Абстракция

— Малфой, ты как? — Нормально, — сипло ответил Драко, толкая дверь и проходя в коридор. Он фактически упал на пол, сползая по стене. Закрыв рукой глаза, парень постарался абстрагироваться от лишнего мусора в голове. Которого было великое множество. Драко чувствовал себя ужасно. Когда Люциус открыл глаза и в последний раз взглянул на него, Малфой понял, что любил его. Поздно, но понял. Но это осознание сделало ещё хуже, потому что после взгляд отца навсегда утратил жизнь. Драко помнил, что не мог встать. Он точно не мог встать, но твёрдая рука Поттера на плече заставила подняться и помогла покинуть Мэнор. Ему хотелось умереть. Или вытащить из себя всю боль, которая слишком прочно прижилась в нём. Возможно, тогда станет легче. Возможно, только тогда он сможет простить себя. Да, убийство Люциуса было необходимо, иначе весь тот кошмар, что породил его двойник, не закончился бы никогда. Драко всё знал. Но легче не стало. Наверное, никогда не станет. Кажется, Поттер был прав, говоря, что лучше от его руки. И Малфой лишь сейчас осознал, что так есть: Люциус умер спокойно, смотря в глаза своего сына, а не во время пыток или от руки безумца. Жаль, что вину, стыд, ненависть к себе, разочарование и мерзкое принятие ситуации это не успокаивало. Они, казалось, только сильнее начинали прогрессировать и отрывать от него ещё большие куски плоти, нежели прежде. Раньше Драко думал, что его демонов кормили посторонние, но теперь был уверен, что делал это сам. Он сам всему виной. Опять же, жаль, что он понял это слишком поздно. Но лучше поздно, чем никогда, верно? Смешно, но такие оптимистичные выражения немного ему помогали. А может, он просто хотел хоть как-то облегчить агонию в душе, пытаясь залить её тёплым холодом, а не контрастно ледяной водой. Потому что, соверши он подобное, от него остались бы лишь кости. Гореть заживо — такое себе удовольствие. Но он горел. Медленно. Знакомо. С улыбкой на лице и со слезами на глазах. Такое состояние стало почти родным. Почти его. Драко ничего перед собой не видел. Он, кажется, потерял способность различать цвета. Всё было бесцветным. Словно ему перед глазами установили серую карточку, как перед фотообъективом, и теперь не удавалось разглядеть, какой цвет у неба, а какой — у травы. Вроде бы, правильный ответ на поверхности. Вроде бы, он очевиден. Вроде бы, всё понятно. Так почему же боль не уходит? Почему она лишь сильнее ухмыляется, скалясь ему в лицо? Почему она смеётся над ним? Почему Драко не может выкинуть из головы все детские воспоминания, связанные с отцом? Почему только сейчас он вспоминает, как был счастлив до возрождения Волдеморта? Ответов нет. Перезвоните позже. Наверное, именно так ответил бы какой-нибудь оператор, консультировавший людей, потерявших близких. Забавно, но те, кто дают нам советы, чаще всего ничего не смыслят в том, что они говорят. Наверное, это парадокс. — Ева, а где Гермиона и Скорпиус? — Гарри тяжело дышал и смотрел на девушку в слезах с нарастающей паникой. — Я не знаю, — она прикрыла ладонью рот, сдерживая рыдания. — Скорпиус… Люциус выманил его из дома, и он ушёл. Гермиона хотела пойти с ним, но Скорпиус оглушил её, и когда она очнулась, сразу побежала за ним. Гарри заторможено опустил взгляд на пол, начиная дрожать. Он не мог пошевелиться. Всё тело сковало холодом. А осознание… заставило всё расплываться перед глазами. — Что? — Драко только сейчас понял, что не видит перед собой Грейнджер и сына. Никого из них не видит. Поттер перевёл взгляд на парня, словно приготовился к тому, чтобы поймать его, когда он начнёт всё крушить. Но подобного не произошло, потому что двери отворились и вошла гриффиндорка — бледная, скорее даже обескровленная. С пустотой в глазах. Драко резко встал и подошёл к ней, хватая за плечи. Гермиона заглянула ему в глаза, и он сразу всё понял. Просто и без слов. Моментально. Малфой даже не смог бы это объяснить. Наверное, похоже на неожиданный удар по голове — раз, и всё, мозги перевернулись. Вот и здесь так же. Но призрачная надежда жила в нём. Слишком сильно и долго, чтобы просто поверить в очевидное. Драко помотал головой, сжимая плечи девушки, пытаясь собрать себя в кучу. — Грейнджер, где Скорпиус? — его голос был чужим. Будто отредактированным на компьютере. Механическим. Гермиона моргнула, и новые слёзы полились по её щекам, раздражая и без того солёную кожу порцией боли. Она склонила голову набок. Её губы задрожали. — Люциус мёртв. Я не знаю почему, но он просто растворился, но перед этим… он попал в Скорпиуса Авадой, и я… он исчез… прямо на моих руках, — она всхлипнула, и Малфой притянул её за шею к себе, позволяя заливать горячими каплями его воротник. Драко сжал зубы. Он не мог позволить себе расклеиться. Не мог. Но сердце было с ним не согласно и выло от боли, едва не пробивая рёбра своим криком. Своим отчаяньем. Своим принятием случившегося. Парень мельком посмотрел на Поттера и увидел, как он скривился от боли, прислоняясь к стене, съезжая на пол. Гарри начал дрожать. Он упёрся лбом в согнутые колени и опустил на них голову, закрываясь от всего мира. Ева молча стояла и не понимала, что произошло. Мозг отказывался принимать данную информацию. Она просто смотрела на окружающих её людей и через мгновение начала заваливаться на бок. Гарри услышал шорох возле себя и, подняв глаза на девушку, успел подхватить её в последний момент. Он взглянул на Малфоя и понял, что они с Гермионой сейчас переживают настоящее родительское горе. Конечно, они не растили Скорпиуса с рождения. Не воспитывали его. Не обрабатывали коленки после первых попыток взобраться неизвестно куда. Не читали сказки на ночь. Но за эти полгода он стал им родным. Благодаря ему они стали настоящей семьёй. Без преувеличений. Поттер подхватил Еву на руки, решив оставить Малфоя и Гермиону наедине. Он покинул коридор, зажмуриваясь до боли в веках, лишь бы не разрыдаться, как девчонке. — Это я виновата, — прошептала Грейнджер в его плечо. — Если бы я не пошла за ним, он мог остаться жив… — Никто не виноват, — тихо сказал Драко, зарываясь рукой в её волосы, чтобы помочь им обоим. Такие прикосновения всегда помогали гриффиндорке расслабиться, а ему перестать о чём-то думать. Но, наверное, сейчас момент был не очень подходящим. — Ты не понимаешь, — взмолилась Гермиона, шмыгая носом. — Когда я пришла, Люциус уже опускал палочку. Он… я не знаю, мне кажется, он передумал убивать Скорпиуса. А я… — Грейнджер, ты не права сейчас, — быстро пробормотал Малфой, целуя её в висок. — Я убил Люциуса. Настоящего. И Скорпиус вряд ли бы смог выстоять с ним в поединке. — Ты… тебя там не было, — Гермиона подняла голову с его груди, облизывая губы. — Он мог с ним справиться. — Ладно, ладно, — шёпотом согласился Драко, проводя ладонями по её рукам. — Иди сюда. Малфой взял девушку