***
Скорпиус вышел из камина в Атриуме Министерства магии. Он хотел поговорить с Кингсли. Прошло уже две недели с их разговора или сделки — неважно — но никаких изменений или новостей не было. Парень не был суеверным, но такие моменты ему точно не нравились. Его мысли крутились вокруг произошедшего в Мэноре. Это оставило неприятное послевкусие, словно гадкое ощущение во рту с утра. Скорпиус не жалел о своём поступке, не жалел о словах, которые он наговорил Люциусу — не жалел ни о чём. Но он не хотел, чтобы Нарцисса участвовала в их разборках. Такое может закончиться плачевно, потому что бабушка всегда пыталась успокоить мужа, старалась принять удар на себя, прикрывая его. Но Малфой-старший никогда не ценил подобной жертвенности. Нарцисса перестала иметь для него прежнее значение, после — как он считал, предательства — того, как она приняла выбор сына в женитьбе. Женщина сначала отреагировала весьма предсказуемо — с максимально низким воодушевлением. Спустя лишь несколько лет, когда уже появился на свет Скорпиус, она сменила гнев на милость. И искренне попыталась найти точки соприкосновения с Гермионой. Жаль, что Люциус этого не оценил. Они развелись, когда ему исполнилось два года. Неофициально. Малфои ведь не разводятся. Поэтому его заставляли навещать дедушку, которого он терпеть не мог. Пытались показать, что ребёнок-полукровка ничем не отличается от чистокровного. Отец нередко приходил в гости к старику, но их разговоры, попытки понять друг друга, неизменно заканчивались ссорой. После которой Скорпиус не видел Люциуса месяцами. И лишь спустя много времени Малфой-старший делал первый шаг навстречу, приглашая всю семью на ужин. Конечно, и эти попытки наладить отношения с треском проваливались из-за самого же Люциуса. Когда он видел маму, то не мог удержаться, чтобы не начать критиковать её работу, мысли, родителей, друзей — всё, до чего мог докопаться. В конечном итоге, либо она, либо отец, не выдерживали и покидали пригородный дом Люциуса, куда они с Нарциссой съехали, оставляя Мэнор сыну. Это был единственный раз, когда дед поступил по совести. Но Скорпиус подозревал, что подобный благородный поступок был просто влиянием бабушки, не более того. Подходя к посту охраны, парень обратил внимание, что сами охранники немного переполошились перед его приближением. Он нахмурился, ничего не понимая. Рука сама собой нашла палочку в потайном кармане куртки, и сжала, готовясь к чему бы то ни было. — Добрый день, — Скорпиус улыбнулся, включая своё обаяние на полную. Жаль, здесь не сидели девушки, тогда всё было бы гораздо проще. — Я хотел поговорить с Министром. Скорпиус Малфой. Он должен принять меня. — Мы знаем, кто Вы, — пробасил здоровый охранник, больше походя на двухметровый шкаф. Другой рядом с ним, казался крошечным, хоть и был чуть ниже Малфоя. — Нам сказано не пускать Вас. — Простите?.. — он был уверен, что ему послышалось. Это бред. Кингсли незачем прятаться от него в своей крепости, за спинами тупых охранников. — Нам поступил приказ лично от Министра, — сказал другой — щупленький — охранник, стараясь сгладить ситуацию. — У нас нет никаких объяснений, только приказ. И согласно ему… — Мы имеем право вышвырнуть тебя отсюда, задницей к верху, — громила рассмеялся от своей же шутки, немного прихрюкивая. Скорпиус скривился, слыша настолько отвратительные звуки, но его голова была занята другим. Просто: какого чёрта?! Что всё это значит? Парень понимал, что эти жертвы бюрократии вряд ли ответят ему что-то разумное и внятное. Он хмыкнул себе под нос, думая, как поступить. Если Кингсли закрылся у себя в кабинете, то, возможно, он что-то знает. И скрывает. А может, Люциус уже дал о себе знать, напугав всех министерских клерков. Это было в его стиле — нагонять жуть на пустом месте. Даже отсутствие какой-то информации в газетах не показалось бы чем-то удивительным. Пророк всегда находился в руках Министерства и скрыть что-то от людей, для них не проблема. Скорпиус просматривал каждый выпуск со своего прибытия. По несколько раз. И был уверен, что не мог пропустить хоть крупинки информации о перемещении во времени. — Мистер Малфой, Вам лучше уйти, — настоятельно произнёс охранник, тревожно поглядывая на своего коллегу. — Нам не нужны неприятности, думаю, точно так же, как и Вам. И шумиха тоже не нужна. — Ну конечно, — Скорпиус ухмыльнулся, вскидывая руки в сдающемся жесте, — я всё понимаю. Вы же должны смотреть, чтобы никто в этом здании не посмел самостоятельно подтереть себе задницы. Кто я такой, чтобы Вас отвлекать. — Ты… — громила дёрнулся, но был остановлен невербально посланным обездвиживающим заклинанием. — Советую написать жалобу в отдел кадров, у Вас отвратительный напарник, — дав совет бедолаге, который смотрел на него с опаской, парень шутливо поклонился и развернулся к выходу. — Ах да, я совсем забыл. Передайте мой «привет» Кингсли. Только обязательно, — он покачал пальцем, с серьёзным выражением лица. Приблизившись к камину — в очередной раз, — парень обернулся, смотря на фонтан. К несчастью, он слишком хорошо помнил, что именно произошло в Министерстве в две тысячи семнадцатом году. Скорпиус не знал почему, но это воспоминание пронзило голову, словно стрела полотно, и всё его игривое настроение испарилось без следа. Перешагнув через каминную решётку, он произнёс: — Хогвартс. Зелёное пламя поглотило молодого человека, который не заметил мужчину за углом, пристально наблюдавшего за ним.***
