***
Химе в очередной раз его поразила. Порой Дейдара за мишурой хогвартской повседневности забывал, что она такое. Хината сливалась с окружением, талантливо мимикрировала под серую мышь: незаметная, безопасная, комфортная; не выделывалась на занятиях, молчала на переменах, на собрания студсовета приносила мир и ненавязчиво помогала всем договориться — а затем вдруг отчебучивала нечто такое, от чего Дейдара мог только удивляться и проникаться к девушке уважением. Сама отстояла у Итачи право на творческую свободу, да?.. Они вместе сидели в классе сто восемь: студсовет полным составом обсуждал майский бал-маскарад, но Дейдара почти не слушал, исподтишка рассматривал химе. Так поразительно умиротворена, безмятежна… То-то Итачи к ней проникся, к её ровной тёплой энергии, доброй улыбке, нежному голосу. Хината была чем-то, способным уравновесить его леденящую кровь бесстрастную жестокость. Она имела потенциал уравновесить вообще кого угодно. В тихом омуте какая только невъебенная хрень ни водится. В омуте Хьюга-химе Дейдара примечал упорство и огонь сильной воли. Сильной настолько, чтобы сопротивляться Учихе, мать его, Итачи. Дейдара был зол. В нём с новой силой вспыхнула забытая было ненависть: из-за реакции Итачи на его слова. Она была несправедлива, высокомерна и ощутимо болезненна. Кто дал Итачи право командовать?! Кто назначил его капитаном их не-команды, требующим исполнении своих приказов?! Дейдара сам себе охуенный командир, давно так жил!.. Та же черта в своё время бесила его в Сасори. На первых порах кукольник попытался приструнить молодого напарника, сделать одной из своих живых марионеток — не тут-то было! Дейдара, как химе выразилась, отстоял право на творческую свободу. С боями, ссорами и пиздецом для всего, что попадалось им с напарником на пути. Сасори был выдающимся параноиком, помешанным на контроле, однако в конце концов он признал Дейдару. Всё ещё порой исподтишка направлял, но прислушивался ко мнению, не душил инициативу. И тогда всё стало заебись. Заебись с Итачи — как мечта найти в этом мире чакропроводящую глину. Но что насчёт заебись с химе?.. — Эй, — после собрания студсовета окликнул его Рабастан. Они шли вдвоём: Лиам убежал повторять чары к СОВ, Эшли на что-то раскручивал Еву, а вот Дейдара направлялся в гриффиндорскую башню — друг к нему без спросу прибился. — Может, конечно, у меня просто паранойя… — Я так тобой горжусь, мой мальчик! Наконец-то ты себе её отрастил, — умилился Дейдара, неплохо копируя интонацию Дамблдора. — Да ну тебя, — отмахнулся Рабастан. — Чего ты так пялишься на Бенсон? У Дейдары вырвался нервный смешок. — Прикидываю, во что нарядить её на маскарад, ага. — Ага? — хмыкнул друг, не убеждённый. Тогда Дейдара серьёзно сказал: — Не твоё дело, — «Лучше не спрашивай, тебе не нужно это знать, ведь за знанием наступает пиздец». Сердито поджав губы, Рабастан потёр шрам на брови и уставился на Дейдару волком. Тот на шантаж взглядом не поддался, отвечая собственным, не менее твёрдым. Они играли в гляделки секунд пять, а затем Лестрейндж цыкнул, резко развернулся и свалил, шипя сквозь зубы что-то ругательное. Догонять его Дейдара не стал: как показала практика, долго злиться на него Басти может только под чарами. Дейдара обожал друга за скорость реакций. Как и он сам, Рабастан не варился подолгу в одном состоянии. Его шок от охуительной правды о друге быстро прошёл, кратковременно уступил место замкнутости и тревоге, но, стоило Дейдаре с ним поговорить и накормить пирогом: показать, что он сам прежний и их отношения меняться не должны, — Рабастан расслабился, вздохнул полной грудью. Ещё буквально пара дней — и его сразило любопытство: зудящая потребность выяснить больше. Он пытался расспрашивать Дейдару, но тот