Абстракция

— Как стоит поступить? Говорить всю правду или только её часть? — спросил Скорпиус, испытывая волнение, стоя перед воротами Малфой-Мэнора. Сегодня утром, после разговора с Кингсли, они отправили письмо Нарциссе с сообщением, что им снова нужно поговорить с ней. Вчера ночью быстрая проверка не принесла особых результатов. Разве что они убедились в том, что миссис Малфой жива и ничего не знает о своём муже. По её словам, он приболел и последние несколько дней редко выходил из комнаты. Скорпиус помнил, каким невыносимым становился Люциус, когда у него было плохое настроение или когда у него появлялся кашель. Несмотря на то, что в мире волшебников такие проблемы со здоровьем можно устранить на раз два, дед всё равно считал своим долгом заставить покончить с собой как можно больше людей. Так что не было ничего удивительного в том, что Нарцисса редко заглядывала к мужу. В один из таких просветов, он и пропал. Всё это время старик был здесь. Он жил с женой, спал, ел, насмехаясь над ними из-за того, что они не заметили его у себя под носом. Но пугало больше всего то, что они не знали, где и когда именно врал Люциус. Он сказал Драко прямо противоположное, только чтобы разозлить. Но зачем? Скорпиус чувствовал, что из-за такого потока повторяющихся мыслей, у него скоро взорвётся мозг. — Думаю, правду будет лучшим выходом, — ответил Гарри, немного щурясь от ярких солнечных лучей. — Она в курсе всего, нет смысла врать и изворачиваться. К тому же Нарцисса единственный человек из вашей семейки, к которому я отношусь исключительно положительно. — Как приятно, — усмехнулся парень. — А к Гермионе это не относится? — Она пока не Малфой, — страдальчески протянул Гарри, не скрывая своего отношения к отношениям этих двоих. — Думаешь, им удастся сделать это снова? Пожениться, — Скорпиус вспомнил свои слова, который говорил в запале Драко о том, что он отпустит Гермиону, если она будет хотеть. И он не изменил своего решения, только вот всё равно было неприятно думать, что его мать или отец будут с другими людьми. Наверное, это слишком эгоистично. — Я бы хотел для Гермионы другого, — откровенно признался Поттер, поворачиваясь к нему лицом. — Но не от меня зависят её желания. И судя по твоим словам — они были счастливы, хоть я и не понимаю, как можно быть счастливой с хорьком. Так что… это будет исключительно её выбор. — Ну, я не стану спорить, единственное, — достаточно загадочно и насмешливо сказал Скорпиус, краем глаза следя за реакцией крёстного, — ты был счастлив с мопсихой, так что, думаю, приручить хорька не настолько сложнее. — Очень смешно, — фыркнул Гарри. — И вообще это другое. Совершенно. — Разумеется, — искусственно-спокойно произнёс парень. — Просто у всех свои вкусы. Я же не виноват, что вы предпочитаете зоофилию. — Мерлин, какой же ты придурок, — простонал Поттер, толкая Скорпиуса в плечо. — В такие моменты я ни капли не сомневаюсь, что ты сын Драко Малфоя. Только он мог заделать подобную задницу. — Я приму твои оскорбления за комплимент, — он засмеялся, шагая вперёд. Они миновали крыльцо особняка, стуча в двери, которые тут же распахнулись, показывая — больше, чем обычно — бледное лицо Нарциссы, моментально выдавая её беспокойство. — Скорпиус, мистер Поттер, рада Вас видеть, проходите, — на выдохе сказала она, пропуская их в холл, который намертво впитал в себя кровь, боль и страх. Нарцисса пыталась исправить положение, что было видно по более акцентным вещам, которые отвлекали внимание от красных пятен на стенах и потолке, въевшихся в них, без шанса избавиться. Парень помнил, как в его детские годы в Мэноре заканчивался ремонт. Когда родители поженились и переехали сюда, отец решил всё изменить и перестроить вековое пристанище снобов и чистоплюев, чтобы можно было жить и не ловить картинки прошлого в голове за хвост. Сейчас от этих воспоминаний не осталось ничего. Люциус сравнял Мэнор — собственный дом — с землёй. Только чтобы насолить Скорпиусу. Он знал насколько он был привязан к этому месту. Кажется, их противостояние длилось вечно, но на самом деле, около пяти лет. Если брать в расчёт некоторые менее болезные моменты. А если смотреть в масштабе, то их война длилась всю жизнь Скорпиуса и, видимо, она будет продолжаться и после его смерти. Нарцисса провела их в гостиную и аккуратно опустившись на софу, посмотрела на него слегка покрасневшими глазами, которые сияли надеждой и толикой страха. Махнув ладонью в сторону мебели, она предложила им сесть. Парень внимательно посмотрел на бабушку, ощущая вину за то, через что ей сейчас приходилось пройти. — Скорпиус, объясни мне, что происходит. Я уже ничего не понимаю. — Миссис Малфой, простите, что вмешиваюсь, — осторожно сказал Гарри, присаживаясь напротив на мягкий и большой диван, — но я вынужден сначала провести официальную процедуру дачи показаний. Это необходимо, и Вам так же примерно станет ясно зачем и почему мы здесь. — Конечно, — она согласилась, слегка поджав губы в недовольстве, впрочем, быстро забывая о нём, когда прозвучал первый вопрос. — Сейчас я буду расспрашивать Вас на достаточно личные темы, но боюсь, они важны, поэтому… — протянул Гарри, доставая блокнот и кротко пишущее перо. — Вы не против? — Нет. — В таком случае, первый вопрос, — перо моментально начало строчить в блокноте слова Гарри. — Ваш муж — Люциус Малфой — вёл себя в последнее время странно или непохоже на своё обычное поведение? Вы, как его жена, могли заметить подобные… изменения. — Я бы не сказала, что поведение моего мужа в принципе можно назвать обычным, — медленно проговорила женщина, отводя взгляд. Её левая рука начала теребить обручальное кольцо. — После Азкабана и войны, а потом и множества судов, рассудок Люциуса… немного повредился. Он казался собой и, наверное, даже оставался им, но в некоторые моменты… его словно подменяли. Поэтому, если отвечать на Ваш вопрос прямо, то нет. Никаких изменений я не заметила. — Хорошо, — Гарри поджал губы, чувствуя неловкость. — Извините за бестактность, но… муж и жена обычно спят в одной комнате и в одной постели… — Можете не продолжать, мистер Поттер, — спокойно перебила его Нарцисса, коротко вздыхая. — Я поняла Ваш вопрос. Мы с Люциусом являлись в этом плане обычными супругами. Бывали разные моменты и в данный отрезок времени, о которым мы говорим с Вами, я не заметила особого желания с его стороны. Надеюсь, мы закроем эту тему? — Конечно, простите, — Гарри слегка покраснел и мельком взглянул на Скорпиуса, который молча слушал показания родственницы. — В таком случае, опишите Ваш обычный день с супругом. Как Вы ведёте себя вместе, о чём разговариваете. Обсуждали ли Вы внука, который прибыл из будущего. Всё, до того момента, как Люциус заперся в комнате, говоря, что болеет. Получается… Ваш досуг до двадцать пятого ноября. Сегодня ведь первое, правильно? — Да, — тихо ответил Скорпиус, откидываясь на спинку дивана, чувствуя, что все мышцы напряжены до безумия. — Обычно мы с Люциусом просыпаемся не позже девяти-десяти часов утра, — Нарцисса сложила руки на коленях, смотря в большое витражное окно, наблюдая за снегом, который мелкими хлопьями снова начал падать на землю. — Потом завтракаем и занимаемся своими делами. Я читаю, вышиваю и многое в этом роде. Люциус же… он любит сидеть в своём кабинете. Может не выходить оттуда целые сутки ни ев и ни спав. Раньше меня сильно пугала эта его новая привычка, но после… одного неприятного случая, я перестала мешать ему в такие моменты. — Можете более подробно рассказать о данном моменте? Скорпиус нахмурился, когда женщина немного замялась. Она не хотела отвечать. Почему-то он подумал самое худшее и кулаки сжались