на руки и, увидев Поттера в гостиной, кивнул ему. Медленно поднимаясь по лестнице, парень остановился возле двери, ведущей в комнату Гарри. Опустив Гермиону на кровать, Драко помог снять ей верхнюю одежду. Скинув собственное пальто, он лёг рядом, и она моментально обняла парня, пряча лицо в изгибе его шеи. — Прости меня, — сказала гриффиндорка ему на ухо, словно боялась, что он возненавидит её. — Грейнджер, пожалуйста, посмотри на меня, — он сел на постели, вынуждая её присоединиться к нему. — Я не виню тебя. Никто не винит, кроме тебя самой. Я не знаю, почему так спокоен снаружи, внутри мне тоже хреново, но это от мысли, что мы потеряли нашего сына. Гермиона опустила глаза на свои руки, сплетённые в замок, и всхлипнула, не в состоянии сдерживать свои рыдание. Они хоть немного помогали пережить тот факт, что она больше никогда его не увидит. Что он растворился у неё на руках. — Думаю, это было неизбежно, — осторожно произнёс Драко, переплетая их пальцы, чтобы она перестала смотреть на них так одержимо. Так зло. — Что ты имеешь в виду? — девушка нахмурилась, но слёзы продолжали течь по её щекам. — Поттер рассказал мне, что всех путешественников во времени ждала смерть. — Он говорил, что Кингсли хочет их всех поймать. — Нет, — мягко возразил Малфой, крепче сжимая её пальцы. — Это лишь половина правды. Когда ты перемещаешься во времени на год или пять, разница чувствуется не настолько сильно. Но Скорпиус и все остальные совершили прыжок на двадцать лет назад. Он… бы всё равно умер, Грейнджер. — Я не понимаю, — Гермиона покачала головой, ощущая, как горло сдавливает. Как в нём образуется противный комок. Как она с трудом способна продолжать дышать. — Скорпиус умер бы рано или поздно, — Драко вообще не представлял, как нужно сообщать такие новости, но Грейнджер должна была знать правду. — Его организм медленно разрушался. Поэтому Люциус захватил с собой свою копию. Чтобы высасывать из неё энергию. Поэтому он похитил моего отца. Скорпиус рассказал об этом только Поттеру. — И он молчал? — в шоке выдохнула девушка. — Гарри, он молчал? — Скорпиус попросил его об этом, — Малфой хмыкнул, словно сам не верил, что решил рассказать такое. — Знаешь, когда он признался мне в том, что мой сын медленно умирает, я врезал ему и подумал, что подобного бреда никогда не слышал. Мне казалось, что это тупая шутка, и я решил, что убью их к чертям обоих. Драко закрыл глаза, сжимая челюсть. Он тряхнул головой, надеясь прогнать все те воспоминания, которые определённо издевались над ним и воскрешали самое начало их истории. Парень не хотел помнить, какие мерзости думал о Грейнджер, об их сыне и их союзе в принципе. Потому что сейчас это казалось настолько далёким, что не верилось, как, оказывается, мало прошло времени с тех пор. Гермиона притянула его к себе, чтобы он лёг к ней на колени. Она провела рукой по его волосам и, нагнувшись к нему, поцеловала в лоб, позволяя на секунду сдаться и наконец в полной мере осознать, что важный человек в их жизни ушёл навсегда. Ему было сложно поверить, что больше никто не будет выводить его из себя так, как делал Скорпиус. Драко было тяжело представить, что больше никто не будет так же ярко отвечать на его издевательства, как собственный сын. Малфой не хотел знать, что его сын просто исчез с лица земли. Навсегда. Эта мысль резко привела к другой. Драко поднялся и заглянул в шоколадные — как и у Скорпиуса — глаза Гермионы, словно только что понял нечто очень важное. — Что? — девушка непонимающе нахмурилась, проводя ладонью по лицу, чтобы хоть немного убрать соль, разъедающую кожу. Малфой аккуратно, чтобы не напугать её, положил руку на живот Гермионы. Она, кажется, сразу поняла, что он имел в виду. — Я не беременна, Драко. — Я знаю, — пробормотал он, как завороженный смотря на свою руку. — Просто… мы ещё сможем увидеть его. Однажды. Она улыбнулась уголками губ и потянулась к нему. Малфой обнял её, зарываясь носом в волосы.

***

Гарри сделал глоток огневиски, выкидывая пустую бутылку в мусорное ведро. Но она не долетела и, приземлившись на пол, с треском разбилась, как и надежда, что всё обойдётся. Все остальные вернулись в Хогвартс. Гарри был рад этому, потому что не мог смотреть в глаза Гермионе. Он врал ей больше месяца. Он врал всем. И лишь его вина была в том, что Скорпиус мёртв. Гарри не спас своего крестника, хотя мог. Он мог рассказать подруге о том, что происходит с её сыном. Он мог рассказать Малфою, чтобы тот вправил мозги, опять же, своему сыну. Он мог рассказать кому угодно, когда угодно. Но он смолчал, а теперь пытался залить горе алкоголем. Но подобная терапия помогает только в фильмах или сказках. Что, в принципе, одно и то же. На деле Поттер чувствовал себя никчёмным. Он хотел прекратить все уничижительные мысли, но стоило лишь мелькнуть знакомому имени, как парень срывался. На Гриммо, кажется, больше не было целой мебели. Гарри разрушил всё, что попалось ему под руку. С помощью рук или магии — по настроению. Говорят, что время лечит. Возможно, это правда. Возможно, Поттер знал эту истину лучше всех. Он потерял слишком много близких людей, чтобы с уверенностью утверждать, что является профессионалом в переживании горя. Но вина — более коварная вещь. Она никогда и никуда не уходит. Сириус погиб из-за него. Если бы Гарри послушал Гермиону и не стал сразу бросаться в пекло. Если бы дождался Дамблдора. Если бы обратился к кому-то из Ордена, Сириус был бы жив. Всё. Чистая правда. Без капли вранья или попытки оправдать себя. Видимо, это его кара — постоянно подставлять дорогих людей, которые в итоге потом страдали и умирали. Гарри был магнитом для таких вещей. Никто не стал бы спорить с ним, потому что смерть шла за ним по пятам. — Блять! — он резко ударил кулаком в стену и, завыв от боли, рухнул на колени, прижимая к груди, кажется, сломанную конечность. — Сука! Крик предсказуемо не помог. Он лишь подстегнул его желание пойти и напиться в какой-нибудь маггловский бар. Скорее даже притон. И ввязаться в драку, чтобы от него ничего не осталось. Хотел сделать как лучше, а получилось как всегда. Какая ирония. Видимо, эти слова стали синонимом его поганой жизни. — Гарри? — знакомый голос заставил Поттера озадаченно моргнуть и обернуться. Перед ним стояла Джинни. Она смотрела на него как на сумасшедшего. Её напуганный взгляд оглядел гостиную, и брови девушки удивлённо подпрыгнули вверх. Она сглотнула и начала приближаться к нему, как к зверю. Уизли боялась — это было видно по голубым глазам, переливающим различными оттенками страха. — Гарри, спокойно, ладно? — Джинни присела возле него на корточки и провела рукой по вечно взлохмаченным волосам, убирая непослушные пряди со лба. — Давай ты перестанешь сжимать стекло, хорошо? Поттер нахмурился, не понимая, о чём она. Но переведя взгляд на свои руки, увидел