***
— Нет, — спокойно ответил Кингсли после того, как они закончили свою сбившуюся речь. Драко едва не взорвался от ярости, бушевавшей у него в кровотоке. Он сжал кулаки, надеясь, что это хоть немного отрезвит его и притупит желание убить поганого Министра прямо здесь и сейчас. — Гермиона может быть почти мертва, нам больше нельзя медлить, — Скорпиус был голосом разума Малфоя. В основном говорил именно он, потому что только ему из них двоих приходилось сталкиваться с твердолобостью политика, сидящего перед ними. Драко закрыл глаза и сделал вдох, снова поднимая веки, впиваясь взглядом в лицо мужчины. Повезло, что он пока не выгнал их. Им нужно тянуть время, чтобы Поттер позанимался привычным геройством всласть. На входе в Министерство Драко обыскивали какие-то полудохлые охранники, и Малфой подумал, что совершить переворот с такой охраной ничего не стоит. Поттер следовал за ними в своей мантии-невидимке, надеясь на чудо. Но им действительно повезло, и никакая сигнализация, которая могла стоять на посту охраны, не сообщила о незаконном проникновении, давая им возможность спокойно войти в лифт. Где вышел Гарри, Малфой не знал, но его волновал только результат, поэтому реагировал без паники, когда они покидали кабину. Скорпиус сказал, что так даже лучше. Если их раскусят, они точно не смогут сдать Поттера. Подобное благородство собственного сына немного напугало Драко. Он думал, что его вековые гены Слизерина окажутся сильнее. Но, видимо, Грейнджер даже здесь постаралась его уделать. Но он простит ей это за её возвращение в свою жизнь. Честное слово, Малфой отлупит девушку за то, что её похитили. И пускай она ни капли не виновата, ему всё равно. Она будет извиняться, что оказалась такой наивной и не слушала никого, продолжая ходить со своей Уизлеттой по магазинам. Девушки. Такие несносные создания. Он не знал, что скажет ей первым при встрече. Наверное, что она идиотка. Но на ум просились другие слова, которые раньше наверняка бы вызвали у него рвотный рефлекс. Блондин никогда не задумывался всерьёз, чтобы их произнести. Ему они казались безвкусными, пресными, немного ядовитыми своей ярко выраженной привязанностью. Да и вообще, говорить их — смерти подобно. Девчонки могут сколько угодно желать их услышать, но почему-то когда Грейнджер возникала в списке, относясь напрямую к женскому полу, Драко начинал думать по-другому. Его мозги будто переворачивались и начинали вести совсем иной образ жизни. Словно дёрнули рычаг, и всё, свет потух, знаменуя новое начало. Возможно, однажды Малфой услышит или скажет их. Но первый вариант вызывал странные эмоции. Потом ведь не будет обратного пути. Драко знал, что он чувствовал, и ему казалось, что всё это на ладони. На хрупкой ладони с тонкими пальцами. Но не всегда очевидное для тебя может быть очевидным для другого человека. Он не хотел причинять боль Грейнджер своим возможным молчанием, но ответить парень пока тоже не был готов. Драко вообще не понимал, как его мысли приняли подобный оборот и почему они появились именно сейчас, но выгонять их из своей головы было поздно, потому что они основательно прижились, словно находились у себя дома. — Я понимаю Вас, — осторожно сказал Кингсли, наконец-то откладывая свои бесчисленные бумаги, — но я не стану идти на поводу у Люциуса ради одного человека. Даже если он дорог мне. — И что тогда делать? — зло всплеснул руками Скорпиус, тяжело дыша. — Просто бездействовать? Оставить её там? А вдруг у неё сейчас счёт на минуты? Вы не можете просто так оставить её там! — Мистер Малфой! — повысил голос министр, поднимая на Скорпиуса глаза. — Я делаю всё, что в моих силах. Авроры прочёсывают всю страну, но пока результатов нет. Но они будут. Люциус не гений — он просто безумец с манией преследования и множеством предателей вокруг. Поэтому отдавать столь ценную и опасную разработку я не стану. Она останется в Министерстве под надёжной охраной. — Той, что на входе? — саркастично осведомился Драко, чуть ли не впервые подавая голосом с момента их прихода сюда. Кингсли перевёл на него взгляд, в котором застыло удивление и немного презрения. — Именно, но не забывайте, что Аврорат тоже относится к охране нашего Министерства и нашей замечательной страны, я не вижу смысла сомневаться в их работе. — Почему Вы отстранили Поттера? — резко меняя тему, спросил Драко. — Он отказался выполнить приказ, — мужчина опустил глаза на пергамент перед собой, выглядя крайне незаинтересованным. — Поттер и отказался выполнить приказ, — хмыкнул Малфой, — как-то много противопоставления в одном предложении, Вам не кажется, господин министр? — Вы на что намекаете, Малфой? — жёсткость в голосе Кингсли лишь заставила Драко ухмыльнуться. Он даже забыл использовать «мистер», словно слизеринец не стоил такого понятия, как «вежливость». — Ничего, просто удивлён, что Золотой мальчик, Избранный, отказался выполнить приказ. Что же могло случиться, чтобы он так категорично сказал «нет»? — С меня довольно, немедленно покиньте мой кабинет! — едва сдерживая злость, произнёс министр, поднимаясь изо стола. — Я сообщу Вам, когда мы найдём мисс Грейнджер, а пока… до свидания. Малфой усмехнулся, игнорируя негодующий взгляд Скорпиуса. Они вышли из комнаты, и парень не выдержал: — Какого чёрта ты там устроил? Нам нужно было пробыть там ещё хотя бы десять минут, — он шипел ему на ухо, почти как его мать. — Успокойся, — Драко игриво улыбнулся секретарше, которая подмигнула ему, и, закинув руку на плечо сына, повёл