Абстракция

Драко нехотя разлепил веки и тут же зажмурился от боли, пронзившей голову. После того, как Грейнджер ушла к себе в комнату, Малфой поддался импульсу и взял новую бутылку огневиски, наполовину опустошив её, а потом блевал полночи этим горячительным напитком. Чем он думал, неясно, но точно не головой. Всё тело было ватным и будто не его. Драко перевернулся с живота на спину и посмотрел на белоснежный потолок, который слепил своей белизной его слабые на данный момент глаза. Зрачок был расширен, а взгляд, наверное, напоминал безумца. Простонав, Драко опустил ладонь на лицо и провёл ею по лбу. Тот день доконал его во всех смыслах. Было смешно думать, но он действительно так нажрался из-за какого-то предполагаемого сына и его появления в безоблачной жизни слизеринца. Малфой терпеть не мог неизвестность и какие-либо изменения, которые были неподвластны его руке. Неизвестность порождала страх. Изменения порождали неизвестность и непредсказуемость, а впоследствии страх. Драко не хотел вставать с кровати. Он хотел умереть на этом самом месте, чтобы его никто и никогда не трогал. Он так сильно устал за вчерашний день, что казалось, сразу постарел на несколько лет. И всё из-за поганого сопляка. А ещё и Грейнджер. Грейнджер. У этой девчонки напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. Она была самой настоящей сумасшедшей. Это же надо додуматься вывести его из равновесия, чтобы добиться помощи. План заранее был провальный, но она не отступала. Это даже вызывало уважение, но ещё больше злость и ненависть. Прекрасные эмоции, которые он мог испытывать по отношению к грязнокровке. И только такие. Драко не знал, кто в той реальности завладел его мозгом, раз другой Малфой решил жениться на Грейнджер и завести с ней потомство. Потомство, которое теперь отравляет ему жизнь в настоящем. Вчерашний день казался бредом. Всё происходило слишком быстро и стремительно. Было много всего, и Драко плохо понимал, что являлось реальностью, а что — фантазией. Всё перемешалось между собой. Возможно, именно из-за этого у него сейчас в голове такая каша из слов и криков, которые имели особую чёткость в его воспоминаниях. Твой сын считал тебя героем. Да пошла ты, Грейнджер. Малфой сжал челюсть, пялясь в потолок от яркого голоса грязнокровки в его голове. Она словно никуда не собиралась и теперь обустроилась в его мозгах, чтобы с комфортом портить ему жизнь. Чтобы отравлять ему существование. Так дело не пойдёт. Драко ненавидел эту чёртову девчонку, и ему точно не нужно, чтобы она жила в воспоминаниях, пусть и недавних. Ему нужно прекратить прокручивать её слова, и тогда всё пройдёт само собой. По крайне мере, он на это надеялся. Малфой тяжело вздохнул, поняв, что ничего не закончится, когда он перестанет думать о Грейнджер. Теперь всё только начинается. Этот сопляк прибыл в настоящее время не просто так, и он точно не станет упускать возможность спасти свою мать — Грейнджер, если верить ему. А Драко не верил. Вообще. Да, некоторые факты были достаточно правдоподобными. Да, сопляк был похож на всех Малфоев, особенно на него самого. Да, мальчишка был похож и на Грейнджер. Но этого мало, чтобы поверить на слово. Его вообще поражало, как старуха и грязнокровка быстро развесили уши и приняли неизвестно кого в свои объятия. Ладно Макгонагалл, у неё не за горами старческий маразм, но Грейнджер… Честно говоря, он ожидал от неё большего. А так она стала разочарованием в ещё большей степени, чем была изначально. Яростный стук в окно заставил его вздрогнуть и посмотреть в сторону, откуда доносился шум. Семейный филин Малфоев зло стучал по стеклу, прося забрать письмо из дома. Драко недовольно вздохнул и с трудом встал на ноги, чувствуя, как его до сих пор покачивает после вчерашней попойки. Открыв створку и приняв конверт, он не успел оглянуться, как филин уже взмахнул крыльями и полетел в сторону совятни, чтобы набраться сил перед полётом обратно. Драко закрыл окно и быстро развернул пергамент, боясь, что могло что-то случиться. Но его ожидания даже близко не оправдались, потому что Люциус, кажется, был в бешенстве. Драко, Немедленно отправляйся в Мэнор. Нам нужно поговорить. Это срочно, сын. Отец. Да уж, ни привета, ни вопроса о том, как у него дела. Вот он — Люциус Малфой, самый заботливый отец Британии и всего мира. Слизеринец лишь закатил глаза на обычный командирский тон Малфоя-старшего, с которым он прочитал эти строчки, и неторопливо отправился в душ, надеясь, что вода поможет прийти в себя. Ему нельзя показываться матери с похмельем наперевес. Нарцисса с ума сойдёт сначала от беспокойства, а потом от чрезмерного количества нотаций о правильном поведении наследника семьи Малфоев. А в последнее время его сильно раздражали подобные разговоры, они всегда заканчивались криками со стороны отца и злостью со стороны Драко. Казалось, что после того, как всё закончилось, после того, как их семья наконец воссоединилась, они должны были сплотиться. Перестать доказывать что-то друг другу. Найти золотую середину и двигаться в одном направлении вместе. Но всё это оказалось мечтами маленького мальчика, которым Драко временами ещё был. Он хотел восстановить то, что давно было сломано. То, что уже нельзя было спасти. И поэтому его усилия были смехотворными. Малфой был человеком с разрушенным детством, как и все дети, которые столкнулись с войной в столь раннем возрасте. И поэтому ему было тяжело измениться, даже ради себя. Драко ходил по кругу из ненависти и непринятия новой действительности. Он блуждал и не видел конца и края. Войдя в душевую кабину, блондин покрутил вентиль, и ему на голову полилась холодная вода. Драко зашипел от такого резкого контраста, но не стал ничего менять. Ему нужно было почувствовать хоть что-то извне. Потому что в последнее время всё, что он ощущал, было негативным клубком без капли света. Там была темнота, которая манила, но и пугала его до дрожи. Малфой понимал, что проваливался в эту яму. Что он становился слишком похожим на отца, и если раньше блондин был бы этому рад, то теперь он боялся представить себя настолько жестоким и беспощадным. Лучше он будет трястись от ледяной воды в душе, чем позволит себе хоть на секунду задуматься о прошлом. Но уже стало поздно. Воспоминания, подобно губительной инъекции, проникли в организм и начали отравлять все его органы и живые ткани. Однажды Драко увидел, как Люциус убивал человека. Тёмный Лорд тогда только вернулся и решил поселиться в их поместье. Отец был безмерно рад, несмотря на нависшую над женой и сыном опасность. Малфою было пятнадцать, в то время в нём ещё жила небольшая капля наивности и безоговорочная вера в своего отца. В тот день ему не спалось, и он решил сходить на кухню и выпить какао, которое его научила готовить мама без помощи магии. Драко спокойно спускался по лестнице на первый этаж. Предки в картинах спали, некоторые из них храпели, и поэтому страха не было. Хотя он и так никогда не боялся своего дома. Это была крепость, которую Малфой был готов превозносить вечно. Сначала он не понял, что это был за звук. Похоже на стон, но в то же время и нет. Драко ускорился и точно запомнил, как наступил на какую-то вязкую субстанцию, не обратив в тот момент на данное происшествие должного внимания. Потом появились голоса — шипящий и отцовский. Драко замер, когда остановился на достаточном расстоянии, чтобы видеть две фигуры в тёмных мантиях. Присев на корточки, он стал смотреть между перилами, что происходит внизу. На полу лежала девушка. Она была вся в крови, и цвет волос или кожи было определить практически невозможно. Особенно в темноте. Её грудная клетка судорожно вздымалась, а глаза бегали в испуге от одной фигуры к другой. — Мой Повелитель, я могу сказать, что эта девчонка совершенно бесполезна, — голос Люциуса звучал удовлетворённо и устрашающе. Драко не мог вспомнить, слышал ли когда-нибудь, чтобы отец так говорил. — Вынужден с тобой согласиться, Люциус, — Волдеморт наклонился к девушке и посмотрел ей в глаза, снова проникая в её сознание. Несколько бесконечных минут, и он разочарованно отстранился от её лица. — Абсолютно бесполезна. Займись ею. Драко ясно увидел улыбку на лице отца и его низкий