кровь. Бутылка, которую он разбил, лежала в том самом месте, где сидел парень, а его ладони впивались в стекло. Гарри озадаченно расслабил пальцы, не помня, как так получилось. Он поднял глаза на девушку, видя, что она облегчённо выдыхает и прикрывает веки. — Хорошо, иди сюда, — Джинни прикоснулась к его предплечью, помогая встать. — Садись. Гарри заторможено опустился на диван, пока Уизли собирала стекло с помощью одного незамысловатого движения палочкой, убирая его в урну. Она зажгла камин, и в доме сразу стало уютней. Теплее. Не так одиноко. Поттер не знал, почему не отправился в Хогвартс с ребятами. Конечно, основная причина была очевидна, но… его там ждала Пэнси. Гарри скучал по ней, но что-то противное и липкое внутри не позволяло думать об их отношениях лишь с положительной стороны. Он чувствовал себя обманутым. И это то, за что он жутко злился на Скорпиуса, но молчал. Молчал даже в собственной голове. Молчал даже после его смерти. Гарри ощущал себя куклой в руках умелого кукловода. Снова. Казалось, он вечно обречён быть игрушкой в сознании других. Хотя Поттер прекрасно знал, что плохого умысла в действиях Скорпиуса никогда не было. Он ничего и не сделал напрямую. Гарри самолично прыгнул с разбега в болото, которое затянуло его неожиданно и быстро. Словно зыбучие пески. Так же безжалостно. — Держи, — Джинни протянула ему какую-то склянку, и Гарри нахмурился, кривясь и отворачиваясь. — И не надо мне тут рожи корчить, — строго произнесла девушка, нагло откидывая его голову назад, вливая в глотку зелье. Поттер недовольно замычал сквозь сжатую челюсть, которую любезно держала Уизли. Когда он вынужденно проглотил зелье, она отпустила его, садясь в кресло. — Какого… чёрта? — парень вытер губы злым движением, смотря на обеспокоенное выражение лица Джинни. — Не нужно этой драмы, — фыркнула она, закидывая ногу на ногу. — Всего лишь умиротворяющий бальзам, чтобы ты больше не вздумал резать себе вены. — Ничего я себе не резал! — рявкнул Гарри, даже не пытаясь контролировать свою интонацию. Уизли выразительно подняла бровь на его крик. — Я серьёзно! Просто… ты всё неправильно поняла. — Разумеется, — протянула Джинни, смотря в одну точку. — Ну, может, тогда ты объяснишь мне, что тут у вас происходит? — У нас? — удивлённо переспросил Гарри, хмурясь. — Да. У вас. Гермиона не отвечает на письма. Я получила лишь один ответ и то от Малфоя. Он написал, что ей нездоровится, всё. Никаких подробностей. Я отправилась в Хогвартс, чтобы лично убедиться. Думаю, ты понимаешь, что хорьку доверять нельзя. Так он даже на порог меня не пустил, — возмутилась девушка, яростно пылая глазами. — Козёл! Сказал, что Гермиона спит. И сам весь бледный как смерть. Я начала серьёзно переживать. И вот я тут. И что я вижу? Как ты пьяный разбиваешь бутылку?! — Джинни, всё слишком сложно, — пробормотал Поттер, смотря на свои окровавленные руки. Уизли цокнула, злясь на себя. Она совсем забыла, что ему нужна помощь. Сев рядом с ним на одну поверхность, девушка схватила его кисть без капли нежности и начала шептать заживляющее заклинание. Раны быстро затянулись. Повезло, что порезы были неглубокими. — Неужели я перестала быть человеком, которому можно доверять? — с плохо скрываемой обидой спросила она, отворачиваясь. — Гермиона и ты какие-то странные в этом году. Вечно что-то скрываете. Врёте. Недоговариваете. Она мне про Малфоя даже не сразу сказала. Хотя я рассказывала ей про… про всё всегда первой. Джинни вздохнула, испытывая тихое раздражение на всю ситуацию. Она чувствовала, что теряет друзей. Гарри не знал, что сказать. Это был не его секрет, и он был не в праве говорить о нём. Джинни не была чужим человеком, но если Гермиона решила держать всё в тайне, значит, так нужно. Возможно, подобный вариант и являлся самым правильным. Горе будет проще пережить, если о нём напоминает меньшее количество людей. — Джинни, я не могу ответить тебе на все вопросы, но не потому, что не хочу, — она перевела на него расстроенный взгляд, словно надеялась услышать хоть немного правды. — Причина в том, что все события и всё происходящее со мной и Гермионой связано с моим заданием. — Но… — Не спрашивай, пожалуйста, как и почему, ладно? — Поттер постарался улыбнуться, но его лицевые мышцы будто заклинило и получилась какая-то жуткая гримаса. — Значит, что-то случилось? Не самое приятное? — Уизли откинулась на спинку дивана, смотря на его профиль сбоку. Её голос звучал устало. Они все смертельно устали. — Да, именно так, — прошептал он, располагаясь рядом с ней. — Кто-то умер? Гарри вспомнил, почему раньше он был так сильно без ума от этой девушки: она никогда не юлила. Не пыталась соврать. Джинни была ужасно честной. И понимающей. Эти мысли сейчас показались насмешкой. Он смотрел в её глаза, чувствуя себя донельзя странно. Её взгляд что-то менял в нём. — Да, — простой ответ, но, кажется, две буквы смогли рассказать Уизли больше, чем самые длинные предложения. — Хорошо, я больше не буду спрашивать о том, что с вами происходит, — она кивнула самой себе, теребя нижний шов своего коричневого кардигана. — Но буду спрашивать о другом. Поттер усмехнулся, узнавая небольшой дух бунтарства девушки даже в таком достаточно невесёлом и спокойном диалоге. — Как хочешь. — Ты в порядке? — Джинни снова заглянула ему в глаза, и почему-то Гарри ощутил привкус кое-чего знакомого. Он не хотел этого признавать, но, когда выяснилось, что без слов Скорпиуса всё могло остаться так, как и было прежде, парень нередко думал, смогли бы прожить их отношения с Джинни дольше. Конечно, Гарри прекрасно помнил, что у них начались проблемы задолго до того, как его крестник прибыл из будущего. Но чёртово «но». Мысли, касающиеся Джинни, мучили его, одолевали. И, наверное, именно по этой причине он боялся возвращаться в Хогвартс, где его ждала Паркинсон. Гарри было стыдно, что он никак не мог определиться. Было стыдно, потому что он снова начал сомневаться в своих чувствах. Было стыдно, что он такой мудак. Хотелось ответить правду на вопрос Уизли. Нет, он ни хрена не в порядке. Не был и вряд ли когда-нибудь будет, если вспомнить всю его жизнь. Но сказать такое переживающей за него девушке Поттер не мог себе позволить. — Конечно, — наигранная лёгкая улыбка на губах, кажется, сделала только хуже. Гарри выбрал неправильное слово для лжи. Оно наоборот выдавало его с потрохами. Чересчур быстро и без возможности взять свои слова назад или ловко выкрутиться из не самой приятной ситуации. — Почему ты мне врёшь? — с такой явной обидой спросила Джинни, что всё напускное веселье, которое он пытался демонстрировать, мгновенно слетело с его лица. Девушка встала и отвернулась от него. Гарри вздохнул, едва сдерживаясь, чтобы с разбегу не приложиться своими никчёмными мозгами о стену. Может, тогда станет легче переносить