его в сторону лифта. — Всё нормально. Если бы мы слишком явно стали тянуть время, он мог бы что-то заподозрить. А так ему и в голову не придёт проверять цель нашего посещения. — Зачем нужно было поднимать тему отстранения Гарри? Что это тебе дало? — Скорпиус нажал на кнопку вызова, оглядываясь через плечо. — Поттер отказался выполнить приказ. Тебе не кажется, что это звучит бредово? — фыркнул Драко, прекрасно чувствуя ложь, которой была пронизана данная тема. — Что ты хочешь сказать? — Скорпиус нахмурился, озадаченно вглядываясь в его лицо. — Либо Кингсли врёт, либо приказ был настолько ужасен, что Поттер не стал его выполнять. Малфой сам удивился, как, оказывается, хорошо он знает Поттера. Эта мысль неприятным комом осела в горле, словно проглотить её было целым испытанием. Драко не хотел признавать, что у них с Золотым мальчиком было уже что-то вроде извращённой дружбы. Почему-то в сознании воскресла картина, как он протягивает руку мальчишке в очках со шрамом на лбу и получает отказ. Драко и не подозревал, что это так сильно заденет его и будет своеобразным комплексом, идущим из детства. Когда он только сел в Хогвартс-Экспресс, то точно знал, что ему всё будет по плечу. Но потом «нет» Поттера на его предложение дружбы, что на самом деле очень много значило для Малфоя, а после и рука Грейнджер, взлетающая вверх на каждом предмете, заставили возненавидеть Золотое Трио до дрожи. Но, смотря на всё произошедшее сейчас, Драко понимал, что просто завидовал. Жгуче, ядовито. И теперь, по сути заполучив два из трёх золотых слитков, он осознал, что иногда судьба может вести тебя к чему-то очень долго и крайне сложным путём. Когда механический голос объявил этаж, а решётки лифта отъехала в стороны, Малфой тряхнул головой, выныривая из странных мыслей. Ему было не по себе от того, что в Министерстве его стали посещать такие думы. За спиной раздалось какое-то копошение, и Драко обернулся, едва не обделавшись от неожиданности, когда Поттер скинул мантию и его голова резко зависла в воздухе. Он прикрыл глаза, злясь на себя за такую идиотскую реакцию. — Можно было хотя бы предупредить? — прорычал Малфой, замечая, как Скорпиус сдерживает смех. — И пропустить такое выражение лица? — язвительно сказал Гарри, ухмыляясь. — Придурок, — буркнул Драко, не зная, к кому именно он обращается.***
Гарри видел, как Скорпиус и Малфой покинули лифт, направляясь в кабинет Кингсли. Но ему нужно было на первый уровень. Отдел тайн. Вряд ли Кингсли станет хранить важную информацию у себя в кабинете, куда может проникнуть любой зевака. Да и проходимость у него слишком большая. Гарри вздрогнул, когда механический женский голос объявил этаж: — Отдел тайн. С этим местом у него были крайне неприятные воспоминания, и когда ему приходилось спускаться сюда по работе, мурашки неизбежно начинали бегать по всему телу. Гарри всеми силами старался абстрагироваться от прежних чувств, выходя из кабины лифта. Его шаги глухо звучали в прохладном коридоре. Озноб сковал всё тело, потому что, когда истеричные мысли проникали в голову, он осознавал, что его может ждать Азкабан. Хотя сомнения по этому поводу возникали: Героя войны, Мальчика-который-выжил, Победителя, никто не станет судить за попытку спасти подругу. Но Гарри уже запутался в том, кто враг, а кто друг, и теперь полагался только на людей, которым на сто процентов доверял. На удивление, в этот список входил и Малфой. Поттер просто знал, видел, сколько значит для него Гермиона, и понимал, что предавать, врать, изворачиваться ему было не выгодно. Такие чувства невозможно сыграть, особенно такой заднице, как Малфой. Видимо, Гарри окончательно смирился с выбором подруги, потому что, думая о их отношениях, чувствовал только тошноту, но уже без ненависти и настоящего презрения к хорьку. Он старался отвлечься такими вроде не особо важными мыслями, чтобы его сердце не стучало слишком громко в безлюдном коридоре. Пока помогало. Ему нужна была дверь из красного дерева с цифрой пять посередине. Гарри мельком видел, как туда заходил Кингсли с несколькими лаборантами, чтобы проверить работу «Колибри». Ему всё ещё не верилось, что Кингсли отказался менять Гермиону на эту разработку, пусть и уникальную, пусть и опасную. Но девушка стоила больше, по мнению Поттера. Возможно, потому, что была ему дорога. Кингсли был в первую очередь министром, а потом уже их другом, с которым они прошли войну. Наверное, сейчас оставался только первый пункт, а второй со временем потерял свою актуальность. Красная дверь, как про себя её называл Гарри, была прямо по коридору. Он оглянулся, на всякий случай проверяя нет ли никого за спиной. Вытащив палочку из кармана чёрных джинсов, парень присел на корточки и прошептал заклинание: — Гоменум ревелио. В соседних кабинетах не было никого. Всё-таки им повезло, что ночью в Министерстве практически нет людей. Лишь Кингсли в последнее время практически жил у себя на работе. Он редко уходил домой, всё чаще оставаясь с горами бумаг. Поттер несчастно вздохнул, когда понял, что в нужном помещении кто-то есть. Но выхода не было. Он гусиным шагом подошёл к двери и прислушался. Тишина. Видимо, это кто-то из работников решил задержаться подольше. Гарри прошептал новое заклинание, вызывая небольшой сквозняк. Дверь со скрипом отворилась, и женщина, всё это время изучающая временной поток, поспешила её закрыть. Он сдержал крик боли, когда нога зацепилась за какой-то крючок на стуле. Гарри впился глазами в момент, который