поклон. Люциус направил палочку на девушку и наложил Силенцио, а потом и Круцио. Она вертелась на полу. Безмолвно кричала и молила о помощи. А может, и о смерти. Слизеринец смотрел всё это время на отца: у того не дрогнул ни один мускул на лице. Он наслаждался её мучениями. Драко затошнило и почти вырвало, но его отвлекла зелёная вспышка, а потом и смех Лорда. — Очень хорошо, Люциус. Ты не разочаровываешь меня. Постарайся, чтобы так было и впредь, — Волдеморт взмахнул палочкой, и труп девушки взмыл в воздух. — Нагайна, идём, твой ужин готов. Дальше Драко не смог смотреть и на полном ходу, стараясь быть тихим, помчался к себе в комнату. Запрыгнув на постель, он увидел, что его пятки в крови. Это был первый раз, когда он позволил себе испугаться отца и разрешить нескольким слезинкам стечь по лицу. Это был первый раз, но не последний. Холодная вода всё лилась на его голову, магически прочищая её. Малфой всё-таки крутанул вентиль, и кипяток ошпарил его тело. Блондин зарычал, но такой контраст температур помог избавиться от ужасных воспоминаний. Выйдя из душа, Драко взмахнул палочкой и высушил волосы. Обернув полотенце вокруг бёдер, он вышел из ванной и направился к шкафу, сразу вытаскивая оттуда свежую рубашку и брюки. Другой одежды Малфой не признавал, хотя вынужден был согласиться, что маглы не во всём были безнадёжны. Во время судебных разбирательств их семью никто не хотел видеть в Косом переулке, поэтому Нарцисса купила им магловской одежды на первое время. Некоторые вещи у них действительно не отличались от тех, к которым он привык. Но сама мысль, что это было сшито маглами, вызывала у него тошноту. Видимо, Грейнджер проснулась, потому что внизу стало слышаться постоянное копошение и бурчание себе под нос. Драко даже мог представить, что долбаная заучка причитает о бардаке, который он после себя оставил. Приведя себя в порядок, Малфой замер возле двери, ожидая, когда грязнокровка покинет башню старост. Он не хотел с ней пересекаться, ему и так сегодня придётся несладко, слизеринец был в этом уверен. Грейнджер топала, как слон, поэтому было несложно услышать, когда она открыла дверь и вышла в коридор. Драко облегчённо выдохнул и прикрыл на мгновение глаза. Хотя бы с ней он избежал встречи, но жаль, что с отцом подобное не пройдёт. Блондин вышел из комнаты, спустился в общую гостиную, покинул башню, а затем и школу. Его мантия развевалась от сильного ветра, и согревающие чары, которые были наложены на вещи, не спасали положение. Ветер пробирал до самых костей, будто желая заморозить его насмерть. Малфой лишь фыркнул на свои пессимистичные мысли. Встреча с отцом — не самое страшное, что могло с ним случиться. Страшнее было видеть в глазах матери такое же разочарование, какое не раз ему бросал в лицо Люциус. Хотя он сам был далёк от совершенства. Достигнув Хогсмида и почувствовав, как защитный купол Хогвартса его отпускает, Драко трансгрессировал и через секунду посмотрел на ворота, которые отворились и пропустили его вперёд. Идя по хрустящему гравию, слизеринец думал, что могло сподвигнуть отца вызвать его. К сожалению, варианты, приходившие на ум, были отнюдь не утешительными. Павлинов в саду матери больше не было, и это вызывало тоску где-то под рёбрами. Раньше, когда Драко их видел, было ясно, что всё так же, как прежде. Что мама всё так же увлекается садоводством и ждёт, когда он приедет на каникулы, чтобы помочь посадить особо редкий вид цветов. Драко ненавидел садоводство, но с радостью соглашался помогать Нарциссе с её любимыми цветами. Это всегда делало её счастливой, а значит, и его. Но теперь миссис Малфой редко выходила из дома. Постоянные головные боли не давали ей наслаждаться солнцем и землёй, как раньше. Колдомедики говорили, что это пройдёт, когда организм восстановится после такого долгого периода стресса. Драко искренне им верил, потому что пока это единственное, что заставляло его просыпаться по утрам. Двери в Мэнор распахнулись, стоило ему шагнуть на первую ступеньку крыльца. Малфой сглотнул, начиная всерьёз опасаться не выйти из родового поместья живым. Его никто не встречал, даже домовики, что не предвещало ничего хорошего. Пройдя в гостиную, он на ходу скинул мантию и повесил её на сгиб локтя. Отец стоял у камина и задумчиво смотрел на огонь. Его стойка напоминала подготовку к прыжку, чтобы загрызть насмерть собственного отпрыска. Мама сидела в кресле с идеально ровной спиной и со сжатыми в полоску губами. Она всегда такой была, когда думала о чём-то серьёзном. Именно поэтому Драко и разлюбил свой дом: в нём давно пропало ощущение уюта и комфорта. Теперь это больше напоминало склеп, где их всех и похоронят. Прямо с огромным величием их семьи, что весьма иронично. Драко не сдержался и прыснул, тут же почувствовав, как в него впились два взгляда. Он не мог определить по их лицам, что случилось, но было ясно, что вряд ли что-то хорошее или требующее немедленной радости. — Мама, отец, — слизеринец сделал несколько шагов к матери и поцеловал её в щёку, присев на софу. Аккуратно положив мантию на спинку, он поднял глаза на Люциуса. — Ничего не хочешь объяснить? — прошипел Малфой-старший, становясь похожим на коршуна, только большего размера. — А именно? — Драко поднял бровь, совершенно не прикидываясь. — Ты, дрянной мальчишка, как ты вообще?.. — Люциус, он ведь может быть в неведении, — шикнула Нарцисса и ласково посмотрела на сына. — Драко, — она сглотнула, видимо, не зная, как начать разговор, — дело в том, что вчера здесь появился… интересный молодой человек. Нет, пожалуйста, нет. — И он очень настойчиво говорил, что является твоим сыном и сыном… — Нарцисса запнулась, опустив глаза. Она сложила руки на коленях, и Драко увидел небольшую дрожь в её пальцах. — И грязнокровки, — рыкнул Люциус, посмотрев на него с бешенством, словно это он был виноват во всём. Слизеринец растерялся и не знал, как выкручиваться из настолько абсурдной ситуации, но, собрав все силы и воспользовавшись окклюменцией, попытался не показать, в каком он шоке. И насколько он зол на сопляка. — Как он попал сюда? — почему именно этот вопрос слетел с его губ, Драко не знал, но сказанного было не вернуть. — Он вошёл сюда как к себе домой, — Люциус практически кричал и начал покрываться красными пятнами, как всегда бывало, когда он злился. — Собственно, поэтому мы и попросили тебя прийти, дорогой, — Нарцисса коснулась его ладони и заглянула в глаза. — Ты знаешь этого человека? Может, это какой-то обман? Или тебе угрожают? — А может, всё сказанное мной правда, а вы просто не можете поверить? — прозвучал голос Скорпиуса, и Драко почти моментально загорелся, чтобы спалить к чертям поганого разрушителя его спокойной жизни. Три пары глаз переметнулись на Скорпиуса, и две из них источали презрение и ярость. Только Нарцисса смотрела на него настороженно, и злости в её голубых омутах он не видел. Парень расслабленно прошёл в гостиную и по-хозяйски расположился на диване, смотря на родственников с небольшой насмешкой. — Вы так упорно пытаетесь отрицать, что я твой сын и ваш внук, что это даже оскорбляет, — протянул юноша с трагичными нотками в голосе. Драко услышал, как заскрипели его зубы. Мало того, что своим появлением этот сопляк разрушил тот островок спокойствия, который слизеринец столько времени строил, так теперь он пришёл в его дом и пытался заставить его родителей поверить во всю эту ахинею. — Что ты здесь делаешь? — рыкнул Драко, и его остановила только рука матери, не давшая ему кинуться на этого… Он даже не знал, как назвать человека перед ним. — Я у себя дома, — Скорпиус вскинул ладони, считая данный вопрос до смешного глупым. — Это не твой дом, — начал Люциус достаточно снисходительно. — Это дом моей семьи, который передаётся наследнику. А кто Вы такой, молодой человек, я не имею ни малейшего понятия. — Если рассуждать логически, то я твой внук, Люци, — на полном серьёзе сказал Скорпиус, сдерживая смех изо всех сил. Левый глаз Малфоя-старшего дёрнулся, и сам он выглядел как пришибленный. Видимо, удивление было сильнее злости, потому что мужчина подозрительно долго молчал. — Можно ли узнать какие-либо подробности, чтобы мы могли поверить тебе? — аккуратно спросила Нарцисса, видя, что