***
В тот день после службы, отперев дверь в свою квартиру в Косом переулке, Брайан ярко ощутил отторжение: шагнул в полумрак коридора — и будто бы вновь оказался во всепоглощающей черноте, в которой увяз часами ранее. Брайан застыл на пороге, охваченный мелкой дрожью. Не выдержав, подался назад и захлопнул дверь, сбежал по старой скрипящей лестнице и выскочил на улицу. Та была залита приятным тёплым светом фонарей, и Брайан, привалившись спиной к кирпичной стене, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Запрокинул голову, ища окна своей квартиры, но свет из соседских перебивал лившуюся из них черноту. Мотнув головой, Брайан заторопился прочь. Он шёл, не разбирая дороги. Навстречу кто-то попадался, но Брайан почти не замечал людей. Липкое чувство тоски и беспомощности накрывало его, и аниформа одиноко скулила в глубине существа. Это было невыносимо. Хотелось прижаться боком к кому-то, подставить голову под тёплую ладонь… Словно задеревеневшими пальцами он выудил из кармана часы: мать — в Линкольншире у дяди Поллукса, отец — в Министерстве, Рафаэль — в Хогвартсе, Изольда — у себя дома в Годриковой Впадине. Взгляд сам собой застрял на последнем имени, и Брайан тяжело вздохнул. Ноги сами принесли в «Дырявый котёл» — осознал это Брайан, только когда проходил через барьер, отделявший Косой переулок от паба. Как и обычно по вечерам, «Котёл» был полон народу, звенели приборы, журчали пересуды. В зале было хорошо натоплено, и этот жар, этот свет и звуки жизни встряхнули Брайана, вырвали из того оцепенелого состояния, в котором он вышел — сбежал! — из дома. «Это всё работа», — сказал себе Брайан, оглядываясь по сторонам. Нужно было развеяться. «Котёл» был забит, но никого близко знакомого Брайан не заметил. Это огорчило: он не отказался бы от стакана пива с друзьями. Если так вспоминать… сколько они не собирались все вместе? Месяц? Два? Да нет, больше даже: с самой осени… Тоска вновь поднялась в груди ледяной волной, на этот раз не связанная с отделом. Сдаваться ей Брайан не был намерен, поэтому поспешил обратно в Министерство. Время было подходящее: пересменка в Правопорядке, а значит, велика вероятность выловить Вуда. Брайан решил попытать удачу: хуже всё равно не будет. Хуже — вернуться домой и пытаться заставить себя шагнуть в темноту. В отличие от подземелий Тайн, где и в разгар рабочего дня не было шума (разве что в тренировочных залах), второй уровень жил яркой и громкой жизнью, пропитанной ароматами кофе и самокруток мисс Вэнс. На выходе из лифта Брайан чуть не столкнулся с Грюмом и Скримджером — мракоборцы не заметили его, прошли мимо, не прекращая разговора на повышенных тонах. Дальше по коридору группа людей собралась вокруг Артура Уизли, восторженно вещавшего о магловском изобретении под названием «карманный калькулятор»; они были слишком заняты и тоже не заметили Брайана. Ностальгически улыбнувшись, он толкнул двухстворчатые дубовые двери и проскользнул в такой родной сектор, где пакующаяся дневная смена лениво переговаривалась с заступающими на дежурство коллегами. — …не торопятся с этим законопроектом, — неторопливо излагал Киллиан Флинт, снисходительно поглядывая на слушателей. — Сейчас, с открытием сезона кровавых сражений — ах, приношу извинения, предвыборной гонки за места в парламенте, — те, кто держатся за свои кресла, будут крайне осторожны… — Кхм, — тихо кашлянул Брайан, и его бывшие сослуживцы дёрнулись, обернулись к нему. — Ох, Поттер! — удивлённо воскликнул Флинт. — Я тебя не заметил!.. Ах да, верно, — он хмыкнул, и только тогда Брайан понял: забыл, что так и не сменил после работы серую мантию невыразимца. — Всем привет, — поздоровался Брайан. Холл, Бут и МакДжефрис вяло ответили тем же и засобирались прочь. Флинт проводил их взглядом откровенно разочарованным — совершенно не изменился за эти полгода: по крайней мере, любовь свысока просвещать толпу о политике была в нём всё та же. А вот Брайан разговоры о политике всё так же не любил, поэтому поспешил спросить: — Прости, что отвлёк… Не знаешь, где Орсон? — Не здесь, разумеется, — пожал плечами Флинт, но, видя на лице Брайана непонимание, вскинул брови. — Как, ты в самом деле не знаешь?.. — Не знаю чего? — чуть раздражённо уточнил Брайан. — Большой новости. Вуд взял отпуск на неделю: повёз свою пассию в Лидс, знакомить с родителями. — Вуд… что? — Брайан опешил — а следом болезненная тоска вновь затопила его сердце. Как он мог о таком не знать?! А Киллиан самодовольно приосанился, от души наслаждаясь растерянностью Брайана. — Сидючи в подземельях, ты многое пропустил, Поттер, — Флинт усмехнулся: укор в самом деле звучал забавно из уст слизеринца в адрес гриффиндорца. — Вся зима прошла в терзаниях, но наконец Вуд принял решение — и, пусть нескромно о таком говорить, твой покорный слуга этому поспособствовал, — что милые домашние девицы вроде его Бэлл на дороге не валяются. — Орсон собирается сделать мисс Бэлл предложение? — проговорил Брайан севшим голосом. — Ещё нет: сперва хочет заручиться одобрением родителей, — со знанием сообщил Флинт. — Но, полагаю, не позднее лета… — Ясно, спасибо. Увидимся! — махнув рукой, Брайан спешно ретировался, не глядя по сторонам. Уже в коридоре спрятал лицо в ладонях, взлохматил волосы. Он не понимал, как до такого дошло. С самого начала их дружбы, с первого курса школы именно Брайан был связующим звеном компании, всегда был рядом с друзьями, первым узнавал все их новости. Именно он сидел ночи напролёт с Гидеоном, в очередной раз попавшим в больничное крыло. Именно к нему Рафаэль приходил за поддержкой, когда срывался и кого-то проклинал. Именно с ним потрясённый Пруэтт делился по большому секрету, что его младший брат начал встречаться с Роксаной Вуд, — и вместе они придумывали, как поговорить об этом с Орсоном. Именно Брайан на старших курсах выслушивал охи-вздохи Вуда, безответно влюбившегося в очередную недосягаемую музу… Теперь это время казалось потерянным. Рафаэль был далеко и справлялся сам. Гидеон нашёл сильное плечо в мисс Медоуз. А Орсон… что ж, по всей видимости, Киллиан Флинт оказался способен дать ему куда лучшие советы по части отношений, чем искренне обеспокоенный счастьем друга Брайан. Он никогда не чувствовал себя настолько одиноким и ненужным. Казалось, его мир рассыпался: константы трескались, как стекло под стопами времени, неумолимо шагающего вперёд. — Разве можно по-настоящему куда-то вернуться?.. — Можно… — тихо возразил Брайан и сам поразился тому, как неуверенно прозвучал его голос. — Можно мне узнать, что ты здесь делаешь? — Отец! — Брайан встрепенулся, отнял руки от лица, смущённо и виновато посмотрел на вышедшего из коридора, ведущего к штабу мракоборцев, отца. — Прости, я… я зашёл проведать ребят, думал, может, Вуд на дежурстве… Его неубедительный лепет отец встретил взглядом строгим, оценивающим, даже въедливым: таким подмечают улики, разоблачают ложь. А Брайан всегда плохо лгал, тем более семье. — Хочешь поужинать дома? — спросил отец. — Твоя мать в отъезде, мне скучно одному. — С радостью! — кивнул Брайан, и облегчение на его лице наверняка выдало отцу, как сильно Брайан в этом нуждался.***
