***
В ночь на воскресенье Дейдара практически не сомкнул глаз. Знал, что это не дело, но не мог отключить голову: мысли-воспоминания заставляли крутиться в постели, даже короткая дрёма была нервной, наполненной туманными образами и тягучим тяжёлым чувством неспокойствия. Дейдара не привык сомневаться в своих решениях. Не мнил себя непогрешимым гением, но и с намеченного курса редко сворачивал. После пятничной стычки с Рудольфусом Лестрейнджем он, как всегда, действовал первым пришедшим на ум образом — и не проебался ли в этот раз?.. Он рассказал. Открылся перед Рабастаном, как, думал, ни перед кем в этом мире не откроется. Изначально этого делать не собирался, но в тот момент, когда Басти посмотрел на него: заворожённо, доверчиво, как на умудрённого опытом старшего товарища, — инстинкт подтолкнул, и Дейдара пошёл у него на поводу. Рассказал. Произнёс заветные слова: «Я — шиноби». На сердце стало теплее, и Дейдара вывалил другу про своё перерождение, а затем и про прошлую жизнь: про свой кровавый мир, в нём деревню, Ивагакуре-но-Сато, силящуюся восстановиться после чудовищной войны, и бойкого пиздюшонка с редкими способностями, его ученичество у главы селения, миссии, корпус подрывников, кражу киндзюцу, побег из деревни, Акацуки. Почти всё, блядь, рассказал. Опомнился Дейдара где-то на походе в Суну и сам охренел от того, как его понесло. Они сидели на невысокой каменной стенке, прижимавшей с одного бока дорогу из Хогсмида в школу, и в свете луны Рабастан смотрел на него, почти не мигая. Пустой, лихорадочный взгляд человека, который не понимает, что ему говорят. Дейдара подумал, что, раз уж взялся, надо довести дело до конца. Отведя не упирающегося друга в лес, прочь от дороги, попросил поставить заглушуку и показал пару простейших трюков: сотворил клона, забрался без рук на дерево, повисел на ветке вниз головой, цепляясь лишь чакрой из подошв, а затем техникой поднял из недр земли каменную глыбу и её же уничтожил чётким ударом, усиленным чакрой элемента взрыва. Рабастан молчал. Наблюдал за его действиями и мелко подрагивал, палочка в его руке ходила ходуном. — Ну? — не выдержал Дейдара. — Что думаешь? В ответ Лестрейндж зашёлся резким истерическим хохотом. Дейдара нахмурился и подошёл ближе, а в голову закралась подлая мыслишка, не ебанулся ли Рабастан окончательно, — но тот вытер навернувшиеся на глаза слёзы и проговорил: — У меня не только брат, но и друг — боевик. Класс! Дейдара счёл, что в его состоянии это не худшая реакция на полученную новость. Они вернулись в школу так же, как покинули её: Рабастан — под конвоем Слизнорта, Дейдара — у него в кармане. Едва декан Слизерина отстрелялся с задачей и свалил, в безлюдном подземном коридоре Дейдара перевоплотился, серьёзно посмотрел на Басти, оценивая состояние. Тот значение этого взгляда понял и попросил дать ему время. Дейдара кивнул, на том и расстались. В субботу Дейдара рассчитывал на продолжение разговора: за ночь в голове у Лестрейнджа события прошлого вечера должны были улечься, накопиться новые вопросы и мысли. Однако весь день Басти провёл с Эшли, никуда его от себя не отпуская, — и Дейдара заподозрил, что неспроста. Неужели Басти не хочет оставаться с ним наедине? Предположение подействовало сильнее удара под дых. Тогда-то червячок тревоги и закопошился в душе, а уже ночью не давал сомкнуть глаз. Лёжа без сна в постели, отгороженный от соседей плотным алым пологом, Дейдара терзался такими несвойственными ему сомненьями. А вдруг перегнул палку? Вдруг переоценил готовность Басти воспринимать потрясения? Вдруг плохо выбрал момент, да и засадил-то инфу он сразу до упора, не проведя вообще никакой подготовки… Ну, такой уж Дейдара человек. Всё или ничего. Он не любитель полумер. Он заворочался, засопел. Так ли ради Рабастана старался, когда излагал ему своё прошлое? Или ради себя-любимого, потому что заебало скрываться, заебало притворяться кем-то другим?.. Впрочем, разве он притворялся? В чём разница между Дэвидом Поттером и Дейдарой, нукенином Ивагакуре? Если отбросить мишуру из умений, просто на уровне личности. Дейдара вспоминал себя в настоящие четырнадцать и видел всё того же упёртого, самоуверенного, себе на уме человека. Разве что у «того» него не было семьи и друзей, вместо них было