её мужчины были в шаге от убийства. Но кроме этого она начинала замечать что-то в загадочном человеке перед ней. Видеть знакомые черты своего сына. Скорпиус улыбнулся ей и, облокотившись о колени, спокойно произнёс: — Слишком много деталей или подробностей я не могу Вам сказать, но… Нарцисса, Вы просто обожаете глазунью и какао собственного приготовления. Этот рецепт знает только Ваш сын и я. Если хотите, я могу назвать все ингредиенты и этапы готовки? — парень посмотрел на женщину и увидел, что она не сводит с него мокрых глаз. — Что ж, это может подождать. У Вас аллергия на пионы ещё с детства, поэтому этих цветов нет в Вашем саду. Хотя эти цветы Вам очень нравятся. Ваша любимая магловская книга, о которой не знает даже Ваш муж, — «Джейн Эйр». Вы рассказывали мне, что прочитать её для Вас было огромной авантюрой. Конечно, этого ещё не произошло, но надеюсь, — он снова посмотрел на Нарциссу и понял, что она плачет, — мы сможем стать друг другу близкими людьми. Потому что ты моя любимая бабушка. Скорпиус усмехнулся, но это было лишь попыткой скрыть неловкость. В комнате повисла тишина. Люциус и Драко не шевелились, они во все глаза смотрели на Нарциссу и на то, как она поднялась и остановилась рядом с парнем. Медленно опустившись возле него на диван, женщина неуверенно протянула руку к нему и положила её на щеку юноши. Скорпиус закрыл глаза, ощутив небольшую радость от того, что ему поверили его любимые женщины: сначала мама, теперь Нарцисса. Подобное принесло такого рода облегчение, что он никогда бы не смог описать его словами. Драко смотрел на мать и не мог понять, какого чёрта она делает. Конечно, он тоже был в шоке от того потока достаточно откровенной информации, но… это не могло быть правдой. Не мог этот парень быть его сыном. Его и… Грейнджер. Грязнокровка, заучка, зануда, невыносимая заноза в заднице, лучшая подруга Поттера и Уизела. Девушка, которой он портил жизнь с первого дня её пребывания в волшебном мире. Девушка, которую он считал уродиной. Девушка, которую пытали у него на глазах, а он ничего не сделал. Девчонка, которой он по-настоящему желал смерти в двенадцатилетнем возрасте. Девчонка, которая зарядила хрупким кулаком ему в нос, потому что он оскорблял её друга. Но самое главное… Грязнокровка. Нет, это невозможно. Драко почувствовал, как его трясёт только от одной мысли, что все его взгляды в другом временном потоке превратились в пыль. В ничего не значащую муть, которую другой Малфой без проблем выкинул из своей жизни. Он рискнул, он стал для своего сына героем, он бросил вызов отцу, он — не ты. Драко слышал это. Он ощущал, как ему шептали на ухо данные слова. Все его страхи вылезли наружу только из-за чёртова сопляка. Без его появления всё было просто прекрасно. Он прятался в своей норе и был счастлив. Ни проблем, ни забот, никакой Грейнджер — его жены и матери его ребёнка, ничего из этого. Растерянность снова сменилась злостью, и Малфой понял, что ненависть, которая так долго предназначалась одному человеку, нашла новую жертву. В лице его предполагаемого сына. — Нарцисса, неужели ты веришь этому… — Люциус осёкся под взглядом жены, но твёрдости в своём взгляде не сменил. — Да, Люциус, я ему верю, — она повернулась к внуку и улыбнулась. Скорпиус поднял левый уголок губ, но весёлость быстро пропала, когда он посмотрел на отца. На Драко Малфоя восемнадцати лет. Не отца. Помни, Скорпиус, это не он. Тёплые карие глаза столкнулись с холодными серыми, которые источали ненависть. Это было похоже на битву. Которая была обречена закончиться смертью одной из сторон. — Хорошо, чисто гипотетически предположим, что это правда, — Люциус сжал пальцами переносицу, усиленно думая над ситуацией. — Но давайте не отменять главного: ни одного факта. У тебя нет никаких доказательств. Только слова и внешность. — Я вошёл в поместье, не забывайте об этом, — Скорпиус с трудом мог спокойно общаться с дедом, хоть и знал, что это не тот человек, что убил его мать. Мог быть им, но не он. — Ты мне сам рассказывал, что после возвращения из Азкабана усилил защиту поместья, чтобы больше ни один Пожиратель не смог проникнуть сюда. Только кровный родственник может войти в Мэнор без приглашения. Я это сделал. Извини, но мне кажется подобное существенным аргументом. — Может, ты покажешь нам свои воспоминания? — Нарцисса попыталась помочь, но её попытка только всё ухудшила. — Нет! — резко произнёс Скорпиус. — Нет, — уже более размеренно повторил он, — я не хочу, чтобы кто-то копался в моей голове. Всё, что вам нужно, я могу рассказать и так, но… Понимаете, это ведь и вас защищает. Если вы будете знать даже крохи будущего, оно может не случиться. — Ты уже всё изменил, — выплюнул Драко. — Твоё появление уже изменило наше время и нашу реальность. Невозможно путешествовать во времени и не знать таких элементарных истин. — Как ты уже сказал, я всё изменил, но не окончательно. Всё сильно изменится, если, например, кто-то из вас умрёт не в то время, в которое умер в моей реальности, — жёстко ответил Скорпиус на обвинение человека, в котором не видел и малой доли того, кем восхищался всю жизнь. — Это истина, которая всем известна. — И откуда у тебя такие познания? — ехидство так и скользило в голосе Драко, и он даже не планировал его скрывать. Дошло до того, что Люциус взглянул на него слишком удивлённо. — От твоей жены, — Скорпиус улыбнулся и ощутил маленькую победу над этим показушником. Драко понял, что сопляк давно хотел упомянуть Грейнджер хоть в каком-нибудь контексте, и ему это удалось. Удалось поставить Малфоя в дурацкое положение, потому что родители тут же бросили на него озабоченные взгляды. — Ладно, — Люциус вздохнул и упёрся ладонью в гладкую кирпичную кладку камина. — Если ты отказываешься показывать свои воспоминания, как тебе доверять? — Есть тест на ДНК, — подсказал Драко. — Это глупо, — Скорпиус встал и подошёл к Люциусу. — Я понимаю, что причин верить мне нет. И Вы переживаете за свою семью, но я прибыл сюда, чтобы спасти дорогого мне человека. Могу с уверенностью сказать, что Вам и Вашей жене ничего не угрожает. — А моему сыну? — Малфой-старший внимательно посмотрел на юношу, видя непоколебимость на его лице. — Возможно, его это заденет, но не он цель, — Скорпиус не знал, как по-другому заставить поверить ему. Это оказалось гораздо сложнее, ещё и характер молодого отца ему ни капли не помогал. Скорее наоборот, всё портил. — Кого ты хочешь спасти и от чего? — Нарцисса с тревогой поглядывала на сына, замечая, что Скорпиус ему совсем не нравится. Она решила, что обязательно с ним поговорит на эту тему. — Свою мать. — А что не так с… с твоей матерью? — Люциус запнулся, уже по привычке почти произнеся слово, которое так часто использовал. Но почему-то сейчас он решил, что не стоит подобное совершать. Особенно если перед ним действительно его внук. — В моей реальности её убили, — Скорпиус опустил голову и сжал кулаки в карманах джинсов. — Её убил сумасшедший маразматик, который потерял рассудок. Он убил её, потому что очень сильно ненавидел и считал, что именно она испортила ему жизнь. Не только ему, но и его последователям. Этот человек… стал для меня никем. Он — враг, который лишил меня всего и всех, кого я любил. И только он сам виноват в своих бедах. Но, — парень фыркнул и поднял глаза на Драко, — к сожалению, мы всегда обвиняем других в своих бедах, а потом не понимаем, почему мир к нам так жесток, верно? Драко понял, что последние слова предназначались именно ему, и на удивление стало стыдно. Он не помнил, когда в последний раз испытывал эту эмоцию, но сейчас ему было жутко стыдно. За то, что он ничего не делал, а только винил всех вокруг и ненавидел окружающий мир, потому что он к нему несправедлив. — Кто убил твою мать, Скорпиус? — тихо спросила Нарцисса. — Мой дед — Люциус Малфой, — сказал юноша, глядя прямо в глаза человека, который был на месте того сумасшедшего, которого он представлял, как убивает. Люциус — настоящий, в этой реальности — отшатнулся от него, и его глаза стали напоминать безразмерно бесконечные болота из отчаяния и ужаса. — Ну как, вы ещё сомневаетесь, что я из будущего? — рассмеялся Скорпиус, оглядев шокированные лица родственников.