сами собой. Ему было страшно представить, как Люциус мог издеваться над Нарциссой, будучи не в себе. Конечно, парень знал, что он любил её по-своему, и этот факт нельзя было оспорить. Но в его времени, когда они ещё не развелись, Люциус часто пытался проклясть жену, только потому что она надела платье, раздражающего его оттенка. Такие моменты были частым явлением, пока она не выдержала и не подала на развод, став первой леди Малфой, которая вернула свою девичью фамилию. — Мой муж… вспыльчивый человек, и учитывая все события, эта черта его характера приобрела более масштабные объёмы. Он часто мог накричать или оскорбить меня из-за любой мелочи. Драко тоже приходилось несладко, когда Люциус был не в настроении. Но после Азкабана он стал более жестоким со мной. — Хотите сказать, что он использовал свою силу против Вас? — с шоком спросил Гарри, поднимая брови, от чего они скрылись под лохматой чёлкой. — Это произошло и в тот раз? — Мистер Поттер, речь идёт не о изнасиловании, — строго уточнила Нарцисса, не смотря на собеседника, — и не о избиении. Просто иногда мой муж проявлял некоторую агрессию очень непредсказуемо, и на меня она тоже распространялась. — Может, есть что-нибудь ещё? Какие-то привычки? — Он разговаривал сам с собой. Я часто ловила его, когда он бродил по какой-либо комнате, что-то бурча себе под нос. Сначала за этим было довольно жутко наблюдать, но потом я привыкла. — Миссис Малфой, почему Вы не обратились к специалисту за помощью? Вы же видели, что Вашему мужу хуже, что он теряет рассудок. Почему Вы ничего не сделали? — брюнет хмурился, когда задавал свои вопросы полные негодования, а Скорпиус только сейчас понял, что действительно бездействие Нарциссы привело к большим последствиям. Не зря бездействие является таким же преступлением, как и оно само. — Мистер Поттер, Вы ничего не знаете и не понимаете, — женщина повернулась к ним лицом, смотря прямо в глаза Гарри. — Вы не были женаты и не прожили вместе с супругом больше двадцати лет. — Я не понимаю, к чему Вы это говорите, — он немного откинулся назад, теперь демонстрируя недовольство. — Я к тому, что иногда лучше блаженное неведенье, особенно когда ты понимаешь, что дорогой тебе человек больше не является собой. Что он не тот, за кого ты вышла замуж, и не тот, от кого ты родила сына, — в запале сказала Нарцисса повышенным голосом, и в её глазах стали собираться слёзы. — Вы ещё даже не можете представить и поэтому… Я просто испугалась. Можете осуждать меня за это, но… для меня не имеет значение Ваше мнение. — Может, мнение Вашего внука имеет для Вас хоть какое-то значение? — жёстко произнёс Гарри. — Вы спросите у него к чему привёл Ваш страх? Возможно, если бы предприняли хоть что-то, чтобы помочь мужу, то мы не сидели бы здесь с Вами. Ваш страх что-то изменить и привёл к тому, что Люциус закрылся и тихо сошёл с ума. — Не смейте оправдывать действия того человека, которого пытаетесь поймать. Это не мой муж, мой муж сейчас неизвестно где! — Это один и тот же человек! — крикнул Поттер, вскакивая на ноги. — Один и тот же. Просто Вы решили и дальше наслаждаться своей зоной комфорта, которую вернули себе после победы над Волдемортом, и не захотели это менять. Вы струсили, Нарцисса, и теперь… все мы пожимаем плоды Вашего поступка. — Мистер Поттер, будьте добры, покиньте мой дом, — тихо сказала она, смотря в одну точку перед собой, сдерживая свой тон и слёзы горечи, злости и вины. — Как Вам угодно, — хмыкнул Гарри, бросая на Скорпиуса короткий взгляд. Парень кивнул ему, молча говоря, что останется. Им в любом случае нужно узнать больше подробностей, и то, что дача показаний приобрела подобный оборот даже хорошо. Нарцисса более уязвима и врать она не сможет. По крайней мере, слишком профессионально. Глухие шаги Поттера раздавались из холла, пока он не толкнул дверь, выходя на улицу. На несколько минут повисла тишина, во время которой Скорпиус думал о том, насколько действия одного человека могут повлиять на огромное количество людей. Столько «возможно» и «если бы» в его голове ещё не было. Каждый момент, каждый отрезок его жизни мог сложиться по-другому. И от этого было больнее всего. Скорпиус любил свою семью, жизнь, но только до того мгновения, как потерял всё практически одновременно. Сначала мама, потом отец, а затем и Кэсси. Он оказался разрушенным, разбитым, одиноким и только из-за одного человека — Люциуса. Скорпиус не хотел ненавидеть деда в детстве, он его вынудил. Своими упрёками, постоянными придирками, разговорами о его происхождении и обвинениями его матери в том, что она просто родилась. Скорпиус мог стерпеть многое, но не оскорбления касающиеся его семьи. Именно поэтому он дрался в школе; именно поэтому всегда заступался за сестру, даже когда она могла быть не права; именно поэтому он сейчас здесь. Семья. Пять букв, два слога, а сколько значения. — Ты считаешь меня виноватой? — поломанным голосом спросила Нарцисса, становясь такой хрупкой и сломленной, что парень едва сдержал в себе желание соврать. Но правда жгла язык, как раскалённый металл. Как ощущение, что твоё молчание может многого стоить. Как медленная боль, которая проникает в тебя поэтапно, чтобы уничтожить навсегда. — Да, — простой ответ — две буквы, но сколько боли. — Наверное, мистер Поттер прав, — она печально усмехнулась и первая слеза скатилась по щеке, — я струсила и теперь мы все разгребаем последствия моего поступка. — Почему ты никак не помогла ему? Ты же любила его. Я не понимаю… — его голос звучал тоскливо, выдавая все чувства. — Любовь очень сложное понятие, — Нарцисса провела рукой по щеке, убирая влагу, и стала всматриваться в причудливые тени на стёклах, которые появлялись от крохотного количества света и больших сугробов снега за окном. — Я любила Люциуса, тут ты прав… но ничто не вечно. В нашем случае точно. Мы с ним оба непростые люди и, наверное, в конечном итоге наша судьба, как мужа и жены, была предрешена. У нас есть, что вспомнить. Как хорошее, так и плохое. Но, — она наклонила голову, задумчиво продолжая: — видимо, плохого всё-таки оказалось больше. — Он стал тебе безразличным, — шёпотом проговорил парень, поднимая на неё грустный взгляд и ловя улыбку, полную сочувствия. — Не все сказки заканчиваются счастливо, дорогой. Возможно, и этой не суждено. — Эта закончится счастливо, с огромным плакатом посередине, как в маггловских фильмах, и никто не помешает мне сделать всё, чтобы такая концовка стала реальностью, — Скорпиус встал и подошёл к окну, складывая руки на груди. Лишь одна мысль, что в словах Нарциссы может быть правда, бросала в дрожь. Ему страшно представить, если все его попытки переиграть судьбу и время, окажутся бесполезными. — Скорпиус, — выдохнула женщина, подходя к нему и кладя руку на плечо, — не всё в наших силах. Иногда происходят такие события, которые мы не в силах предсказать или исправить. И называются они одним простым словом «смерть». Ты хочешь её обмануть, но это никому не под силу. Вспомни, что произошло с Тёмным Лордом. — Я не бегаю от смерти, — отрезал Скорпиус. — Я только хочу спасти своих родных. Большего мне не надо. И если для этого понадобится убить Люциуса — я за. А время…мне же удалось попасть сюда, значит, я смогу помочь своим родным. А остальное неважно. — Твоя самоуверенность тебя погубит, — прошептала женщина, понимая, что бороться с ним бесполезно. — Моя самоуверенность всё это время помогала мне везде, где я оказывался. Особенно в безвыходных ситуациях. Так что я не преувеличиваю, когда говорю, что у меня получится. Так всегда происходит. Я только надеюсь, что никто не пострадает, когда я убью Люциуса и всё встанет на свои места.