В чём нуждался Эван, так это во вдохновении, однако оно всё никак не приходило. Зима минула, разгорался март, однако Эван так и не выполнил поручение, данное ему Тёмным Лордом на Новый год. Это раздражало, злило, выводило из себя… но нельзя было скатываться в опрометчивые действия. Его репутация в глазах сильнейшего мага современности была на кону. На Валентинов день ничего не вышло: кто же знал, что Лестрейндж верной псиной бросится спасать Гринграсса от приворота! Отравленный кекс Эван ловко увёл из сумки какой-то девчонки, купившей его у грязнокровки Шелби. План был элегантен и прост: скормить кекс с приворотом Гринграссу и наслаждаться тем, как профессор во время танцев начнёт приставать к школьнице. В идеале его бы попытались осадить другие ученики или коллеги, и тогда Гринграсс бы вышел из себя… — Розье, — хриплый оклик профессора защиты привлёк внимание. Эван повернулся, чуть наклонил голову с хорошо сыгранной готовностью повиноваться. — Атака. Корнер, защита. Тихой скользящей поступью Эван вышел на центр класса, где к нему впопыхах присоединился когтевранский полукровка Корнер, путающийся в мантии, поглядывающий на Розье с тревогой. Эван ухмыльнулся — и поднял палочку к лицу в вежливом жесте приветствия дуэльного противника. Хотя какой из этого отребья для него противник?.. Но играть плохо было нельзя, ведь они все за ним наблюдали: профессор Гринграсс, Лестрейндж, Мальсибер… Холмс. С начала триместра на уроках Гринграсса Эван был самим прилежанием: идеально выполнял все задания, как теоретические, так и практические, сдерживался и ни с кем не спорил, даже не возмущался, когда его для отработки чар ставили в пару с кем-то недостойным. Мальсибер эту его покладистость наблюдал с трусливым непониманием, а вот Холмс — с надменной самоуверенностью. Явно считал, что является причиной изменений в Эване. «Радуйся, пока можешь, тварь, — про себя отвечал ему Эван, улыбаясь. — Время для расплаты придёт». Рабастан занял позицию сбоку, держа палочку наготове, чтобы вмешаться, если посчитает нужным. В своём классе Гринграсс давал жалкому предателю крови много воли, и Эвана это бесило: Рабастана надлежало наказывать, а не поощрять! Ведь его совершеннолетие всё ближе, какие-то две недели остались, а он так и не отрёкся от своих мерзких дружков!.. Когтевранец напротив замер в тревожном ожидании. Глубоко вздохнув, отгоняя ненужные в тот момент мысли, Эван воздел палочку и прошёлся по противнику серией простых, но стремительных чар: Разоружение, Обездвиживание — ничего опасного, по-настоящему сложного. Щит Корнера не выдержал уже через десяток секунд, чужая палочка оказалась в руке Эвана. — Меняйтесь, — распорядился Гринграсс. Перебросив оружие противнику, Эван на этот раз сам поднял щит. Даже за минуту слабак Корнер не смог его пробить. — Достаточно. Корнер, плохо, тренируйтесь. Розье, пять баллов. Вежливо кивнув профессору, Эван вернулся в строй одноклассников, наблюдавших за дуэлями. Следующими практиковаться были вызваны Геката и когтевранка Фарли, и Эвану стоило труда притвориться, что эта дуэль его интересует или способна чему-либо научить. Но он с приличествующим лицом пытался наблюдать за девчонками, хотя взгляд то и дело соскальзывал на Гринграсса: изучал его угловатую сутулую фигуру, хищные глаза за зелёным стеклом очков, нездорово-бледное сосредоточенное лицо. За прошедшие месяцы Эван изучил его досконально — но так и не понял. Например, зачем Гринграсс возился с Лестрейнджем. Если правда то, что Эван сумел по оговоркам узнать, оба гостили у Поттеров на Рождество; до этого профессор защиты не проявлял к Лестрейнджу особого интереса, но после зимних каникул стал держать его при себе, как верную собачонку. Что произошло у Поттеров? И что за планы у Гринграсса на Рабастана? Через него хочет добраться до Рудольфуса, с которым враждовал в школе?.. Этот аспект, впрочем, мало интересовал Эвана: ему стало плевать на Рудольфуса в тот самый момент, когда Тёмный Лорд связался с ним напрямую. К чему ему теперь рекомендации какого-то там Лестрейнджа?! Если выполнит поручение, Эван рассчитывал, Тёмный Лорд наградит его меткой, и вот тогда!.. Взгляд невольно соскользнул на Холмса, с ледяной сосредоточенностью наблюдавшего за учебными дуэлями одноклассников. О да, он ещё получит своё. Удар колокола заставил Эвана встрепенуться. Рядом вздохнул и закопошился Эйвери. — Ты иди, — сказал Эван ему. Эйвери уставился на него с вопросом, но ничего объяснить, разумеется, Эван не собирался: только посмотрел грозно и строго, и приятель вышел из класса в составе мерзко гомонящей толпы. А вот Эван задержался. У него имелась идея. — Профессор? — обратился он, подойдя к преподавательскому столу. Гринграсс покосился на него через очки, слегка нахмурившись; возле него псиной в охотничьей стойке замер Лестрейндж, глядя на Эвана подозрительно и недружелюбно. — Я могу с вами поговорить? Приватно, если не возражаете. Гринграсс чуть наклонил голову, буравя его всё тем же тяжёлым оценивающим взглядом. В конце концов махнул Лестрейнджу, и тот, поджав губы, вышел прочь, притворив за собой дверь класса. Когда они остались одни, Эвана пробрала непрошенная дрожь. Гринграсс был… ощущался опасностью: злым порывом северного ветра с ошмётками льда; стрёкотом молнии; разрушительным магическим даром, обретшим смертную оболочку. «Смертную», — улыбнулся сам себе Эван и сказал: — Сэр, я в последнее время много размышлял об этом… Вы, конечно же, уже знаете, что во мне есть тяга к боевой магии, — он намекал на прошлогоднее