***

Гермиона прислонилась лбом к прохладному стеклу в коридоре, надеясь, что подобное действие поможет ей остудить пылающую мыслями голову. Но, видимо, это были только мечты, потому что от того, что она остановилась, казалось, стало ещё хуже. Грейнджер с самого утра отправилась в библиотеку поискать информацию о путешествиях во времени, но найти что-то стоящее не удалось. Она ходила к Макгонагалл, но та отправилась в Министерство, и это учитывая, что в воскресенье кого-то увидеть там маловероятно. Девушка сбилась с ног, ища Малфоя или Скорпиуса. Они оба как в Лету канули, и она не знала, стоит ли ей из-за этого переживать. Вчерашний день был слишком сумбурным, состоящим из большого количества событий. Она не хотела снова ввязываться в какие-либо авантюры, но отсиживаться в сторонке Гермиона тоже не могла. Комплекс героя, это мы все помним. Но было что-то ещё, что не давало ей махнуть на новую проблему рукой. Этот юноша, который был старше неё, являлся её сыном. Сыном другой Грейнджер, которую он хочет всеми силами спасти в настоящем времени. Гермиона, путешествуя во времени на третьем курсе с помощью маховика, неплохо разбиралась в подобных махинациях. Единственное, что было не самым приятным фактом, — Скорпиуса видело уже слишком много людей. Она не знала подробностей его плана, но могла с уверенностью сказать, что всё не просто так. Каждый путешественник во времени должен знать самые элементарные правила, даже если маховик был украден, Скорпиус обязан был хоть немного подготовиться. Потому что иначе последствия могут быть ужасными. Гермиона выпрямилась и прислонилась поясницей к подоконнику. В спину дуло из щелей в окнах, но девушка не обращала на это внимания. Её мозг усиленно работал, и, если бы мог пойти пар от чрезмерной мозговой активности, он бы пошёл. В конце коридора послышались какие-то крики и топот ног. Она уже решила пойти в другое место, чтобы подумать, но потом увидела две белоснежные шевелюры. Только одна была кудрявая. Наконец-то. Грейнджер и не подозревала, что переживала за Скорпиуса так сильно. Хотя она и за Малфоя немного переживала, потому что он мог натворить чёрт знает что, а учитывая их ситуацию, это не есть хорошо. Драко летел вперёд, а когда заметил Гермиону, затормозил и оскалился. Она отступила на шаг, за что начнёт ненавидеть себя позже. Но вид у Малфоя действительно был жуткий. А взгляд — как у серийного убийцы. Слизеринец возобновил шаг и, чудом не задев плечо девушки, скрылся в тени коридора, ведущего в башню старост. Грейнджер перевела взгляд в сторону Скорпиуса и поняла, что он всё время смотрел на неё. — Привет, — её голос был хриплым, возможно, у девушки была лёгкая простуда. — Привет, — парень качнул головой, прося следовать за ним, и завернул в другую сторону, спокойно зашагав, чтобы она смогла догнать его. Гермиона внимательно просканировала взглядом молодого человека и, не сдержавшись, спросила, где он был. — В Малфой-Мэноре, у себя дома, — грустно выдохнул Скорпиус, выглядя очень подавленным. Она не решилась больше задавать ему какие-то вопросы, потому что совершенно его не знала и не понимала, как с ним общаться. Называть ли его по имени или сыном? Последнее явно звучит странно, потому что он старше неё. Парень шёл к Астрономической башне. Гермиона уже хотела сказать, что она точно свалится от воспаления лёгких, если хоть немного побудет с ним на холоде в одном свитере. Но Скорпиус сел на лестницу, не поднимаясь на самый верх. Он похлопал ладонью возле своего бедра, молча предлагая ей сесть. Грейнджер заправила прядь волос за ухо и, решившись, опустилась рядом. Несколько минут они провели в тишине. Были слышны лишь завывания ветра и моросивший дождь. — Когда мне было пятнадцать, я часто приходил сюда подумать, — Скорпиус с любопытством смотрел по сторонам, видимо, пытаясь понять, какие изменения произошли до того, как он пошёл в школу. — Чаще всего, конечно, с девчонками. А иногда и покурить. — Ты курил? — Гермиона усмехнулась, совершенно не представляя его с сигаретой во рту. — Мне было пятнадцать, всё запретное привлекало слишком сильно, — он покачал головой. — Не то чтобы мне нравилось, просто хотелось попробовать и понять, что в этом такого. А когда приводил сюда девчонок, было не до сигарет. — Ну конечно, — протянула Грейнджер, улыбнувшись. Всё это было жутко странно: она спокойно разговаривала со своим сыном о девчонках. Наверное, гриффиндорка никогда бы не поверила в подобное, если бы сама не стала свидетелем и участником разворачивающейся картины. Гермиона не знала, почему так быстро поверила во всё сказанное этим человеком. Действительно не знала. Просто был какой-то импульс, шестое чувство, которое есть у каждого из нас, но которое мы часто игнорируем. Ей было страшно, потому что такие путешествия редко заканчиваются хорошо. Они до смерти опасны, и любой путешественник может привнести в жизни других людей больше страданий, чем они имели. Время никогда не прощает вмешательства в непрерывный и неизменный поток. Оно жестоко возвращает всё, что у него забрали. Конечно, Гермиона на почве частого стресса могла стать излишне суеверной, но, лично столкнувшись с опасностью путешествий во времени, даже не представляла, как закончится эта история. — Скорпиус, — она закусила губы, боясь его обидеть своим вопросом, но он просто нежно посмотрел на неё, и его взгляд придал решимости, — ты говорил, что там…у нас с… с Малфоем были ещё дети. С ними всё в порядке? Данный вопрос очень сильно беспокоил её. Даже сильнее, чем она могла себе представить. Но Гермиона не позволяла себе привязываться, пусть и мысленно, к этому человеку и его возможным братьям и сёстрам. Наверное, со стороны всё выглядит полнейшим безумием, но девушка спокойно относилась к этой новости. Единственное, что её смущало, это так называемый муженёк и отец её детей. Грейнджер с трудом могла представить себя в качестве жены Малфоя. Тот скорее отгрыз бы себе ногу, чем женился на ней. Но в жизни случаются непредсказуемые повороты, которые мало кто в силах объяснить. Поэтому гриффиндорка относилась ко всей ситуации с беспокойством, но отнюдь не с неприятием. Пусть это считается наивностью или любопытством, или излишней сентиментальностью, но она действительно хотела знать, что с её детьми всё в порядке. Хоть они и существовали в другой реальности. И у них была другая мать — настоящая. Скорпиус побледнел и опустил взгляд на свои ботинки. Он выглядел настолько убитым, что Гермиона разозлилась на себя, не поняв, почему парень не стал акцентировать на этом внимание. Девушка всегда считала себя чутким человеком, но сейчас очень сильно усомнилась в данном факте. — Да, были, — он выдохнул и прикрыл веки, прислоняясь затылком к перилам лестницы, ведущей в башню. — Кэсси. Мы звали её Кэсси. Грейнджер боялась пошевелиться. У неё в глазах стали собираться слёзы от интонации Скорпиуса. Он говорил о мёртвой сестре, о том, что потерял её. — Она была на четыре года младше меня, и всё детство мы провели вместе, — блондин чувствовал, как солёные