Гермиона сполоснула лицо водой из-под крана, поворачивая вентиль, закрывая его. Она подняла голову от раковины и посмотрела на своё отражение. У неё был замученный вид. Конечно, ведь она вчера не спала всю ночь. Ворочалась с боку на бок, пытаясь услышать, что происходит в комнате Малфоя. Но, предсказуемо, девушка осталась ни с чем. Скорее всего, он поставил заглушку, чтобы спокойно напиться. Гермиона совсем не радовалась этому факту и чертовски начала переживать за слизеринца. Просто по щелчку. По велению волшебной палочки. По чьей-то глупой прихоти, которую не могла объяснить. Почему месяц назад она терпеть не могла Малфоя — по-настоящему, не испытывая к нему ни жалости, ни сочувствия, ни каких-либо светлых чувств, — а сейчас волновалась о его состоянии? Может, ему плохо, а помочь некому? Может, он опять не смог побороть свою тягу к выпивке и теперь не в состоянии дойти до комнаты? Стоп, Гермиона, угомонись! Внутренний голос давно орал на неё благим матом, потому что ни он, ни она сама, не понимала, что делает. Это превратилось в какое-то наваждение, которое только прогрессирует, как мерзкая болезнь. Она становится всё более сильной и обживаясь в вашем организме, захватывает территорию, словно вы здесь никто. Грейнджер чувствовала то же самое. Она пыталась, старалась на пределе своих возможностей прекратить думать о Малфое, и, самое главное, перестать сопереживать ему. Потому что объективно, логически, он не достоин подобного. Честно и непредвзято не достоин. Так почему же она не может намотать это себе на ус и запомнить?! Зачем она пытается вечно помочь ему, если слизеринцу это не нужно?! Гермиона вздохнула, опираясь руками о раковину. Она так сильно запуталась. С появлением Скорпиуса в её жизни всё перевернулось с ног на голову. Не было больше понятных и привычных вещей, они все приобрели мутновато серый оттенок, который ты не знаешь к какой гамме цветов определить. В последнее время девушка всё чаще стала сравнивать свою жизнь с палитрой акварели. Там всё понятно и предсказуемо: есть яркие цвета, есть пастельные, есть насыщенные, есть основные и никто не пытается переделать устоявшийся механизм. Данное правило было принято давным-давно и никто не захотел его переделать или изменить по-своему хотению. Гермиона мечтала о том же самом — чтобы её жизнь перестала напоминать карусель, с непрекращающимся вращением в разные стороны. Она в последний раз посмотрела в свои глаза в отражении зеркала и увидела усталость, которую вряд ли скроет косметика или чары гламура. Девушка протёрла лицо полотенцем и вышла из ванной. Грейнджер потеряла интерес ко многим вещам после войны. Но это не казалось чем-то страшным или необратимым. Она понимала, что ей нужно время на восстановление. И постепенно всё происходило так, как и задумывалась. Медленно, но верно, она набирала вес, переставая напоминать ходячий скелет. Стала снова, с прежним рвением, посещать библиотеку и проглатывать книги. Начала больше гулять на свежем воздухе. Восстановила дружеские отношения с однокурсниками, а также с Роном. Они переписывались, и с каждым письмом уходила некоторая обида, которая была у них обоих, и появлялось прежнее понимание. И всю эту прекрасную картину, которая пестрела красками жизни и возрождения, омрачал один маленький фактор — поганый Малфой. Суть как раз-таки в том, что он-то ничего не сделал, — сделала она. Гермиона сама полезла к нему с советами, помощью, какой-то непонятной заботой, а теперь мучилась, даже не зная от чего. Клиническая дура. И это официальный диагноз. Который не поддаётся лечению. Гриффиндорка подошла к шкафу и сняла с вешалки школьную форму. Скинув полотенце, она начала одеваться, по-прежнему пребывая в своих мыслях. Гермиона так хотела наконец разобраться в ахинее, которая творилась в собственной голове, что это превратилось в навязчивую идею. Сегодня всего несколько пар: зелья и чары, а это значит, что ей удастся поговорить с Гарри. Если, конечно, она сможет найти его в вечных попытках спрятаться от неё. Девушка застёгивала нижнюю пуговицу рубашки, когда послышался хлопок двери в башню, а после, и в комнату Малфоя. Видимо, он вернулся. Гермиона ясно слышала, как парень уходил едва солнце выглянуло из-за облаков. Он почистил зубы, принял душ и потом звуки, издаваемые им, оказались вне зоны её слуха. Только ярким отпечатком в её сознании остался хлопок двери, более сильный, чем требовался. Этот хлопок лишь сильнее пробудил в груди чувство вины, которое и так росло в геометрической прогрессии. Она не могла перестать прокручивать в голове разговор между Малфоем и Скорпиусом. Не могла понять, почему они сцепились на ровном месте. Эти вопросы, казалось, обречены остаться без ответов. Гермиона отмерла, и поправив воротник рубашки, взяла галстук, начиная завязывать узел. Такие простые, монотонные и обыденные вещи, часто помогали ей держаться, но в данный момент от них становилось только хуже. Потому что тишина за стеной нагнетала, и она могла слышать каждый шорох, каждый вздох, но все звуки исчезли. Либо это была заглушка, в чём она почти не сомневалась, либо Малфой просто не дышал, что, разумеется, исключено. Гермиона фыркнула и подняв сумку, закинула её на плечо, покидая свою спальню. По непонятной