каждый раз пресекал обсуждение на корню: во-первых, потому что оно не для школьных стен; а во-вторых, он пообещал Итачи молчать до переговоров в Хогсмиде в субботу. Нынче была среда, и Дейдару ждали обязанности старшего брата. В общаге Гриффиндора царило оживление: собственный день рождения Джим считал более чем веским поводом, чтобы поставить на уши весь факультет. В Общей гостиной было не протолкнуться от галдящих, воодушевлённых львят; сама комната была украшена хаосом разноцветных лент, бумажных гирлянд и шариков (в этом чувствовалась рука Марлин). Столы и подоконники были уставлены напитками и выпечкой: по всей видимости, братова свора напрягла эльфов, а те и рады стараться для ребятни. Сам виновник балагана стоял посреди шумящей толпы довольных гриффиндорцев и что-то им затирал: очередную чушь, судя по маньячному блеску карих глаз братишки. Дейдара задавил улыбку, так и просившуюся на губы. В большей степени потому, что она наверняка вышла бы печальная, а то и не улыбка вовсе, а горькая, больная усмешка. Яркий безоблачный мир, в котором существовал Джим, висел на волоске — а братец об этом и не подозревал. Что ещё хуже, Дейдара был тем, кто мир мелкого на этот сраный волосок подвесил. Он думал: не стоило играть в героя. Надо было сразу после стычки с Руди Лестрейнджем брать Басти за жабры и валить к Карлусу домой — и сдаваться ему со всеми потрохами; продавать себя в качестве оружия Управлению мракоборцев, а в качестве платы требовать защиты близких и устранения Итачи. Интересно, отряд мракоборцев сумел бы уделать его на нынешнем уровне сил?.. Примерно так поступил бы Сасори, оказавшись на его месте. Напарник бы ни в коем случае не стал благородно («Глупо», — подсказал неистребимый язвительный голос в голове) ставить Итачи в известность касательно поменявшихся раскладов — удивил бы шаринганистого выродка внезапной многоходовочкой. И химе бы непременно использовал: может быть, подчинил печатями и сделал своей послушной куклой, а может, шантажом или манипуляциями привёл бы к покорности… Дейдара отлично знал, что Сасори бы сделал. Но не то, как именно он бы это провернул. В душе заскреблось паскудное чувство нехватки. Дейдара физически ощущал пустоту рядом с собой на том месте, где когда-то был человек, на которого он мог положиться. Кому мог доверить рассматривать-изучать глобальную картину событий, выстраивать далекоидущие планы и разыгрывать ходы, пока сам Дейдара наслаждался каждым моментом жизни. Самому быть ответственным за большую картину ему совершенно не нравилось. Портрет за спиной пришёл в движение, и Дейдара посторонился от двери. Порог переступила химе и чуть слышным «О» выразила удивление касательно балагана в общаге. На столь блестящий комментарий Дейдара хмыкнул, и химе посмотрела на него с вежливым вопросом — парируя, Дейдара задал собственный, живо волновавший: — Уже придумала что-нибудь? — Я работаю над этим, — сказала Хината и, поправив на плече потрёпанный рюкзачок, ушла наверх, в девчачьи спальни. Дейдара поймал себя на желании подняться следом за ней и расспросить. Любопытство и нетерпение скреблись в груди. Гриффиндорцы вокруг веселились. Фрэнк Долгопупс откуда-то достал бутылку травяной настойки и теперь, заговорщицки прикладывая палец к губам, из-под полы подливал старшекурсникам в чай. Джима заняла Марлин: набросилась на него сзади и сцапала в объятия, что-то орала на ухо и совала яркую коробочку. Рядом заливался хохотом Сириус, Хвост смущался и прятал за спиной свой подарок, пока его дама сердца Джекки Пьюси поправляла ему галстук и ругала за неряшливость. Мэри Макдональд с колен своего нового парня заинтересованно наблюдала за происходящим. Даже Солнышко Эванс выглядела не такой раздражённой Джимом, как обычно, а