застыл на повторе. Это было лицо Люциуса. Ещё до войны. Первой войны. Он знал, потому что «Пророк» и Скитер не щадили семью Малфоев во время слушаний. Они печатали всякую мерзость, включая старые фотографии главы семейства. Сравнивая, кем он мог стать и кем в итоге закончил. Отвратительно, но в данный момент ему это здорово пригодилось. Женщина невысокого роста, достаточно хрупкая, с серо-голубыми глазами и волнистыми чёрными волосами, вздохнула, делая пометку в блокноте. Гарри никогда её не видел, но тут не было ничего удивительного. Авроры редко спускаются в Отдел тайн, а работники Отдела, наоборот, редко с ними сотрудничают. Только с начальником, возможно. Она взмахнула палочкой и перемотала дальше. Везде был Люциус. Везде. Каждый фрагмент, который мелькал перед его глазами, был прошлым. Поттер начал подозревать, что тут дело нечисто. Но вскоре он окончательно в этом убедился. Они выбирали, когда удобнее убить путешественников во времени. Вот почему всё происходило ночью. Никто не должен был знать. Гарри сжал челюсть, злясь на самого себя. На свою вспыльчивость. Возможно, если бы его не отстранили, ему удалось бы как-нибудь исправить положение. Но теперь слишком поздно гадать. Дальше был Забини. И такая же история. Женщина печально вздохнула, перематывая дальше. Скорпиус. — Совсем молодой, — прошептала она с тоской, и парень ощутил и раздражение, и благодарность из-за её слов. Она хотя бы не наслаждалась. Моменты со Скорпиусом были короче остальных, словно тут решение было ясно давно. Гарри больше не выдержал и под скрежет пера пробормотал: — Остолбеней. Женщина выронила перо и блокнот, заваливаясь на бок. Гарри быстро подхватил её, чтобы не издавать лишнего шума. Опустив её на пол, он взмахнул палочкой, ища нужный момент. Вот Гермиона с родителями. Вот она возвращается в Хогвартс, а дальше картина очень смутная. Поттер так некстати подумал, что «Колибри» бесцеремонно вмешивается в частную жизнь. Люциус придумал её, чтобы, очевидно, истреблять своих врагов, но что с помощью неё сможет сделать Министерство, страшно было подумать. Не всегда такая власть должна доставаться людям. Они могут использовать её в своих интересах и погубить тысячи жизней. Гарри принял верное решение. Как только они освободят Гермиону, он собственноручно уничтожит эту чёртову разработку. Нельзя, чтобы за жизнями людей следили таким образом. Это в принципе недопустимо. Никогда и нигде. Наверное, некоторые аналитики не зря боятся будущего: возможно, там вообще не останется понятий «личное» и «неприкосновенно». Его глаза суматошно пытались отследить перемещение Пожирателя, похитившего Гермиону. Он трансгрессировал из Хогсмида в одно место, затем в другое, потом в третье. Гарри показалось это бесполезным и глупым. Кингсли с самого начала без проблем мог найти девушку. С самого начала мог запросто вызволить её, отправив отряд авроров. Но он этого не сделал. Он ничего не сделал. Просто водил их за нос, чтобы они не возмущались, ведь он врёт им прямо в глаза. Теперь Поттер глубоко сомневался, что хоть кто-то, кроме него и Скорпиуса искал Гермиону. Малфой был прав. Нельзя было так тянуть и придумывать какие-то планы. Гермиона может быть уже мертва. И это будет только его вина. Потому что он поверил тому, кто этого не заслуживал. Кингсли не был плохим человеком, наверное, но он больше не был его другом, как это было раньше. Пелена наивности спала с глаз, и он увидел все махинации, увёртки, ложь, которыми его кормили столько времени. Не зря Фадж и Скримджер казались ему склизкими змеями. Пост Министра всех превращает в змей. А Кингсли прекрасно учился на Слизерине — у него это в крови. Гарри сузил глаза, наблюдая, как Пожиратель остановился в какой-то знакомой глуши и провёл палочкой в воздухе, проходя вперёд. Скрывающий купол исчез, пропуская их. Поттер остановил этот фрагмент, надеясь определить местность. Он внимательно осмотрел всё, что открывалось ему на переливающемся полотне. Он пересмотрел момент несколько раз, прежде чем догадка посетила голову. Парень вздохнул, признавая себя самым тупым человеком на свете. Всё это время Люциус был у них под носом, а они искали его тайное логово почти четыре месяца. Идиоты. Гарри провёл рукой по волосам, собирая информацию в кучу. Бросив взгляд на женщину, лежащую без сознания, он наклонился к ней и поднял палочку, касаясь кончиком её виска. — Обливейт. Подправив её воспоминания, изменив картину так, будто она переработала и упала в обморок от усталости, Поттер схватил мантию-невидимку и накинул себе на голову, медленно поворачивая ручку скрипящей двери. Наверное, она специально была так сделана, чтобы всегда замечать, когда кто-то входил в кабинет. Просто и банально, зато эффективно. Гарри спокойно прошёл по коридору, заходя в лифт. Видя, как на следующем этаже в кабину вошли Драко и Скорпиус, он не выдержал и специально подколол слизеринца, как в старые-добрые времена. — Придурок, — буркнул Драко. — Ты узнал, где Грейнджер? — Узнал, — Гарри кивнул, смотря на представителей семейства по очереди. — Она в Уилтшире. Догадываешься, где? — У меня в доме? — поражённо спросил Малфой. — Нет, рядом. Можно сказать, у тебя в саду.***