причине, она начала злиться на Малфоя прямо здесь и сейчас. Мгновенно. Хотя, почему же непонятно по какой? Как раз-таки ответ очевиден — причина весьма ясна — Грейнджер хотела прибить слизеринца. Или макнуть его головой в унитаз, чтобы помыть его грязный язык в таком же грязном месте. Боже. Она остановилась посреди гостиной, прикладывая ладонь ко лбу, проверяя температуру. Это были не её мысли. Девушка просто сильно устала от эмоциональных потрясений и переживаний, да и недостаток сна сказывался отнюдь не в пользу молодого организма. Гриффиндорка возобновила шаг и в скором времени остановилась у кабинета зельеварения. Здесь уже собрались почти все студенты с её курса, и оглядев ребят, она кивнула в знак приветствия. Неожиданно взгляд зацепился за Паркинсон, которая стояла особняком, молча сложив руки на груди. Вид знакомой слизеринки разбудил специально похороненное воспоминание о споре. Если Малфой окажется прав, значит, она должна будет ему желание. Конечно, они договорились: никаких пошлостей, но ведь никто не может быть уверен наверняка, что придёт в голову слизеринцу. Гермиона не хотела, чтобы он выиграл, не только из-за желания, но и из-за Гарри. Если всё сложиться, как говорил Малфой, получается, Гарри… заинтересовался Паркинсон? Это невозможно. Хотя Грейнджер как раз-таки уже должна прекратить употреблять данное слово. Потому что уж только не ей говорить, о невозможности чего-то. Она сама попала под заголовок слова «невозможно» в этом году, да и предыдущие не были исключением. — Простите за опоздание, — Слизнорт спешил к ним на всех парах, открывая кабинет. Студенты следом за ним вошли в помещение, занимая свои места. Раньше все делились на факультеты, но после войны вернулось так мало ребят, что необходимость в этом отпала. Гермиона села за первую парту, скорее по привычке, нежели из-за желания отвечать на все вопросы. Она уже достаточно давно не вскакивала и не подпрыгивала, мечтая заработать как можно больше баллов для своего факультета. Война наглядно показала, что важно, а что второстепенно. Оглядев класс, девушка поняла, что Малфой так и не явился. Она редко замечала присутствие слизеринца поблизости, но сегодня всё изменилось. Гермиона почувствовала эти изменения всеми молекулами в теле. Она больше не сможет игнорировать Драко, как делала это — и весьма успешно — в сентябре. Ничего не осталось от прежнего их распорядка и молчаливой договорённости. Он выполняет свои обязанности, она — свои, и они не контактируют, разве что во время патрулирования или в случае необходимости. Теперь эта необходимость стала синонимом состояния Гермионы. Ей нужно было знать, где Малфой, всё ли с ним в порядке — и это тоже стало необходимостью. Очень неприятной, надо заметить. Грейнджер закрыла глаза, начиная испытывать ненависть к себе за бесконечно глупое поведение. За попытки помочь слизняку. За то, что она почувствовала тогда в комнате, когда он держал её ладонь в своей. Гермиона понимала ту себя; понимала, как всё могло произойти; понимала, почему потеряла голову и связала свою жизнь с этим человеком; понимала, но не хотела чувствовать всего того, что начало отравлять ей жизнь. Да, ещё не так давно она задавалась вопросом: каково это — любить Драко Малфоя? Ей было по-настоящему интересно и волнительно. Но в этот момент всё изменилось. Гриффиндорка хотела вырвать эти чувства с корнем. Навсегда. Она расправила распущенные волосы, чтобы они закрыли её лицо. Которое, то пылало, то становилось мертвенно-бледным от непрекращающегося потока мыслей в голове. Слизнорт проводил теоретический урок, большую часть информации которого она знала, поэтому не стала насиловать себя и заставлять выводить каждую произнесённую профессором букву. Гермиона просто прописывала отдельные фразы, которые её мозг был способен улавливать, в то время как она сама находилась в водовороте воспоминаний о слизеринце. Не радужных или приторных (хотя таких и не существовало), а во всех имеющихся. Кажется, она составляла его психологический портрет или что-то вроде того, но получалось из рук вон плохо, потому что её познания касаемо Малфоя, были достаточно скудны. Весь урок зельеварения прошёл словно сквозь неё. Гермиона практически не помнила, о чём была сегодняшняя пара, единственным напоминанием о ней были кое-какие записи в тетради. Чары прошли в таком же тумане. Грейнджер двигалась автоматически, почти не замечая вокруг себя проходящих мимо людей. Когда она остановилась возле каменной горгульи в кабинет директора, то поняла, что совсем не помнит, как сюда дошла. Только девушка захотела развернуться, как послышался скрежет, а после перед ней материализовался Гарри, который спускался вниз. — Гермиона, привет, — он был удивлён, но расстроен, что радовало девушку, ведь она уже знала о чём будет его спрашивать. Как сказал бы Рон: мучить. — Привет, Гарри, — гриффиндорка постаралась улыбнуться, но, кажется, эта попытка оказалась неудачной. — Есть минутка? Я хотела поговорить с тобой. — Конечно, я тоже хотел обсудить с тобой кое-что, — Поттер кивнул на подоконник, и они сели друг напротив друга. — У тебя всё в порядке? Ты просто… немного… выглядишь… — Не очень, — закончила за него Гермиона, кладя на его ладонь свою. — Я знаю, Гарри, можешь не изворачиваться. Просто многое навалилось в последнее время и появились небольшие проблемы