Искусство; у «нынешнего» имелись близкие и уменьшившаяся тяга разрушительно творить… Вдруг стал интересен взгляд со стороны, но единственным, кто его мог предоставить, являлся Итачи, а подобный разговор с ним был для Дейдары выше всех норм допустимого. Мысль об Итачи резанула. Если — когда — Учиха узнает, что Дейдара учудил, всё может закончиться кровью. Дейдара не обманывался: в отличие от него, Итачи — ларец с двойным дном, а под ним ещё одним, и ещё, и ещё. Сасори был точно таким же, и по опыту долгого и тесного общения с ним и его паранойей Дейдара прочно уяснил, что подобные люди не любят, когда проникают в их тайны. Распространение информации о мире шиноби Итачи может счесть предательством их общего, одного на троих секрета и меры предпринять соответствующие. Что у Итачи за меры, враги прошлого могли б рассказать… если бы их пережили. Дейдара вдруг понял, что своим порывом, возможно, подвёл не только себя, но и близких людей под опасность. «Опять обжёгся собственным взрывом?» «Не опять, а снова, Сасори-но-Данна», — в прошлом и в мыслях ответил Дейдара с коротким смешком. Самому укорачивать себе жизнь — это ж милое дело!.. Ладно, с Итачи в самом деле надо что-то решать. Ведь если он соберётся с мыслями первым, всё реально закончится кровью. Дейдара гадал, что способно примирить Итачи с его решением. Или — кто?.. «О-о нет, об этом даже думать не стоит, — оборвал Дейдара сам себя. — Если увидит, что я впутал его драгоценную химе, Итачи точно с катушек слетит». Нет, это должно быть решено между ними. Желательно — без драки. Дейдара попытался представить, как это могло бы выглядеть. Получалось херово. Лежать дальше с такими мыслями было невмоготу, и Дейдара выскользнул из-под одеяла, убедился, что все соседи по комнате глубоко спят (и с чего бы им бодрствовать, третий час ночи на дворе), оделся и спустился в общую гостиную. Там было пусто и тускло тлел камин, под диваном копошились упрыгавшие туда вечером от Хвоста лакричные конфеты. Пока те норовили вонзить зубы в любые протянутые к ним пальцы, домовики не любили возиться с ним и ждали, когда магия выдохнется. Обычно это происходило часов через шесть-семь после высвобождения этих съедобных монстров из пачки, так что к тому времени, как гриффиндорцы проснутся, от конфет под диваном не останется и следа. Вот бы так же легко было избавиться от навязчивых мыслей. В школе было тихо, на улице ухали совы. Ночной холод проникал в коридоры через оконные щели, и Дейдара спрятал пальцы в рукавах плотного шерстяного свитера, который мама подарила ему на Рождество. От воспоминаний о празднике в Годриковой Впадине сразу стало теплей и спокойней, и Дейдара неосознанно побрёл туда, где мог воссоздать хотя бы часть того своего умиротворённого состояния: на хогвартскую кухню. В три часа ночи половина домовиков отдыхала, пока ночная смена убирала замок. Тихонько проникнув на пустую кухню, Дейдара успел взять с полки форму для выпечки, когда раздался удивлённый писк: — М-мастер Дэвид?! — Привет, Дебби, — Дейдара лениво махнул высунувшейся из уголочка эльфе. — Я тут похозяйничаю немного, лады? — Ах, вам не стоит марать руки! Прикажите Дебби, что приготовить! — эльфа подскочила к нему, попыталась забрать форму, но Дейдара не отдал: — Нет, я должен сделать это сам. — Вам не стоит мараться! — снова возразила домовуха. Её собратья тоже начали просыпаться и выглядывать из своих углов, привлечённые голосами; при виде Дейдары с посудой в руках заохали, принялись пучить глаза и заламывать руки. — Как так можно?!.. — Ах, мы не угодили юному мистеру Поттеру!.. — Волшебник не должен делать работу слуги!.. — Цыц! — прикрикнул на них Дейдара, и эльфы тут же прекратили стенать. — У моего друга сегодня день рождения, и я хочу испечь для него пирог. Вы можете… не мешать, ага. Дебби упала на пол и разразилась рыданиями. К ней тут же подбежали товарищи, подхватили на ручки и уволокли в тёмный угол. Один из старших домовиков покачал головой и обратился к Дейдаре: — Если мастер Дэвид приказывает, эльфы Хогвартса повинуются… — Приказываю: идите спать. Домовик отвесил поклон и погнал сородичей прочь, но всё же Дейдара чувствовал на себе любопытные взгляды. «Да хрен с ними, пусть смотрят», — сказал он себе и взялся за дело. Готовка всегда его