***

Гермиона вздохнула, когда Джинни подтолкнула её в спину, идя в следующий магазин одежды. Кажется, от такого количества платьев у гриффиндорки уже образовалась мозоль на глазном яблоке. Они с подругой выбирали платье на Рождественский бал, на который пригласили многих в этом году. Макгонагалл разрешила прийти всем кто пожелает и поэтому Уизли сошла с ума и ухватилась за данную возможность, как утопающий за соломинку. Гермиону так и подмывало спросить, не замешан ли здесь Гарри, но она понимала, что это будет ударом ниже пояса. Сегодня утром её разбудили крики дамы на портрете, которая кого-то не хотела пускать. Кого-то назойливого и невыносимого. Девушка недовольно простонала, посмотрев на часы. Семь утра. Семь утра субботы. Видимо, человек, требующий, чтобы его пустили в башню, был самоубийцей. Потому что, видит Мерлин, Гермиона была способна на убийство. Она зло откинула одеяла, понимая, что если это какой-нибудь дружок Малфоя, то ему осталось недолго. Но распахнув дверь, Грейнджер увидела Джинни с улыбкой до ушей, и волосами, которые были больше белыми, нежели рыжими, от огромного количества снега на них. — Привет, соня, а ну-ка дай войти, — бодро сказала Джинни, отталкивая гриффиндорку с пути и проходя в гостиную. — А ты хорошо устроилась. Жаль, я не вернулась доучиваться, может, я бы с тобой поконкурировала за это место. — Джинни, ты не подумай, что я не рада тебя видеть, но что ты здесь делаешь? — на последнем слове Гермиона зевнула, прикрывая ладонью рот. Вчера она легла очень поздно, потому что занималась графиками дежурств и составляла примерный план дурацкого бала, на которой девушка была вынуждена пойти из-за своего чёртово положения старосты школы. Да ещё и под ручку с Малфоем. Когда Минерва сообщила ей эту новость, она впала в осадок, не зная, плакать или идти бросаться вниз с Астрономической башни. Конечно, они с ним больше не враги, но и не друзья. И не любовники и не пара. Они непонятно кто друг другу. После того разговора, когда Драко резко менял настроение с одного на другое, Гермиона решила начать соблюдать небольшую дистанцию с ним. Потому что ей не очень нравилось, как она плавится в его присутствии. И пока ей удавалось держаться подальше от слизеринца. Только один день, но это уже что-то. И ей хотелось продолжить делать успехи в этом направлении, а не идти с ним на бал, не ясно в качестве кого. Подружки? Левой девчонки, которую навязали? Коллеги? Она не знала и ломала себе мозг, наверное, как и самые лучшие из нас, когда влюбляются в парня, который ничего не говорит прямо и временами ведёт себя, как мудак. — Как это что? — Джинни округлила глаза, кажется, всерьёз удивлённая вопросом Гермионы. — Я пришла, чтобы мы отправились в Косой переулок выбрать платья. — Почему в Косой переулок? — Грейнджер устало опустилась на диван, подпирая подбородок кулаком. Только семь утра, а она уже проклинает этот день. — Я отпросила нас у Макгонагалл и так как ты героиня войны, она сделала для тебя небольшое исключение. Нужно же хоть когда-то начинать пользоваться своими привилегиями, — рыжая плюхнулась напротив Гермионы. — Так что иди собирайся и мы отправимся покорять этот мир. — А можно я буду покорять его из своей постели, пожалуйста? — жалобным голосом протянула Грейнджер, надеясь на чудо. — Бегом! — скомандовала Джинни, указывая пальцем в сторону лестницы. Только в комнату Малфоя, но это мелочи. И с тех пор, девушка несчастно шаталась по магазинам, примеряя по десять тысяч платьев в каждом из них. Она практически не чувствовала ног, но Уизли была неумолима. Допуск в Косой переулок у Гермионы был лишь на один день и подруга решила использовать его на полную. — Джинни, ну, пожалуйста, давай передохнём. У меня уже желудок к позвоночнику прилип, я больше не могу, — она сама себе напоминала маленького ребёнка, которого мама таскала по магазинам, но ничего не могла с собой поделать. — Ладно, — вздохнула рыжая, бросая на гриффиндорку осуждающий взгляд. — Только на час, а потом мы сразу продолжим. Куда пойдём? — Куда угодно, где только кормят! — радостно, насколько могла, воскликнула Гермиона, осматриваясь по сторонам, желая оказаться от раздражающих её платьев как можно быстрее.

***

— Боже, эта картошка божественна, — Гермиона закрыла глаза, пережёвывая, стараясь насладиться этим моментом сполна. — Ты так каждый раз будешь говорить? — усмехнулась Джинни, отправляя в рот пучок салата. — В отличии от некоторых, я предпочитаю нормальную еду, а не траву для кроликов, — она показательно откусила ломтик хрустящей приправленной картошки, чтобы показать наглядно. — Я просто слежу за питанием, — оправдалась подруга, закатывая глаза. — Ты просто очень скучно живёшь. — Ой, ладно, я не хочу с тобой спорить. — Какой типичный женский ответ, — сказала Гермиона, и они вместе засмеялись. Она очень хотела поговорить с Джинни на достаточно щепетильную тему, которая, разумеется, могла касаться исключительно Малфоя. Больше у Грейнджер настолько интересных тем для разговора не было. Но каждый раз, когда она открывала рот, то язык отнимался, и девушка могла только бормотать какую-то глупость. Гриффиндорка знала, что будет честно всё рассказать Уизли, не затрагивая Скорпиуса, конечно. Подруга всегда всем делилась с ней и она должна поступить так же. Но дело не в долге, а в желании. Гермиона по-настоящему хотела поделиться с Джинни наболевшим, чтобы наконец разобраться со своими тараканами. А она прекрасно знала, какого это: сходить с ума по человеку, которому, возможно, не нужна. По человеку, который превращал тебя в полную идиотку. Она так глупо боялась, что иногда вилкой промазывала мимо тарелки, протыкая салфетку. Радовало, что Джинни пока не заметила особых странностей в поведении Грейнджер, потому что иначе произошёл бы взрыв. — Мне нужно рассказать тебе кое-что, — с трудом выдохнула гриффиндорка, страшась поднять глаза от бедной картошки, которую она зверски замучила. — Что? — Уизли подняла глаза от своего салата, с тревогой смотря на девушку. Просто сделай это. Всякое случается в жизни, от этого не спрятаться. — Ты не пугайся, ничего серьёзного, — попытка успокоить рыжую окончилась полнейшим провалом. — Вот сейчас ты меня действительно пугаешь. Говори же! — Знаю, это прозвучит безумно, но… кажется, я влюбилась в Малфоя, — она взглянула на Джинни как раз в тот момент, когда её глаза округлились от шока, а рот слегка приоткрылся. — Ого, — всё, что ей удалось произнести. Прозвучало, как смертный приговор. — Это…неожиданно, — Уизли поправила салфетку на коленях, пребывая в последней стадии удивления, если такие имеются. — Это произошло само собой. Я просто… тут всё очень сложно и объяснить двумя словами никак не получиться. — Так мы никуда не торопимся, платья могут подождать, — хмыкнула Джинни, заговорщически улыбаясь, складывая руки на столе. — Давай, ты меня крайне заинтриговала и я жажду подробностей. Вы переспали? — Мерлин, нет, — смущённо сказала Гермиона, откидываясь на спинку стула. — Такой поворот событий… был бы для меня слишком нетипичным. — Ты мягко выразилась. — Да, — она опустила глаза на свои руки, лежащие на коленях. Грейнджер себе-то не до конца могла признаться в чувствах к Малфою, и говорить