со сном. — Вынужден согласиться, — уныло пробурчал парень, переводя взгляд на свои ботинки. Гермиона вспомнила о своём желании расспросить друга о Джинни и Паркинсон, но увидев его таким подавленным, она растерялась, не зная, стоит ли начинать свой допрос. Но она всегда была излишне любопытной — это было то качество, которое девушка, и любила в себе, и ненавидела одновременно. — Гарри, — Грейнджер запнулась, не представляя, в какую упаковку завернуть свои слова, чтобы они не показались обидными или обвиняющими. — Я хотела поговорить с тобой… о… Паркинсон. Поттер вздохнул и его плечи поникли. Словно все бренности сего мира свалились на него в мгновение ока. Хотя такой расклад не был бы чем-то необычным. Он провёл рукой по лицу, оттягивая с ответом. Гермиона не стала давить или подгонять его, она просто болтала ногами в воздухе, осознавая, что теперь редко позволяла себе подобное дурачество, в котором не было ничего плохого. Просто она всё больше была поглощена проблемами и время на детские забавы, которые необходимы всем, не оставалось. — Я даже не представляю, как всё… объяснить, — Гарри прыснул, не веря, что ему придётся рассказать об этом. — Просто говори, — тихо подсказала девушка, крепче сжимая его ладонь. — Ладно, — он покачал головой, делая глубокий вдох. — Помнишь, мы говорили на день рождения у Флёр? — она кивнула, и парень продолжил: — Я говорил правду. Но только…многое изменилось с того момента. Мы с Джинни расстались. Вернее, взяли перерыв на месяц. У нас всё как-то… запуталось и стало не нашим, понимаешь? — он посмотрел на неё в поисках поддержки и Гермиона кивнула, безмолвно соглашаясь. — Я ей всё рассказал, ну, не считая моего задания и Скорпиуса. Конечно, это породило много трудностей, но суть осталась прежней. — Как она отреагировала? — шёпотом спросила девушка, плохо представляя, как на такое может отреагировать адекватный человек. — Спокойно, — удивление в голосе Гарри подсказывало, что он сам верил в услышанное с трудом. — Она не кричала, не била посуду. Мы просто спокойно поговорили и пришли к единогласному решению. — А причём здесь Паркинсон? — она всё-таки не выдержала, и из-за злости на себя, чуть не прикусила язык зубами за чёртову несдержанность. — Дело в том, — туманно начал Гарри, больше походя на неуверенного в себе подростка, которого застукали с девушкой, чем на взрослого мужчину и аврора. — Скорпиус рассказал мне, кто был моей женой там. — Господи, только не говори, что это… — на выдохе и с шоком в голосе прошептала гриффиндорка, открывая рот. — Да, это Паркинсон, — хмыкнул Поттер. — Представляешь моё удивление? Я растерялся и решил посмотреть на неё, не знаю, зачем, просто… это было каким-то импульсом. Я не могу объяснить, чем я думал. И когда я её увидел… это странно, знаю, — поспешно сказал Гарри, примирительно поднимая ладони. — Пэнси… я словно впервые на неё посмотрел по-настоящему. Меня как молнией шарахнуло. Гермиона слишком хорошо понимала слова Гарри. Даже больше, чем хотелось бы. Она посмотрела на свои туфли, боясь, что друг каким-то образом может догадаться о её мыслях. И стыде за то, что она начала испытывать, не понимая как всё произошло. — Потом я начал следить за ней. Каждый день на протяжении двух недель, и увидел, что её донимают Кормак и ещё несколько старшекурсников. Я предложил ей помощь, но два наших разговора за два дня, привели только к ссоре. Причём, причину я так и не понял, — сокрушительно признался Поттер. — И вчера мы с Джинни поговорили об этом. — Гарри… я не знаю, что сказать, — Гермиона прижала ладони к щекам, пытаясь остудить покрасневшую кожу. Она проиграла Малфою. Такое не может присниться даже в самом страшном кошмаре. Господи, она проиграла Малфою желание. Подобное нельзя совершать, когда он в обычном состоянии, а когда злится на неё… Грейнджер конец. Без вариантов. — Ничего не говори, — усмехнулся парень, — мне самому не верится во всё это, но реальность такова. — А Джинни, ты чувствуешь к ней что-то? Прежние чувства остались или они больше не те? — Гермиона переживала за подругу, потому что прекрасно была осведомлена о её привязанности к Поттеру. Но также она знала, что Уизли уже давно не испытывает былой любви к парню. Всё действительно слишком сильно запуталось. — Конечно, я люблю её, — почти оскорблённо сказал Гарри, — но боюсь, это — любовь не романтического характера. Она дорога мне по-прежнему, я готов на всё ради неё. Но у меня не возникает желания поцеловать её или… — Я поняла, — поспешно остановила его девушка, понимая о чём он говорит. — И что ты планируешь делать? — Не знаю, наверное, использую этот месяц на максимум, чтобы лучше разобраться в себе. В первую очередь, мне нужно понять, почему я так зациклился на Паркинсон, а потом и поговорить с Джинни ещё раз. — Ну, а сейчас ты хочешь вернуть ваши отношения? — Гермиона убрала короткие непослушные пряди с лица, заглядывая в зелёные глаза друга. Он поник, будто испытывал небывалую вину. — Нет, — тихо произнёс Гарри, не выдерживая её взгляд, думая, что она его осуждает. Хотя это было не так. Гриффиндорка задумчиво закусила губу, пожалуй, чересчур сильно, потому что нежную кожу неприятно закололо. Она перестала издеваться над губами и вздохнув, обратила внимание на Поттера. У которого был понурый вид, словно перед похоронами. — Гарри, я не осуждаю тебя, — девушка