происшествие с Бенсон, закончившееся для Эвана мерзким выговором в Отделе правопорядка. Гринграсс мелко дёрнул головой, подтверждая, что понял. — Моя кузина Беллатриса говорила мне, что вы рекомендовали найти мне наставника, который смог бы помочь мне развить таланты… — Эван в великолепно сыгранном смущении потупился. — Я хотел спросить уже давно, но не знал, уместно ли… Однако теперь, когда вы назначили дополнительные занятия Рабастану… Вы не могли бы стать и моим наставником, сэр? В ответ на его прекрасный пассаж Гринграсс неожиданно… замялся. Упёр в Эвана взгляд, полный противоречивых чувств. Профессор смотрел настороженно; с мрачной оценкой; как будто бы понимал. В свою очередь Эван не отводил взгляда, строил из себя примерного студента — и ждал ответ с замиранием сердца. — В боевой магии вам наставник не нужен, Розье, — выдавил Гринграсс наконец. Сердце Эвана пронзила досада. — Позвольте не согласиться, сэр… — Вам нужен кто-то, кто очертит рамки приемлемого, — перебил его Гринграсс. — Это должен быть тот, кого вы уважаете. — Но ведь вас я… — Другой уровень. Связь; безоговорочное уважение, — отчеканил Гринграсс, замолчал было — и вдруг добавил быстро, отрывисто, словно бы изначально не собирался этого говорить: — У вас сильная кровь. Если не научитесь брать её под контроль, станете интересны тем, чей интерес не хотите привлекать. На вас уже обратили внимание, — выпалив это, Гринграсс отвернулся и указал Эвану на дверь жестом резким, не оставляющим пространства для интерпретаций: профессор этот разговор закончил. Раздосадованный, Эван подался прочь. А ведь идея была так хороша! Он мог бы подобраться к Гринграссу поближе, выведать ещё больше, с блеском выполнить поручение Тёмного Лорда!.. И какого драного Мерлина Гринграсс ему отказал?! Ещё и нёс всякий туманный бред! С Эйвери Эван столкнулся в коридоре этажом ниже: тот убивал перерыв в компании Селвина и Джагсона. Устроившись у подоконника, эти трое перекидывались шутками и явно искали, к кому бы пристать. По коридору как раз проходили пуффендуйские охотницы, и Джагсон громко поинтересовался: — Эй, барсучихи, готовы к субботе? Койки в больничном крыле зарезервировали? — Да зачем, они зассут на поле выходить, — хохотнул Эйвери. — Лестрейндж в последнее время в ударе! — Мы его не боимся! — вспыхнула одна из девчонок, курносая и кучерявая. — И вас не боимся! — пропищала её подружка, не достававшая Джагсону и до плеча. Переглянувшись, Эйвери и Джагсон заржали. Оскорбившиеся барсучихи обозвали их придурками и спешно удалились, пряча глаза. Селвин и Джагсон, а с недавних пор и Эйвери, любили приложить руку к предматчевой суете: не скупились на комментарии в адрес противников, предрекали им всякие прелести вроде разбитых носов и поломанных костей, порой даже баловались мелкими проклятиями. Их любимыми жертвами были пуффендуйцы: полкоманды составляли девчонки, а из парней только загонщики, братья О'Шейны, рослые и опытные старшекурсники, могли дать серьёзный отпор. Прекрасные условия для отработки навыков мелкого террора. Им же занималась ещё одна группа слизеринцев. Крауч, Паркинсон и Бёрк, беспокойное трио первогодок, с огромным рвением превращали жизнь одного конкретного человека в нечто невыносимое. То, что целью их являлся Регулус Блэк, вызывало у Эвана одобрение и жгучий интерес. Эван не любил Регулуса: кузен был, как и отец его, Орион, мягкотелой тряпкой, жалким книжным червём. Подобные только зря место в мире занимают, не способные принести ни вреда, ни пользы. Что за проблемы с Регулусом были у Крауча, Эван не имел понятия; впрочем, это вовсе не означало, что он не мог придумать, как использовать деятельную ненависть Барти в своих целях. Первокурсников Эван нашёл в библиотеке и подсел к ним. Мальчишки занимались домашними заданиями по чарам: Паркинсон отрабатывал движения палочкой, Крауч сосредоточенно корпел над эссе, а Бёрк беззастенчиво списывал у него, заглядывая приятелю через плечо. Разложив на своей части стола несколько книг по защите, Эван нарочито громко печально вздохнул. Так прошло какое-то время: каждый был занят своим. Но вот наконец Паркинсон напрактиковался и скучающе поглядел по сторонам. Тогда-то Эван вновь грустно вздохнул, понурившись над учебниками, — это незамедлительно привлекло внимание Паркинсона. — Всё в порядке, Эван? — Как сказать?.. — безрадостно протянул Эван, умело сохраняя приличествующее ситуации лицо. — У меня сегодня состоялся весьма неприятный разговор с профессором Гринграссом. — О? Что случилось? — заинтересовался охочий до сплетен Паркинсон. Отвлечённый голосами, голову от пергамента поднял Крауч; как раз это Эвану и было нужно. — Мне всегда были интересны боевая и защитная магия, — Эван скользнул взглядом по разложенным перед ним книжкам с весьма говорящими названиями. — И когда я узнал, что профессор даёт дополнительные занятия… Я же не знал, что они только для избранных! — Гринграсс даёт дополнительные? — удивился Бёрк, щекоча висок кончиком пера. Эван кивнул: — Вот видишь, об этом мало кто даже знает! И я ещё мог бы понять, если бы он занимался только со старшекурсниками вроде Лестрейнджа. Но отказывать мне, когда даёт дополнительные Блэку!.. — Блэку? — насторожился Крауч. — Регулусу, — Эван с блестяще сыгранной обидой поджал губы и с ядовитым удовольствием проследил, как в ответ на его слова Крауч мстительно прищуривается. — Что-о?! — воскликнул Барти, за что на него тут же из-за своего стола шикнула старуха библиотекарша. — Чем этот Блэк заслужил особое к себе отношение? — тише задал он риторический, наверное, вопрос, но Эван всё равно ответил: — Тем, что он — Блэк? Всё лучшее всегда достаётся Блэкам, верно? — Несправедливо! — возмутился Крауч. — Может, я тоже хочу дополнительных по защите!.. — Молодые люди! — рявкнула на них библиотекарша. Эван приложил палец к губам, требуя понизить голоса и, когда старуха, попилив их взглядом ещё немного, отвернулась, тихо сказал: — Можешь попытать счастья, Барти, но сомневаюсь, что твоя участь будет лучше моей. Меня Гринграсс даже слушать не стал. — О, себя я заставлю его слушать, — запальчиво проговорил Крауч. Бёрк захихикал в кулак, Паркинсон устало возвёл глаза к потолку, а Эван лишь неопределённо улыбнулся. Рыбка заглотила наживку.***