о них подруге (очень близкому человеку), казалось странным. Словно это какой-то инородный предмет у тебя на теле и ты никак не можешь от него избавиться. — Мы живём вместе и, наверное, поэтому эти чувства стали более возможными. Иногда мне кажется, что где бы нас не сталкивали лбами, в конечном итоге это бы привело к двум вариантам: к смерти одного из нас или обоих, и к… любви. — Трагично, романтично и весьма банально, да? — Джинни склонила голову набок, слегка растягивая губы в улыбке. — Немного, — Гермиона заправила прядь волос за ухо, продолжая: — Сначала он меня просто бесил. Потом мы начали более-менее общаться. Каждый раз, когда я смотрела на него, я думала, что он что-то скрывает или притворяется. Я хотела докопаться до сути. — Ты любишь это делать. — Да, и я сама не заметила, как мой интерес возрос, превратившись во вл… — Влюблённость, — грустно закончила Джинни её слова, отворачиваясь к окну. — Знаем, проходили. — Если хочешь, мы не будем это обсуждать, — Гермиона почувствовала вину за то, что так неаккуратно задела больную точку подруги. Она меньше всего желала причинить ей боль, но это получилось совершенно ненамеренно. — Перестань, — строго сказала Уизли, снова смотря на неё. — Я самую малость загрустила, но это не повод прекратить наше перемалывание косточек Малфою. Кстати, если вы не переспали, значит, целовались? — хитро добавила она, поигрывая бровями. — Господи, Джинни, ты как всегда, — Грейнджер фыркнула, совсем не испытывая злобы. — Да, ты права, мы целовались. Два раза. — Даже так, — с чувством протянула она, кивая. — И как тебе? — Нормально, и давай уже закроем тему поцелуев с Малфоем, — быстро проговорила гриффиндорка, уже жалея, что начала весь этот разговор. Ей почему-то было неловко. Как в первый раз у гинеколога, честное слово. — Нет-нет, хитрая ты задница, не так быстро, — Джинни широко распахнула глаза, указывая на неё пальцем. В этот момент она была очень похожа на свою маму. — Давай рассказывай или сама всё узнаю у Малфоя. — Ты этого не сделаешь, — прошептала Гермиона в ужасе, даже в перспективе боясь представить последствия подобного диалога между слизеринцем и подругой. — А я девочка непредсказуемая, никогда не знаю, что придумаю сегодня, — серьёзно сказала Уизли, принимая вид человека, который приготовился внимательно слушать. — Хорошо, — минута на размышления и нет пути назад. — Я чувствую себя, как последняя дура рядом с ним. Мне кажется, что мой интеллект в такие моменты догоняет соплохвостов Хагрида. Мы с ним не говорили на эту тему, но… иногда я вижу, как он смотрит на меня или как подвигается поближе, но проблема в том, что знаю о нём катастрофически мало, как оказалось. И понять, когда для него это серьёзно, а когда он просто флиртует, как и с другими, я не могу. И это мучает меня, потому что я вроде способна собраться и поговорить с ним откровенно, но в тоже время… я до ужаса боюсь. И весь вчерашний день я избегала его как могла. Да он и не искал меня… — А что произошло, из-за чего ты стала избегать его? — задумчиво спросила Джинни, немного наклоняясь вперёд. — Мы снова чуть не поцеловались и был такой момент, когда… — Гермиона закусила губу, сама не веря, что произносит подобное, — когда я почти сказала о своих чувствах. Мне едва хватило мозгов заткнуться и… он так смотрел, будто догадывался. Я… боялась, что так всё и было. Когда она озвучила свои мысли, девушка поняла, насколько они смешны. Насколько они мелочны, если вспомнить все проблемы, с которыми ей приходилось встречаться в жизни. Если вспомнить, как и через что ей пришлось пройти. Возможно, она преувеличивала свой страх, потому что, когда Малфой наклонялся к ней, почти касаясь кончиком носа её, Гермиона была готова на всё. И на признание, и на продолжение. Но то ли какой-то комплекс, то ли мысль, что Драко может её оттолкнуть, лишили Грейнджер храбрости, которой она так гордилась. Время от времени, разумеется. — А твои страхи не связаны с кровью? — достаточно резонный вопрос прозвучал от Джинни и гриффиндорка с удивлением поняла, что знает на него однозначный ответ. — Нет, Драко сам говорил, что кровь давно не имеет значение для него. И в начале года он доставал меня, только потому что я — это я. — Драко? — брови девушки удивлённо подскочили вверх и Гермиона осознала, что прокололась ещё сильнее, чем могла. — Кажется, у тебя всё и вправду серьёзно. Потому что я не представляю ситуацию, где способна назвать Малфоя не по фамилии. Шатенка понуро опустила голову, уже окончательно запутавшись в своих объяснениях или показаниях, смотря как назвать. Смысл останется примерно одинаков. Есть преступник, есть соучастник и есть преступление. Только вот расследование, видимо, откладывается на неопределённый срок. Гермиона вспомнила, как мельком посмотрела на Малфоя в Большом зале вчера на ужине. Он о чём-то переговаривался с Забини, выглядя вполне привлекательно для человека, у которого умер отец. Хотя он всегда выглядел незаслуженно хорошо. Но его поведение вызывало у неё чувство озабоченности, потому что она переживала. Когда они разговаривали наедине, Драко не закрывался как при остальных, и девушка не могла определить, насколько ему плохо. Она волновалась за него даже больше, чем догадывалась. И когда он посмотрел прямо на неё, через всех студентов Хогвартса, Грейнджер замерла, словно её сердце в этот момент остановилось раз и навсегда. Гриффиндорка закрыла глаза, уже не злясь на себя за столь лиричные мысли. Она смирилась с ними, потому что они стали её частью, когда ещё всё только начиналось. — Гермиона, — Джинни взяла её за руку, заглядывая в глаза, — я не хочу, чтобы ты подумала, что я издеваюсь или осуждаю. Наши чувства чаще всего не взаимны. Это больно, но не смертельно. Конечно, на словах всё и всегда звучит слишком просто, но это и вправду так. Я не говорю, что ты безразлична Малфою — я его не знаю. Но если ты ему дорога, то ты просто поймёшь. Возможно, не сейчас и не завтра, но это приходит, особенно если чувства настоящие. — Ты поняла с Гарри? — тихо спросила Грейнджер, стараясь не попадать в чан грусти, на краю которого она буквально стояла и качалась, гадая, упадёт или нет. — Да, — теперь печаль в голосе подруги скользила так чётко, что стало невыносимо сидеть и ничего не делать. В её силах было только слушать. — Поняла. Мы долго шли к друг другу, но однажды настало время, когда и я, и он, не сомневались в наших чувствах. Я помню этот эпизод очень хорошо… У Гарри был день рождения и я позвала его к себе в комнату, чтобы поздравить. Я знала, что вы собираетесь уходить и поэтому рискнула. И поцеловав его, я словно ощутила его чувства. Наверное, не получиться объяснить, но… всё просто приобрело ясность. Гермиона молчала, не зная, что сказать на подобное откровение. Она могла только представить, сколько значили эти слова для Джинни, раз девушка ни разу до этого мгновения не говорила о тех моментах. — Как ты? Прости, я ужасная подруга, даже не поинтересовалась у тебя о делах, — теперь ей было стыдно, потому что она действительно чувствовала (а может, и была) плохой поддержкой для Уизли. — Прекрати, я в порядке, — уверенно сказал Джинни, — если бы я лила слёзы в подушку или убивалась по неудачным