всё навалившееся? Вряд ли. — Джинни, я просто… — парень зарылся рукой в волосы. — Дело вообще не в тебе, честно. Я не знаю, ладно? Не знаю, почему соврал. Мне не хотелось, чтобы ты волновалась лишний раз. Это вообще не твои проблемы. Уизли с пылающим лицом и бешеным взглядом обернулась, резко толкнув его в грудь. Гарри удивлённо вскинул брови, смотря, как она наворачивает несколько кругов вокруг журнального столика, что-то бурча себе под нос. — Прости, — с искренним раскаянием произнёс Поттер. Она остановилась, складывая руки на груди. — Ладно, — её вздёрнутая бровь характерно показывала настрой хозяйки, и Гарри понял, что его спасёт только честность. — Мне плохо, — первое слово далось с большим трудом, но, прочистив горло, он смог продолжить: — Очень плохо. Тот человек… по большей части он погиб из-за меня. Я не сказал, что у него проблемы со здоровьем и поэтому… по этой причине он погиб. — Гарри, — жалостливо протянула Джинни, — ты не можешь всех спасти. Когда же ты это поймешь? — Я знаю, — огрызнулся он. — Знаю. Но в данном случае это именно моя вина. Я промолчал. И вот результат. Она покачала головой, садясь на диван. Парень почувствовал своим плечом её и замер от неожиданного и знакомого контакта. Он сглотнул, молясь, чтобы Уизли не заметила его странного поведения. — Твой комплекс героя не даёт тебе жить, — прошептала девушка, обнимая его. — Гарри, пойми, что иногда некоторые вещи обязаны происходить, как бы нам ни хотелось их изменить или отсрочить. Я никогда не узнаю, каково тебе, но могу сказать одно: смерть — естественный процесс. И в нашем мире от неё лекарства нет. Конечно, она приходит всегда в разное время, но… нельзя сдаваться, даже когда у тебя забирают близкого человека. — Ты смогла пережить смерть Фреда? — этот вопрос был слишком неожиданным даже для него. Поттер сдержал стон досады за свой длинный, неконтролируемый язык. Таким бестактным он, наверное, ещё никогда не был. Джинни замерла и перестала поглаживать его затылок. Её грудная клетка натянулась, и пару секунд, пока она не дышала, показались парню вечностью. Но через мгновение всё вернулось на свои места. Они ни разу после смерти Фреда не обсуждали, как она себя чувствует, удалось ли ей отпустить его. Ни разу. Потому что подобные разговоры всегда заканчивались ссорами и слезами со стороны девушки. Она закрывалась в комнате и не выходила оттуда по несколько часов. А иногда и целыми сутками. Гарри всегда был осторожен с ней в этом плане. Но почему-то сегодня всё пошло кувырком. Через одно место. — Не думаю, — приглушённо ответила Джинни, утыкаясь носом в его шею, щекоча своим тёплым дыханием кожу. — Я давно не вспоминала о нём в полной мере. Ну, знаешь, именно не проживала некоторые моменты из прошлого. Он мелькает в голове, когда я о чём-то задумываюсь или когда наоборот слишком отвлечена и неожиданный фрагмент из прошлого… вышибает дух. Уизли перевела дыхание. Гарри понял, что она сдерживает слёзы. Она редко позволяла себе плакать. Именно позволяла. Однажды Джинни призналась ему, что наверняка бы рыдала целыми днями, если бы у неё было плохое настроение, но годы жизни бок о бок с мальчишками научили её феноменальной выдержке. Хотя в чём-то это и плохо. Потому что, когда ей необходимо было проплакаться, чтобы стало легче, она не могла совершить такое простое действие. Где-то Джинни была слишком раскрепощена, а где-то, наоборот, чуть ли не забита. Но подобное и делало её обычным человеком, хоть она и пыталась иногда стать сверх. — Несколько раз он мне снился, — Уизли улыбнулась, и Поттер, почувствовав это движение, не смог сдержать свои губы, растягивающееся в слабой ухмылке. — Мы с ним просто разговаривали. Может, ты помнишь, но раньше мы с ним лишь кричали друг на друга. — Помню, — шёпотом ответил он. — А теперь ведём обычные для нас разговоры, — Джинни резко отстранилась от него, выдыхая. — Возможно, скоро я окончательно смогу отпустить его. Уже гораздо легче. Это похоже на старую колдографию или фотографию. Ты помнишь, как хорошо тебе было в тот промежуток времени, ты помнишь, что за люди присутствовали тогда в твоей жизни, но теперь… это просто воспоминание. Прошли годы, ваши пути разошлись, но это не мешает вам помнить что-то хорошее друг о друге. Так же и с утратой. Ты смиряешься и помнишь лишь прекрасные моменты, забывая про печальные. — Значит, время? — хмыкнул Гарри. — Только время, — Уизли положила ладонь на его руку, покоящуюся на бедре. Поттер сглотнул, поднимая взгляд на девушку. Кажется, она поняла, что что-то произошло, и озадаченно посмотрела на него в ответ. Гарри сам не понял, как пришёл к этому, но он потянулся к ней с желанием поцеловать. Женская ладошка легла на его губы, останавливая. — Гарри, у меня есть Малькольм, а у тебя — Паркинсон. Джинни была напугана его поведением. Она бегала голубыми, наполненными непониманием омутами по его лицу и хмурила брови, стараясь разобраться. — Что с тобой происходит? — Я не знаю, — фыркнул Поттер, возвращаясь на место. — Мне кажется, я очень сильно запутался. — У вас с Паркинсон всё нормально? — Джинни так спокойно произнесла свой вопрос, что парень вскинул на неё поражённый взгляд. — Что? — Ты не ревнуешь? Гарри не знал, хотел ли ревности со стороны девушки. Разумеется, это приятно, но он не мог разобраться в своих желаниях до конца. — Нет, — она прыснула, словно услышала самую несусветную глупость в своей жизни. Но, увидев какую-то эмоцию, пробежавшую по его лицу, со страхом спросила: — А ты ревнуешь меня? Поттер закрыл глаза, пытаясь представить Джинни в объятиях другого мужчины. Фантазия рисовала самые обычные картины из жизни, потому что только быт хорошо демонстрировал настоящие чувства людей, состоящих в отношениях. Он видел, как девушка улыбается не ему. Видел, как готовит завтрак (хоть и ненавидит это делать) не ему. Видел, как она целует не его. И не чувствовал ничего. Возможно, каплю радости и смущения, но не ревность. — Нет, — чётко произнёс Гарри, открывая глаза и видя проступившее облегчение на лице девушки. — Хорошо, — она улыбнулась. — Потому что я не хочу, чтобы ты был несчастлив. Знаешь, мне кажется, что расставание было нашим самым правильным решением, — Джинни поняла, как это могло прозвучать, и поспешила объяснить точнее: — В смысле, что у нас лучше получается быть друзьями, нежели парой. И… — Джин, я понял, — Поттер усмехнулся, ощущая, что сомнения, мучившие его, по всей видимости, канули в небытие. Один разговор. Пару нужных слов. И насколько они способны облегчить жизнь человеку. Жаль, что люди всё меньше разговаривают друг с другом. Проблем, непонимания, ссор, обид было бы гораздо меньше. Особенно если бы люди научились слышать друг друга. — Значит, ты счастлива? Джинни слегка смущённо улыбнулась и пожала плечами, показывая кольцо на пальце. — Я замуж выхожу.