капли скользнули по щекам, но не придал им значения. — Вечно совала свой нос туда, куда не следовало, — они засмеялись, потому что оба знали, от кого такая глупая привычка. — Кассиопея. Она терпеть не могла своё имя, но ничего не могла сделать. А я всегда, когда хотел вывести Кэсси из себя, называл её полным именем. Мы часто из-за этого дрались в детстве. Скорпиус выдохнул, открыв глаза и проведя руками по щекам, сложил пальцы в замок, расположив их на коленях. — Помню, когда ей исполнилось шесть, она весь день просидела на шее у папы, постоянно приговаривая, что она его принцесса. Они всегда были вместе. Действительно всегда. Кэсси вечно ходила за ним хвостом, сложив руки за спиной. Была такой важной, — он мотнул головой, не давая тоске и боли пролиться из глаз. — Я даже ревновал его к ней. Но потом, к счастью, мы поменялись местами, и она начала проводить больше времени с мамой, — Скорпиус взглянул на неё и улыбнулся. — С тобой. У вас был тайный клуб, где вы обсуждали всякие женские секретики. Мальчишкам туда не было хода, и я так злился из-за этого, пока папа не организовал аналогичный клуб — тогда злиться стала уже Кэсси. — Вы были очень близки, — прошептала Гермиона, ощутив всю боль, которую блондин нёс в себе неизвестно сколько времени. — Да, очень, — шмыгнув носом, Скорпиус усмехнулся. — У нас была прекрасная жизнь. О такой, наверное, все мечтают. Когда я пошёл в школу, то чувствовал себя самым счастливым ребёнком — и так и было. Потом Кэсси исполнилось одиннадцать лет, и мы были уже вместе, — Грейнджер опустила глаза вниз и задумчиво посмотрела на свои кроссовки. — Я был на последнем курсе, когда к ней первый раз начал клеиться парень, — он хохотнул, вспомнив лицо своей сестры. — Я чуть не убил его. Вас даже вызвали в школу. Ты, конечно же, возмущалась, говорила, что так нельзя. Зато папа сказал, что я молодец и могу продолжать в том же духе. Нечего было лезть к нашей Кэсси. — Ну естественно, это в стиле Малфоя, — пробурчала Гермиона, впрочем, понимая, что так, наверное, поступил бы почти каждый отец. — Ты любила его, — произнесёнными словами он ввёл её в ступор, и гриффиндорка не смогла сделать и вдоха. — Любила по-настоящему и так сильно, что иногда тебе казалось, что это всё нереально. Ты сама мне говорила. — Как так получилось, что мы… сошлись? — она стала заламывать пальцы в ожидании ответа, где-то на задворках сознания заметив, что это действие преобразовалось в дурную привычку. — Когда я вас спрашивал, или когда Кэсси подросла и стала задавать такой вопрос, вы всегда отвечали одно и то же: так сложилось. Вы всегда были неравнодушны друг к другу, — Гермиона закатила глаза, уже желая сказать своё мнение на данный счёт, но сдержалась. — Это правда, и ты это знаешь, — Скорпиус заметил её поведение, и оно заставило его усмехнуться. — Вас поселили в одно помещение, а зная ваши характеры и вспыльчивые натуры, нетрудно предположить, что однажды это закончилось бурными отношениями. Гриффиндорка покраснела, до сих пор испытывая неловкость от настолько откровенного разговора с сыном. Который старше тебя на три года. — Я не говорю, что всё было именно так, просто это моя интерпретация ваших слов и рассказов. Мне кажется, что вы не хотели врать нам, ведь в ваших отношениях не было никакой сказки, — Скорпиус хмыкнул, зарывшись рукой в волосы, — была только жизнь. Ваша история ни капли не оригинальна. Она просто сложилась именно так, и всё. — Для своих лет ты очень мудрый, — Гермиона обратила внимание, что парень зарывался ладонью в волосы, совсем как Малфой. Да уж, тут даже ДНК-тест не нужен. И так ясно, чей это сын. — Для своих лет я и видел слишком много, — меланхолично ответил блондин, ощущая, что тяжесть в груди и не думала куда-то уходить. — Значит, — гриффиндорка снова закусила губу, подбирая слова, — мы с Малфоем были счастливы там? — Да, очень счастливы. — А мы не думали о ещё одном ребёнке или … что-то в этом роде? — она не знала почему, но ей было очень интересно узнать как можно больше о той жизни. О той Гермионе и о том Малфое. Это слишком быстро стало необходимым. — Ты была беременна после Кэсси, — Скорпиус сглотнул, и девушка поняла, что он тянет с ответом, потому что ничем хорошим та ситуация не закончилась. — Но на пятом месяце у тебя случился выкидыш, и вопрос о детях, насколько я знаю, больше у нас в семье не поднимался. — Что случилось? — на выдохе спросила Грейнджер, автоматически приложив руку к животу. Она не заметила этого движения со своей стороны. — Кэсси тогда было пять, а мне девять, и мы с отцом отправились на рыбалку. Я тогда обожал лазить в воде или в грязи. Вот он и решил провести с нами выходной. Ты осталась дома, — блондин говорил очень медленно, тщательно, словно до последнего момента хотел оттянуть неизбежный разговор. — Когда мы вернулись домой, то увидели тебя на полу всю в крови. Папа сразу отправил нас в комнаты, дав распоряжения эльфам. Как он потом мне объяснил, на тебя напали. — Люциус? — глаза девушки округлились от ужаса и страха. — Видимо, — Скорпиус поджал губы. — Я не знаю, кто это был. Наверное, и никто не знает, но ясно, что тебя избили, и совершил тот кошмар кто-то знакомый; тот, кто мог проникнуть в дом. Даже когда Люциус не представлял сильной опасности, поместье охранялось мощными чарами. Нарцисса тоже помогала устанавливать защиту, потому что во времена моего детства фанатиков чистоты крови хватало. — А Малфой… твой отец никогда не рассказывал тебе подробностей? — Гермиона не совсем понимала, что чувствовала. Она словно смотрела немое кино и присутствовала на экране как зритель. Вроде картинки перед глазами, но диалогов не слышно. Будто в вакууме. — Когда всё случилось, я был слишком мал и многого не понимал, — он нахмурился, и между его бровей залегла складка. Точно такая же, как и у неё. — А когда подрос и задавал на эту тему вопросы, папа всегда становился злым и одновременно печальным. У тебя спрашивать что-то я не решался. — Малфой винил себя? — Да, а кто бы не винил? Хоть его вины и нет, это не мешало ему извиняться перед тобой в годовщину того дня, — Скорпиус вздохнул, и стало понятно, что весь разговор вызывал у него боль и не самые приятные воспоминания. — Ты всегда брала выходной в те числа и не выходила из комнаты. Он оставался с тобой. Ты больше не могла иметь детей. Гермиона открыла рот, сочувствуя той, которая всё это пережила. Такое никому не пожелаешь. — Конечно, у тебя уже были дети, и вы не планировали целую ораву, но для женщины подобное всегда становится ударом. К тому же срок был достаточно большим, и вы уже выбрали имя. — Кого они ждали? — гриффиндорка уже не сдерживала слёз. Этот разговор получился гораздо более эмоциональным и тяжёлым, чем она могла представить. — Мальчика, — Скорпиус растянул губы в печальной улыбке. — Хотели назвать Орионом. Или Львом, но отец был категорически против последнего имени. — Интересно почему? — и они засмеялись сквозь слёзы. Это было так глупо, но Гермиона физически ощущала, как их прошивает нитью сближения. Она