отношениях, то вела бы себя совершенно иначе. Понимаешь, мы с Гарри, наверное, перегорели друг к другу. Когда он только сказал об этом, мне показалось, что он несёт бред. Но чем больше мы на расстоянии, тем больше я убеждаюсь в обратном. Просто он заметил наш упадок раньше меня. На самом деле, у нас в противоборствующей команде есть один парень… Он часто оказывает мне знаки внимания и мы поцеловались. — И ты обвиняла в молчании меня?! — поражённо выдохнула гриффиндорка, широко распахнув глаза. — Ты не спрашивала, — рыжая попыталась защититься, но сама не выдержала и начала говорить: — Его зовут Митчел и он из Америки. Родился там, но вырос у нас. И когда нас только познакомили на одном из матчей, мне он жутко не понравился. Я думала, что он наподобие Малфоя… ну знаешь, такой же невыносимый. Но… неделю назад мы как-то разговорились и он признался, что вёл себя так, только потому что я ему очень приглянулась. Ну и… я поцеловала его. Мы, блин, едва не переспали в той чёртовой коморке. — Джинни, у тебя явно будни более насыщенные, нежели у меня, — усмехнулась Гермиона, но заметив на лице подруги какую-то смесь вины и стыда, поспешила спросить: — Что случилось? — Видишь, если бы я не остановилась вовремя, то… В общем, мы с Гарри пообещали друг другу ни с кем не спать, пока не пройдёт месяц с нашего расставания. Это была моя идея и он с готовностью её поддержал. Наверное, в тот момент я верила, что он успокоится и вернётся. Что всё станет, как раньше. А теперь мне даже не хочется, чтобы всё возвращалось на круги своя. — Джинни, я не имею права рассказывать об этом, но, — Гермиона закусила губу, понимая, что в рейтинге хороших друзей, стоит на последнем месте. — Но Гарри тоже целовался кое с кем. Я говорю тебе об этом, чтобы ты не корила себя. Да, возможно, вы оба нарушили слово, данное друг другу, но главное ведь быть счастливым. А тебе нравится, как всё сложилось, хоть ты и думала, что всё будет иначе. Я уверена, Гарри тоже не хотел причинять тебе боль, но иногда некоторые события в нашей жизни, происходят совершенно неожиданно. — Да, возможно, ты права, — девушка хмыкнула, качая головой в негодовании. — И когда ты успела стать такой мудрой? — А это всё «Спелла», — нараспев произнесла Грейнджер, засмеявшись. — Стоп, не переводи тему. Где сейчас твой спортсмен? — Я не прячусь от него в отличие от некоторых, — Уизли выразительно посмотрела на гриффиндорку, наблюдая за её закатыванием глаз. — У него матч в Ирландии. Должен вернуться через пару дней. — Значит, на бал ты придёшь с ним? — Гермиона поиграла бровями, как любила это делать Джинни, и заговорщически улыбнулась. — Может быть, — таинственно сказала рыжая, хитрыми глазами обводя помещение. — Я думаю пригласить его, если мы всё проясним. — Мне его уже жаль, потому что я прекрасно знаю, как ты обожаешь выяснять отношения. — Ой, вот только не надо, я само благодушие, — картинно возмутилась Уизли, вставая. — Идём, у нас много работы. Ты должна поразить одного премерзкого хорька. — Во-первых, ты опять перевела тему, а во-вторых, он не мерзкий, просто… не для всех, — Гермиона поднялась вслед за подругой, доставая кошелёк из сумочки. Не услышав её ответа, она подняла голову и увидела круглые глаза Джинни. — Что? — Ты только что встала на сторону Малфоя, я в шоке, — она медленно развернулась, словно в неё прилетел Остолбеней, и ей тяжело было передвигаться. Грейнджер лишь поймала себя на мысли, что подруга права, и на том, что, наверное, если бы пришлось, она бы сделала подобное не раз.

***

— Нет, белое слишком свадебное, а я пока не собираюсь выходить замуж, — жалобно пробурчала Джинни, в сотый раз отвергая предложение консультанта примерить то или иное платье. Она стояла в центре магазина, возвышаясь на подиуме и рассматривая себя в зеркало. Платье, длинной до колен и с утягивающей талией, смотрелось на Уизли волшебно, но её такой эпитет не совсем устраивал. Ни розовое, ни красное, ни фиолетовое не подошли девушке только по её мнению. Гермиона же считала, что все эти платья сидели на подруге как влитые. Но она оказалась в меньшинстве, поэтому и сидела на диванчике, попивая кофе. Этот напиток был очень необходим, потому что она планировала вернуться в школу живой, а не носилках, которые ей запросто могли организовать, ведь ноги уже отваливались, а голова болела. Грейнджер сначала пыталась помочь Джинни с выбором самого платья, фасона, цвета, а потом просто плюнула и стала ждать чуда. Уизли и без неё со всем справлялась и ещё умудрялась руководить консультантом, параллельно примеряя одежду. Девушку всегда удивляли другие представительницы женского пола, которые любили ходить по магазинам. Лично ей это было не интересно, и каждый раз, когда маггловская подруга или мама, или Джинни, пытались заставить её пойти с ними на шопинг, у неё начиналась аллергия на само это слово. Гермиона была только «за» зайти в книжный магазин и пропасть там навсегда — такой шопинг она любила. Но в остальном… хоть на стенку лезь. — А можете мне дать вон то, персиковое? — Уизли придерживала шторку в примерочной у груди, показывая пальцем на нужную модель. Консультант по имени Александра подала нужный размер девушке и лучезарно улыбнулась. Но Грейнджер заметила, как её улыбка слетела с лица, стоило Джинни исчезнуть за шторкой. Она могла лишь усмехаться по этому поводу, потому что сделать в таком случае ничего не получится. Да и Гермиона всё понимала. За последние два часа, что они провели, выбирая платье, она тоже была готова убить подругу, потому что её придирки к любому наряду, иногда заставляли выворачиваться наизнанку, лишь бы не прибить ту на месте. Возможно, это странно, но Джинни ещё ни разу с тех пор, как они ушли из кафе, ничего не сказала о Малфое. Хотя, что тут говорить. У неё только два варианта: продолжать вести себя, как глупая дура, или поговорить. И второй был самым разумным. Джинни отодвинула шторку, выходя из примерочной и становясь на круглый подиум, начиная рассматривать себя со всех сторон. — Господи… — выдохнула Гермиона, ведь девушка перед ней была ослепительной. — Это просто… просто… потрясающе! Джинни, ты должна его взять. Ты в нём как принцесса. Уизли молчала, с задумчивым видом проверяя, как платье сидит на бёдрах и груди. Оно было классического кроя — подчёркивало талию, расширяясь от неё и уходя в пол. Грудь была приподнята и вырез открывал достаточно, в то же время, оставляя простор для фантазии. И фантастический персиковый оттенок, который переливался сотнями бликов похожих на него. Джинни буквально сияла в нём. — Не знаю, думаешь? — в её голосе скользила такая озабоченность, что Гермиона моментально нахмурилась. — В чём дело? — Я подумала, что и Гарри будет там. Может, мне лучше вообще не идти? Грейнджер поджала губы, не совсем понимая, что ответить на такой провокационный вопрос. С одной стороны — подруга, а с другой — друг. Если логично подумать, то ничего страшного не произошло, но девушка боялась, что её друзьям будет больно. — Джинни, решать только тебе. Я же считаю, что тебе нужно пойти на этот чёртов бал и покорить там всех. В особенности твоего кавалера, — гриффиндорка игриво улыбнулась. — Вы с Гарри расстались. Да, это неприятно. Но почему ты должна