Вечер с отцом помог, но не вылечил, и следующие дни Брайан был сам не свой. Он практически перестал спать; каким бы усталым ни лёг, часами крутился в постели, а если и проваливался в беспокойную дрёму, быстро вскакивал и с бешено стучащим сердцем хватался за часы: сколько сейчас?! Не проспал на работу?! Он стал рассеянным, медленным, несобранным. Благо или нет, единственной требующей концентрации частью работы Брайана являлись ежедневные тренировки боевой магии с Руквудом, куратором-надсмотрщиком. Всё остальное время Брайан выполнял роль мальчика на побегушках. У Руквуда кончился пергамент? Перо сломалось? Нужно передать записку в соседний кабинет или принести кофе? Брайан бегал по всем этим мелочам, будто домовой эльф, а когда дел для него не было, скучал у себя за столиком в провонявшем тяжёлым табаком кабинете Руквуда. Ментального равновесия это не добавляло. — Не знаю, сколько ещё продержусь, — устало признался Брайан Изольде. Они выбрались на вечер в Глазго, но у Брайана было так тяжело на душе, что даже посещение нового города в компании любимой девушки не могло его обрадовать, как раньше. — Я ненавижу быть бесполезным. А меня как будто нарочно держат подальше от настоящих дел. — Я бы не удивилась, узнав, что в самом деле нарочно, — отозвалась Изольда. — Но зачем? — вздохнул Брайан. — Мне же платят зарплату — разве не лучше использовать приобретённый ресурс? Да, разумеется, я пока что стажёр, не стал ещё полноценным невыразимцем, но неужели нет для меня лучшего занятия, чем работа домовика? — Наверняка есть, — движение, которым Изольда поправила меховой воротник мантии, вышло нервно-раздражённым. — Почему бы тебе прямо не спросить Руквуда или даже самого Гринграсса-старшего? Брайан навострил уши: уловил в её голосе капли того яда, которым Фоули щедро обдавала его в школе. — Ты чем-то недовольна? — как можно мягче уточнил он. Наморщив носик, Изольда отвернулась к реке. Здесь, на небольшой набережной на границе магического квартала, собралось немало народа: местная группа играла приятный блюз, и обитатели района расселись на скамейках и в наколдованных креслах, чтобы послушать. Тут же суетились официанты из двух ближайших кафе и паба: приносили на больших подносах кофе и чай, десерты и дымящиеся супы, пиво и закуски к нему. Вокруг носились, перекрикиваясь, дети, которым было мало дела до блюза: их больше занимали игры со сверкающими и плюющимися искрами йо-йо и зубастой фрисби. В ожидании ответа от девушки Брайан мимолётно подумал: как же прекрасно быть ребёнком! Беспечно носиться с друзьями, когда самая большая проблема — окрики родителей, что пора бы уже и пойти домой… Брайан вздохнул и отвернулся от детей, попытался поймать взгляд Изольды. — Так чем ты недовольна? — Всем я довольна. — А почему тогда отвернулась? — Брайан обошёл её, заглянул в лицо, улыбаясь примирительно и шутливо. — Ну же, скажи мне!.. — Поттер, отстань! — отмахнулась Изольда и скрестила руки на груди, снова отворачиваясь. Брайан обнял её со спины: — И не подумаю, — и с искренней просьбой шепнул на ушко: — Скажи, пожалуйста. Ласка не смягчила Изольду, не заставила расслабить плечи. С ледяным требованием она похлопала Брайана по руке, а когда он, опешив, разжал объятия, развернулась и прошипела: — Ты сам бросился поперёк бладжера, Поттер, а теперь жалуешься. Разумеется, тебе не дадут интересной работы! Думаешь, отец Гринграсса затащил тебя к себе в отдел, потому что ты — ценный ресурс? Ах нет, мой милый, он явно настроился превратить твою жизнь в сущий кошмар… — Я это знаю, — перебил её Брайан. — И я не жалуюсь, а делюсь с тобой. — О чём я не просила. Я же не вешаю на тебя свои проблемы! Закипающее раздражение как рукой сняло. — Так у тебя всё-таки что-то случилось? Это дом или работа? Я могу как-то помочь?.. — Это не твоё дело, — отрезала Изольда, и Брайана передёрнуло от холода её тона. Заметив это, Изольда утомлённо вздохнула и помассировала двумя пальчиками переносицу. — Брайан, послушай. Мы с тобой замечательно проводим время, и я не хочу омрачать его подобными разговорами. Сердце предательски ёкнуло. — Разве наши отношения — лишь про беззаботно проведённое вместе время? — У меня нет сил сейчас об этом думать, — сказала Изольда безрадостно и раздражённо. — У меня была паршивая неделя. Каждый хочет убедить меня делать, как выгодно ему, и никто не слушает моих собственных идей… Пожалуйста, хотя бы ты не усложняй мою жизнь. И пусть на этот раз она говорила искренне, без яда — её слова разбередили уже открытую рану. — Я понял, — мрачно произнёс Брайан, — я нужен, только когда играю роль молчаливой жилетки, в которую можно поплакаться, когда своих проблем у меня нет. — Это не так, — возразила Изольда, но, на взгляд Брайана, неубедительно. Он тряхнул головой. — Забудь. Знаешь, раз у нас обоих была такая трудная неделя, давай разбежимся по домам, идёт? Изольда поджала губы, словно бы он её оскорбил. — Прекрасно. Хорошего вечера, — бросила она и трансгрессировала с места, оставляя Брайана наедине со звенящим в голове голосом: — Разве можно по-настоящему куда-то вернуться?.. «Осталось ещё одно место», — подумал Брайан и, когда добрался до дома, написал профессору МакГонагалл: спрашивал, всё ли ещё в силе приглашение в Хогвартс на чай.***
Возвращение в школу приносило покой. Словно бы Отдел тайн, политика, отдаление друзей были не более, чем страшным сном, — а реальностью оставался старый замок, место их юности, место их беспечного счастья. Закрывая глаза, Брайан дышал школой — и казалось, что на плечи вот-вот обрушатся лапищи Вуда; друг примется его трясти и орать на ухо, чтоб на поле не зевал: это же матч, школьный кубок, сосредоточься, Поттер, ничего важнее в жизни нет! А Пруэтт зайдётся хохотом и примется вслух мечтать, как замечательно бы было и ему помочь на поле друзьям; как весь Гриффиндор будет реветь и непременно сочинит какую-нибудь в своей корявости смешную и насквозь милую кричалку, что-то вроде «Гидеон — наш грифон!» или «Пруэтт не продует!». Брайан посмеётся с ними, но взглядом будет искать Гринграсса: убедится, что самый нелюдимый его друг не затерялся в подземельях одиноким неприкаянным упырём. И Гринграсс непременно найдётся: вынырнет из толпы, бледный и раздражённый шумом, конечно же, но кивнёт-усмехнётся Брайану, проводит его до раздевалки и пойдёт на трибуны с Пруэттом… — Доброе утро, Хогвартс! — заревел над стадионом магически усиленный мальчишеский