Абстракция

Драко не мог открыть глаза — это первое, что он понял. Второе — это то, что он в больничном крыле. Такой концентрат запаха трав и мазей, он бы никогда не спутал с другим местом. И третье — это то, что рядом с ним сидела девчонка. Малфой слышал тихие всхлипы, которые априори не могли принадлежать парню. Наверное, это Пэнси. Вряд ли кто-то другой из женского пола решил навестить слизеринца. Хотя был ещё один вариант. Но это полная глупость. С чего бы Грейнджер приходить сюда и лить слёзы? Она же хренова гриффиндорка, такие не показывают слабость врагу. Но почему-то парень очень хотел, чтобы здесь находилась именно Грейнджер. Он не хотел что-то объяснять или вообще думать об этом. Это желание просто завладело им и всё. А потом Драко принюхался и уловил знакомые нотки духов, которые помнил ещё с курса пятого. Пэнси. Как и ожидалось. Малфой не хотел анализировать внезапный импульс боли в груди. Даже не думал о подобном, но упрямые мысли взяли верх. Видимо, о том, что случилось никто не знает, иначе Грейнджер точно бы прибежала раньше всех, чтобы удостовериться, кто это такой смелый нарушил правила. Она бы замучила бедолагу или всех их своим нравоучительным тоном и бесконечным потоком лекций о поведении. Парень понял, что улыбался пока эта мысль владела им. — Драко? — Пэнси, по всей видимости, встала со стула для посетителей и коснулась его руки. И без того хрупкая надежда была окончательно разрушена, от чего уголки губ опустились сами собой. — Привет, Пэнс, — прохрипел Малфой, пытаясь разлепить веки. С большим трудом ему удалось немного приоткрыть глаза, но мутная пелена всё ещё присутствовала. — Привет, — облегчённо выдохнула девушка, крепче вцепляясь в его ладонь. — Как ты себя чувствуешь? — Прямо сейчас могу покорить Эверест, — Драко хотел опереться на локти, но его пригвоздили к кровати. — Лежи, тебе нельзя вставать. У тебя половина костей были сломаны. Чудо, что ты вообще выжил, — Паркинсон снова шмыгнула носом, стараясь сдержать слёзы. — Прости, просто я так испугалась. Нужно было торопиться, а я… — Угомонись, Пэнс, — раздражённо прохрипел Малфой. — Ты привела помощь — вот, что самое главное. Я жив, а остальное неважно. — Ты мог умереть, придурок, — прорычала девушка, со слезами на глазах. — Если бы я ещё хоть минуту потратила на то, чтобы встать, ты бы умер — понятно тебе, индюк чёртов? — Хватит меня оскорблять, я вообще-то с того света вернулся, мне необходимо хорошее обращение, — сарказм в его голосе смог немного расшевелить Паркинсон, раз она снова начала закатывать глаза. — Ты просто несусветный идиот. И как я терпела тебя все эти годы? — сокрушённо призналась она. — Это всё моё природное обаяние, дорогая. У тебя не было шансов, — хмыкнул Драко, упрямо пытаясь подтянуться на руках в сидячее положение. — Вот тупоголовый тролль, — пробурчала Пэнси, подкладывая подушки ему под спину. Малфой более-менее удобно сел и едва не скривился от боли во всём теле. Туловище, особенно область живота, болела нещадно, словно его били именно в ту область. Хотя наверняка так и было. Это самое уязвимое и болезненное место, так что не удивительно, что его обидчики решили не сильно заморачиваться с местами ударов. — Что было после того, как я отключился? — спросил Драко, видя на лице девушки вину и злость одновременно. — Я побежала в больничное крыло. Встретила Грейнджер и Поттера и… — Они в курсе? — в горле резко появилась сухость, а сердце стало стучать где-то в трахее. — Да, — Пэнси поправила юбку, словно боясь поднять на него глаза. — Грейнджер помчалась к тебе и оказала первую помощь, а Поттер побежал за Помфри. Мы с ней отлевитировали тебя сюда, а потом они ушли. — Класс, — выдохнул Драко, опуская голову на подушку, и начиная вглядываться в трещины на потолке. Внезапно это показалось самым интересным занятием на свете. Малфой не мог понять, какие чувства испытывал по поводу услышанного. С одной стороны — благодарность Золотому дуэту, а с другой — стыд. Он не мог представить, что Поттер или тем более Грейнджер, видели его в таком состоянии. Драко подозревал, что выглядел, мягко говоря, непрезентабельно. — Она… они ничего не говорили? — проклятая оговорка была сродни предательству от собственного языка. Драко повезло, что он исправился достаточно быстро и это хоть немного исправило положение. Кажется, Пэнси ничего не заметила, хоть это и было не совсем для неё типично. Возможно, она просто не стала придавать большое значение его словам, учитывая недавние события. — Да нет, как только тебя забрала Помфри, нас всех выгнали в коридор, и они куда-то ушли, — Паркинсон пожала плечами, показывая своё беспечное отношение к выше сказанному. — Тебя осмотрели? Всё нормально? — он только сейчас додумался спросить о её самочувствии. Стыд, который медленно распространялся по организму, стал ещё более концентрированным. Малфой ненавидел Грейнджер за то, что она разбудила в нём столь поганую и ненужную эмоцию. За то, что она посмела толкнуть его в пропасть под названием «борьба» и фактически бросила. Блять, Драко, ты загоняешься на ровном месте. Угомонись. Вы никто друг другу, даже если какой-то сопляк говорит обратное. Прекрати думать о ней. Но, как это часто бывает в жизни, всё просто только на словах. На деле практически никогда не бывает легко. — Да, был ушиб поджелудочной, но Помфри дала мне зелье и всё нормализовалось. Правда несколько дней нельзя есть определённые продукты, чтобы лечение протекало быстрее. А ещё придётся ходить каждый день на осмотры, — она скривилась, смешно наморщив нос. — И ты называешь это нормальным? — Драко подался вперёд, зашипев от боли. — Это охренеть как ненормально, Пэнс. — Ох, отстань, — махнув рукой, слизеринка отвернулась к окну, смотря на закат. Уже был вечер. Малфой ненавидел, когда от него отмахивались, особенно когда он переживал за кого-то, а этот кто-то не обращал должного внимания на волнение парня. Драко вообще практически не переживал за людей, поэтому вот такое отношение вызывало гнев. Но он не стал показывать все самые отвратительные стороны своего несносного характера. Они с Паркинсон только помирились и портить такой прорыв в их отношениях не хотелось. К тому же девушка не начала отталкивать его или вспоминать все косяки, а значит, и Малфой мог прикусить себе язык, заглушая возмущение. Парень аккуратно вернул своё бренное тело на подушки, разумно решив больше не рисковать. Потому что в области печени всё настолько горело, что он боялся сделать лишний вдох. Видимо, ему действительно сильно досталось, раз после достаточной порции зелий и лечебных чар, слизеринцу всё ещё хреново. Но это уже превратилось в состояние по жизни, поэтому не вызывало былого негодования. Чертовски