— Как Люциус оказался там? — удивлённо выдохнул Скорпиус, запутавшись. — А вот так, — процедил Гарри, скидывая мантию и зло запихивая её в карман джинсов, когда они трансгрессировали в Хогсмид. — Авроры просто последние идиоты вместе со мной. Мы искали везде, где только могли придумать, но не возле Мэнора. Твою мать, это же так очевидно. — Если хочешь нарушить закон, делай это у всех под носом. Никто не догадается, — произнёс задумчиво Малфой, складывая руки на груди и ловя непонимающие взгляд остальных. — Так Люциус говорил. — Ладно, что будем делать? — Скорпиус нахмурился, понимая, что варианты его не радуют. — Нас трое. Помощи от Кингсли ждать не стоит. Будем импровизировать? — Если бы Люциус хотел убить нас, то давно бы это сделал, — сказал Драко. — Да, но он мог передумать или всё изменить в своём коварном плане, чтобы убить нас сегодня и похоронить в братской могиле, — всё ещё возмущённо проговорил Поттер, не переставая из-за ярости на самого себя дёргать волосы. — В любом случае, мы не можем больше ждать, — Малфой свёл брови на переносице, усиленно не давая гневу снова залезть к нему в голову. Ему нужно оставаться трезвым. — Тогда… — хмыкнул Скорпиус, протягивая руку вперёд для трансгрессии. — Держись крепче, Поттер, — пошутил Драко, кладя свою ладонь поверх сына. Гарри замкнул круг, и они растворились в воздухе.***
— Мэнор в той стороне, — Малфой огляделся, но в темноте мало что было видно. Хотя медленно начинало светать, но это не очень помогало делу. Люмос было использовать слишком рискованно. — Да, — Скорпиус повертел головой, соглашаясь с отцом. — Ты помнишь какие-то отличительные черты того места, куда входил Забини? Может, камень странной формы или что-то вроде того? — Нет, ничего такого не было. Только пустырь, — пробормотал Гарри, делая несколько шагов в сторону. — Там что-то… Он ещё немного прошёл вперёд, и его резко отшвырнуло назад. Поттер застонал, приземлившись на землю. — Магия крови, — сразу понял Драко, проводя палочкой по ладони, разрезая её. Блондин остановился на том месте, где стоял Поттер, и вытянул руку вперёд. Её засосало, и, быстро схватив Гарри и сына за шкирку, он затащил их обоих в закрывающийся купол. Скорпиус поднял голову и огляделся. Вокруг не было ни души, словно все вымерли или просто поджидали их. — Чёрт, — простонал Малфой, наблюдая, как кровь не собирается сворачиваться. Она пузырилась, будто вена кипела изнутри. — Какого хрена? — Видимо, это сделано специально, чтобы ослабить вошедшего, — сказал Гарри, вспоминая слова Дамблдора, когда он также разрезал ладонь, чтобы забрать крестраж. — Дай сюда, — Скорпиус пробормотал странное заклинание на незнакомом языке, и кровь прекратила вытекать из Малфоя, как из дырявой бочки. Драко удивленно взглянул на него, надеясь получить ответ на невысказанный вопрос. — Кэсси увлекалась целительством и научила меня кое-чему, — он опустил глаза, отворачиваясь. — Идём? — произнёс Гарри, когда слизеринец окончательно собрался с силами. Они переглянулись и пошли вперёд. Тишина, стоящая вокруг, напрягала. Скорпиус подозревал, что, скорее всего, это засада. Они вошли без каких-либо проблем. Их никто не встретил и не атаковал бесконечным потоком заклинаний. Всё шло слишком просто и легко. Когда его нога ступила на крыльцо, он понял, что ещё никогда так не жалел, что оказался правым. — В сторону! — крикнул Гарри, хватая Скорпиуса за рукав мантии, оттаскивая за стену. — Авада Кедавра! — какой-то тучный мужчина без маски Пожирателя оскалился, когда заклинание попало в стену, и произнёс его ещё раз. Драко увернулся от зелёной вспышки, видя, что Поттер отразил одно заклинание, прикрывая Скорпиуса. — Малфой, ищи Гермиону, мы справимся! — Гарри пригнулся и швырнул заклинание в подобие человека. — Остолбеней! — Петрификус тоталус! — Скорпиус прикрыл Поттера со спины, отражая новый луч Протего. Малфой понял, что у него появился шанс проскочить, и, дождавшись ещё одного заклинания со стороны Пожирателей, вошёл в дом, моментально отражая красную вспышку. Он упал от мощности заклинания, отправляя луч Сектумсепры в очередного ублюдка. Пока Поттер с криками атаковал, а Скорпиус прикрывал его, Драко успел подняться на ноги и пройди дальше по коридору. Никаких дверей. Никакого декора. Ничего. Только дощатый пол, бежевые стены и обычные окна без штор. Малфой подумал, что вряд ли бы Люциус создал что-то настолько простое. Наверное, планировкой этого укрытия занимался кто-то другой. Здесь чувствовалась рука Забини. Ничего лишнего. Всё лаконично. Драко завернул за угол и резко вернулся обратно, рыча от боли в плече. Какой-то урод задел его. Прощупав больное место, он понял, что мантия разодрана, а кровь бежит ручьём. Крепче сжав зубы и палочку в руке, парень снова завернул за угол и крикнул заклинание: — Круцио! Пожиратель упал на колени, очевидно, не ожидав от него использование непростительного. Но Драко не состоял в Ордене и уж точно не был хорошим мальчиком. Он смотрел, как ублюдок корчился от боли с каким-то тайным наслаждением. Если кто-то из них прикасался к Грейнджер, наверное, рука не дрогнет, и он впервые в жизни убьёт человека. Он захочет это сделать. — Где девушка, которую привёл Забини? — растягивая гласные, спросил Малфой, присаживаясь на корточки перед скулящим мужчиной. — Она… в подвале, — прохрипел он, смотря на него со страхом. Драко удовлетворённо вздохнул и решил проверить кое-что напоследок. Залезать в голову иногда ему слишком нравилось, и отказать себе сейчас в подобном он не мог. Ему даже не потребовалась сильная концентрация, потому что мысли и страхи вместе с прошедшими событиями лежали на поверхности того, что можно назвать разумом у этого идиота. Он услышал, как Грейнджер просила не делать этого. Увидел, как Люциус вошёл в