***

Гермиона собрала волосы в хвост, убирая несколько коротких прядей у лица за уши. Она провела руками по юбке чёрного платья, поднимая глаза на своё отражение. Грейнджер уже давно себя не узнавала. Она напоминала живого мертвеца. Самое смешное, что после того, как она в полной мере осознала смерть Скорпиуса, Гермиона больше не плакала. Просто не могла. Она так хотела оплакать сына, но, кажется, солёная влага в её организме за последние годы иссякла. Она смотрела в потолок. Всю эту неделю лежала на кровати и смотрела в потолок. Наверное, утрату проще перенести, когда ты кричишь, плачешь, ругаешься со всеми подряд, пьёшь дешёвый алкоголь — в общем, делаешь, что угодно. Двигаешься. Думаешь. Но когда ты лежишь и не шевелишься, всё лишь затягивается в длинный, ужасно спутанный узел, который в последствии развязать будет очень трудно. Гермиона стала этим узлом. Она самостоятельно завязала себя со всех сторон, чтобы попытаться жить дальше, но с каждым днём становилось только хуже. Девушка перестала что-либо делать, кроме как вспоминать смерть сына. Она каждый день, каждую ночь, каждую минуту возвращалась в тот момент, когда Скорпиус осознал, что произошло, и его глаза превратились в мёртвое шоколадное море. Они перестали блестеть как раньше. Они больше не испытывали эмоций. Они больше не были живыми. Наверное, она наказывала себя. Скорее всего, так и было. Гермиона задыхалась каждую секунду от мысли, что это её вина. Только её. Не помогали утешительные слова Драко, не помогала логика и здравый смысл — была только вина, сросшаяся с ней подчистую. Возможно, однажды она снова сможет посмотреть на своё отражение и испытать хоть что-то, кроме отвращения. Возможно, но только не сегодня. Похороны. Какое же это, оказывается, жуткое слово. Гермиона уже не раз бывала на похоронах. Дамблдор. Фред. Тонкс. Люпин. Бабушка Джун. И ещё многие люди, которых унесла война. Но тогда всё казалось другим. Она понимала, что её вины — настоящей — в их смерти нет. Её попросту не может быть там. Но в случае со Скорпиусом Грейнджер прекрасно осознавала, насколько сглупила. Насколько сильно позволила панике поработить её разум и полностью завладеть собой, совершив самую огромную ошибку в своей жизни. Она виновата в смерти собственного сына. И ничто не изменит её мнения на этот счёт. Неожиданный стук в косяк двери заставил её вздрогнуть и перевести напуганный взгляд на Драко. Он тоже выглядел не лучшим образом. Гермионе было жутко стыдно перед ним. Он потерял не только сына, но и отца. Более того, ему лично пришлось убить родного человека, но он находил в себе силы не сдаваться и продолжать бороться, ещё и вытаскивая из болота её. Девушка закусила губу, чтобы сделать себе побольнее. Ей это помогало прекратить хаос из мыслей в голове. Потому что там уже не осталось лишнего места, и нервные клетки, кажется, в спешном порядке массово покидали её организм. — Как ты? — тихо спросил Драко, внимательно её разглядывая. Он был в костюме. Полностью чёрном. И ему такой наряд чертовски шёл. Если бы не повод, по которому ему пришлось достать его из шкафа, Гермиона бы обязательно сказала что-то милое, смущающее, возможно, возбуждающее. Но сегодня она просто слабо улыбнулась. — В порядке, — её голос потерял прежнее звучание. Она мало разговаривала эти дни. Только с Малфоем, и то только тогда, когда он настойчиво что-то спрашивал у неё в тысячный раз. Гермиона раздражалась, отворачивалась от него, пытаясь показать, что мечтает, чтобы от неё отстали. Но Драко разворачивал её к себе и, нависая грозной скалой, принимался объяснять ей, чтобы она не смела закрываться от него. От кого угодно, но не от него. Парень склонил голову набок, очевидно, не веря ей. Грейнджер сама себе не верила. Уже давно. Самообман стал её частью. Она врала себе, чтобы окончательно не сойти с ума. Сумасшествие есть в каждом из нас. В ком-то оно дремлет на протяжении всей жизни. Кто-то подбирается к нему слишком близко. А кто-то теряет гравитацию и себя. — Грейнджер, ты же понимаешь, что чувствовать сейчас себя паршиво — совершенно нормально? — Драко сократил между ними расстояние, беря её лицо в ладони. — Знаю, — прошептала девушка, обнимая его за талию. — Но не могу позволить. Малфой вздохнул и опустил свой подбородок ей на макушку. Гермиона закрыла глаза, чувствуя покой от его рук, посылающих электрические тёплые импульсы, успокаивающие её. Иногда Драко казался ей сном. Слишком идеальным, чтобы быть реальностью, но просыпаясь, она видела его рядом и ощущала себя чересчур счастливой, даже несмотря на страшную потерю. Разумеется, Малфоя нельзя назвать идеальным ни под каким углом. Но именно для неё он таким стал. Грейнджер особенно чётко поняла, что они всегда будут рядом, когда Драко не стал обвинять её, не стал силой выводить из подавленного состояния, а просто обнял и молча переживал вместе с ней общее горе. Он не отвернулся от неё — вот, что самое главное и что прямо говорило о его чувствах. Драко ни разу прямо ничего не произнёс. Но этого и не требовалось. Всё читалось по движениям, по взглядам, по прикосновениям, по поддержке, которую ей никто и никогда не оказывал. Он просто молча делал, хоть и оставался невыносимой занозой в заднице, требующей немедленного убийства. Но через мгновение искупляя все свои промахи простым поцелуем в лоб или висок. Она никогда не признается, но такие поцелуи значили для неё гораздо больше. — Мы справимся, да? — Малфой положил ладонь ей на щёку, вынуждая заглянуть ему в глаза. — Да, — ответ было сложно произнести, но Гермиона смогла, отчасти радуясь, что ей удалось сделать этот маленький шаг вперёд. — Отлично, — Драко прикоснулся губами к её лбу и, взяв за руку, вывел из ванны, а после — из башни старост. Грейнджер с каждым шагом, приближающим её к Хогсмиду, крепче сжимала руку парня, кажется, оставляя на ней следы от ногтей в форме полумесяцев. Но Малфой не обращал на это внимания, лишь изредка с тревогой поглядывая на неё. Гермиона