голос. — Приветствую вас на первом после зимнего перерыва матче школьного чемпионата по квиддичу! Сегодня нам предстоит увидеть сражение между сборными Пуффендуя и Слизерина! Напомню, что на данный момент за их плечами по одной победе: львы в открывающем матче сезона получили пилюлю в виде нового ловца змей, открытия этого года Регулуса Блэка, а наша великолепно сбалансированная барсучья сборная пообтрепала перья воронам… — Мистер Аббот! — осадила комментатора сидевшая возле него МакГонагалл, и Брайан, усмехнувшись, открыл глаза. Не было рядом ни Вуда, ни Пруэтта — только Гринграсс жевал лакричные конфеты и бросал косые взгляды на сидевшую ниже и дальше профессора Мальсибер, что-то чёркавшую на пергаменте; за движением её пера внимательно следил запаянный и хмурый Реджинальд Мальсибер. По другую сторону от мадам Мальсибер профессор Стебль перешучивалась с Флитвиком, а Слизнорт ухмылялся в моржовые усы, пока Кеттлберн и старый завхоз Прингл спорили о лучшем рецепте пунша. В центре сидел с видом положительно предвкушающим директор Дамблдор: лакомился печеньем с лимонной цедрой и то и дело поворачивался, предлагая угощение соседям. До этого дня Брайан ни разу не был на учительской трибуне и очень смутился, вступив на неё: чувствовал себя школьником, зашедшим, куда не следовало. Однако профессора приняли его на удивление радушно (куда радушнее, Брайану показалось, чем Мальсибера), налили пунш, а профессор МакГонагалл даже предложила комментировать матч — Брайан аж растерялся и почти дал согласие, но очень вовремя напомнил о себе бойкий мальчишка в пуффендуйском шарфе, вцепившийся в микрофон, как в самое сокровенное. Брайан поспешил с извинениями отказаться и ретироваться на последний ряд, уже облюбованный Гринграссом. Зашёл на чай, называется… — …На правах рекламы, — говорил тем временем комментатор Аббот, — после пасхальных каникул в школе начинает действовать клуб крикета: кто хочет поучаствовать или научиться этой игре, за подробностями обращайтесь к Стиву Баркли с Гриффиндора. С полным списком уже доступных и планируемых клубов можно ознакомиться в комнате студсовета на втором этаже… — Если бы в наше время в школе был студсовет, — спросил Брайан друга, — в каком клубе ты бы хотел состоять? Гринграсс серьёзно задумался. — Сладкого, — сообщил он и потряс коробкой с лакричными конфетами. Брайан прыснул; впрочем, моментально осёкся, когда директор к нему обернулся. Но Дамблдор только улыбнулся: весело, с лукавой искринкой в глазах — и протянул кулёчек: — Печенье? — С-спасибо, сэр, — пробормотал Брайан и взял угощение. Не дожидаясь предложения, Гринграсс тоже протянул загребущие руки и сцапал столько, сколько смог. Дамблдор этому посмеялся, а печенья в его кулёчке магическим образом не убавилось. Секунду Брайану казалось, что директор спросит у него что-то ещё, — но тут трибуны взревели, комментатор объявил о появлении мистера Симпсона с мячами, и Дамблдор отвернулся. — …На поле выходят команды! — воодушевлённо прокричал Аббот. — Я не вижу никаких поздних замен в составе, а значит, мы можем рассчитывать на тот же уровень игры, что видели от Пуффендуя и Слизерина до зимнего перерыва… Брайан заёрзал на скамье: его охватил предматчевый мандраж, застарелый, рефлекторный. С тех пор, как выпустился из школы, Брайан видел лишь один или два квиддичных матча (и то лишь потому, что Джим ныл, чтобы его кто-нибудь сводил), но ни с каким другим стадионом у Брайана не было связано столько чувств и воспоминаний. Именно эти шесты знали его голы; этот песок Брайан вспахивал собой два раза на третьем курсе и один — на седьмом; на этих трибунах они с друзьями болели за красивую игру каждый раз, когда Гриффиндор не участвовал. Здесь они играли, с кровью и потом тренировались, дрались, было дело… Столько всего было! — Как же хорошо вернуться, — тихо сказал Брайан самому себе, но Рафаэль услышал, хмыкнул и легонько прижался к нему костлявым плечом.***
Обычно Эван не ходил на квиддич: считал игру пустой тратой времени, — но в этот раз приятели его буквально силком вытянули из замка, приволокли на стадион и усадили на высокой зелёно-серебряной трибуне. — Держи! — Джагсон попытался всучить ему флажок со змеёй. — Вот ещё! — сложил руки на груди Эван, но четверокурсник не сдался и сунул флажок ему в складки шарфа и вместе с Эйвери принялся ржать. Вспыхнув, Эван выхватил флажок и бросил в Джагсона, после чего отодвинулся от него настолько далеко, насколько ограниченное место забитой трибуны позволяло. Ухмыльнувшись, Селвин втиснулся между ним и однокурсником и легко пихнул Эвана в плечо: — Ниже твоего достоинства, а, Розье? Эван не сподобился ответить. Мазнув без интереса взглядом по стадиону, — игра только началась, а Лестрейндж уже успел забросить в ворота барсуков один гол, — на учительской трибуне внезапно для себя Эван обнаружил светлую макушку Гринграсса. Рядом с профессором защиты тупо улыбался и ёрзал на скамье его бывший напарник в Отделе правопорядка, Брайан Поттер. Эван до скрипа стиснул зубы: жар ненависти волной прокатился по телу, ошпарил нервы. — Там, рядом с Гринграссом… Это ли не тот самый кузен Поттеров, с которым, говорят, развлекается Изольда Фоули? — полюбопытствовал Селвин, смотревший, как оказалось, в ту же сторону, что и Эван. — Он, — скривился Эван. — Жалкий предатель крови. — Разве? Я думал, у него мать из Блэков, — округлил глаза Эйвери. — В последнее время это не гарантия благонадёжности, — заметил Селвин с подтекстом. По рядам вокруг прошёл резкий ох: Регулус просвистел мимо на своём «Нимбусе», широко распахнутые глаза Блэка были надёжно прикованы к чему-то. Его целеустремлённость заметил и барсучий загонщик О’Шейн: бросившись наперерез бладжеру, со всей силы ударил по мячику, направляя в Блэка. Тот угрозу словно почувствовал и вильнул в сторону — но и потерял концентрацию; раздражённо крикнул что-то Крэббу и ушёл в стремительный вираж над полем под разочарованный стон слизеринских трибун. Игра шла своим чередом, но Эван почти не следил за ней: как и всегда, когда находился поблизости, внимание притянул Гринграсс. Казалось, он тоже получал от квиддича мало удовольствия: однозначно больше был заинтересован в конфетах, чем в происходящем на поле. В отличие от Поттера рядом с ним, подскакивавшего, трясшего руками и кричавшего-охавшего вместе со всем стадионом. На него то и дело оглядывались профессора и — Эван наконец-то рассмотрел его — Мальсибер-старший, но замечание никто не делал. Возможно, потому, что барсучья деканша Стебль поддерживала своих ещё громче. Эван не думал, что сможет найти схожесть между собой и своей целью, но теперь отчётливо ощущал: он и Гринграсс оба ненавидят находиться среди людей. Возможно, ненавидят людей. Только, похоже, для Гринграсса Поттер являлся исключением из правил: с ним профессор, вон, даже на квиддич пришёл. Что до Эвана… Он внимательно посмотрел на сидевших рядом приятелей; ни единого тёплого чувства они не вызывали, этим утром буквально пересилили его. «Так лучше», — похвалил себя Эван. Потому что привязанности связывают. Всяко лучше без них. Удовлетворённый, что нашёл недостаток в на миг ставшим так похожим на него самого профессоре, Эван попытался сконцентрироваться на игре.***