камеру и сказал какому-то Джасперу оставить её в покое. Малфой оставил мужчину в покое, резко хватая его за челюсть, заставляя смотреть себе в глаза. — Джаспер. Где он? — Я… не знаю. Наверное, со всеми, — его глаза бегали по лицу Драко с таким страхом, словно его хозяином был не Люциус Малфой. Но, видимо, он смог превзойти их ожидания. — Ты был за стенкой, когда эта мразь полезла к ней, — с улыбкой прорычал Драко, снова посылая Круцио в ублюдка, заставляя его завизжать, как свинью перед убоем. Он прекратил действие заклинания, понимая, что больше не может терять время. Малфой увидел лестницу, ведущую вниз, и ускорился, спускаясь по ней. Перед ним показалась дверь, и дёрнув ручку, он зарычал, когда понял, что она закрыта. Направив палочку на замок, он произнёс заклинание, и ему едва не оторвало половину лица осколками деревянной двери, расколовшейся в щепки. Драко выдохнул от облегчения, видя, как Гермиона слабо поджала ноги, чтобы закрыться от шума и взрыва. Он упал перед ней на колени, беря лицо в ладони. Девушка начала брыкаться, что-то шепча. — Грейнджер, тихо, это я, — прошептал Малфой, целуя её в лоб. Гермиона всхлипнула и сфокусировала на нём взгляд. Она облизала сухие губы, усиленно моргая, сглатывая слёзы. — Драко? — её голос звучал как наждачка. — Воды. — Сейчас, — парень наколдовал стакан воды и помог сделать ей несколько глотков, пока глаза искали повреждения или признаки насилия. — Ты в порядке? Люциус что-нибудь тебе сделал? Или кто-то другой? Гермиона покачала головой: — Ничего. Меня не трогали. — Не ври мне, Грейнджер, — прорычал Драко, крепко сжимая её плечи. — Люциус… он… — Драко, меня не трогали. Люциус использовал только Круцио, — с трудом проговорила девушка, кладя ладонь на его щёку. — Ничего из того, что ты мог подумать, не произошло. Он закрыл глаза, чувствуя, как сразу становится легче. Кивнув, слизеринец снял с Гермионы кандалы, замечая, что её рука неестественно болтается. — Что с рукой? — Не знаю, я её почти не чувствую, — прошептала гриффиндорка, почти отключаясь. — Ладно, — Малфой подхватил её на руки, аккуратно вынося из камеры и поднимаясь по лестнице вверх. Грейнджер сильно похудела. Видимо, её даже не кормили. Она практически не ощущалась в его руках, была словно иллюзией. Драко подумал, что обязательно помоет каждый сантиметр её тела; что будет откармливать девушку, пока она не начнёт не влезать в свои любимые джинсы. Сделает всё, чтобы Гермиона забыла эти дни, как страшный сон. Она положила голову на его плечо, с трудом оставаясь в сознании. Малфой поцеловал её в лоб, надеясь, что ей удастся продержаться ещё немного. — Потерпи чуть-чуть, детка. Скоро всё закончится. Гермиона улыбнулась уголками губ, наслаждаясь знакомым запахом и чувствуя, как любимые руки крепко прижимают её к себе. Если она и умрёт сейчас, то не сильно будет жалеть об этом. Главное, что он рядом. Драко вышел в коридор. Тишина. Он уже начинал ненавидеть это слово и то, что оно в себе несёт. Выглянув из-за угла, слизеринец никого не увидел. Рисковать и медлить было опасно, но и идти фактически безоружным тоже. Малфой замер, прислушиваясь к шагам на крыльце. Поттер увидел его и махнул рукой. Блондин поспешил к нему, резко увидев Люциуса, что неожиданно появился у двери, прислонившись плечом к стене. Гарри направил на него палочку, готовый в любой момент отправить его на тот свет. — Не стоит, мистер Поттер, вы можете идти, — расслабленно сказал Люциус, не сводя взгляда с сына. — В чём подвох? — Драко нахмурился, сильнее прижимая Грейнджер к своей груди. — Ни в чём, просто вы мне надоели. Слишком скучно, — он усмехнулся, закатывая глаза. — Вдвоём раскидать двадцать человек. Мне даже стыдно за своих людей. — Вот именно, как-то это подозрительно, — Гарри сделал шаг вперёд, приближаясь к Малфою, чтобы прикрыть его в случае чего. — Они просто отступили. Уж не по Вашему ли приказу? — Всё верно, но какая разница, — Люциус отступил от двери, рукой указывая на неё. — Вы можете идти. В спину заклинание не прилетит, не волнуйтесь. Малфой мельком посмотрел на Поттера, видя такой же шок на его лице, но разбираться в закидонах Люциуса не было времени, поэтому он, аккуратно ступая, прошёл мимо отца, спускаясь по крыльцу. Гарри шёл за ним и, выйдя за барьер, с ужасом оглянулся. — Скорпиус… — Что? — Гермиона встала на ноги, еле держась на них, и вцепилась здоровой рукой Драко в предплечье. — Скорпиус остался там, — с ужасом сказал Гарри. — Боже… — она прижала ладонь ко рту, заваливаясь на бок. — Так, спокойно, — рыкнул Малфой. — Поттер, оставайся с ней. Если я не вернусь, не жди нас, понял? — Но… — Понял? — сильнее надавил Драко. — Да, — Гарри кивнул и поспешил помочь Гермионе. — Драко, а ты… — она всхлипнула и Малфой ухмыльнулся, надеясь её приободрить. — Всё будет хорошо, Грейнджер, — он бросил предупреждающий взгляд на Поттера и снова рассёк ладонь, проходя сквозь барьер.***