заставляла себя ровно дышать. Дыхание — наше всё. Она делала медленные вдохи и выдохи. Ткань пальто немного давила на плечи, вызывая диссонанс во всём теле, но, стараясь не зацикливаться на подобных неудобствах, Гермиона смогла без срыва покинуть школу. Почему-то в Хогвартсе ей было проще держать себя в руках. Возможно, потому, что Скорпиус тоже жил в этих древних стенах. И в будущем, и в их сердцах. Возможно, потому, что эти стены хранили память о всех своих учениках, включая и его. Когда Драко остановился на границе школы и деревни волшебников, он озабоченно заглянул девушке в глаза. Его взгляд напоминал штормовую бурю. Гермиона смотрела в неё и теряла себя. Она кивнула ему, молча давая ответ на все неозвученные вопросы. Ощущение, будто ей скрутило живот, и они на месте. Оглянувшись, девушка поняла, что они трансгрессировали аккурат возле территории Малфой-Мэнора. Драко неуверенно сделал первый шаг и, сильнее перехватив её ладонь, двинулся вперёд. Гермиона ахнула, когда они миновали ворота и перед ней открылся прекрасный вид. Она уже видела особняк Малфоев прежде, но весной он был особенно красив за счёт неописуемого сада. Розы, гортензии, пионы, тюльпаны уже зацветали и распускались. На деревьях просыпались почки, и свежесть, парившая вокруг них, помогала расслабиться и начать дышать полной грудью. Они завернули по тропинке из гравия в сторону, и девушка увидела семейный склеп. Гермиона не знала, насколько хорошей была идея похоронить Скорпиуса здесь, но Драко был прав, говоря, что он Малфой. Большая буква «М» по середине семейного герба, и они внутри. Здесь уже был Гарри с Нарциссой. Он сам вызвался забрать её из безопасного места и привести сюда. Миссис Малфой плакала и не скрывала своих слёз. Она подняла глаза на сына, когда они вошли, и бросилась к нему навстречу, словно не замечая Гермиону. Грейнджер отпустила руку Драко, позволяя ему побыть с матерью. Остановившись напротив друга, она обняла себя за плечи, не зная, что сказать. Гарри думал, что она его ненавидит, но это была абсолютная ложь. Если девушка кого и ненавидела, то только себя. Но переубеждать Поттера не было времени, потому что она никого к себе не подпускала. — Привет, Гарри, — Гермиона сделала над собой усилие и положила руку на его предплечье, показывая таким простым жестом, что рада видеть друга. Гарри выдохнул и обнял её, испытывая колоссальное облегчение. — Прости меня… — Перестань, ты ни в чём не виноват, — прошептала гриффиндорка, чувствуя себя немного лучше от того, что на одну проблему стало меньше. — Клянусь, Гарри, я ни в чём тебя не виню. И не злюсь. — Ладно, — он кивнул ей в шею, заставляя улыбнуться. Характерное покашливание — и Поттер отпускает девушку, закатывая глаза, когда Малфой закидывает ей руку на плечо, обнимая. Гермиона моментально ощущает себя в безопасности и, поднимая на него взгляд, ловит нечто похожее на дне ртутных глаз. — А где Ева? — спросил Драко, только сейчас заметив отсутствие ещё одного важного человека в жизни Скорпиуса. — Она… не смогла прийти, — виновато пробормотал Гарри. — Я пытался её уговорить, но… — Что значит не смогла? — отрывисто уточнила Гермиона, кожей чувствуя переглядки парней. Драко чуть сильнее сжал её плечо, надеясь сдержать назревающий гнев со стороны девушки. Поттер замялся, не зная, что ответить. Он не хотел, чтобы подруга злилась, но иного варианта сообщить подобную новость попросту не было. — Грейнджер, — прошептал Малфой ей на ухо, не давая замучить Гарри вопросами и яростью, — вспомни, сколько всего между ними произошло. Я никого не защищаю, но ей может быть тяжело. — Я бы пришла! — в запале выпалила гриффиндорка, резко поднимая на него испуганный взгляд. — Прости, я… в смысле… — Я понял, — Драко положил ладонь ей на щёку, кивая. — Но не все сильны так же, как и ты. Он прав. Он всегда прав. Почти, но в данный момент это не имело значения. Гермиона прикрыла веки, соглашаясь. Нарцисса подошла к ним и, промокнув глаза платком, тихо произнесла всего одно слово: — Пора. Лёгкие сжались. Грейнджер смотрела на женщину и понимала, что ноги её больше не держат. Она начала заваливаться на бок, но Драко вовремя сориентировался и подхватил её ещё до того, как девушка в полной мере успела отключиться. — Грейнджер, смотри на меня, — он легко похлопал её по щекам, приводя в чувство. — Слышишь? Не отключайся. Смотри на меня. Гермиона заторможенно кивнула, цепляясь за его плечи, как за последний ориентир в туманном пространстве. Она несколько раз моргнула, возвращая себе своё сознание в полной мере. Драко внимательно следил за всеми изменениями у неё на лице и когда понял, что девушка снова в относительном порядке, облегчённо выдохнул. — Не пугай меня так больше, ладно? — Хорошо, — гриффиндорка всё ещё видела перед глазами мутную пелену, но, тряхнув головой, смогла начать видеть лучше. Снова взяв её за руку, Малфой кивнул матери, чьё выражение лица оставалось напряжённым, пока она молча наблюдала за разворачивающейся перед ней сценой, и, развернувшись, повела их на выход из склепа. Почувствовав свежий, немного прохладный весенний воздух, ей практически сразу стало легче. Гермиона, опираясь на руку слизеринца, автоматически перебирала ногами, пока они не замерли возле чудесных цветов. — Я подумала, что ему понравится, — сдерживая всхлип, сказала Нарцисса и, собрав всю выдержку в кулак, подняла глаза на остальных. — Эти цветы означают жизнь. Жасмины всегда обозначали именно это на протяжении многих веков. Каллы означают смерть. Розы олицетворяют любовь. А тюльпаны — символ величия и благородства. Скорпиус соединял в себе качества, которыми не обладали многие люди. Он был настоящим Малфоем, — женщина подняла голову, не давая слезам покатиться по щекам. — Он был самоотверженным, непорочным. Он лишь хотел спасти свою семью. Это делало его великим человеком, знающим, что самое главное в жизни. Нарцисса всхлипнула, не в состоянии больше сдерживать эмоции. Она подошла к Драко и обняла его. Он