хотелось выпить. Драко не пил три дня. Адские три дня. Почти каждая мысль была о виски, о том, как он течёт по гортани, как обволакивает внутренности, как приносит облегчение и свободу в голову. Малфой думал, что будет просто избавиться от такой вредной привычки, но она оказалась прилипчивой. Настолько, что хотелось лезть на стенку от желания выпить. Это походило на настоящую зависимость. Может, не слишком глубокую, но вполне существующую. Наверное, потому что Драко давно перестал бороться со своими проблемами, предпочитая прятаться от них. Такое поведение не приносило боли, душевных метаний, хаоса в разуме, так что алкоголь быстро стал лучшим другом, который понимал и молча принимал все его недостатки. Драко всегда был трусом — он знал это. Но ему никогда не приходило на ум, что он может закончить так. Возможно, именно этот фактор напугал его, заставляя взять себя в руки — страх перед одиночеством и кончиной где-то под забором, никому не нужным. А если вспомнить, что Малфой является аристократом, наследником империи, чистокровным магом, то подобный расклад вызывал ещё больше отвращения и непонимания, как он докатился до жизни такой. Но страх самый мощный манипулятор и наставник. Он может порабощать тебя или заставлять двигаться дальше. Использовать тебя в своих целях или толкать на встречу неизвестности, что может принести только пользу. С Драко получилось так, что он позволил себя уничтожить и перемолоть, как маггловскому комбайну. Просто и без сопротивления. Обычно, действие рождает противодействие. Но в его случае всё закончилось на первом слоге слова «действие». Он сдался, когда ещё даже не объявили о начале борьбы. Так просто сдался, что теперь это вызывало только стыд — его любимую эмоцию — и отвращение к самому себе. Драко хотел что-то изменить. Но ещё больше, хотел доказать отцу, что он не стал тряпкой, не превратился в человека, который ползает в ногах у змееподобного существа. Не превратился в него. Но идея что-то кому-то доказать всегда заканчивается провалом. Всегда, без исключений. И Малфой тоже не стал этим исключением. Он просто пополнил список неудачников, которые только лелеют свои проблемы и плачут о том, как жизнь к ним несправедлива. Подобные самокопания никогда не были присущи его характеру или личности. Но в последнее время парень основательно занялся развитием подобной привычки — тоже вредной, кстати говоря. Драко думал, что если будет вспоминать свои промахи и неудачи, то быстро потухнет, как фитиль свечи во время сильного ветра, но всё получилось с точностью наоборот. Может, всё дело было в пагубном влиянии Грейнджер — он не знал. Но было совершенно ясно, что Малфой сделал небольшой шаг к изменениям. Незаметный, такой мелкий, что его не разглядеть, но он присутствовал, а это начало. — Пэнс, расскажи, что происходило с тобой в то время, когда мы не общались? — Драко взглянул на брюнетку, замечая тень раздражения, а также неуверенности. — Зачем? — она заправила короткую прядь волос за ухо, рассматривая свои ногти, покрытые чёрным лаком. — Мне важно знать, — парень чувствовал себя мудаком, потому что оказался дерьмовым другом, да и человеком тоже. Но сейчас захотелось исправиться, и ситуация к этому весьма располагала. — Я виню себя за то, что не помог тебе. Я должен был помочь хоть чем-то, но решил бросить всех, чтобы жалеть себя, — губы дёрнулись с презрением к самому себе. — Ты такой эгоист, Драко, — Пэнси вздохнула, закидывая ногу на ногу. Её взгляд был прямым, острым, не оставляющим и малейшей возможности спрятаться. — Даже сейчас ты говоришь правильные вещи, но опять же, с выгодой только для себя любимого. — Я же сказал… — Ты сказал, что винишь себя и ещё куча нытья, — фыркнула девушка, направляя на него указательный палец. — Но для чего всё это? Правильно, только чтобы успокоить свою совесть, которая у тебя ещё не совсем атрофировалась. Ты пытаешься исправить свои ошибки, лишь для того, чтобы тебе стало легче. — Это нормальное явление, — попытка объяснить свои мотивы с треском провалилась. — Это эгоистичное явление, — она ухмыльнулась, наблюдая за растущей злостью Драко. — Серьёзно. Я же сказала, что не хочу это обсуждать, а ты всё равно лезешь в душу, когда тебе настоятельно рекомендуют этого не делать. Я в порядке, меня не насиловали, не избивали, а значит, нет смысла мусолить эту тему дальше. Разговор закончен. То, как она жёстко закончила свой монолог, подсказало Малфою заткнуться. Он слишком хорошо знал Пэнси и её истеричный характер, склонный к разным закидонам, так что решил послушать интуицию, и действительно замять разговор на некоторое время. Паркинсон сказала, что насилия не было, значит, самое страшное, что представлял его воспалённый разум, не осуществлялось. Может быть, придурки, которые возомнили себя правосудием, не являлись настолько отбитыми и больными, как могло показаться. Двери больничного крыла распахнулись, пропуская неожиданных гостей. Поттер и Грейнджер шествовали прямо к нему, и Драко подумал, что этот день нужно обвести красными чернилами в личном календаре. — Привет, Малфой, — поздоровался Гарри, сразу утыкаясь взглядом в Пэнси. Она поджала губы и показательно отвернулась. Драко уже хотел начать острить на тему их странного воркования, как у голубков, но тихий голос напрочь стёр такое знакомое желание портить жизнь окружающим. — Привет, Малфой, — одинаковое приветствие от друзей, но насколько же они были разными. У Поттера простая вежливость, у Грейнджер же — переживания, тревога, забота, даже немного нежности. Слизеринцу моментально стало неловко, а ещё обида и злость мгновенно вспыхнули, как только он вспомнил, что эта святоша не умела держать язык за зубами. Как оказалось, даже у непогрешимой всезнайки могут быть недостатки. В помещении повисла тишина. Напряжённая и неловкая. Гермиона смотрела на Малфоя, в то время, как он всеми силами отводил взгляд. Пэнси глядела на друга и понимание некой ситуации, медленно, но верно приходило к ней в голову. Между ними точно что-то есть. Паркинсон подняла взгляд на Поттера, просто чтобы убедиться, что не она одна это видит, и поняла, что он всё время не отрывал от неё глаз, полных… волнения? Девушка растерялась, не зная, как вести себя в данный момент. Она никак не ожидала подобного. — Ладно, мне нужно срочно переговорить с Паркинсон, а пока мы вас оставим, — Гарри взял Пэнси за локоть, поднимая со стула и быстро таща, словно на буксире, на выход из больничного крыла. — Поттер, что ты… — больше Гермиона ничего не услышала, потому что двери захлопнулись. Она была одновременно, и благодарна Гарри, и хотела его убить за то, что он оставил их наедине. Девушка и так чувствовала себя безмерно виноватой, хоть и причина