расслабляла. Работа руками — сродни медитации, помогает очистить голову. К тому времени, как румяный пирог явился из духовки, Дейдара был уже практически спокоен. Выложив пирог на блюдо и накрыв его крышкой, Дейдара отсалютовал домовикам и убыл из их вотчины, вслед себе услышал единодушный облегчённый вздох. Любопытный, однако, доклад ждёт господина директора поутру: о том, как некий гриффиндорец вломился на кухню посреди ночи, перепугал бедных эльфов и творил на их глазах нечто непотребное. Дейдара надеялся, что Дамблдор проявит тактичность и не станет доёбываться; а если уж старческое любопытство победит, готов был дать директору ответ: «Готовил депрессующему другу деньрожденческий торт. Чё такого?». В общежитие Слизерина он приходил, конечно, не как к себе домой, но далеко не впервые, знал пароли и за какой именно дверью комната его друзей. Дейдара крался через полумрак привычно и легко — пока не столкнулся нос к носу с Итачи, шедшим в противоположном направлении. На бесконечные секунды оба застыли, оценивающе рассматривая друг друга. Сердце Дейдары застучало быстрей, и тут же холодком пронзил иррациональный страх: Учиха заметил его нервозность и с мига на миг активирует Шаринган, и тогда!.. Скользнув взглядом по блюду в его руках, Итачи наклонил голову к плечу. В его глазах вполне отчётливо читался интерес — и Дейдара, пытаясь скрыть тревогу, на упреждение выпалил: — Надо поговорить. Интерес в тёмных глазах вспыхнул ещё ярче, и Итачи согласился на предложение. Договорились пообщаться назавтра в обед. Блядь, как криво-то вышло! Запоздало вякнула гордость: «Это что ж, на хуй меня, побежишь докладывать Учихе Итачи?» Дейдару от такой мысли передёрнуло, и он раздражённо засопел. Нет, ну, а чё ещё делать? Сидеть и ждать у моря погоды? Можно цунами дождаться, да! Его Дейдара себе представлял очень ярко. Не предупреждённый о, кхм, пополнении в рядах посвящённых в тайну существования в этом мирке не местных шиноби, Итачи вполне может поступить, как непременно поступил бы Сасори: пойти и втихую нового посвящённого зачистить. Желательно вместе с тем, кто выдал тайну. И с ближайшим окружением обоих. Предварительно под пытками вызнав, не слили ли инфу кому-то ещё: на всякий пожарный и во имя успокоения паранойи. Такого допускать ни в коем случае нельзя. Как и идти на разговор с Итачи без подстраховки. Над этим следовало подумать обстоятельно, не торопясь, и Дейдара уговорил себя отложить это на чуть более позднее время. Сперва нужно убедиться: тот, из-за кого его, вполне возможно, завтра будут убивать, не отчебучит никакой херни и не ускорит расправу. Поэтому, расставшись с Итачи, Дейдара таки добрался до спальни друзей, где те жили вдвоём, и беззвучно проник внутрь. Комната была погружена во мрак; Эшли преспокойно дрых — а вот кровать Рабастана была пуста и нетронута. Недовольно цыкнув, Дейдара так же неслышно, как и пришёл, убрался из логова змей. Куда Лестрейндж мог податься? Вариантов было немного, и первым делом Дейдара решил проверить самый очевидный: убежище их компании, расположенное чуть глубже в подземелья. И чуйка не обманула: Рабастан в самом деле обнаружился там. Развалившись на лежанке, он глядел в потолок и курил самокрутку, пахшую весьма подозрительно. — Это ещё что? Лестрейндж подавился дымом и резко сел, закашлявшись. — Какого?.. — Такого, — притворив за собой дверь, Дейдара подошёл к другу и снял перед ним крышку с блюда. — С днём рождения, Басти. Да, он не поленился наколдовать маленькую свечку. Да, это пиздец, как мило. Басти уставился на огонёк с непередаваемой грустью, а затем погасил, сжав фитиль между пальцами. — Спасибо. — Ты чё тут сидишь? — Не мог уснуть. Думал. — Ты умеешь? — шутливо усомнился Дейдара и забрался на лежанку с ногами, сел по-турецки, между собой и другом поставил пирог. — Режь давай. Я вдруг понял, что проголодался, да. Трансфигурировав из карандаша большой нож, Рабастан вонзил его в пирог. Он действовал бездумно, словно бы механически, и Дейдаре это не нравилось. — Эй. — Что? — Скажи мне. Рабастан вздохнул и снял с ножа крошки, приставшую вишню. — Я не знаю, что говорить. Как говорить. — Да как обычно. Я тот же человек, которым был всё это время. — Только, оказывается, профессиональный воин из другого мира. А ещё