Несмотря на то, что матч затягивал — Рабастан летал великолепно, а проворный юркий Регулус не так уж сильно отставал от него в технике, — Брайан не мог не замечать, как отчётливо скучает его друг. До счёта «60:40» в пользу Слизерина Гринграсса ещё занимали печенье и лакричные конфеты, но всё хорошее имеет свойство заканчиваться, и вскоре Рафаэль уже буравил окрестности враждебным взглядом. Грустно вздохнув, Брайан принял решение увести друга со стадиона, но к ним вдруг обернулась профессор Мальсибер: — Гринграсс, я вот что подумала: Батильда Бэгшот. Рафаэль задумчиво пошевелил пальцами в пустой коробке из-под конфет. — Да. — Та лекция? — уточнил мистер Мальсибер, глядя на жену с не совсем понятным Брайану выражением. Профессор кивнула. — Мадам Бэгшот — хороший вариант из-за своей нейтральной позиции. — Спасибо, Реджи, без тебя я не знала, в чём её плюсы, — хмыкнула профессор Мальсибер, и Брайану стало отчаянно неловко: это почти ласковое «Реджи» в отношении вечно хмурого, вечно запаянного мистера Мальсибера звучало слишком интимно, чтобы быть походя брошенным перед посторонними. Впрочем, профессор не казалась смущённой, а супруг не попытался её осадить — по крайней мере, в этом отношении. — Об этом плюсе ты могла банально не подумать. — О, вы намерены пригласить в школу Батильду? — оживился Дамблдор, конечно, и раньше прислушивавшийся ко всем разговорам на учительской трибуне. — Замечательный выбор! Так увлекательно, как она, никто в мире не способен рассказать о восстаниях гоблинов! — Правда, — кивнула профессор Мальсибер, её поддержали многие коллеги. — Но мы думали о другой теме лекции. — О? — Дамблдор вскинул брови с вежливым вопросом. — Взлёт и падение Гриндевальда, — ответил ему Рафаэль. Шум игры как будто отдалился: напряжение повисло над учительской трибуной, только сидевшие много ниже МакГонагалл и комментирующий матч Аббот, поглощённые игрой, не замечали его. Брайан невольно насторожился; был бы в собачьем обличии — навострил бы уши. Всё с тем же выражением вежливой заинтересованности директор посмотрел на Рафаэля, на Мальсиберов, особенно задержав проницательный взгляд на Реджинальде. — Это важная тема для обсуждения, — негромко сказал Дамблдор. — Однако не находите ли вы, что просить говорить о ней Батильду — жестоко? — Меня уже обвиняли в жестокости, когда я заставила Яксли читать лекцию про его предков-маглокровок, — хмыкнула профессор Мальсибер, бросив колючий взгляд в сторону заворчавшего в усы Слизнорта. — Но я смотрю на вещи иначе. Наука, будь то трансфигурация, артефакторика или всё та же история, — территория безэмоциональных фактов, и те, кто ею занимаются, должны принимать правила игры. Я знаю Батильду меньше вашего, директор, но весьма неплохо и полностью уверена в её профессионализме. Кроме того, её знание вопроса уникально глубоко, но при этом у неё нет желания сгладить углы. Брайан кашлянул, укоризненно уставившись на профессора рун. Её слова прозвучали жестоко, брошенные в лицо директору если не прямым обвинением, то ядовитой насмешкой. Так говорить с самим Альбусом Дамблдором!.. В школьные годы Брайан практически не имел с ним отношений, но ещё от отца, прошедшего ту войну, научился уважать. За всё, что сделал для магического мира, Дамблдор заслуживал признания и благодарности, ничего кроме! — Простите, мэм!.. — Вы, безусловно, правы, Мора, — одновременно с ним сказал Дамблдор, и Брайан осёкся, а Рафаэль впился затянутыми в кожу перчаток пальцами ему в руку, предупреждая: не вмешивайся. — Однако я прошу вас не забывать, что некоторых упомянутые вами углы при столкновении ранят болезненнее, чем прочих. — Мне ли не знать! — ощетинилась профессор Мальсибер, и её мрачный муж сказал неожиданно примирительно: — Среди родившихся до середины века сложно найти того, для кого тема Гриндевальда не болезненна. Но говорить о ней с новым поколением нужно: чтобы опыт предков не терялся. — О много чём нужно, — буркнул Рафаэль. — Теория магии, чистокровность, наследственность… — …чем мы отличаемся от маглов, — подхватила профессор Мальсибер. — В чём наша ответственность перед миром. — И вновь вы предлагаете взвалить на детей то, что выше их понимания! — не выдержав, вторгся в беседу Флитвик. Остальные профессора всё ещё делали вид, что больше заинтересованы игрой, но каждый, Брайан видел, внимательно слушал их разговор. — Посмотрите на трибуны вокруг, Мора, Рафаэль, и скажите мне, что, на ваш взгляд, эти маленькие люди готовы осознать и проникнуться всей сложностью вопросов, в которые вы хотите окунуть их! Что эти ребята готовы видеть ситуации с разных позиций, проникаться каждой с полной логической самоотдачей, а не слепо соглашаться с той, которую авторитетный взрослый преподнесёт как правильную!.. — Кстати, да, в школьное расписание не помешало бы добавить курс логики, — вставила профессор Мальсибер. — Если не мы, если не Хогвартс, то кто научит новое поколение магов смотреть на мир глобально, глубоко? — В теории, это задача родителей, — заметил ей Мальсибер, на что Рафаэль так яростно фыркнул, что Брайан поторопился перевести на человеческий язык: — Во многих чистокровных семьях видение мира и собственного места в нём крайне зашоренное… — А страдают — дети, — выплюнул Гринграсс с застарелой злостью. Мальсиберы переглянулись, а Флитвик покачал головой: — Я ничуть не оспариваю, что многие наши ученики прошли или проходят дома через травмирующий опыт… Но подумайте, Рафаэль: каждый