провёл свободной рукой по спине матери, сглатывая боль после её слов. Гермиона шмыгнула носом, злясь на себя за отсутствие слёз. Она должна была оплакать сына, но какой-то блок не давал ей это сделать. Гарри кашлянул, привлекая к себе внимание. — Я тоже хочу сказать пару слов, — он потупил взгляд, набирая в грудь побольше воздуха. — Скорпиус был не просто моим крестником, но и моим другом. Он был сумасбродным. Иногда безумным. Неконтролируемым. Жутко любил поспорить, и сарказм был его вторым именем, — он прыснул и покачал головой. — Этот парень был… слишком умным. Возможно, даже умнее, чем его родители. Он был настоящим Малфоем. Стоял за свою семью до самого конца. Я рад, что знал его. Рад, что смог переосмыслить многие вещи благодаря ему. Рад, что понял, что его отец не такой уж паршивый хорёк, — Гермиона засмеялась, переводя взгляд на Драко, который тоже улыбнулся. — Рад, что он пришёл в наши жизни, всё перевернул в них, но привнёс нечто особенное, нечто… настоящее. Гарри сморгнул слезу и поспешил провести по лицу рукой, чтобы скрыть её. Грейнджер сплела их пальцы, молча благодаря. Наверное, ей тоже стоило что-то сказать, но слов просто не было. — Знаете, когда я впервые его увидел, он мне сразу не понравился, — хмыкнул Малфой. — Возможно, потому, что он был слишком похож на меня. Но со временем я узнавал его всё лучше и понимал, что я могу гордиться своим сыном. Я слишком долго отрицал эту мысль. Правду. Потеряв множество разговоров, минут, которые мы могли провести вместе. Я жалею об этом. Но, — он посмотрел на Гермиону, не отрывая своего взгляда от неё, — я никогда не жалел о том, что он привнёс в мою жизнь. Я был на дне, но именно благодаря его вмешательству я смог выбраться наверх. Он действительно был моим сыном, как бы это парадоксально ни звучало. И этот факт ничто не изменит. Он опустил глаза на их руки, проводя большим пальцем по костяшкам и тыльной стороне её ладони. Нарцисса отстранилась от сына и, взмахнув палочкой, сотворила прекрасный невидимый купол над цветами, символизирующий Скорпиуса. Гарри поднял свою палочку, и россыпь звёздной пыли украсила импровизированную крышу. Драко добавил семейный герб, а Гермиона замерла, думая, что могло лучше всего описать её чувства к этому удивительному человеку. Она опустилась на колени и, вспоминая все уроки травологии, закрыла глаза, начиная создавать память. Росток Незабудки рос всё выше и выше, почти возвышаясь над ней. Гермиона взмахнула палочкой, и лепестки окрасились шоколадным оттенком — оттенком его глаз. — Я никогда его не забуду…

***

Драко провёл рукой сбоку по простыням, выдыхая и заставляя себя встать. Он жутко скучал по Грейнджер, но некоторые вещи должны делаться вовремя. Это касалось Малфой-Мэнора, наследства и компании. Малфой резко поднял туловище и посмотрел в окно, где небо окрашивалось переливами золотого и красного. Солнце медленно поднималось из-за горизонта, пробуждая всю природу вокруг. Ему казалось, что ничего сложнее похорон сына и отца не будет. Но нет. Он очень глубоко заблуждался. Грейнджер переживала всё сразу, моментально. Она нырнула в прорубь с головой в тот самый миг, когда узнала о смерти Скорпиуса. Но Драко делал это постепенно. Сначала он снял с себя всё лишнее. Затем совершил первый шаг по тонкому льду. Каждый его вдох был наполнен холодом окружающего его пространства. После, подойдя к месту назначения, он остановился, словно в последний раз давая себе возможность пережить всё здесь и сейчас, но продолжил свой путь и когда всё решилось. Когда смелость проснулась и он был готов принять всю боль, лёд под ним треснул и вся подготовка оказалась бесполезной. Никчёмной. Теперь он чувствовал всё. Слишком остро. Слишком сильно. Яростно и больно. Будто ледяная вода оставляла свои мокрые прикосновения не только на коже, но и на внутренних органах, в первую очередь касаясь сердца. Сжимая его в своих холодных ладонях, чтобы однажды отпустить или раздавить. И что она сделает, зависело только от него. Драко опустил голые ступни на прохладный пол, немного вздрагивая. Пройдя в ванную, он взглянул на своё отражение, уже почти привыкнув к непроходящим синякам под глазами. Его лицо всегда было излишне бледным, но теперь оно окончательно потеряло живой вид. Стресс. Отсутствие нормального сна. Огромное количество сигарет. Всё это превращало его в невротика, но, вспоминая о своих проблемах, Малфой позволил себе ещё немного побыть слабым. Когда Грейнджер глядела в потолок, он чуть не сорвался. Снова. Снова едва не ступил на тот путь, с которого ему с трудом удалось свернуть. Драко смотрел на проклятую бутылку и не мог оторвать от неё глаз. Она словно зазывала его к себе. Он знал, что там его ждёт. Но рука потянулась к знакомому ощущению покоя. Безразличия. Лёгкости. Свободы. И замерла, когда он услышал, как Грейнджер наверху повернулась на бок. Он нужен ей. Эта мысль спасла его. Потому что Драко знал, что один глоток без отсутствия контроля, без понимания, что ему опять плохо, без желания остановиться — он снова погрязнет там, откуда выбрался. Из ямы. Поднялся со дна. И не для того, чтобы опуститься туда ещё раз. Рука повисла вдоль тела, и, задев мизинцем карман брюк, в котором покоилась пачка сигарет, Драко нашёл себе новый способ заглушать мысли. Заглушать боль. Возможно, не настолько мощный, но действенный — это главное. Войдя в душевую кабину, он повернул вентиль, и на голову хлынула холодная вода. Ещё немного в сторону — и более тёплая и успокаивающая нервы после практически бессонной ночи. Малфой прислонился лбом к запотевшему стеклу, позволяя каплям обнимать его, как родного. Как что-то своё. Как часть себя. Веки опустились, и стало легче. Немного. Но стало. В последнее время эти слова были слоганом его жизни. На каждом шагу они, словно бельмо на глазу, мелькали у него в сознании и буквально кричали ироничным тоном, что бы он ни сделал. Поставил подпись на важном документе, относящемся к семейной компании, — стало