вполне тепло его поздравила и не жаловалась на шум, отвлекающий от выполнения домашних работ… Дверь, ведущая в девчачьи спальни, снова открылась, являя Хинату с заметно облегчившейся сумкой. Легко проскользив через толпу, химе явно намылилась незаметно смотаться, но Дейдара окликнул: — Не останешься на вечеринку? — Мне нужно заниматься, — обтекаемо ответила химе и покинула общежитие. Посомневавшись лишь миг, Дейдара последовал за ней: он обещал себя брату после отбоя, пока же пусть мелкий веселится на своё усмотрение. Портрет закрылся за ними, отрубая шум гостиной. Химе не могла не чувствовать чужое присутствие, однако виду не подала, пока они не ушли в другой коридор, за пределы видимости-слышимости Полной Дамы. Вот тогда, обернувшись, Хината вскинула брови. — Мне нечем заняться, — пояснил Дейдара. — Давай помогу с чем ты там маешься. Её лицо приобрело удивлённое выражение, и химе поправила уродские очки в тяжёлой металлической оправе. Поддаваясь порыву, Дейдара приблизился и протянул руку — получил хлёсткий удар по ладони, но не сдался, с кривой улыбкой произнёс: — Ну разочек, принцесса?.. Она испуганно огляделась. Затем — ещё раз, и вены на её висках при этом вздулись. Зачарованные стёкла продолжали показывать блеклые серые глаза, совершенно обычные, непримечательные. А вот за иллюзией… Он вновь потянулся, но Хината быстрее взяла очки за оправу, приспустила на кончик носа, и Дейдара жадно впился взглядом в наименее знакомое ему из трёх великих додзюцу. И уж точно наименее эстетически приятное из них. В активированном состоянии Бьякуган выглядел странно. Бледные, как будто слепые глаза без чётко выраженного зрачка, болезненно вздутые вены вокруг — то ещё зрелище; для гражданского, подозревал Дейдара, отталкивающее до желания проблеваться. Его самого, впрочем, странные глаза химе не отталкивали: наоборот, притягивали внимание. Дейдара подался ещё на шаг ближе, обшаривая взглядом чужое лицо и задаваясь вопросом: эти глаза… видят ли они так же глубоко, как Шаринган проклятых Учиха? Додзюцу Итачи и даже Саске читало его, Дейдары, намерения в бою, как открытую книгу… и этим вызывало отвратительный трепет. Рассматривая додзюцу химе, Дейдара не испытывал трепета. Оно ощущалось иначе: изучало его, безусловно, но не пыталось проникнуть в душу и вывернуть её наизнанку. Мощь, исходившая от этих глаз, была прохладной и безмятежной. Поверх очков химе смотрела на него пристально, и создавалось ощущение, что своим Бьякуганом она даже не сканирует — кусок за куском препарирует Дейдару, разбирает на атомы, чтобы после составить из полученных сведений-деталей подробнейшую карту его физической оболочки. От такого даже Дейдаре стало немного не по себе. Хината заметила это, возможно, поняла по течению чакры: вырубила додзюцу, и её глаза вновь стали пустыми бельмами, быстро скрывшимися под очками. — Почему? — Меня пробрала ностальгия, — не стал скрывать Дейдара. Эта падла в последние дни его совсем заела. Было видно, что Хината не восприняла его ответ всерьёз. — Благодарю за предложение помощи, однако будет лучше, если я сделаю всё сама, — замявшись было, она добавила: — И, пожалуйста, не иди за мной. — Эх, до-ожили, уже девок посталкерить нельзя! — легко отступил Дейдара. Когда она скрылась за поворотом, усмехнулся сам себе и вернулся в общежитие. Стоило Дейдаре переступить порог, Джим налетел на него и вцепился в плечо. — Ты же не собираешься вечером свалить? — спросил братец с претензией, причудливо перемешавшейся с тоскою и просьбой. — Ты обещал, Дей, что потусуешься с нами сегодня. — Всё я помню, — буркнул Дейдара, раздражённый вниманием: полгостиной пялилось на них, проследив глазами за перемещением звезды дня. И пусть настроения не было никакого, ночью