провела рукой по его вечно взлохмаченным волосам, молчаливо прося посмотреть на неё. — Правда. Просто это было очень неожиданной новостью. И некоторые вещи, которые ты говорил… были мне знакомы. — Знакомы? — переспросил он. — Да, вся эта ситуация со Скорпиусом и перемещением во времени, странно подействовали на меня. Я, — Гермиона не знала, какое слово подобрать. Она чувствовала себя так нетипично, что, казалось, была готова упасть в обморок от большого количества испытываемых эмоций, — прониклась симпатией… к… к Малфою. Как только роковая фамилия сорвалась с губ, стало значительно легче, но так же и страшно до чёртиков. Она смотрела на лицо друга, ища признаки злости или желания обвинить её в предательстве, но ничего подобного не было. Лишь спокойное принятие и капля горечи от того, что это Малфой. — Я не удивлён, — Гарри заметил её шок и решил уточнить. — Ваш сын появляется здесь и заявляет, что вы были вместе, да ещё и невероятно счастливы. Совершенно естественно, что у тебя возникает интерес к Малфою. И не просто интерес, но и, возможно, чувства, потому что однажды подобное уже случилось и вряд ли что-то может изменить повторение истории. Гермиона сидела с открытым ртом, осознавая, что слова Гарри были настолько логичными, правдивыми и искренними, что девушка потеряла связь с реальностью на несколько мгновений. Всё действительно было объяснимо и, возможно, Грейнджер не являлась сильно виноватой в этой истории. Её действия вполне могли быть предопределены. Как только подобная мысль промелькнула в её голове, Гермиона истерично рассмеялась, пугая друга своим поведением. Она только что допустила веру в судьбу и подобную чушь, которую всегда презирала. Ей захотелось спрыгнуть с Астрономической башни от осознания, как сильно она отчаялась, лишь желая найти разгадку в своём интересе к Малфою. Скорее всего, тут не было никакой мистики. Всё было до смешного банально, а Гермиона на секунду переложила ответственность за свои поступки на злой рок или судьбу. Глупость, да и только. — Прости, Гарри, — она успокоилась и постаралась говорить спокойно, без колебания тона — от истеричного, до безумного с ноткой досады. — Я никак не ожидала, что ты так разумно отреагируешь. Ещё и твои слова… они заставили меня понять кое-что. — Это хорошо? — немного тревожно спросил парень, поглядывая на неё с опаской. — Да, думаю да, — выдохнула Гермиона, зарываясь руками в волосы. — На самом деле, я вспомнила о чём ещё хотела поговорить с тобой. — И? — Гарри кивнул, закидывая голень себе на колено. Учитывая, что они сидели на подоконнике, его поза была весьма неудобной и странной. — По поводу слизеринцев. Ты упомянул, что некоторых унижают Кормак и другие. Дело в том, что Малфой приходил ко мне вчера с просьбой попытаться исправить это. — Малфой и просьба — я не ослышался? — лицо Поттера была настолько шокированным, что Гермиона коротко прыснула, начиная улыбаться. — Да, я тоже не сразу поверила в его слова. Но он был настолько обеспокоенным ситуацией, что бросалась в глаза вся серьёзность положения. Я очень сомневаюсь, что он бы пришёл ко мне, если бы смог самостоятельно хоть как-то исправить положение, — девушка выдохнула, понимая, что всё время, пока говорила, не дышала. Словно вестибулярный аппарат отключился на период упоминания Малфоя. — Да уж, — протянул парень: его глаза были чересчур большими, будто он не мог смириться с услышанными новостями. — Я помогу, особенно если вспомнить, что я с самого начала это планировал. Но раз даже Малфой обеспокоен происходящим, то боюсь представить, сколько мы не знаем. — Я могу чем-то помочь? — Гермиона почувствовала то, что уже давно не испытывала — азарт. Тот самый азарт, который всегда преследовал её во время прогулки под мантией после отбоя или опасной операции, которую Золотое трио придумало себе самостоятельно. — Да, мне понадобятся лишние руки, — Гарри снова принял серьёзный вид и вся неуверенность и даже некоторая робость, которая присутствовала во время их разговора, испарилась. Он стал аврором, человеком, уже видевшим многое в жизни, и который не боится ничего. Кроме девушек, разумеется. — Хорошо, — девушка улыбнулась, гадая, где сейчас мог находится Малфой. Его помощь им бы не помешала.***
Драко ждал, когда Паркинсон закончит обед и наконец поднимет свою задницу, чтобы покинуть Большой зал. Он есть не хотел, аппетит уже давно был ни к чёрту, а сейчас и настроение ему соответствовало. Малфой провёл всю ночь на крыше Хогвартса. Он случайно нашёл туда вход, когда был в пьяном угаре. Тогда парень просто прислонился к стене и провалился в дверной проход, который не отвечал его габаритам. Чудом не свалившись на прекрасную зелёную лужайку во дворе школы, он осознал, что обрёл место, где можно побыть одному. С тех пор Драко всегда пропадал там, если настроение было на дне Марианской впадины. Ему не хотелось видеть кого-то, говорить с кем-то. Нужен был просто отдых без назойливой гриффиндорки, которая не умела держать язык за зубами. Опять. Ну сколько можно?! Ему уже надоели мысли о Грейнджер. Всю ночь он думал о ней, и о том, как при возможности оторвёт ей голову. Просто, чтобы потешить своё самолюбие. Больше всего Драко бесило то, что она не рассказала о его проблеме кому-нибудь другому, а то, что девчонка рассказала об этом именно Скорпиусу. Поганому сопляку, который называл