для этого была не самой логичной и страшной. Так ещё когда она увидела истекающего кровью на полу Малфоя, Грейнджер до смерти испугалась. Безумная мысль, до такой степени, что попахивало абсурдом, до сих пор не хотела расставаться с ней. Она боялась потерять Малфоя. Эту невыносимую задницу, которую она ненавидела и презирала. Временами, но достаточно часто. Этого белобрысого хорька и вонючую лягушку, которая никогда не могла вести себя нормально. Чёртова придурка, который мог только хамить, пить, шляться где попало, дерзить и заставлять её чувствовать себя виноватой. Этого человека, которого Гермиона не могла понять и от того — не могла потерять. Бред, безумие, антоним слова «логика» — это было тем, что могло хоть приблизительно описать её отношения со слизеринцем. Но… Но ей уже давно стало плевать, так что Гермиона просто приняла факт того, что этот придурок-индюк-козёл-чистокровный сноб-ошибка природы-главная причина её внезапного раздражения и ненависти ко всему живому — не был ей безразличен. Всё, занавес. А кто не доволен — идите лесом. Это закрытая вечеринка. Жаль, что она не может быть такой же смелой сейчас, потому что взгляд Малфоя, который он быстро кинул на неё, перекрывал поток воздуха, поступающий в лёгкие, и пригвождал к земле. Гермиона открыла рот, чтобы выдавить из себя хоть что-то, но не смогла. Вот вечно так. Почему, когда происходит подобная ситуация, язык запихивается в энное место? Что за несправедливость? — Спасибо, Грейнджер, — выдавил Драко, и она могла видеть, с каким трудом он преодолел себя. Его лицо приняло выражение, будто его сейчас стошнит. — Не за что, — Гермиона сразу поняла о чём речь и постаралась улыбнуться, но лицевые нервы словно заклинило и у неё получилось что-то между судорогой и рвотными позывами. — Уже успела всем рассказать о моих приключениях или ты делишься ими только с сыночком? — Малфой не сдержался, начиная выплёвывать яд. Драко не хотел вообще с ней разговаривать, но его тормоза уже давно были в неисправном положении, валяясь где-то на трассе. Парень мечтал избавится от гряз… грязно… гряз-но-кров… Господи, почему он не мог обозвать её даже в собственных мыслях?! Это нужно прекращать, немедленно! Как же внутренний голос был прав, но его попытки вразумить бестолкового хозяина — ожидаемо — с треском провалились. — Малфой, — простонала гриффиндорка, закатывая глаза, — что за детский сад? Я рассказала Скорпиусу, да, тут ты прав. Я поступила по-свински и нарушила собственное слово. Но это не повод так сильно ненавидеть меня. Скорпиус человек, которому можно верить. Я ему доверяю. — Как трогательно, неужели он наплёл тебе драматическую сказку, и ты поверила? — нараспев протянул Драко, с огромным концентратом насмешки в голосе. Он ощущал такую ярость на сопляка, что сам не мог внятно сказать, по какому поводу. Просто так. Раньше подобная злость всегда была адресована Поттеру, Уизелу и Грейнджер. По одной простой причине — зависть. Слизеринец смог найти в себе силы и признать позорное клеймо в его восприятии мира. Но здесь… не было ответа. А может, ревность? — Чего, блять? — заорал Малфой так сильно, что Грейнджер шарахнулась от его кровати. Драко понял, что это сказала не девчонка, а он сам. В собственной голове озвучил банальную, тупую, но причину, которую исключать не стоит. Гермиона смотрела на него, как на чокнутого. С отголосками страха и непонимания. Парень сжал простынь в кулаки, не представляя, как вести себя дальше. Он никогда не испытывал подобных трудностей, но стоило гриффиндорке более основательно проникнуть в его жизнь, как всё пошло по одному месту. Он точно в заднице. — Грейнджер, — сжатые кулаки не помогали в подборе слов. Всё, на что его хватало, это неуклюжие попытки извиниться. — Я не хотел… чёрт. Зажмурив глаза, парень мечтал провалиться сквозь землю, лишь бы больше никогда и ни за что не позориться так перед девчонкой. — Ничего, — тихо произнесла девушка, всё ещё смотря на него с опаской. — Ты точно в порядке? Может позвать Помфри? Ты… плохо выглядишь. Слишком бледный, даже для себя. — Не надо, я в норме, — Драко передёрнул плечами, стараясь таким образом прогнать злость и стыд — о боже, снова?! — который побежал противными мурашками по спине, обмотанной бинтами. — Ладно, — Гермиона кивнула, не понимая, почему не уходит. Малфой ни за что наорал на неё, а она стоит перед ним, как перед преподавателем, ожидая поручения или наказания. Девушка вообще не знала, зачем пришла. Нет, конечно, она волновалась и поэтому пришла проверить Малфоя, но почему Грейнджер до сих пор здесь, вот в чём вопрос. Уходи. Проваливай. Гермиона, включи мозги. Обязательно. — Когда мы с Гарри столкнулись с Паркинсон, — неожиданно начала гриффиндорка, буравя взглядом пол, — то я побежала помогать ей, а Гарри за Макгонагалл. Она вызвала Кингсли, и Кормака, Заха и остальных, их исключили прямо в ту же минуту. Поэтому слизеринцам больше не следует молчать и бояться, что их будут донимать. Они всегда могут сказать об этом тебе или мне, или любому другому старшекурснику. Больше не стоит молчать. Гермиона перевела дыхание, осознавая, что перестала насыщать свой организм кислородом, пока говорила. — Макгонагалл не знала и половины того, что происходит. Все молчали. Я подозреваю, что возникло много недопонимания между твоим факультетом и директором. Если вы проиграли войну, это не делает вас врагами и грушами для битья. Вы были детьми. Большинство из вас. Поэтому хватит бояться, что вас засудят, только потому что вам не повезло с родителями или с рождением. Грейнджер наконец взглянула на Драко. Он смотрел на неё с некоторым любопытством, как на диковинную зверушку. Но такое не вызывало отторжения или чувства брезгливости, наоборот, такой спокойный и необычный взгляд заставлял всё тело покалывать и покрываться испариной. — Я хочу попросить тебя, как ты поправишься, объяснить это младшим курсам Слизерина. Пора уже прекратить постоянные стычки между факультетами. Мне кажется, все устали от них. Малфой кивнул и склонил голову набок, прищуриваясь. — Откуда такая забота о змеином факультете, Грейнджер? — его голос звучал расслабленно, совсем не так, как пару минут назад. Было ощущение, что он чем-то доволен. И весь его вид подтверждал подобное предположение. — Здесь дело не в факультете, Малфой, — строго сказала Гермиона, — а в детях. Смысл был в войне, если мы всё равно портим друг другу жизнь, только потому что родились в определённых семьях? Ты сам говорил… — она запнулась, не зная, стоит ли напоминать о том их разговоре, но гриффиндорский дух не дал ей отступить, — что кровь у всех одинаковая. Так докажи, и помоги прекратить этот бред, с которым ты самолично сегодня столкнулся. — Как