— Забавно, не правда ли? Мы наконец-то столкнулись лицом к лицу друг с другом, — с торжествующей усмешкой произнёс Люциус, наворачивая вокруг него круги. — Ты ведь только ради этого и похитил Гермиону, не так ли? — хмыкнул Скорпиус, следя за ним глазами. — Не только, но это уже неважно, — отмахнулся мужчина, складывая руки за спиной. — Важно то, что ты должен умереть. Ты вообще не должен был рождаться, но… увы. Скорпиус сжал челюсть, молча терпя все обидные слова деда, которые слышал не раз. Он помнил все моменты, когда тот причинял ему боль. Все. До единого. Но, наверное, сейчас терпению пришёл конец. — Ты и так всё отнял у меня, тебе мало? Хочешь теперь избавиться от меня? — парень зло усмехнулся. — Без своей семьи я ничего не представляю, так почему же ты не даёшь мне покоя? — Потому что ты портишь мой род только одним своим существованием, — с омерзительной ноткой проговорил Люциус, маниакально скалясь. — Ты всё испортил. — Что именно?! — развёл руками Скорпиус. — Что? Из нас двоих лишь ты отличаешься большой степенью безумия и желанием найти всех предателей. Ты считал своего сына предателем, но на самом деле это ты предал свою семью, став сумасшедшим! — Я не сумасшедший! — взревел Люциус, посылая в него зелёную вспышку. Скорпиус вовремя увернулся, отвечая убивающим заклинанием. Они ходили по кругу, отправляя друг в друга Аваду, словно танцевали вальс. Шаг. Следующий. Поворот. Атака. — Авада Кедавра! — Сектумсепра! — крикнул Скорпиус, и от неожиданности Люциус на миллисекунду потерял главенствующее положение, давая ему шанс. — Остолбеней! Петрификус тоталус! Круцио! Левикорпус! Он посылал лучи заклятий одно за другим, загоняя Люциуса в угол. Мужчина отбивался, ставя щиты, но Скорпиус был моложе, а значит, быстрее, и в одно мгновение произошёл переломный момент. Палочка Люциуса выпала из его руки, откатившись в сторону. Скорпиус тяжело дышал, но всё меркло по сравнению с чувством триумфа. Наконец-то. Люциус на полу. У его ног. Он опёрся о локти, начиная закатываться со смеху. Парень скривился, наблюдал за безумным поведением деда. Отсмеявшись, Малфой-старший с каким-то странным и непривычным блеском в глазах хмыкнул. — Я не ожидал. Если бы не хотел тебя убить, непременно сказал бы, что горжусь, — с той издёвкой, что Люциус произнёс свои слова, можно было убить кого угодно. В том числе и Скорпиуса. Он сильнее сжал древко, смотря прямо в глаза деда. Дыхание участилось. И сердце замерло в предвкушении и ещё одном каком-то непонятном чувстве. Драко остановился в дверях, замечая, как дрожит рука сына. — Скорпиус, — осторожно сказал Малфой, — не делай этого. — Я должен, — прорычал парень, видя, как Люциус наслаждался его состоянием. Рука начинала дрожать всё сильнее и ярче. — У вас, кажется, это семейное, — ядовито прокомментировал Люциус. — Вы оба неспособны убить человека ради семьи, верно, Драко? Слизеринец проигнорировал выпад отца, делая аккуратный шаг к сыну. — Скорпиус, не надо. — Я должен! — прорычал он, и первая слеза упала с ресниц. Он должен. Он поклялся. Кэсси. Мама. Отец. Они все рассчитывали на него, а он подвёл. Скорпиус смотрел в глаза Люциуса, вспоминая яркий момент из детства. — А это твой прадедушка, — произнёс мужчина, держа за руку внука, который крепко прижимал к сердцу игрушечного зайца, подаренного маггловской бабушкой Джин. — А здесь его жена — твоя прабабушка. — А почему их картины двигаются? — Скорпиус с открытым ртом смотрел, как прадедушка кривит свой рот, глядя на него в ответ. — Я ему не нравлюсь? — Не обращай внимания, — недовольно сказал Люциус, ведя его дальше по коридору. — Видишь ли, портреты в волшебном мире напитаны магией. Потому они и двигаются, а ещё могут разговаривать. — А у меня такой будет, когда я вырасту? — с улыбкой до ушей и детским предвкушением спросил мальчик, почти подпрыгивая от нетерпения. — Конечно, у тебя всё будет, если ты захочешь, — ответил Люциус и усмехнулся, видя крайне задумчивое выражение на лице ребёнка. — Мама говорит, что для того, чтобы получить то, что хочешь, нужно много трудиться. — Мама права, — просто согласился Малфой-старший. — А ты не любишь мою маму, да? — слишком искренне спросил Скорпиус, ещё не понимая очень многого. Люциус вздохнул и присел перед ним на корточки. — Главное, чтобы папа любил маму, верно? — Папа любит маму. Я сам слышал, как он это говорил, — утвердительно кивнул мальчик, чувствуя, что у них с дедой важный разговор. — Вот, а остальное неважно, — Люциус щёлкнул его по носу. — Тебе нужно только помнить одно, Скорпиус: мы — одна семья. Больше в этом мире у нас нет друзей. Ты — Малфой, а значит, великий волшебник. Чтобы ни случилось, семья всегда будет рядом с тобой. Для Малфоев семья — это всё. Нет ничего важнее этого. — Папа тоже так говорит, — пробормотал Скорпиус, опуская глаза. — А ты не любишь меня? Я плохо себя веду? — Конечно нет, — удивлённо сказал мужчина. — Ты мой внук, я всегда буду любить тебя. — Даже если я покажу язык тому дяде? — с широкой улыбкой спросил мальчик. — Да, — усмехнулся Люциус, подхватывая его на руки. — Ты всё для меня. — Я люблю тебя, деда. — И я тебя. Он должен! Скорпиус упрямо держал дрожащую палочку в руке, сквозь слёзы смотря на деда. Люциус больше не ухмылялся, он просто смотрел, словно ждал, когда внук произнесёт нужные слова. — Скорпиус, опусти палочку, — Драко был почти в метре от него. Он действовал медленно, как со взрывоопасной бомбой, что в любой момент может рвануть. — Ты всё отнял у меня! — с надрывом крикнул парень. — Всё! Я… больше не хочу… — Так давай! — Люциус поддался вперёд на локтях, и его губы дрогнули. — Давай. Давай. Два слова — и конец всему. Скорпиус сглотнул. Серые глаза Люциуса были слишком знакомы. Слишком близки в возрасте четырёх-пяти лет. Он был наивным ребёнком. Верил всему, что говорил любимый деда. И вот к чему это привело. Ты для меня всё. — Лжец! — прорычал парень, всхлипывая. — Я так ненавижу тебя… За Кэсси, за… всех… Почему ты не убил меня?! Что я тебе сделал?! — Я не лгал, — спокойно ответил Люциус, не опуская глаза. Кажется, он сразу всё понял. Кажется, он и сам вспоминал те беззаботные моменты, которыми были наполнены все детские годы Скорпиуса. — Ты врёшь. Ты всегда врёшь, — он больше не мог терпеть эту агонию в груди. Он слишком устал. Ему давно уже нужно произнести два слова и поднести палочку к своей голове. Он так устал. — Авада… — голос треснул. Он не может. Рука с палочкой опустилась, и парень упал на колени. Драко схватил его за плечо и рывком поднял на ноги, уклоняясь от заклинания, посланного Люциусом в него. Пройдя сквозь барьер с сыном на буксире, он прикоснулся к сложенным вместе рукам Поттера и Грейнджер, растворяясь в воздухе.***