Дейдаре пришлось тащиться на приключение брата. Пообещал же, ага. Джима, разумеется, понесло в заброшенную часть замка, где было пыльно, гадко и много пауков. Заметив, в какой ужас от них приходит Хвост, Дейдара развлекал себя тем, что левитировал тварей мальчишке на голову. — А-А-А!.. — Тс-с! Лейтенант Петтигрю, держите себя в руках! — шикал на него Джим, а Марлин помогала Хвосту снять пауков с одежды и из волос: девчонка их совсем не боялась, одного особо жирного и мохнатого даже усадила на ладони и принялась гладить по спинке. Паук этой дичи не понял и попытался слинять, но Марлин была ловкой и не отпускала жертву, пока не удовлетворила своё желание поделиться с ближним нежностью. — Вот так, паучочек, а теперь беги к друзьям!.. — Марлс, ты точно девчонка? — протянул Сириус. — Нормальные девчонки бы визжали громче Хвоста. — А? — не поняла Марлин. — Чего пауков бояться? Они нас боятся больше, я уверен, — авторитетно заявил Джим. — Представляете, во сколько раз мы их здоровей? Да в целую тыщу! А теперь представьте встречу с чем-то, что в тыщу раз больше вас!.. — Данна, а Шукаку здоровый? — Раздраконишь мальчишку — узнаешь. Впрочем, размер не всегда показатель опасности, — Сасори склонился и за хвост поднял маленького, с полпальца длиной скорпиона. И как углядел-то на охровом песке?.. Дейдара мрачно усмехнулся. Что-то в самом деле его ностальгия одолела — старость, не иначе!.. Или тяжёлая атмосфера тлеющего конфликта между шиноби. — Дей, ты чего? — поотстав от своры, окликнул его Джим с беспокойством. — Ты тут или где? — Или где, — Дейдара растрепал мелкому волосы. — Соррян. Задумался. — Надеюсь, о том, какой торт мы запросим у домовиков, — заворчал Джим, выворачиваясь из-под его руки. Дейдара ответил ему лёгкой затрещиной. — Будешь так жрать — превратишься в Слизнорта. — Дак я ж бегаю постоянно, тренируюсь, всё такое, — Джим попытался показать бицуху, но показывать было нечего, да и объёмный свитер мешал. Дейдара улыбнулся, но тусклее, чем бы хотел. — Ну, тогда, капитан, веди команду, а я спущусь на планету Кухня и добазарюсь за тортик. Приходите, как нагуляетесь. — А… — начал было Джим, но тут Хвост в очередной раз во что-то вписался — это отвлекло брата, и Дейдара под шумок (который сто пудово привлечёт завхоза) сбежал. Сейчас бы с данной в пустыню, а не вот это вот всё. По пути на кухню Дейдара завернул в потайной ход, где, как он знал, не было ниш, лестница полностью просматривалась: значит, слежку он сразу заметит. Присев на корточки, Дейдара тихо позвал: — Лолли. Домашняя эльфа явилась почти мгновенно, обрадованно и восторженно замахала ручками. — Ах, мастер Дэвид, Лолли так рада!.. — Тс, веди себя тихо, — попросил Дейдара и вручил ей клочок пергамента. — Эта записка только для твоих глаз. Прочитай, запомни, а после уничтожь. Исполни всё в точности, это очень важно. Разом померкнув, эльфа затряслась и не сразу справилась с тем, чтобы развернуть сложенный вчетверо лист. ЭТО ПРИКАЗ. Если в субботу до семи вечера я не вызову тебя и не дам отбой, немедленно хватай Джима, Рабастана, Эшли и Лиама и переноси домой. Затем передай то письмо дяде Карлусу и скажи о нём отцу. Никоим образом не сообщай обо всём происходящим никому, пока я не разрешу. Если я не дам до вечера в субботу отбой, запрет снимается. — Лолли это не нравится, мастер Дэвид, — пробормотала она, схватившись за уши. — Лолли должна рассказать хозяевам… — Я тоже твой хозяин, — напомнил Дейдара и опустил ладонь эльфе на голову. — Слушай, я делаю это всё ради защиты семьи. У родителей сейчас своих забот хватает, да. Мы вдвоём с тобой убережём их всех от опасности. — Лолли понимает, Лолли сделает… — домовушка захныкала. — Но мастер Дэвид опять собрался рисковать, как в тот раз с тем страшным мальчиком!.. — Тс! — вновь шикнул на неё Дейдара, прислушался: никого. — Давай так. Ты сделаешь всё в точности, как я приказал, а я обещаю тебе быть осторожным, идёт? — Идёт, — всхлипнула Лолли. Записка рассыпалась прахом в её пальчиках, и эльфа исчезла. Растерев прах носком ботинка, Дейдара побрёл по ночному замку на кухню. Хотел бы он, чтобы день рождения брата выпал на другое время.***