патриотично, — хмыкнул Драко, и это были его единственные слова, которые он произнёс после её длинной речи. Девушка удивлённо округлила глаза, топчась на месте. И всё? Просто прекрасно. Видимо, вот он — знак, что ей нужно уходить. Но она ещё не всё сказала, поэтому отодвинула некоторую неуверенность на второй план. — Малфой, извини, что я рассказала о твоей проблеме Скорпиусу. Я виновата и признаю это, но имей ввиду, ползать у тебя в ногах и молить о прощении, я не стану. Ты виноват во многих вещах и твоё поведение тоже не является образцовым, но ты никогда не просишь прощение за все свои гнилые слова. Поэтому я не считаю, что мой поступок так сильно нарушил моё слово. Скорпиус не чужой нам обоим человек. Как бы ты не противостоял данному факту — это правда. Так что прекращай обижаться, как кисейная барышня и будь мужчиной. Имей совесть признать, что ты тоже уже давно не на высоте. Признай свою проблему и наконец начни бороться с ней, иначе… ты потеряешь всё, что тебе дорого. Ни одна зависимость — серьёзная зависимость — не проходит бесследно. Гермиона замолчала, переступая с ноги на ногу, немного вдохновлённая своими словами. Она так давно хотела высказаться, что теперь сделав это, почувствовала небывалое облегчение. Словно ей было подвластно свернуть горы голыми руками. Банальный пример, но ощущения именно такие. Девушка закусила губу — мельком проклиная себя за столь дурацкую привычку — и вытащила из кармана джинсов небольшой пакетик леденцов. Драко нахмурившись, смотрел на неё, всё ещё находясь в шоке от произнесённых слов, звучавших в голове, как повторяющаяся пластинка, которая заклинила и никак не могла перестать действовать на нервы. Гриффиндорка сделала робкий шаг, а потом уже с большей смелостью, подошла к прикроватной тумбочке. — Это леденцы из «Сладкого королевства». Мятные, — она заправила прядь волос за ухо, выпавшую из высокого хвоста и опустила глаза, чувствуя, как начинают гореть щёки от смущения. — Я слышала, что они могут помочь преодолеть тягу к сигаретам. Ты не куришь, но мало ли… поможет бороться с жаждой. Будет чем занять рот. Гермиона ощущала себя первокурсницей, стоящей перед директором — так сильно она мямлила. Девушка была в шаге от обморока. Ей хотелось умереть на месте. Дурацкие леденцы. Грейнджер кивнула сама себе и шёпотом сказала: — Отдыхай, — и вылетела из больничного крыла, только пятки сверкали. Драко не знал, смеяться ему или попросить направление в психушку, потому что Грейнджер принесла пакет леденцов, представляя, как сложно ему будет бороться с желанием выпить. Это ли не сдвиг по фазе? Она, видимо, специально сходила в Хогсмид, чтобы достать чёртовы конфеты. Малфой почувствовал, как губы против воли растягиваются в счастливой улыбке. И, наверное, впервые за долгое время, он позволил себе радоваться подобной мелочи, которая грела изнутри, как тёплое одеяло, накинутое с заботой. Грейнджер позаботилась о нём. Чёрт. Парень счастливо хмыкнул, беря пакет в руки, рассматривая леденцы. Кажется, у него только что появилось желание бороться. Настоящее желание.

***

— Поттер, что ты… Пэнси и опомниться не успела, как парень выволок её в коридор. Гарри отпустил локоть девушки, когда двери за ними закрылись. Он внимательно оглядел её, даже не скрывая своего волнения. — Мне кажется, им стоит поговорить наедине. И нам тоже, — его голос был полон решимости. Гарри устал думать, анализировать — учитывая, что это не было его сильной стороной — и бороться с тем, с чем по-настоящему не хотел. Его уже давно охватила усталость. Так что это решение не было скоропостижным, скорее, случившееся сегодня, только подкрепило его желание наконец разобраться со своими чувствами. Паркинсон фыркнула, складывая руки на груди: — Не о чем нам разговаривать, Поттер. Вот она всегда так — включает невыносимую колючку, которую хочется придушить и заткнуть своим ртом одновременно. Гарри уже часто прокручивал такие мысли в голове, представляя, какого это — целовать Пэнси Паркинсон. Наверное, красная помада будет съедена им, а она станет упираться, желая показать характер, как у вредной язвы. — Я считаю иначе, — упрямо ответил парень, сокращая между ними расстояние до минимума. — Я волновался за тебя. — Откуда такая забота, Поттер? — её желчь уже начала раздражать его, но брюнет твёрдо держал желание накинуться на неё, так и не определяясь зачем. — Дурой не прикидывайся, ты всё прекрасно понимаешь. Только вот твоё поведение весьма раздражает, знаешь ли. — Вот это да, — Пэнси покачала головой, растягивая губы в ухмылке. — Какая речь. Ты перед зеркалом репетировал? Гарри не выдержал и ударил кулаком по стене позади девушки. Она вздрогнула и перевела испуганный взгляд на него. — Прекрати, — прорычал Гарри. — Если ты думаешь, что я рад находиться здесь, то глубоко заблуждаешься. Я тебе не Малфой, Паркинсон. Мне не доставляет удовольствия поливать всех грязью. Поэтому завязывай. Поттер редко позволял себе говорить с девушками в подобном тоне. Он вообще не любил говорить с девушками, потому что всегда безбожно тупил. Ему не удавалось быть уверенным в себе Казановой, который прекрасно знает, чего хочет и кого. Гарри был тем типом парней, что будет любить издалека. Так было с Чжоу, так было с Джинни, но всему рано или поздно должен прийти конец. Вот и его идиотскому поведению с женским полом пришёл конец. В эту самую минуту. Потому что он устал чувствовать эту чёртову неопределенность внутри. Ему хватило в жизни неизвестности, риска, непредсказуемости. Теперь хотелось совсем другого. Тепла, спокойствия, уверенности в завтрашнем дне — всех тех вещей, которых обычно не хватает именно взрослым людям. Не только снаружи, но и внутри. Гарри давно вырос из маленького мальчика, который был обречён быть в центре внимания. Сейчас он ощущал себя мужчиной, а значит, пора им стать не только физически, но и с помощью поступков. Поэтому в этот самый момент он смотрел в голубые глаза Паркинсон, почти вжимая её в стену. Потому что хотел поставить наконец точку. Либо да, либо нет. Надоело бегать за ней. Подглядывать, как щенку. Ему была необходима определённость. — Не много ли ты думаешь о себе, Поттер? — голос Пэнси дрожал, больше от неожиданности, чем от страха, но факт оставался фактом. Вся её спесь слетела и теперь она была обычной девчонкой. — Не много, — просто ответил Гарри, не контролируя свой взгляд, опустившийся на её губы. — Я просто хочу разобраться. — В чём? В том, что ты сам себе надумал? — зло прошептала слизеринка, кривя нос в отвращении. — Давай ты не будешь прикидываться, Пэнси, — это был первый раз, когда Гарри произнёс имя девушки и она так сильно удивилась услышанному, что по-настоящему растерялась. — Думаешь, я не видел, как