Малфой прижал к себе Грейнджер, осматривая её лицо со всех сторон. — Ты в порядке? — Да, Драко, всё хорошо, — прошептала Гермиона, кладя голову ему на грудь. Скорпиус прислонился лбом к холодной пошарпанной стене в переулке Хогсмида и мечтал умереть от собственной слабости и никчёмности. Люциус был у него в руках. Нужно было только сказать два слова, чтобы наконец-то прекратить это полнейшее безумие, именуемое его жизнью. Он был слабаком. Жалким. Скорпиус не смог отомстить, когда у него была такая возможность. Не смог. И теперь Люциус в любой момент убьёт Гермиону или всех остальных людей, ставших ему по-настоящему близкими. Парень закрыл глаза, полностью погружаясь в себя. Отвратительное ощущение проникло в организм, начиная заражать внутренние органы. Апатия. Ему внезапно стало безразлично всё окружающее его пространство, что, развались оно на кусочки, он даже и не заметит. Почему он не смог? Этот вопрос был очевиден, как дважды два. Хотя продвинутые математики или просто желающие выделиться могут начать спорить, что будет пять. Или ещё что-то в таком духе. Но Скорпиусу было плевать на неточности в счёте или на математику как науку в принципе. Ему хотелось только одного — умереть. Так давно это желание росло в его голове. Будто паразит. Будто инородное тело. Но теперь оно обжилось, как непутёвый сосед в твоей комнате в общаге, медленно захватывая необходимое тебе пространство. И от него самого осталась только горстка пепла. Никчёмного пепла, который один порыв ветра просто уничтожит. Навсегда. Возможно, ему именно это и необходимо — быть уничтоженным. Возможно, тогда уйдёт столь противное, липкое, ноющее чувство в груди. Возможно, у него получится отпустить свою многолетнюю боль, не дающую нормально существовать. Наверное, это конец, и он только рад. — И что это, нахрен, было? — прорычал Драко, придерживая девушку. — Что за хрень, я тебя спрашиваю? — Малфой, — прошептал предупреждающе Гарри, переглядываясь с Гермионой. — Драко, успокойся. — Не надо меня успокаивать. Из-за него мы чуть все там не погибли. А вдруг… — Простите, — хмыкнул истерично Скорпиус. — Простите, что я появился здесь. Простите, что испортил вам жизнь. Думаете, я не вижу ваших взглядов? Не слышу, что вы говорите, когда думаете, что я не слышу? — он издал грустный смешок. — Простите, что я подвергаю вас опасности. Ты прав, — парень указал рукой на Малфоя, — из-за меня вы действительно могли погибнуть. Гермиона оказалась в плену только из-за меня. Гарри выгнали из Аврората только из-за меня. — Гарри? — Грейнджер взглянула на друга, но он отмахнулся. — Больше я не буду приносить неприятности, не волнуйся, — Скорпиус задрал подбородок и посмотрел на отца. — Не говори так, пожалуйста, — девушка отпустила руку Драко и, пошатываясь, подошла к сыну. — Ты всем нам очень дорог. — Я не отрицаю, — ядовито ухмыльнулся парень, не обращая должного внимания, что перед ним мать. — Но это ничего не значит, верно? Я не ваш сын. — Прекрати, — мотнула головой Гермиона, роняя слёзы и облизывая сухие потрескавшиеся губы. — Ты наш сын, и это ничего не изменит. — Нет, изменит, — упрямо произнёс Скорпиус, не отводя взгляда от отца. — Когда у вас появится свой ребёнок. Драко слишком быстро впадал в бешенство. Грейнджер, рыдающая над сопляком, буквально вырывала ему сердце голыми руками. Он хотел придушить его только за первую слезинку, сорвавшуюся с её ресниц. А он не успокаивался, подбрасывая дров в костёр Малфоя, состоящий из ненависти ко всему живому. — Скорпиус, перестать, пожалуйста, так говорить, — Гермиона всхлипнула, чересчур ярко чувствуя, как теряет его. Он был готов уйти, она ощущала это кончиками пальцев, прикасаясь к его предплечью. Он уйдёт и оставит их. — Какая разница, — фыркнул парень и заработал новый взгляд отца, снабжённый феноменальным коктейлем ярости. — Хватит её доводить, — рявкнул Драко, подлетая к Скорпиусу и хватая его за воротник мантии, прижимая к стене. — Какого чёрта с тобой творится? — Драко, отпусти его, — уже с огромным трудом произнесла Гермиона, начиная заваливаться на бок. — Грейнджер! — Гермиона! — Гарри успел поймать её за секунду до того, как её голова встретилась бы с промёрзшей землёй. — Она без сознания. Малфой отпустил Скорпиуса, подхватывая девушку на руки, направляясь в Хогвартс. Он внимательно рассматривал её лицо, на котором застыло беспокойство и боль. Едва не психанув от злости на самого себя, слизеринец сжал зубы и поспешил доставить Грейнджер как можно скорее в больничное крыло. Это необходимо было сделать, как только они аппарировали, но им приспичило заняться выяснением отношений. Скорпиус испугался, когда Гермиона упала в обморок. Перед его глазами воскресла картина, как мама точно так же падала, навсегда уходя от него. От отца. От Кэсси. От всех тех, кому была дорога. Гарри схватил его плечо, не тратя