Итачи обещал бездействовать, но это было непросто. Гнев всё ещё клокотал в душе каждый раз, когда Итачи думал о проколе Дейдары, — он и шёпот рефлексов, даже не призраков, о том, что стоило сделать сразу же, как подрывник рассказал. Самое простое: парализовать его гендзюцу и столкнуть с того места, где тропинка взбирается на утёс, в Чёрное озеро. Затем избавиться от Рабастана, ничего не знающего о возможной атаке, а также от Эшли и Лиама Шелби: на всякий случай. Это избавило бы их с Хинатой от хлопот. «В самом деле?..» Первый шанс, к сожалению, был упущен. Недочёт, но не критический. Тогда Итачи остановило наличие у Дейдары страховки — сейчас сдерживало лишь обещание, данное Хинате. Реакция сестры на его рассказ, стоит признать, тронула Итачи: после того, что поведал, он не ожидал объятий и сострадания, не заслуживал их. Доброта Хинаты смягчила его решимость, и Итачи предоставил сестре время до переговоров. Впрочем, Итачи не собирался оставлять всё на откуп Хинате. Уважал её желание разобраться, выработать собственный план выхода из ситуации, однако, в конце концов, он ведь не обещал ему следовать. В те дни он много медитировал, точил ножи молниеносных гендзюцу и наблюдал. К определённому удовольствию, причин которого Итачи не мог себе объяснить, Дейдара наконец стал серьёзен. Он притих, был задумчив и постоянно выразительно косился на Хинату. Итачи пришёл к заключению, что они разговаривали. Стало быть, сестра взялась за дело основательно, раз решила выслушать обе стороны. Легко заметить, что Хината не хочет войны. Понимает: та будет вестись на уничтожение. В отличие от него, Хината любит жизнь и не хочет умирать: не боится, а именно не хочет. Какой предложит выход из кризиса? Итачи опасался, что в субботу она попытается повторить одну из душеспасительных лекций Узумаки Наруто. Такой подход не сработает: Хината не обладает яркой, яростной харизмой Наруто, чутьём на людей прирождённого сенсора запредельной мощи. Впрочем, сестра должна и сама это понимать. Итачи было любопытно, что она придумает взамен. «А что сам?» Сам Итачи желал уберечь секрет мира шиноби от магов, чего бы это ни стоило. Эта цель достойна того, чтобы быть смыслом существования — и жертвы, если потребуется. Сердце откликнулось на мысль слабым трепетом: вновь ощутило, что бьётся не напрасно. Почти потерянное, но такое приятное чувство… «Если ты вновь встанешь на этот путь, то в чём смысл твоего перерождения?» Шисуи донимал его подобными вопросами все дни: в чём смысл, зачем повторять прежний путь, почему не найти компромисс? — Компромисс, — отвечал Итачи, — возможен не всегда. Он предполагает, что обе стороны готовы идти на уступки. Для этого необходимы умение и готовность прислушиваться к чужим мнениям, а также мотив договориться. Дейдара раз за разом демонстрировал, что заботит его лишь собственное мнение. — Он упрям, но не глуп, — возразил Шисуи. Они сидели на энгаве дома разума Итачи, и друг лениво ловил в полёте лепестки сакуры. — И он сам пришёл к тебе для разговора. Это ли не показатель договороспособности? — Само по себе, в отрыве от истинной мотивации — нет. Дейдара мог мне солгать, что желает лишь защиты близких. Не выяснив истинных мотивов, я не могу ему… — Помнишь историю Учихи Мадары? — перебил Шисуи. — Сколько было спекуляций на тему того, что толкнуло его подписать договор с