ты смотрела на меня? Искала взглядом в толпе. Ты даже пару дней назад хотела сама подойти ко мне, но, видимо, гордость взяла верх, да? — Тебе показалось, — жалко сказала девушка, чувствуя смятение от собственного поведения. Она почему-то так хотела прикоснуться к шраму на лбу парня, провести по его взлохмаченным волосам. Мерлин и Салазар. — Показалось? — переспросил Гарри с улыбкой, ощущая небывалую смелость. Такое с ним бывало только тогда, когда приходилось рисковать жизнью. Риск — вот, что он чувствовал. Этот разговор разбудил в нём дремавшее желание снова почувствовать риск. Жизнь скучна без риска — так говорил Сириус, и он был чертовски прав. — Именно, — она кивнула головой в подтверждение своих слов, опуская глаза на тонкие губы Гарри. Желание провести по ним подушечкой пальца — зашкаливало, а кончик языка — покалывало. — Очень сомневаюсь, Пэнси, — он специально повторил её имя, видя, что оно действует на девушку, как заклинание обездвиживания. Она буквально приросла к полу. — Отстань, Поттер, у нас ничего не может получиться, понятно? Ты не мой тип. Мне нравятся более чистокровные ребята, знаешь. — Ты даже не представляешь, как ты меня оскорбила, — насмешливо хмыкнул Гарри, опираясь и второй рукой о стену рядом со слизеринкой, полностью блокируя ей выход из положения. — Я серьёзно, — пролепетала Пэнси, ненавидя себя, Поттера и всю ситуация в целом. Но вырваться-то она и не пыталась. Вот в чём проблема. Даже не сделала попытки. Неужели, он прав? Ей не нужно было всё это. Конечно, Паркинсон хотела любви, выйти замуж и детей. Но с правильным человеком, чистокровным, а не полукровкой, который собственноручно помог Министерству выгнать из страны её семью. Она вообще должна его ненавидеть, но не могла. Сама не понимала почему. Но ведь это именно Пэнси предложила отдать Поттера Тёмному лорду. Именно она всегда говорила, что без таких, как он и Грейнджер, мир будет гораздо лучше. Что случилось с её мнением касательно живучего мальчика? Где она повернула, раз теперь они стоят на расстоянии пары сантиметров, и никто из них не торопится отходить? Не мог же Поттер быть прав, в своих словах о её поведении? Она же не смотрела на него, да? Пэнси хотела расплакаться от такого количества переживаний за короткий промежуток времени. Она боялась необъяснимого чувства в груди. Ей было так страшно, что сердце, то замирало, то возобновляло свой бег в более быстром темпе. Ей нельзя было испытывать что-то к такому, как Поттер. Нельзя. Она помолвлена. И пускай, что это человек, которого она никогда в жизни не видела — главное — долг перед семьёй, удачно выйти замуж. А Поттер… помеха прекрасному и давно продуманному плану. — Отойди от меня, — прошептала девушка, опуская глаза в пол. Гарри непонимающе нахмурился. У него в голове никак не укладывалось, почему она резко превратилась в отталкивающую слизеринскую змею, которую он раньше так сильно презирал. Буквально в мгновение ока Пэнси снова стала собой — злобной, невыносимой стервой. Она ничего не сказала, не толкнула его. Её глаза просто перестали светиться каким-то озорством, упрямством и желанием. Паркинсон вернула свою маску, моментально заставляя Гарри пожалеть о своём решении расстаться с Джинни. Конечно, когда он уходил от неё, оставляя одну плакать в гостиной, подобная мысль точно также пришла ему в голову. Но эффект от неё не был настолько оглушающим, словно его толкнули в пропасть, а потом в последний момент поймали за руку, крича, что всё это просто глупая шутка. Он скучал по Джинни и подобная тоска была естественна, но это чувство было сродни тоске по близкому человеку, а не по любимой девушке. Наверное, именно это и являлось проблемой во всём безобразии, в которое превратилась его жизнь — он просто разлюбил Джинни. И никакая Пэнси не была здесь замешана. Такое бывает, и нередко, и Гарри был рад тому, что нашёл смелость признаться Уизли в своих чувствах сразу, а не стал тянуть и опускаться до измен. К сожалению, успокаивающего в этих мыслях было мало. Слишком мало. — А если я скажу нет? — парень не оставил ей шанса сбежать, наклоняясь к её лицу, касаясь носом щеки девушки. — Прекрати, — Пэнси упёрлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть. Но она даже не прикладывала сил. Всего лишь жалкая попытка спасти положение. — Нет, — жёстко сказал Гарри, в следующее мгновение осторожно целуя её. Девушка зависла, позволяя рукам опуститься вдоль тела совершенно безвольно. Она раскрыла губы, давая ему возможность проникнуть языком в её рот. Гарри почувствовал уверенность в своих действиях и сжал талию Пэнси, притягивая к себе, сжимая кожу ладонями сквозь ткань школьной рубашки. Паркинсон провела языком по его губам, слишком быстро теряя голову и контроль. Она резко схватила его за волосы, натягивая их у корней. Поттер зашипел, разрывая поцелуй. Девушка провела языком по его шее, оставляя мелкие поцелуи вдоль челюсти и щёк с отросшей щетиной. Почему-то это так заводило её. Гарри оттолкнул её руку, толкая девушку на себя и снова проникая языком в её рот. Руки блуждали по телу совершенно безнаказанно и это кружило голову похлеще элитного алкоголя, который он первый раз попробовал в Аврорате. Парень сжал кожу талии до мелких морщин, не решаясь опустить руки ниже. Он считал себя джентльменом в какой-то степени. Пэнси провела ладонями по плечам Гарри, спускаясь ладонями вдоль груди, даже через одежду чувствуя твёрдые мышцы. Она задохнулась, когда брюнет стал прокладывать цепочку поцелуев вдоль шеи и за ухом. Стон вырвался непроизвольно и в тот самый момент, дверь, ведущая в больничное крыло, распахнулась и оттуда вылетела Грейнджер, красная, как помидор. Паркинсон отскочила от Поттера, сжимаясь до размера дождевой капли. Она сглотнула, автоматически прикрывая распухшие губы ладонью. Но гриффиндорка не обратила на них ни малейшего внимания. Она так летела, что, казалось, вселенная затормозила, давая ей возможность убежать поскорее. Гарри провёл рукой по волосам, смотря вслед подруге. Он хотел догнать её и спросить в чём дело, но потом услышал судорожный вздох и перевёл взгляд на Пэнси. Она поправила рубашку, которую парень умудрился задрать и скомкать, смотря на него почти с вызовом и ненавистью одновременно. — Только попробуй подойти ко мне или разболтать… — Обязательно сделаю, и то, и другое, — фыркнул Гарри, не придавая значения её словам. Он чувствовал в поведении девушки иное, так что все её попытки оправдаться, выглядели смешными. Но больше забавными. — Придурок, — пробурчала Паркинсон, толкая его в плечо своим, и гордо удаляясь в сторону подземелий. Гарри подумал, что её необходимо проводить и отправился следом, не догоняя упрямую дуру. Так ему будет спокойней.