ребёнок — это уникальный случай. Разве у нас, профессоров, хватит времени, чтобы каждому уделить достаточное внимание? И не для этого ли существуют факультеты: система поддержки и взаимовыручки от сверстников? — Да-да, и формирования взглядов под давлением мнения этих самых сверстников, а если точнее, самых уверенных и активных из них, — профессор Мальсибер поморщилась. — И никогда такое злом не оборачивалось, верно?.. — Мора, — окликнул её Мальсибер напряжённо. — Вы выдёргиваете лишь те примеры, которые вам выгодны, — парировал Флитвик. — Характерам сколь многих молодых волшебников факультеты помогли расцвести? — Сфокусируйтесь! — каркнул Гринграсс раньше, чем профессор Мальсибер успела ответить. — Тема — не факультеты. — А воспитание достойных магов, — поддержала его женщина. — Это не про характер каждого отдельно взятого человека, это про характер магического общества. Потому что поколение тех, кто знал не понаслышке, что требуется от достойного волшебника, постепенно вымирает. А то, которое приходит ему на смену, без должного понимания мира и своего перед ним долга легко может попасть под влияние всяких уб… — муж бросил на неё предупреждающий взгляд. — Вы знаете, каких субъектов. Брайан скосил взгляд: за развернувшейся дискуссией Дамблдор наблюдал с глубокой задумчивостью, спокойной, почти отстранённой. Директор словно бы был не совсем здесь и сейчас: казалось, охватывал мыслями и памятью дали, неведомые, недоступные людям вокруг. Словно звучащие в настоящем слова сопоставлял со словами, произнесёнными во многих разговорах до них. Интересно, нужно ли Дамблдору вообще прислушиваться, чтобы понять, куда эта дискуссия приведёт?.. — Альбус? — Да, Филиус. Вопрос того, кто именно будет формировать видение мира нового поколения, по-настоящему животрепещущий, особенно теперь, на сломе эпох. И неподдельную тревогу вызывает любой, кто чересчур рьяно рвётся вперёд с намерением воспитать наших детей «правильно». Не забывайте: тот, на кого Мора ссылается, тоже однажды лелеял надежду получить место преподавателя в школе. И пусть, произнося это, Дамблдор обращался ко всем, Мальсибера отчётливо передёрнуло. — О, мерлиновы панталоны!.. — вскричала профессор Стебль: Регулус Блэк в восхитительном пике схватил снитч.***
Чай они с профессором МакГонагалл всё-таки попили и обсуждали за ним почти только квиддич: после матча декан была на взводе и не могла перестать говорить о шансах Гриффиндора вырвать-таки у Слизерина школьный кубок. Стоит признать, Брайана это горячее обсуждение порядком взбодрило — даже оттеснило на второй план напряжённый разговор на трибуне. Возможно, потому, что прочих напряжённых ситуаций в жизни Брайана было слишком много. Когда за окном начало темнеть — в марте сумерки на Шотландию опускаются рано, — МакГонагалл опомнилась и принялась паковать сервиз. — Вы наверняка не только со мной хотели побеседовать, раз уж выбрались в Хогвартс, — с пониманием улыбнулась она. — Я и так вас заболтала. — Моё удовольствие, мэм! — заверил её Брайан. — Если честно, мне очень не хватает таких вот разговоров и в целом дней. — Вам всегда рады в Хогвартсе, Брайан, — сказала МакГонагалл, и он, сердечно простившись с деканом и пообещав заглядывать почаще, пошёл искать друга. По коридорам слонялись школьники: просто прогуливались, брели в библиотеку или общежития, обсуждали сегодняшний матч и будущие, восторгались маленьким юрким Регулусом, спорили до хрипоты, кто из охотников этого года круче. Проходя мимо них, Брайан не мог не улыбаться: ему было так спокойно и хорошо. В Хогвартсе, среди всех этих беспечных детей он ощущал себя так, словно бы это было его место. Расцвела мимолётная фантазия: Брайан и сам бы мог работать в школе. Профессором как профессором, но может быть… ассистентом? Порой преподаватели брали себе помощников, как Рафаэль сейчас Рабастана. Брайан бы хорошо вписался и в класс трансфигурации, и в класс защиты: у него были отличные и теоретические знания, и практическая подготовка, к тому же он, как сам считал, неплохо ладил с детьми… Эх, лучше бы он помогал другу с демонстрацией чар, а не носил Руквуду кофе да перья! Но фантазиям суждено остаться фантазиями. Лорд Гринграсс его не отпустит; Тайна его не отпустит. Разве что в обмен на… «Даже думать об этом не смей!» — запретил себе Брайан; холодок прошёл по спине. Откуда вообще подобные мысли в его голове?! Никогда в здравом уме Брайан бы не подумал подставить друга! Что-то шептало на границе сознания. Внутренний пёс рычал и скалил на это клыки. — О, привет! — перед апартаментами профессора защиты Брайан неожиданно для себя обнаружил пристроившегося на подоконнике Рабастана. — Отличная игра сегодня! — Привет. Да, спасибо, — рассеянно отозвался Лестрейндж. — Я думал, проф с тобой. — Сам его ищу. Он не здесь? — Брайан указал подбородком на дверь, Рабастан отрицательно покачал головой. — Ладно, найдётся… Как дела? — Ну, если говорить словами Паркинсона, «мы на шаг ближе к тому, что по праву наше». — Я не про квиддич. Хотя летал ты и правда отлично, и Регулус, кстати, тоже меня впечатлил, — Брайан мало знал о тихом младшем сыне кузины Вальбурги, видел его считанное число раз издалека на приёмах и уж точно не подозревал, что у паренька талант к игре. Даже интересно, что по его поводу думает Джим. — Напомни, когда?.. — Двадцать четвёртого. — Уже в следующее воскресенье… — Брайан сочувственно посмотрел на него. — Хочешь поговорить об этом? — Не знаю. Не особо, — передёрнул плечами Рабастан, взъерошил волосы. — И так не могу ни о чём больше думать. Если честно, я был рад сегодня отвлечься на квиддич: знаешь, это что-то простое, понятное, без всех этих сложностей, блядь, выбора, от которого зависит вся твоя жизнь. — Как же хорошо я тебя понимаю, — вздохнув, Брайан подошёл ближе и сел на подоконник рядом с ним. Рабастан покосился на него удивлённо. — А у тебя-то что стряслось? С Изи не управиться? — Рабастан, я к тебе благожелательно настроен, помнишь? — Прости, вырвалось по привычке, — парень нервно усмехнулся, и если это была попытка разрядить атмосферу, то весьма неудачная. Лестрейндж задумался и помолчал какое-то время, а после спросил, глядя в потолок: — Скажи, вот если бы твой брат заявил, что отказывается делать то, что от него требует отец, и ушёл из дома, ты бы?.. — Приютил его у себя на диване, — улыбнулся