легче, но немного. Поговорил с матерью — стало легче, но немного. Написал письмо Грейнджер — стало легче, но немного. И так каждый раз, стоило ему хоть к чему-то прикоснуться. Иногда Драко казалось, что он обречён. Что Люциус проклял его и теперь наблюдал за страданиями сына из злодейского ада. Возможно, старик сейчас над ним потешался и кривил свои губы в ухмылке, только Малфою было плевать. И уже давно. Настоящий Люциус, убитый его собственной рукой, просто спал. Ему было всё равно, как сильно собственный сын будет ошибаться и какие глупости может по незнанию совершить. Он просто спал, позволяя Драко жить, а не существовать. Потому что иногда прощение дарует нам больше, чем мы можем представить. Малфой и не догадывался, как сильно злился на отца, пока не сумел простить его. Ему было страшно делать нечто подобное, потому что иногда прощение кого-то воспринимается как слабость. Но нет. Это не так. Драко почувствовал новое дыхание на затылке, как только осознал, что ему удалось переступить через годы обиды, злости, ненависти, непонимания. Ему удалось отпустить отца по-настоящему. Наверное, поэтому тоска по нему превратилась во что-то более тёплое и нежное, как пуховое одеяло, согревающее нас в зимнюю стужу. Скорпиус ещё слишком прочно сидел в его воспоминаниях и голове в принципе, поэтому ему предстоит многое принять, прежде чем начать думать о сыне без наворачивающихся слёз, которым он ни разу не позволил пролиться, и боли в области сердца. Выключив воду, Драко вытер мокрые волосы полотенцем, другое оборачивая вокруг бёдер. Он не совсем понимал, почему, но не так давно парень перестал использовать магию, чтобы высушить волосы. Возможно, это всё дурное влияние Грейнджер. Она тоже никогда так не делала, потому что предпочитала ощущать некоторые банальные вещи, а не попусту махать палочкой. Малфой хмыкнул, когда голос гриффиндорки в голове в точности скопировал её интонацию и подсознание нарисовало вздёрнутый нос и слегка прищуренный взгляд, будто он был нерадивым первокурсником, которому приходилось объяснять правила, а он ещё умудрялся ничего не слушать. Приведя себя в порядок и надев костюм, он поспешил спуститься к завтраку. Нарцисса уже ждала его за столом со свежим выпуском «Пророка» в руках. — Милый, доброе утро, — ласковая улыбка на лице матери помогла немного поднять планку скудного настроения вверх. Стало легче, но немного. — Доброе, мам, — Драко поцеловал её в щёку и сел на своё место во главе стола. Раньше он всегда мечтал занять это место, особенно когда Люциус выглядел чересчур величественно, рассказывая обыденные вещи. Но теперь ему хотелось лишь сбежать без оглядки. — Ты думал над тем договором, что мы вчера обсуждали? — Нарцисса отложила газету, разрезая на маленькие кусочки вкусно пахнущий бекон и омлет. — На самом деле, мама, я хотел поговорить о другом, — Малфой сглотнул, сплетая пальцы в замок, ставя локти на стол. По этикету подобное поведение за столом совершенно недопустимо, но сейчас это помогало ему собраться с мыслями. — О чём именно? — женщина отложила столовые приборы, складывая руки на коленях. — Я хочу продать Мэнор. Я не хочу жить здесь, где произошло столько… ужасных вещей. Драко никогда бы не подумал, что допустит такую сумасшедшую для Малфоя идею к себе в голову. Но насколько же иногда бывает непредсказуема жизнь. Нарцисса поджала губы, молча выражая своё явное несогласие. Она прочистила горло, делая глоток воды. — Ты уверен? — её вопрос мог бы поставить его в тупик, но не сегодня. — Абсолютно, — твёрдо ответил Драко, прямо смотря ей в глаза. — Что ж, ты теперь глава семьи и тебе решать. Я только надеюсь, что ты не пожалеешь в будущем о своём решении, — она опустила подбородок, поправляя салфетку на коленях. — Ты мой единственный сын, Драко, и любое твоё решение я поддержу. Даже если буду несогласна. — Хорошо, что ты сама это сказала, — с ухмылкой произнёс слизеринец, откидываясь на стуле назад. — Я решил не заниматься инвестициями и семейной компанией в принципе. — Что? — её глаза округлились в шоке, и парень, не сдержавшись, прыснул. — Объяснись яснее, Драко. — Я хочу работать в Аврорате. Защищать нашу доблестную страну. О, да. Выражение ужаса на лице Нарциссы хватит ему на всю оставшуюся жизнь, чтобы вспоминать самые смешные моменты. Этот точно будет на первом месте. — Скажи, что ты шутишь? — обескураженным голосом попросила женщина, прикладывая руку к груди. — Пожалуйста, дорогой, скажи, что это просто шутка. — К сожалению, мама, это чистая правда, — с улыбкой ответил Малфой, продолжая добивать её. — У меня есть кое-какая информация, которую я пока не хочу разглашать. Она прямо говорит мне о том, что у меня будет неплохой карьерный рост. Но не в этом, собственно, суть, — Драко приподнял бровь, замечая, как мать бледнеет на глазах. — С тобой всё хорошо? — Хватит издеваться надо мной! — с паникой сказала Нарцисса, делая медленные вдохи и выдохи. — В течение двух лет я планирую сделать Грейнджер предложение. Занавес. Нарцисса щёлкнула пальцами, и перед ней материализовался домовой эльф. — Тинки, принеси мне вина, пожалуйста. — Сейчас только десять утра, мама. Не рановато? — хмыкнул Драко. — Для таких новостей уже поздновато, — отрезала Нарцисса, тихо благодаря эльфийку, и, за минуту опустошив стакан с выдержанным эльфийским вином, взглянула на него, видимо, готовясь к продолжению собственной казни. — Ты же хотела внуков? — Драко усмехнулся, наблюдая, как мать пытается всё переварить. Одно чистое концентрированное удовольствие. — Это… другое, — пробормотала она, смотря в шоке в одну точку. — В таком случае, — он поднялся изо стола и, подойдя к женщине, поцеловал её в макушку, — оставляю тебя, чтобы ты смогла со всем смириться. Только, мама, очень тебя прошу: не налегай на спиртное, а то мои гены меня начинают немного пугать. — Иди уже, шутник, — буркнула Нарцисса, делая щедрый глоток вина. Кажется, Драко буквально за минуту прибавил ей несколько десятков седых волос.