старше меня вдвое. — И чё? Мне это когда-нибудь мешало быть с тобой на одной волне? Пирог был разделён. По мановению палочки нож вновь стал карандашом, и Рабастан сунул его за ухо. — Хочешь сказать, ты вообще не притворялся? — Эх, умел бы я притворяться!.. — невесело засмеялся Дейдара. «Ещё лучше — просчитывать последствия своих действий раньше, чем их совершать». — Из меня всегда был херовый лицедей. Ну, да ты уже мог понять: был бы я хорошим, всю новую жизнь молчал бы о старой. — Да как ты четырнадцать лет-то молчал?.. — вдруг с искренним порывом спросил Басти. Запнулся, дал заднюю, схватил кусок пирога. Тут-то Дейдара и понял, что до конца друг его историей не проникся. Услышал — но не осознал детали. После тех, которые вывалил, Дейдара побоялся бы сам у себя из рук еду принимать… а Басти ничего, сожрал кусок за милую душу и потянулся за следующим. — Как тебе сказать?.. — задумчиво протянул Дейдара, отломав от пирога хрустящую корочку. Под ней обнажилось вишнёвое нутро, навевавшее невольные ассоциации со рваной раной. — Я никогда даже и не пытался скрыть свой характер: другим человеком я быть не могу. Вы либо принимайте меня таким, либо идите на хер. — Ты к нам с Шелби как родной вписался, — нервно прыснул Рабастан. — Что-то да говорит о нас самих! — Как минимум то, что на хер вы не ходоки, — поддержал шутливый тон Дейдара, чувствуя, как друг постепенно расслабляется. — А про прошлое, знаешь… как-то не тянуло никому рассказывать, хм. Да и кому? Родителей я дёргать не хотел: ты сам видел, мама у меня чувствительная, а у отца много забот. Джим — ну, ему вообще секреты доверять нельзя, тем более такие серьёзные. Шелби у нас, конечно, умнички, но не всегда в правильную сторону; я всё ещё не знаю, насколько сильно им можно доверять в глобальных вещах, а не на уровне школьной песочницы. Подумав о сказанном, Рабастан напрягся. — Так чем же я заслужил твоё доверие? — Хочешь правду? Не знаю. Может быть, тем, что ты точно такой же упёртый прямолинейный придурок, каким всегда был я. — Да уж, прямолинейный! — удивлённо хмыкнул Рабастан. — Ой, Басти, был бы ты знаком с зигзагами мозговых вывертов моего напарника!.. В смысле, в сравнении с тем, что ожидается от моего ранга, я по уровню хитровыебанности не дотягиваю и до табуретки. — Окстись. Зачем ебать табуретку? Дейдара захохотал, и Рабастан присоединился к нему. Между ними всё вновь становилось хорошо. Насмеявшись вволю, дав выход накопившимся чувствам, Лестрейндж снова задумался. — Слушай, глупо, наверное, но… как мне тебя теперь звать? — Мне нравится «господин-повелитель», но нас могут неправильно понять… — Я не шучу! — лицо у Басти было в самом деле озабоченное, и Дейдара пожал плечами: — Я Дэвид Уильям Поттер, в этом отношении ничего не меняется. Всё же «Дейдара» звучит неуместно для Хогвартса, согласись. — Дейдара, — медленно повторил Рабастан, словно пробовал непривычное сочетание звуков на вкус. — Н-да… я-то думал, моё полное имя стрёмное. — Стрёмное?! Да у меня охуенное имя! Меня назвали в честь героя Первой мировой, который всем таких пиздюлей раздавал!.. — Руди легко отделался, верно? Дейдара кивнул с той же серьёзностью, с которой друг задал вопрос. — Очень легко. Не будь там тебя, я бы его не отпустил. Рабастан встретил его взгляд очень твёрдо. — Тогда повторю ещё раз: отъебись от него… Дейдара. Руди — мой старший брат, единственный человек, которому было не насрать на меня до того, как я поступил в Хогвартс и подружился с Эшли. Пусть мы теперь будем по разные стороны баррикад, я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Отвечать сразу на его проникновенную речь Дейдара не стал: задумался. Попытался представить: что, если бы Джим вдруг ударился в чистокровные загоны? Что бы сделал он сам? Да очевидно: дал бы брату пизды и вернул на путь истинный! И уж точно не позволил бы этим заняться никому другому. — Я тебя понял. — Поклянись, что не тронешь его. — А не многовато клятв для одних выходных? — Басти яростно замотал головой и вновь имел вид барана, мчащегося рогами на столб, в который собрался долбиться, пока тот не рухнет. И Дейдара сдался. — Ой, блядь, ладно! Доставай палочку…***