Брайан: своего лучшего друга именно так часто «укрывал» после его разборок с отцом. — Если серьёзно, думаю, я попытался бы примирить обе стороны. Понимаешь, мне сложно выбирать, кому из близких я предан больше. — Ты был бы крутым старшим братом, — протянул Рабастан уныло. Брайан уже открыл рот, чтобы задать напрашивающийся вопрос — но решил, что не стоит подкидывать топлива в пожар тревог, беснующийся внутри Рабастана. Дальше они сидели в молчании. Брайан думал: в голове мальчишки, наверное, сейчас творится ад. Как принять решение, перед которым отец его ставил? Как сделать выбор между кровной семьёй и теми, кто за годы твоей семьёй стал? Брайан в самом деле не мог, буквально не в состоянии был делать выбор между дорогими людьми. А вот дорогие люди этот выбор делали, причём не всегда в его пользу. — Я вообще не знаю, чего сижу здесь, — вдруг сказал Рабастан и соскочил с подоконника. — В гостиной вечеринка, Эшли наверняка меня обыскался… Пойду я, ладно, Поттер? — Веселись, — кивнул Брайан. — И, Рабастан, — он дождался, когда Лестрейндж посмотрит на него. — Помни: ты всегда можешь написать мне. — Как только потребуется убежище на диване, — выдавил из себя улыбку он и ушёл, а Брайан остался преданно ждать. Гринграсс явился ещё где-то через полчаса: замученный и раздражённый, как будто долго ругался с кем-то и всеми силами сдерживался, чтобы этого самого кого-то не проклясть. При виде его Брайан подобрался, подался навстречу другу, и хмурое лицо Рафаэля просветлело. Криво улыбнувшись, он призывно махнул рукой и, отперев дверь, запустил Брайана в свои апартаменты. В них не было практически ничего примечательного: обычная гостиная-кабинет и соединённые с ней дверями спальня и санузел, — если не считать завалов книг и свитков на всех поверхностях. Пока Брайан ошарашенно оглядывал окружившие его горы, Рафаэль прошмыгнул мимо него к камину, в котором пылал поддерживаемый заботливыми домовиками огонь, и чарами приманил откуда-то два стакана и бутылку бренди. Одновременно с этим на чайном столике перед камином появилось блюдо с пирогом и огромная ваза, полная всевозможного печенья. — Ты подружился с эльфами? — пошутил Брайан и упал в старое потёртое кресло перед камином. Неопределённо пожав плечами, Рафаэль устроился в соседнем и разлил алкоголь. — За что мы пьём? За победу Слизерина? — Ладно, — безразлично согласился Гринграсс. — К слову, Рабастан тебя искал. — Хм? — Нет, не знаю, чего он хотел… Бедный парень. Его совершеннолетие уже на следующей неделе, ты в курсе? Гринграсс ограничился кивком, продолжая буравить тяжёлым взглядом бренди в своём стакане. Вздохнув, Брайан отобрал тот у друга и принялся греть в ладонях. — Хорошо, давай не будем о Лестрейндже… Как у тебя дела? Что нового? Я смотрю, ты нашёл общий язык, как хотел, с профессором Мальсибер? — Письменный, — хмыкнул Рафаэль и приманил печенюшку. — Она… — он сделал паузу, тщательно подбирая слово, — умная. — Возможно, — не стал отрицать Брайан. — Но лично мне она не нравится. Гринграсс вновь лишь передёрнул плечами, и вот это уже было по меньшей мере некрасиво. Да, за годы Брайан привык к нестабильному и в целом не очень-то приятному характеру лучшего друга, однако такое вот откровенное безразличие не мог стерпеть. Особенно на фоне всего остального, что творилось сейчас в его жизни. — Ты хочешь побыть один? — уточнил Брайан, в его тоне даже ему самому была слышна обида. Похлопав глазами, Рафаэль уставился на него так, словно бы друг сморозил глупость. Впрочем, спустя считанные секунды в его глазах, оттенённых зелёным стеклом, забрезжило понимание, и Гринграсс медленно сообщил: — В целом, у меня всё в порядке. Работы много, дальше будет больше: скоро начнутся консультации перед СОВ и ЖАБА. Лестрейндж оказался полезен, постоянно помогает с практикой на уроках. Ещё мы вместе с Мальсибер решаем, что нужно изменить в школе. У неё много идей. — Я рад, что ты нашёл себе компанию, — от души, пусть и с ноткой неприятной ему самому тоски, сказал Брайан. Рафаэль уставился на него въедливо. — А ты? — А мне… не до того, — попытался соврать Брайан, но друг ему не поверил, что обозначил красноречивым хмыканьем и отобрал свой согретый стакан. Тогда Брайан взялся за собственный. — Ладно, не в этом дело. Просто Тайны, ну… это не Правопорядок, даже не Управление мракоборцев. Мой куратор меня недолюбливает, понятия не имею, почему. А прочие стажёры пребывают в полной уверенности, что я на особом счету у начальства из-за нашей с тобой дружбы, поэтому даже не скрывают радости, когда куратор колотит меня на тренировках… Но я не жалуюсь, честно! — поспешил заверить он, видя, как нахмурился Рафаэль. «А почему не сказать, что мне его не хватает? — возникла соблазнительная идея. — Если бы он был в Тайнах вместе со мной…» Пёс в подсознании вновь зарычал, а Рафаэль вдруг выпрямился, бросил на стену ненавидящий взгляд — приятные синие обои пожухли и покрылись плесенью, и Брайан купировал её распространение раньше, чем подумал. Опустив палочку, удивлённо спросил: — Что это сейчас было? Гринграсс помедлил с ответом: обводил комнату тяжёлым сканирующим взглядом, от которого мурашки по коже. Перегнувшись через подлокотник, Брайан дотянулся до друга и коснулся руки: — Рафаэль, что такое? — Дрянь, — процедил тот в ответ с отвращением. — На должности, — и пламя в камине закачалось, в дымоходе поднялся вой. Скривившись, Гринграсс заставил себя откинуться на спинку кресла и закрыть глаза, впился пальцами в подлокотники. Брайан наблюдал за ним с возрастающим беспокойством, но молчал, вглядываясь в микроизменения на болезненно-бледном лице друга. Наконец тот почувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы процедить, не открывая глаз: — Дрянь на должности преподавателя защиты от Тёмных искусств. Это не проклятие. Намного сложнее. Тогда Брайан посмотрел на завалы книг вокруг с новым пониманием. — Ты пытаешься разобраться? — Я должен. «Потому что хочу остаться здесь дольше, чем на год», — отчётливо улавливал Брайан не произнесённую вслух часть фразы. — Поделишься? — Не сейчас, — Рафаэль наконец посмотрел на него, и в его глазах застыло выражение такой усталости, что Брайану захотелось немедленно укутать друга в плед и утащить отсыпаться-отлёживаться в свою квартиру в Косом. «А может, для него на самом деле лучше не оставаться в школе?..»