чувствовала такое понимание и единение с человеком, что казалось, так было всегда. Девушка будто говорила со старшим братом, которого ей всегда так хотелось иметь. Конечно, мальчики стали ей братьями и самыми лучшими и близкими друзьями. Но со Скорпиусом всё чувствовалось по-другому. Будто он был частью неё. Словно она знала его очень давно, и они встретились после долгой разлуки. — Если честно, мне очень тяжело поверить во все твои слова, — Грейнджер зарылась ладонями в волосы, оттягивая их на корнях. — Я понимаю, что такое могло случиться. Понимаю, что чисто гипотетически я могла быть счастлива с Малфоем. Понимаю, что нет ничего невозможного. Но… — Но ты боишься поверить в это и разочароваться в реальности, — закончил за неё Скорпиус, смотря на девушку взглядом родителя. — Да, — просто согласилась она. — С отцом… с Драко сейчас происходит то же самое. — Разве? — Гермиона прыснула, уж точно не представляя себе, что Малфой мог переживать о том же, о чём и она. — Он гораздо глубже, чем кажется, — назидательность в голосе парня заставила её улыбнуться. — Он переживает о том же самом, но… Ещё ему очень страшно. Я могу с уверенностью сказать, что знаю своего отца лучше всех после тебя. Когда я задавал ему вопросы про его молодость, то всегда получал один ответ: «я многое упустил и о многом жалею, я был трусом». Раньше я в это не верил. Но сейчас я вижу, что его слова были правдой. — Хочешь сказать… что Малфой боится потерять что-то, если поверит в твои слова? — Не просто что-то, — он хмыкнул, словно знал все тайны мироздания, — Драко боится потерять себя. Он думает, что та жизнь превратила его в кого-то другого. Папа всегда мне говорил, что главным его страхом был Люциус. Страх стать таким же, как и он. И, вполне возможно, он сейчас в шоке, потому что эти ожидания не оправдались. Потому что он стал героем для своей семьи. — Конфликт личности? — она неожиданно вспомнила о таком состоянии из психологии. Гермиона практически не вылезала из книг на эту тему всё лето, поэтому, как только блондин начал раскладывать ей по полочкам состояние Малфоя, она сразу всё поняла. — Да, что-то вроде того, — Скорпиус выдохнул и стал наблюдать за облачком пара, которое вырвалось изо рта. — Он сражается только с собой и своими страхами. Со своими отравляющими мыслями. — Ты ведь хочешь меня о чём-то попросить, верно? — Гермиона заметила его взгляд. Заметила просьбу в глазах. Заметила желание сказать совсем другие слова. И решила узнать, подозревая, что ответ ей не понравится. Скорпиус вздохнул, и его глаза цвета горького шоколада столкнулись с её — цвета тёплого какао. Он молчал несколько мгновений, а гриффиндорка подмечала некоторые детали в его внешности, которые до этого упускала. У него на лбу было достаточно много морщин для двадцатилетнего парня. Видимо, ему приходилось размышлять о чём-то малоприятном. Возле губ было также много морщинок — частые улыбки всё же не были для него делом непривычным. Глаза светились наглостью и любопытством — смесь Гриффиндора и Слизерина во всей красе. Но Скорпиус был абсолютным слизеринцем, что было видно невооружённым глазом. Только змеёныши держались так же непринуждённо и высокомерно на постоянной основе. Хотя это может быть воспитанием Малфоя. Интересно, на каком факультете была их дочь? Гермиона молилась, лишь бы оказался не Слизерин. Потому что ей было страшно представить себя в окружении змей. Наверное, Грейнджер в будущем не раз возмущалась из-за этого. Скорпиус провёл рукой по волосам, убирая кудри со лба. — Я хочу попросить тебя приглядывать за ним. — Нет… — она жалобно простонала, но это осталось проигнорированным. — Я знаю, что сейчас для тебя нет худшего наказания, чем общаться с ним, но это необходимо. Вы не должны быть врагами: это всё в прошлом. Вы нужны мне оба, — он заглянул ей в глаза и крепко сжал ладонь девушки. — Что бы вы оба ни говорили — вы семья. Вы будете ею. Вы стали ею без моей помощи. Я всего лишь прошу тебя сделать первый шаг. — Ты хоть понимаешь, куда он меня пошлёт, как только я приближусь к нему? — пробурчала Гермиона громким голосом. — Могу представить, — парень усмехнулся, и она почти разозлилась на него. — Я не хочу тебя заставлять, но когда-то ты сделала первый шаг, и посмотри, к чему это привело? Я знаю, что тебе страшно, — гриффиндорка открыла рот, чтобы возмутиться, но её нагло заткнули, накрыв ладонью её губы. — Да, это так, и не спорь. Вы оба боитесь — это нормально. Но я прошу тебя понять, что он совершенно один. Ты можешь попросить у кого-то помощи, и тебе никто не откажет. А он один. Грейнджер замерла, почувствовав грусть от слов Скорпиуса. Она понимала, что такое одиночество. Не то, которого ты жаждешь в комнате, набитой кучей людей, — другое. Которое захватывает тебя с помощью приманки, сладкой пилюли, а потом сжирает, не оставляя даже костей. Одиночество — очень страшная вещь. Только жаль, что мало кто рассматривает его как опасность или необходимость помочь кому-либо. Она вспомнила себя после множества судов. Когда мальчики отправились покорять Аврорат. Когда родители ещё жили в Австралии. Когда она была по-настоящему одна. Гермиона за те две недели чуть не тронулась умом. Ей было не с кем поговорить. Она не разговаривала целыми днями. Иногда было ощущение, что девушка совсем разучилась это делать. Гриффиндорка вспомнила, какие картинки и мысли лезли ей в голову. Вспомнила, какой может стать или какой уже была. Кошмары атаковали с небывалой силой, отчего она подлетала на кровати и не могла смотреть на неё ещё целые сутки. Одиночество опасно. Оно непредсказуемо и действует на всех по-разному. Конечно, кто-то любит подобное состояние. Конечно, кто-то может им наслаждаться и не испытывать особых неудобств. Но это другое. Не желание и потребность в отдыхе. Одиночество — это болезнь. Это чувство, что ты один в толпе. Что возле тебя много людей, близких и друзей, а ты всё равно один. Вот что по-настоящему страшно, и никакие таблетки или зелья не способны вылечить его. Только человеческое тепло. Гермиона подумала, что если она за две недели чуть не чокнулась, то каково Малфою, который живёт так на постоянной основе. Странно, но её чувства нельзя было назвать жалостью, это было понимание и желание помочь. Она всегда была альтруисткой, и, возможно, в этом есть определённые плюсы. — Хорошо, я присмотрю за ним и попробую поговорить. — Спасибо, мам, — Скорпиус ослепительно улыбнулся, а Грейнджер выпала в осадок от этого «мам», брошенного им. Вот гадёныш. Мелкий манипулятор. Девушка никогда не думала, что будет так приятно услышать это слово. Будто ты паришь в невесомости. Будто всё уходит на задний план, и ты можешь только дарить миру своё счастье. Счастье и радость, которые кто-то подарил тебе. Подарил с особым смыслом и желанием. Гермиона почти физически ощутила, как всё тело превратилось в желе. Никакие проблемы её больше не волновали. Она сама и не подозревала, что на неё могут подействовать так чьи-то слова, но… Но оказалось, что некоторые из них обладают настоящей магией. — Ты