В обед в понедельник бывший коллега перехватил Итачи на выходе из Большого зала: оба поели за пять минут, экономя время для разговора. Хината, несомненно, заметила их скоординированность, однако не стала вмешиваться и осталась за гриффиндорским столом в окружении подруг. Вместе выйдя на улицу, Итачи и Дейдара с видом примерных прогуливающихся студентов двинулись к Чёрному озеру. Под ногами похрустывал не сошедший ещё снег, но в Запретном лесу уже заливался одинокий соловей — Итачи вздохнул полной грудью, и свежий морозный воздух наполнил лёгкие. На улице было хорошо: тихо и безмятежно, и хотелось расслабленно созерцать борьбу зимы с весной, подмечать капель, и первый несмелый рост травы, и ленивый дрейф льдин по озеру… Однако — дела. Они отошли от замка на значительное расстояние, слежки не наблюдалось, а Дейдара всё никак не начинал говорить. Бросив взгляд, Итачи неожиданно увидел на его лице выражение полнейшей растерянности, неловкой и тревожной. Всё интересней. — Итак?.. — нарушил Итачи молчание. — Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, мм. Вот оно вылезло, это его потерянное было нервное хмыканье. По всей видимости, дело серьёзное. — Говори, Дейдара. — Я рассказал одному человеку о том, кто я на самом деле. На миг Итачи утратил дар речи. Он ожидал чего угодно, только не этого. Может, он неправильно расслышал? Хотя нет, на слух никогда не жаловался. Тогда выходит, Дейдара действительно только что сказал, что выдал тайну своей личности, серьёзнейшую тайну всех их троих, какому-то магу? — Ты… — Извиняться не собираюсь, да! — моментально вскинулся Дейдара и вид принял такой независимый и гордый, что Итачи разобрал гнев. — Вот как? А мне, стало быть, нужно просто принять, что ты одним необдуманным действием подставил всех нас троих? — А ты чё ли решил, что я должен был спрашивать твоего позволения действовать? — Когда твои действия касаются всех нас — обязан! — рявкнул Итачи. Ярость стучала в висках, разливалась огнём по венам — ярость, которой Итачи не испытывал уже очень давно. — Ты хотя бы подумал о последствиях? О том, что из-за тебя о нашем происхождении могут узнать и другие… — Хуя се! Ты кто такой, чтобы меня отчитывать, а?! Химе своей лекции читай! — взорвался Дейдара. — Я вам хоть слово сказал, когда химе проебалась, спасая Марлин в прошлом году? Не сказал! А когда вы взяли к себе третьим Мальсибера и стали натаскивать? Думаешь, я не вижу, что вы с ним делаете? И, думаешь, никто на Слизерине не заметил, что вы с ним чуть ли не каждый день уходите на пару часов из общаги, а возвращаетесь уставшие и потные, как с тренировки? Я ничего не сказал, потому что понимаю потребность в напарнике, да. Не смей мне пенять на то же! Итачи зацепился зловещим вниманием за его оговорку. Потребность в напарнике, значит… — И ты считаешь, что из Рабастана Лестрейнджа выйдет хороший напарник для тебя? — прищурился он. Дейдара вздрогнул, чем подтвердил Итачи, что его догадка верна. Сам понял это и цыкнул с досадой на себя: — Дерьмо… — а затем сложил руки на груди, отвернулся и уставился на озеро. Это действие привело Итачи в замешательство: в подобной ситуации он сам ни за что не выпустил бы собеседника из поля зрения. Гнев утих, подавленный настороженностью. Дейдара не идиот, раньше это доказывал, проявляя бдительность, принимая необходимые предосторожности. Отчего же теперь ведёт себя так?.. «Он либо считает, что осторожным быть поздно, либо у него есть подстраховка», — подумал Итачи и, ещё раз убедившись, что поблизости нет никого, активировал Шаринган и обшарил окрестности очень внимательным взглядом. От Дейдары это не укрылось. — Ты не найдёшь того, кто меня страхует, хм. Но если со мной что-то случится, к моему дяде, главе Управления мракоборцев, попадёт очень интересное письмо, которое расцветит вашу с химе жизнь новыми красками. Кстати, оно уже не в Хогвартсе, так что можешь и не мечтать прибрать его к рукам. Короткого взгляда хватило, чтобы понять: Дейдара не блефует. Это окончательно вернуло Итачи ледяную собранность. Глубоко вздохнув, он разложил ситуацию по полочкам. Дейдара выдал информацию о том, кем является, Рабастану Лестрейнджу, которого рассматривает в качестве потенциального напарника для себя. Все инстинкты Итачи, всё его существо твердило, что это — акт несусветного идиотизма, даже больше: предательства. Негодование вновь взметнулось