали его со сладостями, от которых до десяти лет у него на щеках расцветал диатез.
Дверь скрипнула, и он почувствовал, как плечи грустно поникли. Была маленькая надежда, что как только Малфой переступит порог комнаты, то она сразу станет такой, какой была в его воспоминаниях. Но это оказалось только мечтами.
Даже сказочной нереальностью.
Скорпиус захлопнул дверь и подошёл к окну. Внизу слышались крики, но он не обращал на них внимания. Сад был другим. Мама не любила розы, зато другие цветы обожала и во время своих беременностей постоянно выращивала новые сорта. Маленький Скорпиус любил рядом с ней копаться в земле, ловить червей и позволять маме с помощью палочки чистить ему руки.
Тогда казалось всё таким простым и лёгким. Жизнь была в ярких тонах и оттенках. Она цвела, как распустившиеся бутоны в саду.
А теперь были сплошные серость и уныние.