себя его сыном. Который говорил, что разочарован в нём. Пускай бы даже Поттер, Малфой сквозь зубы, но переварил, но Скорпиус… Нет, он не собирался прощать подобные выходки. Хотя не стоит забывать, что Драко не просил Грейнджер помогать ему или узнавать какие-то тайны. Она вообще не должна была знать о нём такой позорный факт. Но парень сам виноват. Это только его вина. Пэнси наконец-то закончила обед и повесив сумку на сгиб локтя, последовала на выход из Большого зала. Она мазнула по нему взглядом, но не удосужилась хоть что-то сказать. Драко знал, что она обижена на него — за дело, что немаловажно. Малфой оттолкнулся от стены, к которой прислонялся, и поспешил догнать её. Как только они поравнялись, девушка ядовито спросила: — Чего тебе? Слизеринец внезапно понял, что уже не может и вспомнить, когда они в последний раз разговаривали с Паркинсон. Наверное, именно тогда, когда он впоследствии проигнорировал её просьбу. Драко вздохнул, пытаясь начать разговор с нейтральной темы, а уже потом перейти к десерту, так сказать. Не то чтобы он научился беречь чьи-то чувства, просто подобное показалось правильным. А Малфой хотел по возможности перестать причинять дорогим людям боль. Это всё чёртово влияние Грейнджер, которое он не собирался признавать и под угрозой смерти. — Как дела, Пэнс? — его голос звучал слишком жизнерадостно, что не являлось обыденностью. — Пошёл ты, Драко, — девушка резко остановилась и посмотрела на него с желанием испепелить. — Сначала отказываешься помогать с переводом. Причём молча! Потом игнорируешь два месяца, а теперь спокойно спрашиваешь, как дела. Ты совсем кретин? — Не уверен, что хочу честно отвечать на твой вопрос, — протянул издевательски Драко, наблюдая, как Пэнси закатывает глаза и восстанавливает шаг, лишь бы избавиться от него. — Да погоди, — он хватает её за локоть, взглядом прося выслушать. — Я же не просто так подошёл к тебе. — Ах, спасибо, что уточнил, а то я подумала, что ты решил извиниться и сказать, что прекратишь быть такой упрямой задницей. Задницей-эгоистом, вот! — торжественно воскликнула девушка, вырывая локоть из его захвата и складывая руки на груди. — Дорогая, я знаю, что облажался… — Не смей меня так называть! Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу подобные прозвища. — Хорошо, — вздохнул Драко, более страдальчески, чем он думал. Он не хотел кричать на подругу, но она за пару минут достала его и теперь всё сложнее было контролировать тон своего голоса и манеры, которые и так были в последнее время не на высоте. — Я знаю, Пэнс, что тебя доводят придурки с Гриффиндора и остальных факультетов, — девушка хотела возразить, но он не дал ей этого сделать. — Молчи. Я в курсе всего. Почти всего. Именно поэтому я решил спросить у тебя, насколько всё серьёзно. Потому что речь не только о тебе, но и остальных учениках. Блейз мне рассказывал, как видел, что мелких слизеринцев тоже обижают — это ненормально. — Откуда ты узнал? — севшим голосом спросила Паркинсон, смотря в пол. — Блейз. Он говорил, что начал присматривать за вами всеми после увиденного. И не зря, — Драко взглянул на подругу, кладя ладонь на её плечо. — Эй, всё будет нормально, не переживай. — Не в этом дело, — она стряхнула его руку и Малфой ощутил небольшой укол боли и вины недалеко от сердца. Как поэтично. Ты стал романтиком, Драко? Заткнись! — А в чём? — парень засунул руки в карманы брюк, игнорируя голос Люциуса у себя в голове. В последнее время он всё чаще заглядывал к нему в гости, будто чувствовал, что сын окончательно перестает зависеть от него. Даже мысленно. — Что мы можем сделать? — Пэнси развела руками в стороны, подчёркивая их безвыходную ситуацию. — Нас обложили со всех сторон. Если мы пожалуемся, то сначала возьмут показания у этих придурков, а уже потом у нас. И кто знает, что они там наговорят. Я молчу, потому что не хочу, чтобы моё личное дело пестрело жалобами. Тогда мне не удастся свалить отсюда, и ты сам прекрасно это знаешь. А младшие… — она запнулась, заправляя короткие волосы за уши. — Они просто боятся. Мелкие с Гриффиндора или Пуффендуя очень озлоблены в этом году и приструнить их не получается из-за влияния таких людей, как Кормак. Замкнутый круг. — Дерьмо, — тихо сказал Драко, откидывая голову назад, начиная буравить взглядом потолок. — А я о чём? — уже гораздо более расстроенно произнесла девушка, нежели в начале их разговора. На некоторое время между ними повисла тишина. На самом деле, Малфой любил молчать с Пэнси. Она никогда не нарушала подобных мгновений ненужной болтавнёй. Паркинсон была истеричкой и вообще не самым приятным человеком. Но другом она была потрясающим. Драко до сих пор был счастлив, что им хватило мозгов не испортить дружбу сексом. На шестом курсе Пэнси влюбилась в него без памяти, переставая быть собой. Драко не чувствовал того же, но отказываться от красивого тела не собирался. И, кажется, всё решилось, но в один момент, многое переменилось. Девушка съездила на каникулы домой и вернулась в слезах и с новостью о скоропостижной помолвке. Вынужденной. Конечно, всех чистокровных готовили к подобному исходу, но девчонку было жаль, потому что её избранником стал пятидесятилетний старик. Малфой никогда не умел утешать людей и высказывать им слова поддержки, поэтому этим занялись Нотт и Дафна. Вскоре, Гринграсс поглотила первая любовь