в душе. Дейдара предал их, предал мир, существование, идеологию шиноби. За такое полагается смерть! Однако горячиться нельзя: у Дейдары на руках есть карты. Он, судя по всему, в самом деле подстраховался: попросту не имел способности к притворству достаточной, чтобы настолько правдоподобно изображать уверенность в тыле и обмануть великолепно читающий мимику Шаринган. Неизвестно, какие меры он ещё предпринял, не висят ли они скрытым клинком над головой Хинаты. Это соображение одновременно остудило Итачи и сподвигло его шагнуть в сторону, ловя взгляд Дейдары. Дейдара не успел зажмуриться — попался в гендзюцу. Они оба оказались в безграничной черноте на границе разума, где у знающих о его защите высятся барьеры, звенят колокольчиками обманки, раскрывают пасти ловушки. У Дейдары не было ничего из этого: лишь он сам, растерянный, но уже проникающийся осознанием произошедшего, встревоженный и злой на себя. Находясь на его территории, Итачи чётко ощущал каждую эмоцию подрывника и мимолётно поразился тому, как они ярки. — Покажи мне то, что я хочу. — Ты охуел?! — Дейдара. Я могу сломать твою волю и найти требуемое самостоятельно. Покажи. Он скривился, и Итачи окатила волна застарелой ненависти, пробуждённой прикосновением к ране на гордости. В спину Итачи ударило закатное солнце, резко очерчивая фигуру, — Дейдара отшатнулся, объятый трепетом и болью, гневом и сожаленьями. Он зажмурился, стиснул кулаки в попытке взять эмоции под контроль. «Ублюдок, я же сам пришёл для разговора!..» — улавливалась его зло бьющаяся мысль. «Представляешь, чего мне это стоило?!» — спросил в подсознании Итачи призрак Дейдары, напитывающийся жаром и обидой настоящего. Нет, Итачи не представлял, но заподозрил, что немалых душевных усилий: всё же Дейдара никогда не считал его авторитетом, более того, долгое время ненавидел до невозможности даже рабочего общения, не говоря уже о том, чтобы чем-то делиться. А сейчас переступил через гордость и пришёл сам. Что сподвигло?.. Итачи чувствовал, как Дейдара боялся — но не его самого: того, что он мог сделать. Страх едким облаком распространялся по темноте вокруг, и Итачи добавил в него алых красок, предостерегающих, предрекающих возможность исполнения всех кошмаров Дейдары. Он вздрогнул и распахнул глаза, в которых читалась круговерть эмоций. — Подавись, — выплюнул Дейдара и развернул перед Итачи воспоминание о своей вылазке в Хогсмид, закончившейся рождением проблемы. Пока Итачи методично просматривал сцену за сценой, Дейдара стоял рядом, сложив руки на груди и хмурясь. Когда Итачи закончил, спросил: — Доволен? А теперь не пошёл бы ты вон из моей головы? — Нам всё ещё предстоит разговор. — В реальности и словами, хм! — огрызнулся он и потянулся к каналам чакры, чтобы прервать её поток, однако Итачи оказался быстрее и вывел себя из чужого сознания. Сморгнув красноту Шарингана, произнёс: — Хорошо, Дейдара, давай объяснимся словами. Я не оспариваю твоего права на собственные решения, однако, когда их последствия способны затронуть не только твою судьбу, но также мою и Хинаты, я требую информировать меня не постфактум. Раскрытие существования нашего мира и нас как его продолжения — слишком серьёзный момент, чтобы относиться к нему спустя рукава, — Дейдара мотнул головой и открыл было рот, чтобы заспорить, но Итачи властным жестом поднял руку. — Нет, позволь мне закончить. Я не понимаю причин, по которым ты решил раскрыть Рабастану свою истинную сущность. Разве не смог бы вырастить из него себе товарища без этого? Мы это делаем с Рейнальдом, как ты верно заметил. Напарникам не обязательно знать о нас все подробности — так было в нашем мире, так же осталось и в этом. Сможешь ли ты внятно объяснить мне, почему решил открыться перед Рабастаном? Почему выбрал мальчишку, за которым не стоит ничего: ни клана, ни связей, не особенно ценных личных качеств? И с чего взял, что с ним твой секрет сохранен, — Итачи опустил руку, посмотрел на Дейдару пытливо. Тот сердито хмыкнул, но сумел сдержать норов и, когда заговорил, звучал практически серьёзно: — Для начала, я с тобой не согласен: напарники должны знать друг о друге важное. В моём случае самое важное — то, на что я способен в плане борьбы и крови. А знаешь, почему сейчас это важно? Потому что в стране