отказывать от веселья из-за него? Конечно, он мой друг и я не хочу говорить о нём плохо, но он тоже двигается дальше. Тебе не стоит себя винить, раз ты смогла перебороть грусть и с лёгким сердцем отпустить его. Просто прими эти изменения и тебе сразу станет легче. Гермиона встала и обняла подругу за талию, так как доставала только до неё, потому что подиум здорово возвышал Джинни над ней. — Ты права, — воинственно произнесла Уизли. — И что это я расклеилась? Платье-то и вправду потрясающее, — она повертелась в разные стороны, шелестя воздушной юбкой. — Смотри, тут вырез почти до бедра. — Бери и не сомневайся, — серьёзно проговорила Грейнджер, проводя рукой по ткани. — Оно как бархатное. Такое мягкое и нежное. — Всё-всё, девушка, — Джинни позвала консультанта и когда та подошла, уверенно произнесла: — Я покупаю это. — Отличный выбор, к нему в комплект идут белые перчатки, длиною до локтя, и небольшая диадема, в качестве аксессуара для причёски. — Здорово, — пробормотала Гермиона, наблюдая, как подруга кивает и с нетерпеньем идёт в примерочную, переодеваться. Она взглянула на свежий выпуск пророка на журнальном столике, который до этого, каким-то образом, не заметила. Взяв газету в руки, девушка принялась бегло просматривать статьи. Этот женился, другой развёлся, третий изменил. Эта бросила, эта изменила, пятая выходит замуж. Боже, такое ощущение, что людям больше нечего обсуждать, кроме личной жизни совершенно постороннего им человека. Гриффиндорка абсолютно не понимала, зачем люди это делают. Хотя счастливый и довольный своей жизнью человек, никогда не станет тратить своё драгоценное время на какого-то постороннего идиота, прожигающего свои перспективы. Обычно подобным занимаются только завистливые и глубоко несчастные представители рода человеческого. Наверное, иногда всё же стоит посмотреть на себя со стороны, чтобы просто на секунду представить — вдруг проблема не в других, а в тебе. Но эгоисты и нарциссы никогда не опустятся на уровень анализа собственного поведения. Мало ли, они найдут в себе любимом какой-то недостаток. От подобных размышлений становилось неизбежно грустно, и Гермионе перевернула страницу со светской хроникой. Ничего о Люциусе, о пропажи магглов и волшебников на границе. Пустое ничего. Видимо, Гарри был прав, говоря, что Кингсли всё очень тщательно скрывает. Было ясно зачем и для чего, но определённые моменты всё равно требовали объяснения. Но помимо всех переживаний о ситуации в стране, Грейнджер волновалась за родителей. Кингсли пообещал, что будет каждый день сообщать ей через Гарри, как у её родителей дела. Но этого было мало. Ей хотелось написать матери, спросить у отца совета, но такой возможности не представлялось, поэтому её настроение скакало в разные стороны с космической скоростью. Джинни наконец вышла из примерочной, на сгибе локтя неся платье. Она своим появлением отвлекла девушку от пессимистичных мыслей, снова возвращая в реальность. — Гермиона, нам осталось только тебе подобрать платье и мы сможем отправиться в Хогвартс, — Уизли отдала на упаковку свою покупку, подходя к подруге. — А ты разве не планируешь возвращаться на Гриммо? До бала ещё много времени, — Грейнджер удивлённо проговорила свой вопрос, пытаясь понять, что она упустила. — Планирую, но понимаешь, мы ведь жили там вместе с Гарри и теперь злоупотреблять его гостеприимством нет никакого желания. Ты же знаешь Гарри, он никогда не скажет тебе свою претензию и уж тем более не выгонит из дома. — Ты не говорила родителям, да? — почти утвердительно сказала гриффиндорка, видя молчаливое согласие на лице девушки. — Вам в любом случае придётся это сделать, по-другому никак. — Знаю, но я решила, что, когда мы с ним поговорим и придём к окончательному выводу, тогда я и скажу родителям. Ты же в курсе, что скажет мама, — она закатила глаза, подходя на кассу, когда её позвали рассчитаться. — «Вот, ты была такой, а нужно быть такой. Ты могла окружить мальчика большей заботой, а не пропадать на своих сборах. Не удивительно, что он тебя бросил». Джинни так похоже спародировала Молли, что Гермиона не выдержала и рассмеялась, придерживаясь за живот. — Это прямо один в один, — со смешком произнесла она, чувствуя, как внутри всё ещё щекочет от веселья. — А это ещё не всё, — Уизли взяла пакет и улыбнулась консультанту Александре. — Спасибо. — Спасибо Вам, приходите ещё, мы будем ждать Вас, — с искусственным радушием проговорила девушка, складывая чек в большой пакет с фирменной эмблемой магазина на нём. — В случае небольшой корректировки, если она понадобится, мы предоставим Вам скидку в пятнадцать процентов. — Спасибо, — Гермиона взяла Джинни за руку, пока она не начала возмущаться. — Пятнадцать процентов?! А ничего, что я могу его дома сама перешить за бесплатно. Мерлин, что происходит с этими магазинами, совсем теряют берега. Это платье стоит, как… как магглы говорят? — Как крыло от самолёта, — подсказала Грейнджер с улыбкой. — Вот именно! — воскликнула девушка. — Столько и стоит, а они ещё и скидку предлагают смешную. Просто бред. Вот когда я стану дизайнером… — Ты же даже шить не любишь, — усмехнулась Гермиона, с насмешливым видом наблюдая за подругой. — Какая разница, вот если бы я захотела, то меня ничего бы не остановило, так что… О Боже мой! — глаза Уизли расширились в размере, и она так и замерла с открытым ртом, не закончив говорить. Гриффиндорка озадаченно нахмурилась, оборачиваясь и начиная искать взглядом то, что так сильно поразило Джинни. И нашла. Платье кремового оттенка, из шёлка и с золотым сиянием, словно было специально сшито для Гермионы. Ничего лишнего — прямой силуэт, небольшой вырез на груди и ребрах, а так же на нижнем подоле до колена. Она моментально влюбилась в это платье, понимая, что, если не купит его, будет жалеть до конца жизни. А такого девушка ещё никогда не испытывала по отношению к одежде. Её тело будто взбунтовалось против неё и самостоятельно стало двигаться в сторону магазина, на витрине которого и находился манекен. Грейнджер остановилась в нескольких сантиметрах от стекла, едва не поцеловав его носом. Она ещё раз и вблизи посмотрела на чарующий наряд, и её воображения уже представило, как она будет в нём выглядеть, пока взгляд не упал на этикетку. Семьдесят галеонов. Её словно молнией ударило, и девушка поспешила отойти, пока никто не заметил её смятения. Она покачала головой, стряхивая грусть. — Пойдём и немедленно его купим, оно просто… такого слова ещё не придумали, — Джинни была всё ещё под впечатлением и не заметила понурого и поникшего вида подруги. — Нет, мне не очень нравится, лучше ещё поискать, — Гермиона попыталась увильнуть от прямого взгляда Уизли, который своей настойчивостью всегда добивался своего. — Сколько оно стоит? — с пониманием спросила она. — Семьдесят галеонов, — до сих пор пребывая в шоке, прошептала гриффиндорка, складывая руки на груди. — Годрик… — Вот именно, не стоит заморачиваться, лучше пойдём и поищем что-нибудь ещё, — она взяла Джинни за руку, продолжая вести её по Косому переулку, не видя хитрого выражения на лице Уизли, которая посчитала себя злым гением, и заодно начала молиться, чтобы в будущем Гермиона её не убила. Что, разумеется, вряд ли.