и Пэнси полностью досталась Тео. Закономерно и предсказуемо, всё закончилось сексом и отношениями впоследствии. Драко был счастлив, что его не затянуло в эту кабалу под названием «отношения». Ему было шестнадцать, разумеется, в таком возрасте единицы парней думают о чём-то серьёзном. Так что дружба была спасена, и слизеринец радовался подобному развитию событий, но недолго. Дальше все всё знают. Жаль было, что Пэнси и Нотт расстались, когда он решил переехать вместе с родителями в Италию. И, возможно, они бы остались вместе, если бы не Драко. Если бы он хотя бы постарался помочь Паркинсон, ей бы так не досталось. Чёртов эгоист. Вот поэтому он и начал злоупотреблять алкоголем — никаких проблем, никакой вины, только выпивка и свобода, как в теле, так и в голове. К несчастью, это не привело к чему-то хорошему, а наоборот, сделало всё значительно хуже. Во много раз. — Ладно, у меня есть идея, — Драко сосредоточенно нахмурился, объясняя свой маленький план. — Я поговорил с Грейнджер… — С каких пор ты спокойно разговариваешь с Грейнджер? Да ещё и говоришь о ней без оскорблений? — шокированно спросила Пэнси, но он пропустил её вопросы мимо ушей. — В общем, я попросил её поговорить с Поттером и Макгонагалл. Поттер сейчас в школе, и я очень сомневаюсь, что герой всея мира не захочет помочь кому-то ещё раз. — Только не Поттер. Не нужно Поттера, — крикнула-пролепетала девушка, смотря на него расширенными от испуга глазами. — А что с ним не так? — пребывая в полном недоумении, Малфой больше не смог сказать что-то ещё. — Он странный, — почти истерическим голосом ответила Пэнси, округляя глаза. — Постоянно пялится на меня, предлагает помощь. Я уже его бояться начинаю. — А может не бояться, а? — насмешливо протянул Драко, растягивая на губах ухмылку. — Ты совсем что ли? — она покрутила наманикюренным пальцем у виска, смотря на него, как на сумасшедшего. — Фу, просто фу. У него к тому же и девушка есть. Мелкая Уизли. — А если бы не было девушки, что тогда? — Малфой никак не мог перестать веселиться, потому что видел, что оказался прав. Пэнси действительно неравнодушна к Поттеру. Пускай пока только непонимание или страх, но эмоции — любые — всегда являются началом. Драко чувствовал себя чёртовым купидоном. По весьма простой причине — он оказался прав. Значит, и Поттер был в этом болоте, раз контактировал с Паркинсон достаточно, чтобы заставить опасаться. А ещё… он выиграл спор. Такой глупый, безобидный, детский спор. Такое грело душу, потому что хоть в чём-то, но он обставил Грейнджер. Интересно, она уже побежала выведывать у Золотого мальчика все секреты, чтобы потом разболтать о них всей округе? Малфой прикрыл веки, понимая, что его злость глупа и беспочвенна. Знала только она! Грейнджер клялась, что никому ничего не расскажет, а все её слова оказались обычной ложью! Что ты на это скажешь? Язвительный внутренний голос сегодня не сдавался. Он, видимо, хотел довести Драко до истерического припадка, когда он начнёт кидаться на людей и грызть им шеи. Чтобы его точно упрятали в психушку, где ничто не помешает терроризировать подопытную мышь, которой и будет сам Малфой. — Ничего тогда, — взвизгнула Пэнси, заставляя своей реакцией его рассмеяться. — Хватит ржать. И вообще, я всё ещё злюсь на тебя, понятно? Ты и близко не прощён. Даже если Золотой мальчик обратил на меня внимание и я избавлюсь от проблем, ты не будешь прощён. — Понял я, понял, — парень поднял руки в сдающемся жесте, ухмыляясь. — Но смотри, кажется, я оказался прав. Ты уже примерила фамилию «Поттер» к своему имени? Она зарычала, закатила глаза и поспешила прочь. Драко не дал ей уйти далеко, надеясь восстановить былые дружеские отношения. Ему действительно не хватало Пэнси. Её постоянных сплетен на ухо, которые ему были совершенно не нужны. Её вечного нытья, что она поправилась, хотя это не так. Её бесконечного обсуждения платьев, туфель, тканей, косметики и прочей лабуды, которую ни один парень не мог терпеть. Но это всё делало Паркинсон собой, а значит, его подругой детства. Хоть и вызывающей почти постоянное желание оторвать ей голову и скормить соплохвостам. Всё, как у всех. — Пойдём в Хогсмид? — предложил Драко, едва поспевая за девчонкой — так быстро она перебирала ногами на каблуках, несмотря на свой совсем не модельный рост. — Посидим, обсудим все твои обиды. — Ох, Драко, не пытайся быть джентльменом — тебе не идёт, — сурово пропела девушка, заворачивая в сторону подземелий. — И почему это только мои обиды? Ты та ещё неженка и не отрицай. — Ну, с тобой мне не сравниться. Чёрт, он действительно скучал по их препирательствам. Все эти дружеские придирки, подтрунивания, издевательства, которые понятны только вам — это и есть дружба. — Ладно, так и быть, — несчастно вздохнула Пэнси, останавливаясь посреди коридора, когда поняла, что он не отстанет. — Давай через полчаса. Мне нужно привести себя в порядок. — Может, тогда не через пол, а через все два часа? — удивлённо-издевательски предложил Малфой. — Давай быть реалистами, Пэнси, полчаса для тебя слишком мало. Хотя и два… — Ой, да пошёл ты, сейчас вообще никуда не пойду, — она топнула ногой и не выдержав всей серьёзности, с которой они пытались вести диалог, рассмеялась, прикрывая ладонью рот. Драко подхватил, — как он про себя говорил — немного поросячий смех девушки и радовался, что стена