назревает пиздец и навыки шиноби уже очень скоро пригодятся. Ты слышал, что сказал Рудольфус. Я не в курсах, чё у вас там с Мальсиберами, мне в целом плевать, но вот своих близких я в обиду не дам. Можешь считать меня расслабившимся, сентиментальным — мне похуй: у меня впервые появился кто-то, ради защиты кого я готов жизнь положить. А моя жизнь для меня ценнее, чем все грёбаные тайны мира шиноби. Итачи слушал молча, не перебивал: простая техника, всегда дававшая отличный результат. Дейдара говорил, с каждой фразой его голос набирал всё больше запала, уверенности: — И вообще, что нам за дело до того мира? Что мы ему должны, что он нам дал? Только специфические навыки, которые мы использовали себе во благо, наплевав на родные деревни, потому и зовёмся нукенинами. Мы уже очень давно выбрали сражаться за себя, — наверное, какая-то тень промелькнула на лице Итачи, потому что Дейдара посмотрел на него с сомнением. — Или ты был в Акацуки за идею, за Четвёртую мировую войну? — Нет. — Ну вот! Ты такой же себе на уме нукенин, как и я! Вот честно: деревня, босс бандитов, советник даймё, Акацуки, богатый волшебник, Министерство магии — какая нам разница, от кого получать заказы? Я лично разницы не вижу. Поэтому мне и плевать, узнают маги о нашем мире или нет. Холодок прошёл по спине Итачи, шевельнул волосы на загривке. Его задела эта прагматичная, меркантильная логика от человека, которого он долгое время подозревал в отсутствии логики как таковой. «Мир не позаботился обо мне, поэтому я ему ничего не должен». Для Итачи подобный подход был чужд. Как не ощущать своего долга перед миром, что сформировал твою личность, закалил, сделал тем, кем ты являешься? Глубоко ранил, конечно, в процессе, но таким образом преподавал уроки. С другой стороны, а стоило ли ждать чего-то иного от человека, который, в отличие от Итачи, был нукенином во всей полноте этого определения? Если Итачи, став отступником, всё ещё сражался ради блага Конохи и Саске, Дейдара всегда бился исключительно за себя. Он не смотрел на вещи глобально, жил сегодняшним днём и плевать хотел на всё и вся, что не включал в собственное эго. Он был человеком без родины ещё в старом мире, и перерождение в новом не могло этого изменить. «Или всё же? Родина — это не всегда место, знаешь ли…» Молчание затянулось. Дейдаре от этого явно делалось некомфортно, и он, не выдержав, продолжил говорить: — Я вижу, чего ты боишься: что информация распространится. Но я знаю, Рабастан никому не расскажет. Он принёс клятву неразглашения, но что важней, рассказывать ему попросту некому: ты точно подметил, за ним не стоит клан, нет у него никаких связей. Я — его связь, а заодно защита от пиздеца, которым ему пригрозили. И семье моей пригрозили, так что я готовлюсь к войне не потому, что мне делать нехуй и крови захотелось, а потому, что в случае бездействия я потеряю всё, что даёт мне смысл жизни, — Дейдара стиснул кулаки, в глазах его пылала мрачная решимость. — Сказал уже, можешь считать меня размякшим, если хочешь, и иди ты в таком случае в жопу. Я знаю, что должен сделать: не позволить другу отчаяться, подготовить его к войне, защитить всех, кто мне дорог… — он спохватился, уточнил: — Ты вообще понимаешь, о чём я говорю? — Почему тебя это вдруг озаботило? — Потому что мне нужно, чтобы ты не встал мне поперёк дороги. Я отлично представляю, — он сардонически усмехнулся, — на что ты способен, когда хочешь навязать кому-то свою волю. У меня нет ресурсов на войну ещё и с тобой. И я пришёл объясниться и предложить: продолжай оставаться в стороне, Итачи. Он замолчал, но Итачи не ответил, продолжая глядеть на подрывника выжидательно и пытливо. Это отсутствие видимой реакции, как всегда, выбило Дейдару из колеи; отрывисто вдохнув-выдохнув, он эмоционально взмахнул рукой: — Дерьмо, я не знаю, как объяснить так, чтобы ты понял!.. Я раньше был, как и ты, только за себя, но теперь у меня есть близкие. Ты вырезал клан Учиха ради проверки собственной силы, а я ради защиты своего клана вырежу мир. Не мешай мне, Итачи. Не мешай мне, и всё у нас будет заебись. «Очаровательно: он сам себе роет яму», — заметил Сасори, но Шисуи возразил: «А вдруг просто хочет быть понятым?» «Самостоятельно давать противнику рычаги давления на себя — поступок