***

— Привет, — Ева улыбнулась, показывая крохотные ямочки на щеках и Скорпиус почувствовал, что начинает таять против воли. — Привет, — он ухмыльнулся, чтобы не слишком сильно демонстрировать свою радость их встречи, но такое поведение было глупым, ведь он сам подошёл к ней. Девушка поджала губы, немного смущаясь его пристального взгляда и продолжила путь на улицу. На удивление первые дни ноября радовали небывалым потеплением. Если сентябрь на пару с октябрём, были холодными, промозглыми и дождливыми, то последний месяц осени, радовал спокойной и безмятежной погодой. Снег ещё не выпал, а листья опали, создавая своеобразную красоту. Скорпиус следовал за Евой по пятам, не отставая ни на шаг. Она остановилась под большим, старым дубом, с огромным количеством веток и длиной, превосходящей все видимые им ранее. Парень опустился рядом с девушкой на пожухлую траву, которую она предварительно высушила и согрела специальными чарами. — Тебя не было видно несколько дней, — осторожно сказала Ева, не желая, чтобы он подумал, будто она искала его в толпе. Скорпиус хмыкнул, опуская голову, чтобы спрятать улыбку. Он подтянул колени к груди, опираясь на них локтями. В голове царил покой и радость — такие редкие для него эмоции. Странно, но только в присутствии нескольких людей ему удавалось успокоиться и принять расслабленный вид. Обычно он был довольно напряжён. Постоянно о чём-то думал, не было и минуты, чтобы парень не размышлял над чем-нибудь. А сейчас… тишина и блаженство. Малфой взглянул на притихшую девушку, подмечая незначительные, но такие важные черты лица. Она была очень красивой. Не стандартной, худой щепкой, к чему так стремились девушки, а притягательной и такой мягкой, что не было желания прекращать смотреть на неё. Она определённо не понимала, насколько красива. Ну вот, он снова превращается в романтика. Отец постоянно говорил, что это у него от матери. Хоть миссис Малфой всегда отрицала подобное, этот факт являлся правдой. И Скорпиус унаследовал материнскую, немного милую черту, отключая её, когда ему необходимо. А сейчас… не стал этого делать. — Были кое-какие дела в Министерстве. Ничего важного, но это отняло время, — парень легонько толкнул девушку в плечо, заставляя посмотреть на себя. — А что, скучала? Ева закатила глаза, смешно фыркая: — И не подумаю, — она старалась сохранить серьёзное выражение лица, но не смогла и засмеялась. Скорпиус снова позволил расплыться улыбке на лице, наслаждаясь переливами смеха Селвин. — У тебя красивый смех, — непроизвольный комплимент вырвался изо рта, когда он не успел его как следует обдумать. — А ты это всем девушкам говоришь? — она внимательно посмотрела на него, ожидая правдивого ответа. — Нет, — спокойно ответил парень, добавляя заговорщицким тоном. — Но некоторые так и напрашиваются на комплименты, что у меня не получается отказать. Ева покачала головой, принимая подобные дурачества за шутку. Она вздохнула, крепче закутываясь в тёплую мантию. — Замёрзла? — Нет, но сейчас не лето, так что холоднее становится определённо раньше. Малфой кивнул, погружаясь в себя, задумавшись о том, что произошло вчера. Почему-то наедине с Евой он мог позволить себе подобное, не боясь, что это примут как-то не так. Хоть они и были знакомы относительно недавно, их общение не было продолжительным, но ему ничего не мешало доверять ей и видеть в ответ аналогичную эмоцию. Парень вспоминал мелкие детали, которые могли бы пригодится ему, чтобы хоть немного понять, что за чертовщина происходила в данный момент прямо у него под носом. Кингсли отказывает во встрече, хотя сам не так давно настаивал в её необходимости — это ли не странность? Скорпиус подумал о вероятности нахождения Люциуса в Министерстве, но это был бред. Мерзкого старика ищут все авроры со слов Гарри, так что открыто действовать у него не получиться. Но эти размышления не помогали собрать картину воедино, наоборот, они лишь путали. Парень ощущал себя котёнком, которому бросили клубок, наблюдая, как скоро он отыщет нитку, привязанную к пальцу хозяина. Как скоро он отыщет руку, дёргающую за ниточки. — Чёрт, — простонал он, упираясь лбом в сложенные на коленях руки. — Что? — Ева подвинулась ближе к нему, кладя ладонь на его предплечье. — Просто никак не могу понять… — пробормотал Скорпиус, уже готовясь сказать то, что вертелось на языке, но взглянув на девушку, которая так трогательно смотрела на него, он решил заткнуться. — Что? — уже с настоящим волнением спросила Селвин, хмуря брови. — Откуда ты такая взялась? — переводя всё в шутку, Малфой знал, что существует риск всё испортить, но то ли вселенная сегодня была на его стороне, то ли Ева была слишком понимающей, но она просто хмыкнула, возвращаясь на своё насиженное место. — Я много думала о тебе, — быстро произнесла девушка, словно боялась не решиться, — и никак не могла понять, кто ты такой. Может, это глупо, что я так поздно начала спрашивать тебя об этом, но… просто я не видела проблемы, пока не поняла, что вообще ничего не знаю о тебе. Скорпиус сглотнул. Он страшился подобных вопросов, потому что они влекут за собой неизбежное враньё. Ему меньше всего хотелось лгать Еве, которая была такой простой и вежливой. Но ещё меньше хотелось говорить ей правду. Наверное, это будет ложью во благо. Возможно, его поступок является неправильным. Но иного пути Малфой не видел. Тупик возник перед глазами и от растерянности, он решил выбрать, как ему показалось, самый безопасный вариант. Ложь. Но ведь она не сможет никак проверить эту информацию, верно? Низость поступка ударила по совести и Скорпиус снова опустил голову, не представляя, как выпутываться. Он ведь уже не помнил, что говорил Еве о себе до их сегодняшнего разговора. Кажется, ничего важного. — Что ты хочешь узнать? — Малфой решил начать с малого, а уже потом разобраться, по ситуации. Может, удастся выпутаться с малыми жертвами. — Где ты учился? Какая у тебя семья? Чем ты любишь заниматься? Есть ли у тебя девушка?.. — Стоп, — Скорпиус улыбнулся, прерывая поток вопросов, кладя ладонь на плечо Евы. — Ты немного разогналась, да? Она смущенно пожала плечами, впрочем, не спуская с него взгляда. — Девушки у меня нет, думаю, на этот вопрос ты больше всего хотела получить ответ, — Селвин закатила глаза, видя, как он подтрунивает над ней. Но такая реакция принесла только радость, а не злость или обиду. — Что там было… а, учился в Ильверморни. А вот и первая ложь. Но, если он скажет, что учился в Хогвартсе, то возникнут вопросы. Ева на последнем курсе, значит, она должна была его видеть за годы своего обучения. Это тупик. Снова чёртов тупик. — И как там? Лучше, чем здесь? — девушка села по-турецки, расправляя мантию по ногам, чтобы она закрывала все места, подвластные холоду. — Я бы не сказал, — с сомнением протянул парень, злясь на себя за произнесённую ложь. — Наверное, где-то у вас есть минусы и плюсы, а где-то и у нас. Как и везде. Такой туманный ответ мог вызвать ещё больше вопросов, но, кажется, его тон был уверенным — нежели ему казалось — и поэтому Ева кивнула, задумавшись над следующим вопросом. — А какая у тебя семья? Если честно, мне очень интересно, потому что Малфои тоже чистокровные и я всегда хотела узнать, как живут другие семьи. Просто моя достаточно обособлена… Ева нахмурилась, резко останавливая свою