между ним пала. — Вы посмотрите, кто это тут у нас? — Кормак Маклагген приближался к ним вместе со свей стаей придурков с разных факультетов и выглядел при этом, словно император. — Кормак, какая встреча — пропел Малфой, раздражённо хмыкая. — А я всё никак не мог понять откуда такая вонь. А это оказывается к нам мусор пожаловал. — Если здесь и есть мусор, так это ты — Малфой, — прорычал Захария Смит, тыкая в него своей культяпкой. — Драко, не надо, — шёпотом сказала Пэнси, беря его за руку, желая увести его отсюда. — Спокойно, — он кивнул ей, снова налепливая усмешку на лицо. — У меня тут появились некоторые сведения, Кормак. Говорят, ты стал совсем большим мальчиком и теперь обижаешь тех, кто не может тебе ответить. Так по-взрослому, я просто не могу, — Малфой прыснул, наблюдая, как звереет выше указанный экспонат. — А тебе не кажется, Малфой, что ты забыл своё место? — сказал Смит, вызывающе смотря на слизеринца. — Я с шестёрками не разговариваю, — с улыбкой на лице и издевательским голосом ответил парень, видя воочию стадо зверей. — Пускай твоя мамочка говорит, а ты не тявкай, пока взрослые разговаривают. Смит подлетел к нему и в левую скулу пришёлся жутко-сильный удар, едва не сбивший его с ног. Пэнси взвизгнула, кидаясь к нему, но Малфой завёл её за спину, не давая рыпаться. — Как невоспитанно, Зах, — видимо, его инстинкт самосохранения сегодня взял выходной, потому что иначе Драко не мог объяснить, откуда он взял такой огромный запас смелости, граничащей с безумием. Причём, исключительно гриффиндорским безумием. Чёртова Грейнджер и её поганое влияние на него. Он проклянёт её, как только увидит. — Малфой, нас пятеро, — Кормак указал ладонью себе за спину, — а ты один. Если, конечно, не брать в расчёт твою шлюшку, но она может пригодиться нам для другого, верно, парни? Те заржали, начиная обмениваться сальными ухмылками. Пэнси за его спиной дёрнулась, но она молчала, возможно, чтобы не показывать свой страх. А Драко думал, как это всё банально. Выводить его из себя с помощью такого затасканного до дыр приёма. Начинать оскорблять девушку, сыпать предсказуемыми намёками, чтобы потом он кинулся на них и его избили гурьбой. Господи, если у этой истории есть рассказчик, то пусть у него проснётся фантазия, а не это всё. Но несмотря на все доводы, мысли, рассуждения и прочее, Малфой вёлся на данный приём. Как и каждый, кому были неприятны подобные слова в адрес — знакомой, любимой, близкой, дорогой, неважно — девушки. Такие методы выведения из себя человека всегда срабатывают, а низкие, словно гиены, существа, питаются за счёт подобной банальщины. Жаль Драко не послушал свой внутренний голос и с размаху ударил Кормака в солнечное сплетение. Кулак загорелся адской болью. Он не был двухметровым шкафом, чтобы не почувствовать такую боль, но показать её, значит — проиграть. А Малфои не проигрывают или не сдаются, тут как пойдёт. Кормак согнулся пополам, хватая воздух. Но только слизеринец ощутил удовлетворение, как его схватили со спины, прижимая руки к туловищу. Он не мог пошевелиться. Драко не успел понять, что произошло, когда его лицо приняло новый удар. Сначала в нос, потом в челюсть, а дальше не получалось отследить места соприкосновения с очередным кулаком. — Хватит! Прекратите! Вы убьёте его! — Пэнси цеплялась за плечи и спины парней, пытаясь оттащить их от Малфоя, но у неё ничего не получалось. — Я вызываю директора! Её крик был услышан и Смит отошёл от столпотворения, зажимая девушку в угол. — Если ты ещё раз тявкнешь, будешь следующей, поняла? — Захария схватил её за волосы, приближая лицо Паркинсон к своему. — Предупреждаю один единственный раз. Он швырнул её на пол так сильно, что колени резко заныли от боли. Она попыталась встать, но Смит пнул девушку в живот и Пэнси чуть не потеряла сознание от ощущения, переломивших надвое. Она упала на бок, прижимая руки к животу, не имея даже возможности увидеть, что происходит рядом из-за непрекращающихся слёз, заливавших глаза. Пэнси хотела пошевелиться, но ноги не слушались, а из горла вырывались лишь хрипы. Драко уже ничего не видел. Глаза заплыли от огромного количества ударов по ним. Мыслей в голове не было, была только боль, распространяющаяся по всему телу с такой скоростью, что ему не верилось, что у человека может столько всего болеть одновременно. Его кинули на пол, когда Малфой почти перестал дышать из-за внутренних кровотечений. — Надеюсь, он тут подохнет. Мерзкий Пожиратель, — Кормак плюнул рядом со слизеринцем. — Слышишь, Малфой? — Смит наклонился к нему и заговорил шёпотом на ухо, словно делился секретом. — Я ненавижу тебя за то, что такие как ты убили мою семью. За то, что теперь многие из вас на свободе. В том числе и ты. Я обязательно расскажу директору и Министру, как вы напали на меня, а мои верные друзья смогли помочь мне. И всё, конечно же, произошло в целях самообороны. Прощай, ублюдок. Драко в последний раз пнули, переворачивая на спину. Он уже практически ничего не слышал, только всхлипы рядом, но так тихо и нечётко, что парень подумал, что ему кажется. Его сознание медленно погружалось в сон, но Малфой боролся с этим, потому что все знают, что засыпать нельзя ни в коем случае после подобных травм. Он правда боролся. Но забвение казалось таким привлекательным, что Драко не удержался и позволил объятиям Морфея поглотить его.