идиота». «Разве Итачи уже не знал обо всём, что он сообщил? Что Дейдара любит свою приёмную семью, привязался к друзьям? Здесь ценность не в фактах, а в том, что Дейдара сам их рассказал». «Ах да, мальчишка ведь испытывает потребность в напарнике…» — Если тебе нужен был всего лишь напарник для охранной миссии, то почему ты не обратился ко мне? — спросил Итачи. Дейдара удивлённо моргнул. — Прикалываешься? — Отчего же? Недавние события, начиная с нападения Эвана на Хинату и заканчивая моим к тебе запросом на разведку, доказали, что мы вполне способны действовать сообща, когда в деле замешана общая выгода. — То-то и оно: у нас с тобой очень разные представления о том, кто такой напарник, да. Мне не нужен купленный шиноби — мне нужен человек, которому я могу доверять, причём не только задания, но и… — он, видимо, понял, что практически выдал что-то слишком личное, и оборвал себя, отмахнулся. — Ай, забей. — Не могу при всём желании. Твои действия поставили нас с Хинатой в затруднительное положение. — Я ничего не сказал Рабастану о тебе и химе, — возразил Дейдара, однако сам же затем и признал: — Но он не дурак, может сам догадаться: я слишком часто говорил ему и Шелби держаться подальше от вас двоих… — он смущённо потёр висок. — Окей, ладно, я лоханулся, хм. Теперь был черёд Итачи смотреть удивлённо: он не ожидал, что Дейдара признает свою ошибку, более того, сделает это вслух. «Я же сам пришёл к тебе!..» Самим фактом этого действия Дейдара заявил, что хочет решить дело миром, готов договариваться. Возможно даже понимает, что поступил необдуманно, и осознанно или нет ищет решения сложившейся ситуации у Итачи… Хотя нет, так обычно поступает Рейнальд — Дейдара для подобного слишком самоуверен и горд. Но его настрой на мирное урегулирование конфликта не подлежит сомнению. Это ли не возможность. Итачи задумался. Свершённый факт не изменить, остаётся купировать последствия. Наиболее действенным и радикальным методом было бы избавиться от Рабастана Лестрейнджа — однако это прямое объявление войны. Даже если всё будет выглядеть, как несчастный случай, Дейдара мгновенно заподозрит Итачи и отомстит. Конечно же, первой его целью станет Хината, и вряд ли она это переживёт: чунину, пусть и из главной ветви клана Хьюга, не тягаться с нукенином S-ранга из Акацуки. В ответ Итачи, разумеется, вырежет Поттеров, Дейдара возьмётся за Мальсиберов — это будет кровавая баня, победитель которой в лучшем случае сохранит свою жизнь. Но что дальше? Бежать из страны и скрываться, ведь «дядя» Дейдары возглавляет Управление мракоборцев. Но какой в этом смысл? Жизнь Итачи продолжала течь лишь по двум причинам: любопытство по отношению к способностям Лисанны Розье и болезненная потребность заботиться о Хинате. Без них какой смысл оставаться живым? Сражение с гибелью всех участников бессмысленно, если не выполняет стратегической задачи. Сохранение секрета шиноби в тайне от магов таковой являлось… «Для тебя, — процедил в подсознании Саске; его голос, звучавший так редко и каждый раз приносивший столько боли, заставил Итачи похолодеть. — А что насчёт Хинаты? Или ты снова намерен принимать решение за обоих?» «Не в этом ли, кстати, меня обвинил?» — хмыкнул призрак Дейдары. Настоящий буравил Итачи тяжёлым настороженным взглядом. — Ну? — Мне необходимо время на то, чтобы обдумать ситуацию и выработать решение. До тех пор держи рот и мысли приятеля на замке. — Ага, — процедил Дейдара, усилием воли удержав себя от более пространного комментария. В замке в отдалении ударил колокол, возвещая, что до конца обеденного перерыва осталось десять минут. Не сговариваясь, Итачи и Дейдара развернулись и заторопились в школу. — Мы скоро продолжим этот разговор, — сказал Итачи на ходу. — Удивил, — бросил в ответ Дейдара, ускоряя шаг: ему предстояла трансфигурация, а профессор МакГонагалл не любила, когда опаздывали в её класс. Самого Итачи ждали заклинания, и он был уверен, что не получит выговора от профессора Флитвика. — Можем использовать субботний поход в Хогсмид. — Можем. Если ты пообещаешь не предпринимать никаких действий против меня и Рабастана до разговора. — Если тайна останется тайной. — Она останется, — процедил Дейдара, и они с Итачи разошлись каждый в свою сторону. Шаткое перемирие было заключено.