не говори … так… это, — гриффиндорка не знала, как охарактеризовать свою заторможенность, но Скорпиус всё понял. — Хорошо, не буду, если тебя это так смущает, — снова белоснежная улыбка, но через мгновение его взгляд потускнел и перестал излучать блики солнечного света. — Что? — растерянность в её голосе была неприкрытой, и парень вздохнул, зажмуриваясь. — Ты забыла из тактичности задать вопрос, — тоска, боль и тихий крик из глубины души. — Какой вопрос? — наверное, уточнение было лишним, потому что она сразу поняла. Это было слишком легко. Гермиона уже приготовилась к правде, которая выбьет из неё дух. Которая заставит ещё больше посочувствовать собственному сыну. Которая заставит её сердце сжаться. — Почему я не упомянул, что случилось с Кэсси… — Если ты не хочешь… — Я должен! — шёпотом, который способен разнести всё здание в щепки. — Я должен хоть раз это произнести. Я должен хоть кому-то рассказать о случившемся, потому что там об этом больше некому знать. Гермиона не дышала. Она чувствовала, как сердце замерло, словно приготовившись к громадной порции режущего стекла. Осталось только позволить ему разорвать глупый орган на лоскуты. — Кэсси умерла, как ты уже могла догадаться, — его голос сорвался, и слёзы непроизвольно покатились из глаз. — Но не просто умерла, её убили. Её убил человек, который считался нашей семьёй. Люциус. Он кинул в неё какое-то проклятие, которое стало перекрывать ей доступ к кислороду. Я пытался сделать хоть что-то… А он хохотал, — теперь Скорпиус рычал, смотря в одну точку. — Хохотал и наслаждался её болью, — он сглотнул и сорвался: — Она умерла у меня на руках. Грейнджер плакала. Было предсказуемо больно. Внутри всё горело. — Я здесь не только для того, чтобы спасти тебя, — он смотрел ей прямо в глаза, совершенно непохожий на самого себя. — Я здесь не только для того, чтобы помочь вам. Я здесь, чтобы убить его. Чтобы навсегда стереть его с лица Земли. Но не ради тебя, а ради неё. Моя сестра была последним, что осталось от нашей семьи, а он забрал её у меня. И я убью его так же, как и он убил её.

***

— А я думал, что отправлюсь в Министерство один, — Скорпиус ухмыльнулся, наблюдая за приближением Макгонагалл. — И не надейтесь, молодой человек, — профессор остановилась возле него и, прикоснувшись к его локтю, трансгрессировала близ магловского метро. — Нам нужно только повернуть. — Знаю, здесь практически ничего не изменилось, — он посмотрел по сторонам, когда они переходили дорогу. — Как я понял, волшебники не жалуют изменения и пытаются по возможности не привлекать к себе внимания. — Тут Вы совершенно правы, — выдохнула Минерва, и они разделились, заходя каждый в свою кабинку туалета. Скорпиус уже путешествовал по унитазу, когда хотел навестить отца и мать без особого пропуска. Чаще всего они возмущались его выкрутасам, но после всегда отправлялись в кабинет министра магии и пили чай. Отец рассказывал разные истории из Аврората, и это время настолько отпечаталось у него на подкорке, что, казалось, жить по-другому у него никогда не получится. Он всегда будет жить прошлым. Будущего у него нет. Только настоящее. Парень вышел из камина, предварительно пригнувшись, чтобы не удариться лбом о низкий проход. Макгонагалл шла с другой стороны, и, встретившись возле фонтана, они вместе направились к лифту. Скорпиус чувствовал, как за его спиной все перешёптываются. Свою внешность он изменил ещё в Хогвартсе, чтобы не вызывать лишних вопросов. Теперь все видели в нём его отца. Если бы их поставили рядом, то никто бы не отличил настоящего Драко от копии, которой был сын. — Кингсли — справедливый человек, но бывает суров, поэтому сильно не возражай, — Минерва держалась за перекладину, прикрывая глаза, когда лифт совершал быстрый поворот. — Я изучил его досье и жизнь до и во время войны. Надеюсь, что смогу доверять ему, — Скорпиус кинул взгляд за спину и увидел двух ведьм, которые поглядывали на него и хихикали. — Но если потребуется, то, боюсь, у нас произойдёт конфликт интересов. — Да уж, иногда я всё же забываю, чей Вы сын, мистер Малфой, — строго сказала директор, но на её губах была лёгкая ухмылка. Они проехали ещё несколько этажей, прежде чем остановились на нужном, и, пройдя в конец коридора, на секунду замерли у двери министра. Макгонагалл толкнула её и решительно вошла в помещение. Скорпиус вздохнул и последовал за ней. Кингсли сидел за своим рабочим столом и даже не поднял головы, когда они остановились в непосредственной близости от него. Поставив очередную подпись на каком-то распоряжении, он поднял глаза и улыбнулся кому-то за их спинами. — Доротея, дорогая, сходите попейте чай, мы закончим с Вами чуть позже, — молодая девушка с крашеными блондинистыми волосами улыбнулась и кивнула, быстро исчезая за дверью. Скорпиус хмыкнул и оглядел кабинет. Когда мама стала министром, здесь сделали капитальный ремонт, на котором настоял отец, и всё помещение стало выглядеть гораздо уютнее и комфортнее. Хотя, возможно, так на него действовала аура матери. Она в принципе являлась располагающим к себе человеком. — Что ж, мистер Малфой, снимите маскировочные чары, я на Вас посмотрю, — Кингсли встал с кресла и, обойдя стол, прислонился к нему поясницей. Скорпиус взмахнул палочкой, с ухмылкой глядя на министра. Его волосы стали чуть длиннее и намного кудрявее. Глаза налились цветом горячего шоколада, а лицо приобрело черты обоих родителей — что-то было от Грейнджер, что-то от Малфоя. Кингсли округлил глаза и несколько секунд пытался справиться с удивлением. — Вы были правы, профессор Макгонагалл, он действительно жутко похож на них обоих. Это даже… пугает, но определённо отметает всякие сомнения в Вашей родословной. — Драко Малфой с Вами не согласится, сэр, — фыркнул блондин, закатив глаза. Минерва рядом с ним переступила с ноги на ногу. — Могу предположить, что он не поверил? — Кингсли поднял бровь, сохраняя невозмутимое выражение лица. — До сих пор не верит, — Скорпиус засунул руки в карманы чёрных джинсов и покачнулся с пятки на носок. — А это разбивает сердце. — Нет, Вы точно Малфой, — министр сжал пальцами переносицу, став похожим на самого несчастного человека. Скорпиус закусил левый уголок губы, усмехнувшись и покачав головой. Макгонагалл смотрела на него краем глаза, видимо, не совсем довольная его несдержанным поведением. — Если серьёзно, министр, то мне нужна Ваша помощь и, наверное, помощь всего Министерства, — Кингсли внимательно слушал, а его взгляд принял властную решимость. — Я ищу Люциуса Малфоя, но не того, который сейчас сидит под домашним арестом, а того, кто прибыл в это время незадолго до меня. Этот человек опасен, и его нужно устранить. Моя просьба заключается в следующем: нужно найти или отследить последние перемещения во времени. Я знаю, Вы можете это сделать. Отдел тайн всегда занимался подобными вопросами. А ещё… Мне нужен сам Люциус. Вторая часть моей просьбы на случай, если Вы поймаете его раньше меня. Кингсли смотрел на него тёмными глазами, и было ощущение, что он хочет влезть в его