время на то, чтобы привести парня в себя, и поторопился догнать Малфоя. Они вошли в больничное крыло, слыша, как мадам Помфри уже начала оказывать помощь Гермионе. Драко выгнали вместе с остальными, настаивая, что больной просто необходим покой. Малфой осел на пол, зарываясь руками в волосы. Ему не верилось, что Грейнджер в безопасности и в скором времени будет в полном порядке. Скорпиус прислонился к стене затылком, закрывая глаза. Его словно выпотрошили и оставили умирать, захлёбываясь собственной кровью. Не осталось сил бороться с невыносимой жаждой прекратить мучения. — Ты как? — Гарри тронул его за плечо, вырывая из пессимистичных мыслей. — Нормально, — Скорпиус прочистил горло, кивая. Поттер ни на грамм не поверил ему, но решил не донимать. Сейчас им всем было нелегко. Поэтому лучше будет оставить парня в покое. Малфой поднял глаза на сына, чувствуя вину. Он не должен был говорить тех слов, но они вылетели изо рта быстрее, чем Драко успел подумать. Вся голова была забита тревогой о Грейнджер. Но также и яростью, взявшей на время его под контроль. Он иногда так сильно себя ненавидел, что казалось, будто это мерзкое чувство, мешающее двигаться дальше, будет с ним всегда. Оно будет портить все его планы, мечты — всё, до чего прикоснётся Драко. — Прости, — прошептал Малфой, не поднимая головы. Он упрямо смотрел перед собой, не желая видеть явную обиду на лице сына, которую тот не смог скрыть в переулке. Слизеринец всегда так делал: сначала извергал гадости, а потом извинялся за них. Причём в единичных случаях, и то, наверное, лишь перед Грейнджер. Пару раз, не больше. Изредка ему хотелось избавиться от подобной привычки, но чаще всего Драко было глубоко плевать, заденут ли его слова чувства других. Опять же, он так сильно заморачивался только с Грейнджер. Видимо, она вскрыла его мозг и изменила там всё до неузнаваемости, чтобы вертеть им, как вздумается. Но самое смешное было то, что ей даже это было не нужно. Гермиона не умела врать, не умела манипулировать. Возможно, в какой-нибудь другой жизни она смогла бы научиться такому искусству, но здесь девушка являлась слишком мягкой и сломленной для подобных махинаций. Скорпиус поджал губы и кивнул: на большее он был не способен. Двери больничного крыла неожиданно распахнулись, и Драко подскочил, чувствуя, как сердце застряло в глотке. — Мисс Грейнджер в порядке. Разрешено войти её проверить только одному человеку, — мадам Помфри строго оглядела каждого, когда они приготовились спорить. — Это не обсуждается. Гарри взглянул на Малфоя и закатил глаза, зная, что пожалеет о своём благородстве. — Иди. — Что? — слизеринец нахмурился, сначала даже не понимая, что именно сказал Поттер. — Иди, — уже более раздражённо повторил Гарри. — Ты ей нужен сейчас больше, чем мы. Такое признание от Золотого мальчика стоило целое состоянии, и Драко обязательно сказал бы что-нибудь язвительное, мерзкое, в своём стиле, но в данную минуту его хватило только на: — Спасибо. Коротко посмотрев на сына, он увидел кивок и вместе с мадам Помфри вошёл в больничное крыло. Грейнджер сливалась с простынями — это первое, что он заметил. А дальше… список был слишком пугающим. — Только недолго, и постарайтесь не волновать её. Я не шучу, мистер Малфой, — сурово произнесла медсестра, поправляя одеяло у девушки, ловя её улыбку. — Ну, как ты? — Драко сел на стул для посетителей, отмечая про себя, что как-то чересчур много больничного белого в этом году. — Лучше, — Гермиона потянула к нему руку, и он сразу сплёл их пальцы. — Тебе нужно извиниться перед Скорпиусом. Он не виноват… — Грейнджер, — парень закатил глаза, не понимая, где он так нагрешил, — я уже это сделал. Лежи спокойно. Чёрт, я словно знал, что ты опять начнёшь занудствовать. — Я не занудствую, — Гермиона вздёрнула нос, и Драко едва не поплыл от такого знакомого движения. Он так по ней скучал. — Ладно, — он согласился, лишь бы остаться с ней подольше, опасаясь, что Помфри точно выгонит его за несносное поведение с больной. — На самом деле, это я виновата, — прошептала девушка, переводя взгляд на свою перебинтованную руку. Она всё же оказалась сломанной. — Когда мы виделись с Джинни в последний раз, я увидела подозрительного человека. Мне показалось, что он следил за мной. Но я решила, что у меня паранойя или что-то в этом роде, и поэтому не стала говорить. — Грейнджер, ты клиническая идиотка, — прорычал Драко, вскакивая со стула. — Ты хоть понимаешь, что всего можно было избежать, если бы ты не проявила своё херово благородство?! Блять! Парень встал возле окна, плохо контролируя дыхание. Он мог потерять её, а она так безответственно относилась к своей безопасности. Малфой точно однажды убьёт её, а потом и себя, потому что жить без этой чёртовой дуры уже не сможет. Кретин. Гермиона трогательно улыбнулась, смотря, как Драко сдерживает свой гнев. Она против воли всхлипнула, опять чувствуя, как предательские слёзы бегут по щекам. Кажется, она совсем расклеилась. Малфой резко перевёл взгляд на девушку, почти начиная паниковать, потому что Грейнджер плакала редко и уж точно не изо всякой ерунды. Он сел к ней на кровать, аккуратно обнимая, кладя её голову себе на грудь. Гермиона дрожала, как при лихорадке. Драко опустил подбородок ей на макушку, понимая и принимая одну простую истину: он больше никогда её не отпустит. Пусть она возненавидит его, но главное — будет рядом и живой. Остальное абсолютно неважно. Пока Грейнджер в его руках, всё перестаёт иметь значение.