***

Драко медленно шёл, с явной неохотой ступая по хрустящему гравию дороги, ведущей к Мэнору. Он знал, что с Нарциссой всё в порядке (спасибо Поттеру); знал, что она не злится на него. Но чувство вины, размером с булыжник в горле, не давало собраться с силами и спокойно с ней поговорить. Он боялся. Кажется, это единственная эмоция, которой он подчинялся с блеском. Она владела им, а не наоборот. Малфой понятия не имел, как себя вести и что говорить — это тоже стало его любимым состоянием, разве что в алкогольном опьянении, он чувствовал себя ещё лучше. Возможно, ему стоило рассказать Нарциссе всю правду, включая его проблемы, которые уже давно таковыми являлись. Может быть, если об этом будет знать большее количество близких ему людей, то Драко станет легче справляться. Хотя это могут быть лишь мечты или желание, чтобы все проблемы решили за него. Парень остановился у крыльца, задумчиво смотря на двери. У него было много воспоминаний, связанных с этим местом. Больше отрицательных, но они не все смогли затмить положительные. Драко чётко помнил, каким был дом до прихода в него Волдеморта. Настолько ясно, что подобное причиняло боль. Он осознал, почему именно сейчас подумал обо всём — потому что ничего прежнего от привычного и уютного Малфой-Мэнора не осталось. Когда Драко полностью получит наследство, когда женится, чтобы особняк полностью стал его владением, он переделает его. Не оставит камня на камне, чтобы его дети никогда не видели следов крови на паркете, которую ничто не смогло стереть. Малфой преодолел пару ступеней и постучал в дверь. Домовик, который едва доходил ему своим ростом до коленей, низко поклонился и поспешил забрать мантию. Драко прошёл в гостиную, сразу натыкаясь на Нарциссу. Эта комната всегда была её любимой. Мама могла часами сидеть в ней и просто пить чай, расслабленно наблюдая за огнём в камине. Интересно, во что бы превратилось это помещение, если бы она не запечатала двери мощным кровным заклинанием, не пуская сюда Пожирателей и безносого ублюдка? Наверное, в то же, во что и остальные комнаты. Драко помнил, что случилось в столовой, в которой мерзкая змея съела его учительницу. Комнату сожгла сама Нарцисса, заперев её чарами, не давая никому туда войти. Она не могла даже смотреть на те двери, настолько сильно те эпизоды отпечатались в её сознании. — Привет, мама, — тихо сказал Драко, понимая, что открытая шея равна хриплому голосу. Было такое ощущение, что он болел уже больше недели и никак не хотел лечить горло. — Дорогой… — она почти рывком поднялась с софы, откладывая вышивание, и подлетая к нему, сжимая в объятиях. — Наконец-то ты пришёл. Я так рада тебя видеть. — И я тебя, — прошептал парень, зарываясь носом в волосы матери, которые неизменно пахли розами, выращиваемыми в её саду. — Скорпиус наверху, если ты хочешь, можем позвать его, — быстро сказала женщина, отстраняясь от него. — Пока не стоит, я хочу поговорить с тобой наедине, — Малфой взял её за руку и опустился на диван, поглаживая хрупкую ладонь. Он представлял себе подобный разговор, но не думал, что он случится по собственной воле. Обычно в голове мелькали картинки, как его застукивали за распитием алкоголя в невиданных количествах. А сейчас… у него словно не было языка. — Драко, что такое? — обеспокоенно спросила Нарцисса, кладя другую руку ему на щёку. — Я не говорил тебе об этом, но… в последние полгода, у меня серьёзные проблемы с выпивкой, — слова вылетели изо рта и разрезали тишину и треск камина, своей безжалостностью, потому что пути назад больше не было. — После всех событий, наверное, мне просто казалось, что это единственный выход. Что никто не сможет понять мои чувства и страхи. Я… закрылся, и от тебя в том числе. Прости. Даже сейчас я жутко хочу выпить — внутри всё буквально горит от подобного желания. И я решил рассказать тебе, потому что больше не хочу секретов между нами. Они и так испортили слишком много в нашей семье. Нарцисса ласково смотрела на него, настолько, что Драко даже усомнился в том, слушала ли она его. На её лице не было ни капли осуждения или злости, только грусть и бесконечная забота. Он прочистил горло, чтобы голос перестал быть таким хриплым и низким, и задал вопрос: — Ты не разочарована? Вот чего он боялся больше всего — разочаровать своих родителей. Наверное, это был страх многих детей, но у Малфоя его уровень являлся чересчур гипертрофированным. Словно он полностью состоял из презрения ко всему живому и чёртова страха разочаровать родителей. Когда Люциус говорил, каким ему быть, Драко всегда старался угодить и оправдать надежды отца. Но после принятия метки, вся жизнь будто окрасилась новыми цветами. Парень наконец-то понял, что любовь родителя не должна зависеть от успехов ребёнка — она безоговорочная. Как бы банально это не звучало. А Люциус растил не сына, а протеже, и когда в голове Драко промелькнула такая мысль в первый раз, он не поверил. Но отец заходил всё дальше и дальше, пока в один момент не толкнул слизеринца в пропасть догадки, изменившей его жизни. Люциус не любил его. Возможно, он испытывал к нему какую-то привязанность, но лишь как к собственному ребёнку и не более. В противном случае, всё, что происходит сейчас, никогда бы не случилось. Нарцисса совершенно другое. Она всегда являлась исключительно его матерью, без ярости смотря ему в глаза, говоря, что у него ещё всё получится. И поэтому именно её Драко больше всего на свете боялся разочаровать. Боялся, что теперь она будет смотреть на него, как Люциус. Боялся, что станет не нужен, потому что не оправдал ожиданий. Он ещё никогда не чувствовал себя таким ребёнком, как сейчас. Первый момент в его жизни, когда хочется молить о прощении просто за своё существование. — Милый, — нежно произнесла Нарцисса, убирая чёлку с его лба, — ты всё, что у меня есть, как я могу злиться на тебя или разочаровываться в твоих поступках? — Очень просто, — пробормотал парень, опуская глаза от стыда. — Драко, ты ещё очень молод и у тебя пока нет своих детей, чтобы считать иначе, но поверь мне, любящие родители никогда не откажутся от своего ребёнка, только потому что он оступился. У тебя тяжёлый период, тебе нужно время и всё образуется. — У других тоже нелёгкие времена, но почему-то никто из них не жрёт виски на постоянной основе, — грубо и зло процедил Малфой, не понимая, по какой причине бешенство в груди стало захватывать внутренний органы, чтобы испепелить их к чёрту. — Не нужно сравнивать себя с другими, — назидательно сказала Нарцисса, поднимая его лицо за подбородок. — Ты даже не представляешь, сколько иногда мужества нужно, чтобы признаться в своих промахах и ошибках. Ты молодец, даже если считаешь иначе. — Ты права, я считаю иначе, потому что вместо того, чтобы делать хоть что-то, вместо того, чтобы бороться, я просто ною и бездействую. Я ни хрена не делаю! — в запале прокричал Драко, поднимаясь на ноги. — Мне паршиво от самого себя. Я ненавижу себя! За всё, что сделал. За ту боль, которую причинил. За попытку убить Дамблдора, за