голову, но такой вариант отпадал сразу. Скорпиус был мощным окклюментом — спасибо генам и дотошному отцу. Поэтому он сам был единственным человеком, которому доверял. Но взгляд министра напоминал мамин, когда она что-то обдумывала. Что-то очень важное. — Я помогу Вам. Скорпиус, верно? — блондин кивнул, и Бруствер продолжил: — Но у меня есть не просьба, а условие. Суть его в простой сделке: Вы рассказываете мне всю правду и некоторые факты из будущего, которые мы обсудим с Вами отдельно, а я, в свою очередь, сделаю всё, чтобы поймать Люциуса… из будущего. Скорпиус едва сдержал усмешку. Политика. Как он ненавидел это слово. Оно грязное и оставляет на языке неприятное послевкусие. Не зря говорят, что люди, уходящие в политику, навсегда умирают внутри. В них не остаётся ничего человеческого. Только мама была исключением. Но ей не дали возможности долго там находиться. — Хорошо, я согласен на Ваши условия, — прозвучало как приговор, но такая жертва была необходима. Кингсли кивнул, и предвкушение в его глазах не скрылось от Малфоя. — Тогда приступим, — он махнул рукой, и перед ними возникла голограмма из множества переплетений и ярких картинок. — Это взятый образец из Отдела тайн. С помощью подобного — назовём его проектор — мы можем увидеть последние перемещения по стране, которые были не самого обычного содержания. Скорпиус вздрогнул, когда увидел на этом полотне себя. Его кудрявые платиновые волосы развевал ветер, и на лице была смесь торжества и ностальгии. — Сейчас мы наблюдаем за Вашим прибытием, мистер Малфой, потому что специальные приборы зафиксировали аномальную энергию в Хогсмиде, — Кингсли нахмурился, перемещая фрагменты произошедшего, словно это было омутом памяти. — Странно… — Что? — Минерва стала вглядываться в белое пятно, которое не могло трансформироваться в чёткую картинку. — Я не вижу, что было перед прибытием мистера Малфоя, — голос Кингсли звучал растерянно, и Скорпиус подумал, что такое точно не к добру. — Как это можно исправить или изменить? — он сложил руки на груди, почувствовав тяжесть на дне живота от возможной неудачи. — Дело в том, что… никак. Я хотел бы привлекать к Вашему делу как можно меньше людей, это не та информация, которая является безобидной, но… Теперь мне кажется, что без Отдела тайн тут не обойтись. — Я понял, что у меня всё не слава Богу, — разозлился парень, — но можно выражаться более ясно. А то я ни черта не понимаю. В кабинете повисла тишина. Макгонагалл из-под бровей смотрела на Кингсли и словно готовилась к прыжку. Сам же министр серьёзно и внимательно, с лёгким прищуром взглянул на Скорпиуса и после минуты молчания заговорил: — Кто-то замёл все следы своего прибытия. Честно говоря, такое я встречал только во времена Волдеморта. Там был похожий случай, но не с путешествием во времени. А здесь… Кто-то не даёт увидеть своё прибытие в наше время, хотя теперь мы точно знаем, что Вы не единственный наш гость. — И что Вы предлагаете делать, Кингсли? — женщина не отрывала задумчивого взгляда от голограммы, предполагая, кем мог быть человек, который размывался вместе с полной картиной. — Мистер Малфой, я хочу поговорить с Вами откровенно, — министр сел на край стола, оперевшись ладонями на него позади себя. — Конечно, профессор Макгонагалл рассказала мне большую часть Вашей истории, но я бы хотел услышать всё лично. Скорпиус заскрипел зубами от злости. Вот почему он так не хотел идти в Министерство. Вот почему он так ненавидел политиков. Вот почему оттягивал с откровениями. Потому что из-за таких, как Кингсли, погибла вся его семья. Из-за таких любителей поболтать и подождать, пока другие находятся в опасности. Пока другие рискуют жизнью, в то время как политики пьют чай и рассуждают о смене климата. Они тянут время, а потом говорят, что сделали всё, что могли. Поганые лицемеры. Он вздохнул, набрав в грудь большое количество воздуха, и, расслабив плечи, прямо посмотрел на министра: — Я украл из Министерства магии маховик времени, один из многих, которые стали снова производить. Они были только доставлены в Отдел тайн, и я, пробравшись туда, смог взять то, что мне было нужно. После этого на следующий день я трансгрессировал в Хогсмид и сделал двадцать оборотов, чтобы переместиться на двадцать лет назад. — Вам кто-нибудь помогал? — Кингсли буравил его взглядом начальника, и он точно был недоволен рассказом о краже вещи, принадлежавшей Министерству. Как хорошо, что Скорпиусу было на это плевать. — Нет, я действовал один, — он сглотнул, понимая, что это необходимо упомянуть. — Но планировал отправиться в прошлое не один. Со своей младшей сестрой. — Что с ней стало? — Её убили. Глаза Минервы и Кингсли столкнулись, и их молчаливый диалог дал возможность передохнуть Малфою, потому что он чувствовал, что за последние два дня говорил больше, чем за всю жизнь. — Вы отправились сюда один, — повторил Кингсли, кивая самому себе, — но у Вас есть предположения, кто опередил Вас? — Да, как я уже Вам говорил, это был Люциус Малфой, мой родной дед. И он хочет убить меня. — Почему? — Родственные связи оказались просроченного качества, — ухмыльнулся Скорпиус. — Какие у меня основания верить Вам, мистер Малфой? Вдруг это всё тайный сговор и попытка, скажем… разрушить имеющуюся систему? — Ваша система, о которой Вы так трясётесь, господин министр, через двадцать лет и так развалится. Причём с подачи моего горячо любимого дедушки. Вы, кажется, хотели знать некоторые подробности из будущего? Так вот Вам одно из них: именно Люциус Малфой возьмёт в плен Ваших жену и дочь, а затем потребует выкуп, который ему и даром не будет нужен. Вы попытаетесь их спасти, разумеется, но не успеете, потому что Люциус — псих. И он не станет щадить Вашу семью. Кингсли не двигался, но его смуглая кожа стала немного бледнее. Тёмные глаза смотрели в одну точку и выглядели неживыми. — Ну, так что, Вы можете мне доверять? — ехидно спросил Скорпиус, прекрасно зная, что самую малость наглеет. Но как говорил ему отец: «Наглость — второе счастье. Без наглости я был бы в самой неприглядной части заднего прохода». Наглость — это семейное. Мама всегда говорила, что Малфои просто рождены были показать человечеству все степени данной особенности характера. По их семейству эту самую особенность можно было измерять. — Ладно, — наконец подал голос министр. — Минерва, не могла бы ты подождать немного в приёмной, пока мы с мистером Малфоем обсудим один конфиденциальный вопрос. — Хорошо, — профессор кивнула, и за его спиной послышался хлопок двери. — А теперь ты расскажешь мне всё более подробно и ничего не упуская, Скорпиус, — Кингсли грозно посмотрел на него, наклонившись корпусом чуть вперёд. — Начиная с момента, когда твои родители сошлись. Это очень важно. Малфой прищурился, совершенно не доверяя человеку перед собой, но он понимал, что выбор у него небольшой и придётся идти на риски. Парень вздохнул и решил заключить сделку. — Я согласен, но у меня тоже имеются условия. Лицо Кингсли приобрело задумчивый вид, но через мгновение он утвердительно кивнул.