речь. Она выглядела подавленной, словно разговоры о семье вызывали тупую боль. Скорпиус не стал акцентировать внимание на её упавшем настроении и просто начал рассказывать: — Я полукровка, мой отец женился на магглорождённой. — Я ничего не слышала об этом. — Мы жили в Америке, мои бабушка и дедушка перебрались туда после первой магической войны, — врать, так на полную, да? — Ничего себе, — выдохнула девушка, склоняя голову к плечу и внимательно вглядываясь в его лицо, в ожидании продолжения. — Так что как живут настоящие чистокровные семьи, я вряд ли смогу рассказать тебе. Но у меня в семье… всегда всё было по-другому. Мы подтрунивали друг друга. Мои родители были не только родителями, но и друзьями… — он замер, чувствуя, как горло перехватывает спазмом. Скорпиус так давно не говорил о семье с настоящими эмоциями, а не сухими фактами, что забыл, как это больно. Наверное, это постоянное ощущение боли никогда не пройдёт. У тебя словно вырывают сердце, и ты должен продолжать жить. Но, как это делать, если нет никакого желания? Как? — У меня была сестра. Кэсси. Она постоянно доставала меня в детстве и иногда я думал, что когда-нибудь прибью её, — а теперь она мертва. — Я считал её мелкой занозой в заднице, а она была папиной принцессой. Вечно жаловалась ему на меня. А после третьего курса, за ней стали увиваться мальчишки. Меня так это злило, что к ней лезут. Так что я устраивал им серьёзный разговор, и только сильнейшие проходили мои испытания. Голос сорвался. Дыхание застревало в груди. Малфой закрыл глаза, стараясь не дать панике и боли завладеть им. Ему нельзя расклеиваться, ему нужно держаться до последнего, иначе победит Люциус. Он не может допустить, чтобы Кэсси погибла напрасно. Она никогда не простит ему, если он сдастся. — Прости, — Ева сжала его ладонь, — прости, что я спросила об этом. Я даже представить не могла… — Перестань, ты не знала, — сурово произнёс Скорпиус, открывая глаза и заглядывая в зелёные омуты. — Я просто… я сам не ожидал, что меня так сильно разнесёт. — Можем больше не говорить на эту тему, если хочешь, — она провела большим пальцем по тыльной стороне его ладони, посылая импульсы по всему организму. Мурашки побежали по спине и стало так тепло, словно он вернулся в детство. Парень приблизился к её лицу, останавливаясь в паре сантиметрах от губ девушки. Ева опустила руку ему на губы, останавливая. — Не нужно, мы только что говорили на очень эмоциональную тему и сейчас ты пытаешься отвлечься. Не надо, — она опустила ладонь, притягивая его к себе за шею и обнимая за плечи. Скорпиус зарылся носом в шею девушки, вдыхая запах лаванды и мяты. Так вкусно. Так приятно и спокойно. Он боялся пошевелиться, не желая испортить момент. Его руки аккуратно и нежно провели по хрупким лопаткам, скрытым тёплой мантией. Они не двигались, лишь общее дыхание щекотало шеи, и волосы вздрагивали от вдохов и выдохов. — Ты можешь всегда поговорить со мной, когда захочешь, — шёпот девушки тихо звучал у его уха и он был готов слушать вечно эти переливы волнения в её голосе. О нём так давно никто не заботился, что подобное проявление столь нежного и хрупкого чувства, вызывало глубокую привязанность. Скорпиус слишком долго был одиноким и никому не нужным. Люциус отнял у него всё. Даже желание жить, но сейчас оно стремительно росло и парень совершенно не руководил этим процессом. В нём просыпалась надежда на лучшее — и то, что он давно утратил. Саму надежду. — Спасибо, Ева, — Малфой поцеловал её у границы распущенных волос, ощущая, как девушка судорожно вздохнула. У неё такая нежная кожа. — Это очень много значит для меня. — Не за что, — почувствовав улыбку возле своей шеей, он выдохнул, стараясь не расклеиться ещё больше. В последнее время он превратился в нюню — это вообще не соответствовало его характеру и воспитанию. Пора наконец брать себя в руки. Пора начинать делать хоть что-то. А пока, следующие пять минут, Скорпиус проведёт с девушкой, которая не оттолкнула его и сжала в объятиях, прогоняя пессимистичные мысли. Он не знал, кто произнёс эту фразу, но подобное выражение самое точное, какое он только слышал за всю свою жизнь: «Так много девушек, с которыми можно переспать, и как же мало девушек, с которыми можно поговорить». Только сейчас Малфой понял, насколько же прав был этот человек. До случившегося, до путешествия во времени, девушки привлекали его только физически, хоть он и искал другого. Но теперь… Ева каким-то образом переломила игру в свою пользу, лишь несколькими касаниями и улыбками. Точно ведьма. Скорпиус улыбнулся, крепче сжимая руки на её талии.

***

Гермиона трансгрессировала на площадь Гриммо, сильнее закутываясь в осеннее пальто. Она огляделась по сторонам и взмахнула палочкой, шёпотом говоря пароль. Дом преобразовался, представляя её взгляду спрятанный номер тринадцать. Девушка вошла в помещение, снимая верхнюю одежду и вешая её на вешалку в прихожей. С тех пор, как Гарри сделал капитальный ремонт, находиться в этом доме стало во много раз легче. Она помнит, насколько грязным, необжитым и отталкивающим было поместье семейства Блэк, пока они с Молли и ребятами не начали генеральную уборку, которая не привела к большим результатам. Гермиона прошла в гостиную, где обычно любила сидеть Джинни и сразу увидела подругу, читающую спортивный журнал. — Привет, Джин, — шатенка улыбнулась, когда Уизли перевела на неё удивлённый взгляд и бросилась душить в объятиях. — Гермиона, я так рада тебя видеть, почему не написала, что придёшь? — держа её за плечи, Джинни могла с лёгкостью распознать ложь гриффиндорки, потому что она пришла не без корыстных целей. Ей нужно было где-то спрятаться, чтобы случайно не наткнуться на Малфоя. — Я хотела сделать сюрприз, — ответила Грейнджер с улыбкой, но настолько искусственной, что самой стало тошно. — Ну ладно, — Джинни отпустила её и вернулась на диван, похлопывая рядом с собой, приглашая присоединиться. Как только Гермиона уселась, подруга крикнула: — Кикимер! Старый дряблый эльф с громким хлопком появился прямо перед ними, кланяясь, едва не задевая крючковатым носом ковёр у камина. — Хозяйка звала Кикимера? Гостья? Подруга хозяина. Гря… — Кикимер! — прервала его причитания Джинни. — Принеси нам чай с печеньем, которое испекла моя мама, будь любезен. И не оскорбляй Гермиону, понятно? — Конечно, хозяйка, конечно, — он поклонился и напоследок пробурчал себе под нос: — Мерзкое отребье… грязнокровки… — Он невыносим, я не знаю, что с ним делать, — Джинни вздохнула, стараясь успокоиться и не проклясть дрянного эльфа от злости на него. — Ох, ладно, ты лучше расскажи, как у тебя дела? Малфой не сильно достаёт? — Малфой?! — истерично воскликнула Гермиона, округляя глаза от ужаса, что Джинни может знать о её мыслях. — Почему ты спросила о Малфое? Она так сильно повысила голос, что Уизли с небывалым удивлением и непониманием отодвинулась от неё на несколько сантиметров. Совершенно непроизвольно. — Гермиона, отпусти мою руку, пожалуйста, — тихо попросила подруга и Грейнджер обратила внимание, что сжала её запястье почти до синяков. Она в каком-то тумане отпустила ладонь девушки, встряхивая головой. Гермиона начинала вести себя, как сумасшедшая — это ненормально. И всё из-за поганого Малфоя. Чтоб его. — Ты в порядке? — Уизли тронула её плечо, так невесомо, будто она могла