издевательства над Грейнджер, хотя она последний человек, который заслужил подобное. За то… что чуть не убил Кэти Белл. Я чуть не убил её, просто потому что запаниковал, — голос дрогнул и теперь в нём слышались слёзы и паника. — Я почти стал убийцей. Ещё… если бы не Снейп. Но он тоже мёртв! И отец… чё-р-р-т-т, он тоже мёртв или почти… это без разницы, главное, что я приношу боль. Всем, и я устал от этого. Я просто хочу прекратить всё это. Было так тихо внутри. Спокойно. Он не помнил, когда в последний раз испытывал данное чувство. Глаза сами собой закрылись и парень выдохнул, ощущая какой-то гипнотический покой, овладевший им. Словно всё перестало иметь значения, и теперь он мог дышать расслабленно, не виня себя за каждый клочок кислорода. — Легче? — через минуту спросила Нарцисса, слегка поднимая уголки губ вверх. — Намного, — прошептал Драко, медленно открывая глаза. — Что?.. — Милый, когда ты столько времени всё держишь в себе, всегда наступит момент, который может окончательно тебя сломить. Вся боль, копившаяся в тебе, все переживания, обиды, страхи должны выходить из тебя словами. Людям важно делиться своими проблемами, и это не слабость — это умение с ними бороться. Иногда нужно всё высказать кому-нибудь, чтобы стало легче. Сейчас ты наконец смог это сделать и сразу почувствовал облегчение. Тебе стало лучше. Так прекрати закрываться и начни делиться хоть с кем-нибудь своими мыслями и проблемами, пожалуйста. Нарцисса смотрела на него умоляющим взглядом, в котором блестели невыплаканные слёзы. Малфой ненавидел, когда мать плакала, — у него был жуткий страх перед женскими слезами, поэтому он решительно преодолел расстояние до неё и крепко обнял за талию, прижимаясь головой к её груди, стоя на коленях. Драко никогда не стоял на коленях. Даже когда получал метку, он вынес ту боль, не упав в грязь лицом. Он зажмурился, чтобы не разрыдаться, как девчонке. Чтобы ещё больше не превратиться в слюнтяя. Чтобы поддержать мать хотя бы в этот момент. — Прости меня, — прошептал он, надеясь хоть как-то загладить свою вину перед ней за себя. — Драко, перестань, тебе абсолютно нечего стыдиться. У всех бывают взлёты и падения, возможно, ты сейчас упал как раз для того, чтобы в будущем взлететь. — Очень философски, мама, — хмыкнул Малфой, поднимая голову. — Я воспитанная дама, как ещё мне выражаться? — усмехнулась Нарцисса, проводя рукой по его волосам. — Ты так вырос. Иногда мне в это не верится. — Вообще-то, у тебя наверху ошивается собственный внук, которому двадцать один год, и который прибыл из будущего. Вот, во что действительно не верится, — Драко встал и присел рядом с матерью, откидываясь на спинку дивана. Настроение резко подскочило вверх, словно его заставили это сделать. — Я не стану с тобой спорить, — покачала головой женщина в искусственном недовольстве, через секунду возвращая на лицо улыбку. — А что ты говорил о мисс Грейнджер? Блять. Вот кто тебя просил открывать рот, придурок? Или упоминать Грейнджер? Идиот! Парень был готов провалиться под землю от вопроса матери, потому что он совершенно и абсолютно не был к нему готов. Возможно, он никогда не будет к нему готов. Потому что разговор о Грейнджер может принять только один единственный оборот, а Драко не горел желанием слушать Нарциссу и её мечты о внуках. Или предвзятое мнение касательно гриффиндорки. Малфой боялся, что мать может сказать что-то не очень приятное в отношении девушки и он не выдержит и сорвётся на ней. Забавно, ещё не так давно он сам издевался над девчонкой, а теперь готов любому глотку перегрызть за неосторожное слово в её сторону. Даже родной матери. Салазар, какой бред, маразм и всё, что угодно, кроме логики. — Ничего не говорил, — отчаянная попытка и глаза начинают бродить по комнате, выдавая враньё. — Драко, у нас снова появляются секреты друг от друга? — почти с насмешкой произнесла женщина, и парень с недовольством понял, что ей их родство только ещё больше помогает читать его. Блин. — Мы… немного сблизились, — два поцелуя, красноречивые взгляды, постоянные попытки прикоснуться к ней и повторить поцелуй, желательно продолжая дальше по прямой двигаться к кровати. — Нашли общий язык, так скажем. Лучше и не скажешь, верно, Малфой? — Ты никогда не умел говорить о девушках спокойно, сынок, — протянула Нарцисса, видя его неуклюжие попытки односложно ответить. — Мам… — Даже когда ты рассказывал о мисс Грейнджер в детстве, ты всегда очень эмоционально пародировал её и придумывал новые оскорбления. А сейчас ты так спокойно говоришь о ней, словно… как ты сказал: «наверху шатается твой» в данном случае сын, «которому двадцать один год». Кажется, дорогой, ты мне врёшь, — она проникновенно заглянула ему в глаза, поднимая тонкую бровь. Драко с поражением выдохнул, немного сутулясь, будто на спину свалились все тяготы этого мира. — Ладно, ты права, мы существенно сблизились, но пока ничего не ясно и такое ощущение, что всё ещё больше запуталось, — парень провёл рукой по лицу, чувствуя неимоверную усталость. — А ты не думал сделать первый шаг? — спокойно спросила Нарцисса, ставя его в тупик. — Так… — он даже не знал, что сказать ей. Рот приоткрылся, выдавая его беспомощность в данный момент. — Драко, — она покачала головой, — ты вроде большой мальчик и девушки у тебя были, но такие простые истины, ты так и не узнал. Сколько раз я ловила тебя за заня… — Мам! — выкрикнул Малфой, покрываясь красными пятнами от стыда и смущения. — Что? — притворно-удивлённо округлила глаза женщина, с усмешкой на лице. — В плане половой жизни, ты преуспел, насколько я могу судить. А в плане отношений с девушками, разговорами с ними, ты остался таким невеждой. — У меня с этим всё прекрасно и давай уже закроем эту тему, — он поднялся на ноги, желая уйти, как его на место пригвоздил суровый взгляд матери. Драко вернул свою пятую точку на софу, чувствуя себя поганым первокурсником. — Знаю я с какими девушками ты общался, но здесь всё гораздо сложнее и… — Ты не против Грейнджер? — озадаченно посмотрев на мать, Малфой замер в ожидании ответа. До этого мгновения он и не представлял, как ему важно, чтобы Нарцисса не была против девушки. Женщина вздохнула, отводя глаза в сторону камина: — Я не довольна подобным раскладом. Ещё несколько месяцев назад, я искала тебе подходящую невесту, и когда появился Скорпиус, моё мнение было другим. Но я вижу своего внука, вижу, как ты говоришь о ней, и какое я имею право заставлять тебя выбирать другую? Это эгоистично и в духе твоего отца. Но… если бы не война и все потери, с которыми мы столкнулись, я бы не позволила тебе допускать мысль быть с ней, — она внимательно посмотрела в его глаза, передавая всё своё благословение таким образом. — Я рада, что ты влюбляешься в неё или уже влюбился, правда. К тому же Скорпиус оказался прав, некоторые вещи неизменны. — Этот сопляк вечно говорит что-то высокопарное и занудное, — пробурчал Драко. — Весь в мать. Нарцисса звонко рассмеялась, и Малфой ощутил покой не только внутри, но и снаружи. Было так спокойно.