взорваться сию же минуту. Кикимер материализовался посреди гостиной с подносом в руках. Он оставил его на журнальном столике, скривившись, когда пришлось немного сместить его в сторону Гермионы. — Спасибо, Кикимер, можешь идти, — Джинни строго взглянула на него, и эльф низко поклонившись, снова исчез. — Джинни, прости, я… — Гермиона провела рукой в воздухе, чтобы хоть как-то выразить свои мысли, но эта попытка с треском провалилась. Она опустила плечи, чувствуя, как на спину прицепили несколько килограмм. Только чего, неясно. — Почему ты так отреагировала на мой вопрос о Малфое? Он тебя достаёт? — Уизли взяла кружку с чаем, добавляя туда две ложки сахара. Пока она размешивала его, Гермиона подумала, что является такой же субстанцией, которую легко можно перемешать. — Нет, просто в последнее время его слишком много, и я уже устала от него, — усмехнувшись, девушка почти поверила в то, что её слова правда. Жаль, что действительность чаще всего отличается от наших представлений. — Ну ладно, — с какой-то горечью протянула рыжая, слишком усердно перемешивая сахар в кружке. Её взгляд был устремлён на напиток, словно она погрузилась глубоко в себя. — А Гарри… как он? Грейнджер незаметно закусила губу, чтобы не дать вырваться словам утешения на волю. Она вспомнила разговор с другом. Вспомнила, каким он был перепуганным, когда им навстречу выбежала Паркинсон, придерживаясь за живот и со слезами на глазах. Гермиона никогда её такой не видела, а потом поняв, что произошло, забыла про всё на свете, не считая Малфоя. О нём она думала последние сутки без какого-либо перерыва. Абсолютно. Наверное, ей нужно поступить, как хорошей подруге и сказать, что Гарри её недостоин и желательно выпить пару бутылок вина, чтобы разговор под слёзы выдался удачным. Но Поттер был и её другом тоже, поэтому Гермиона не могла соврать. Она не хотела опять врать. Потому что гриффиндорка заметила, что начала злоупотреблять таким способом решения проблем. Это не выход, она понимала, но продолжала поступать нелогично и иногда противореча собственному характеру и принципам. И всё из-за Малфоя. — Джинни, — Грейнджер замялась, теребя кутикулу на больших пальцах рук. Она боялась говорить правду смотря в глаза Уизли. Такой иррациональный страх всегда доставляет ещё больше трудностей, но пересилить себя у неё не получилось, — Гарри… он в порядке. Да, он скучает по тебе, но… — Не как по любимой девушке, — Джинни горько улыбнулась, переводя взгляд на огонь в камине. — Прости, — Гермиона не знала, за что извинялась. Может, за то, что оказалась плохой подругой, не придя раньше. Или за Гарри, который поступил честно, но, возможно, неправильно. Она не знала, наверное, это просто была совесть, которая давила и обвиняла её в других вещах, но девушка решила замолить только один грешок. — Ты тут не при чём, перестань, — раздражённость в голосе Джинни подсказала Грейнджер, что эти нотки обращены не к ней, они просто есть. В коридоре послышался хлопок двери, а потом и шаги. — Это, наверное, Рон, — младшая Уизли встала с дивана, натягивая на лицо слишком жизнерадостную улыбку. Гермиона поняла, что семейство Уизли ничего не знает. Гарри говорил, что на месяц у них перерыв. Возможно, поэтому Джинни решила быть чересчур счастливой, настолько, что можно было заподозрить неладное. Рон вошёл в комнату, улыбаясь. Те же веснушки и доброе выражение лица. Гермиона поднялась и поспешила обнять друга.

***

Гриффиндорка опёрлась ладонями о столешницу на кухне, стараясь глубоко дышать. Она больше не могла. Не могла. Почему чёртов Малфой не выходит у неё из головы? Почему он всё время с ней? Но ты же сама хотела узнать какого это — любить Драко Малфоя. Быть его женой, любимой им. Ты же сама хотела узнать, чем думала та Гермиона, когда влюблялась в слизеринца. Да, хотела, но она и представить не могла, что ей будет так страшно и больно. Гермиона не узнавала себя. Ей было до ужаса одиноко сейчас, и, наверное, поэтому девушка перестала себя контролировать и заплакала. Она так долго держалась и теперь рыдала на кухне из-за мерзкого, проклятого идиота, который не ценил свою жизнь. Когда Гермиона увидела его в коридоре, практически мёртвого, она испугалась, что больше никогда не сможет посмотреть ему в глаза и сказать, что ненавидит его всей душой. А потом, когда сердце снова может биться, когда она воскресает, этот ублюдок строит из себя обиженку и воротит от неё нос. Так больно Малфой не делал ей ещё никогда. Дурацкие леденцы! Вот зачем, зачем, она зашла в «Сладкое королевство»? Грейнджер было плохо, ужасно до тошноты, до белых точек перед глазами и она решила прогуляться, остудить голову, пока Малфой спал и восстанавливался в больничном крыле. Девушка бродила по Хогсмиду, пока Гарри занимался исключением местных героев и думала о проблеме слизеринца и о нём самом. А потом взгляд упал на витрину, и она решила, что подобная мелочь не будет лишней. Возможно, она принесёт Драко хоть какую-то пользу. Только почему-то Гермиона не подумала, как такой поступок будет выглядеть в глазах наглого, самодовольного индюка. А стоило. Потому что он наверняка себе уже надумал, что она без ума от него и так далее. Но это же не правда? Не правда?! Она билась в истерике у себя в голове. Это точно клиника. — Гермиона? — Рон поставил на стол пустые кружки от чая и обеспокоенно нахмурился, опуская руку на её сутулую спину. Девушка подняла голову и посмотрела ему в глаза. Голубые, такие родные до боли в груди. Эти глаза всегда знали её. Может, она совершила ошибку? Гриффиндорка притянула Рона к себе за шею, целуя его сразу глубоко, чтобы почувствовать. Ничего. Почему ничего? Одни вопросы. Когда же на них появятся ответы? Уизли отодвинул её от себя, рассматривая, как поехавшую знакомую, с которой не знаешь, что делать и как общаться. Он несколько бесконечных секунд вглядывался в её глаза, пока Гермиона краснела и бледнела от стыда. Мерлин, она вела себя, как идиотка. — Что с тобой, Гермиона? — голос Рона был натянутым до предела. До такой степени, словно он хотел сбежать. — Поцелуй меня, пожалуйста, — она снова сократила между ними расстояние, зарываясь кончиками пальцев в его волосы. — Зачем? — его губы скривились в удивлении и между бровей залегла морщинка, которую раньше Грейнджер так мечтала разгладить. — Просто… нужно, пожалуйста, — она напоминала самой себе наркоманку, у которой отобрали дозу и теперь ей приходилось идти окольными путями, чтобы эту самую дозу достать. Но ничего не подходило под описание, ничего не соответствовало тому, чего она так желала. Рон перевёл взгляд на её губы, кивая. Скользнув рукой вниз по её спине, он обнял девушку за талию, закрывая глаза и проникая языком в её рот. Гермиона водила ладонями по его груди, притягивала ближе к себе за шею. Отвечала так лихорадочно, как никогда, наверное, этого не делала. Но внутри была пустота. Почему только от одного взгляда Малфоя она плавилась, а от страстного поцелуя с Роном не получает даже маломальского удовольствия? Голимое ничего. Разорвав поцелуй с характерным звуком, она отвела глаза, чувствуя, что слёзы бесконтрольно начинают течь по лицу. Неужели это произошло? Так скоро? Почему так быстро? Гермиона посмотрела на Рона, который замер с глупым выражением лица и сказала: — Давай попробуем ещё раз. Вернём наши отношения.