Сенджу и основать Коноху. Была то высокая мечта о мире? Или после гибели брата ему стало просто на всё плевать и он сдался уговорам Сенджу Хаширамы? Или боялся, что Сенджу начинают пересиливать Учиха, и заключил союз на упреждение, спасая остатки клана? Или был тайно влюблён в Первого Хокаге и только брат удерживал Мадару от того, чтобы отдаться страсти?.. — К чему ты ведёшь? — К тому, что причины пойти на компромисс могут быть самые разные. Важнее ли они конечного результата? — Шисуи сделал паузу; чуть склонил голову, рассматривая друга пытливо. — Впрочем, проблема не в Дейдаре, верно? — У меня нет причин искать компромисса, — подтвердил Итачи. Грустно улыбнувшись, Шисуи возразил: — Есть, и у неё даже имеется имя. Хината. Она была единственной причиной, почему Дейдара вообще всё ещё дышал. И она чахла на глазах. Итачи наблюдал и видел, как Хината, воодушевлённая в начале недели, к её середине уже не выглядела столь радостной. На обычно приветливо-спокойном лице отражались тяжёлые мысли, во взгляде росла тревога. Стало быть, Хината не только не пришла ещё к решению, но и начала переживать, сможет ли вовсе найти его. Для Итачи это было хорошим знаком. Ведь, когда сестра отчается, разочаруется в бережно хранимой в её добром сердце утопии, именно он станет тем, кто предложит альтернативный путь. Ей придётся непросто, но Хината на него встанет, если будет видеть, что иного нет. «Хотите занимательный факт об акулах, Итачи-сан?..» Итачи узнал, к чему был этот факт при знакомстве, лишь годы спустя. Ещё до присоединения к Акацуки, в Киригакуре, Кисаме часто поручали тайные задания по убийству товарищей. Идеальное оружие, он справлялся даже с подобными блестяще — однако, выполняя их, потерял себя в кровавом тумане. И пусть за годы совместной работы они сблизились, Итачи так и не узнал наверняка, убил бы его напарник или нет, поступи такой приказ от закулисного главы их организации. — Когда миссия того требует, убийство товарищей — рутина, ничем не отличающаяся от любой другой части задания. — Если так, то убийство противника — нечто, в чём даже не стоит сомневаться, — умиротворённо продолжил за напарником Итачи, и тихое эхо подхватило его слова, разнесло по пещере, освещённой костром. В скольких подобных они побывали за годы вместе? Итачи не смог бы сосчитать… сколько раз доверял оберегать свой сон человеку, любившему сравнивать шиноби с детёнышами акул. — А вы разве сомневались в его убийстве? — Кисаме наклонился чуть ближе к костру и обнажил заострённые зубы. Итачи требовательно нахмурился, и напарник продолжил: — Раз ваша миссия — сохранить тайну существования шиноби, не логично ли избавиться ото всех, способных её разоблачить? Конечно, не каждый сломается и выдаст информацию даже под пытками… но, если миссия так важна, зачем рисковать? Мёртвые точно не расколются. Холодок прошёлся по коже, пламя костра затрепетало. Опустив голову, Итачи посмотрел на свои руки; на них была кровь родителей. — Даже ради миссии я не смог убить Саске, — тихо ответил он. — Это было слабостью с моей стороны, однако я не мог иначе. И Хината… — Ей умирать вовсе не обязательно, — прозвучало позади, и Итачи встрепенулся, обернулся с надеждой. Сасори смотрел на него внимательно, въедливо. — Если она тебе так дорога, сделай то же, что и в прошлый раз: откажись исполнять долг до конца. — А это не лицемерно? — буркнул Кисаме. — Пенять пацану на пренебрежение долгом шиноби и поступаться им самому? — Лицемерно. Но разве впервой? Манипуляции из тени, нарушение обещаний и бесконечная ложь — разве не этим мы живём? — Разве этим ты хочешь жить?.. — принёс холодный ветер голос Шисуи. Абстрагировавшись от него, Итачи решительно поднялся и, не взглянув на напарника, шагнул к кукловоду — стены пещеры, расписанные тенями от костра, тут же исчезли, а под ногами соткалась изумрудная трава, в которой змеилась песчаная дорожка. На неё Итачи и встал и неспешно зашагал в обход сада обок с Сасори. Кисаме и Шисуи остались заперты в пещере, одной из комнат дома его разума, и Итачи отчётливо ощущал их негодование. — Дейдара никогда не умел настолько хорошо притворяться, — заговорил Сасори. — Следовательно, стоит принять за факт, что он в самом деле имеет подстраховку. Он упомянул письмо, которое находится за пределами Хогвартса и готово быть переданным в случае чего его «дяде», Карлусу Поттеру, главе Управления мракоборцев. Разумно предположить, что письмо выдаёт вас с девчонкой с головой. Не заполучив эту бумагу, действиями против Дейдары ты превратишь ручеёк утечки в ревущий поток, который сметёт и тебя, и девчонку. — Мне необходимо добыть это письмо и убедиться в отсутствии копий, — подытожил Итачи. Небо над ними меркло; бамбуковый фонтан, в прошлой жизни отмерявший оставшиеся Итачи годы, вновь стучал очень громко. — Придётся использовать Шаринган. — Дейдара натаскивал себя на противостояние гендзюцу. — В самом деле? — Да. Ты слышал об этом, но не придал большого значения. Итачи кивнул и проанализировал доступные силы. — Я давно не использовал гендзюцу для добычи такой информации. Поверхностной — да, однако эти сведения Дейдара явно запрячет и откажется просто так отдавать. Когда был в его разуме, я не заметил защиты, однако это вовсе не означает, что у него её нет. — Мой напарник всегда умел удивить, — язвительно усмехнулся Сасори. — Он из людей, которые на голом упрямстве выживают там, где нормальный человек давно бы сдался и умер. Загоняя его в угол, ты только спровоцируешь его на более отчаянное сопротивление. Это была полезная крупица информации, и Итачи укорил себя за то, что сознательно о ней не помнил. — У тебя есть привычка недооценивать людей, нии-сан… — зашелестела сакура голосом сестры. Итачи сказал: — Я никогда не был силён в тонких иллюзиях, а в данной ситуации этот навык бы пригодился. Погрузить цель в расслабленность, полностью усыпить бдительность, убедить в отсутствии злого умысла… — Есть другой вариант: притворись, что принимаешь его позицию. Ты же видел, как я давал Дейдаре свободу действий, а затем ненавязчиво направлял, куда мне было нужно. Дай ему выиграть, потешиться этим своим новым напарником, выжди, усыпи бдительность, а затем ударь. — В самом деле. Кроме того, если я соглашусь с его позицией, это усыпит не только его бдительность, но и Хинаты. Она очень добра и поверит в мою искренность. — Это даст тебе время на поиск письма. Когда же его подстраховка будет устранена… — Будет устранён и Дейдара, — подытожил Итачи.***
В те дни Дейдара очень мало спал. Нетерпение жгло нервы круглые сутки, и впервые Дейдара в полной мере проникся излюбленной присказкой напарника: он ненавидел жизнь в ожидании субботы. Часы тянулись, как дни, уроки ещё никогда не казались такими скучными и бестолковыми; даже квиддичные тренировки не приносили ни удовольствия, ни тени запала, и после одной Рокси Вуд с тревогой поинтересовалась, не заболел ли он. Нет, Дейдара не заболел. Неизвестность выводила его из себя. Что на уме у Итачи? Что придумала химе и придумала ли хоть что-то? Дейдара видел мешки под её глазами и лёгкую заторможенность, буквально кричавшие о том, что Хината тоже мало спала. Продуктивно ли?.. Дейдару так и тянуло вновь подойти к ней с вопросом, однако он себя одёргивал: не желал выставить себя глупым шкетом, бегающим за советом к семпаю. Никакой ему химе не семпай! Дейдара использует её, потому что у девчонки доброе сердце и канал связи с Итачи, недоступный никому кроме! Если бы кто-то спросил, какой план действий он сам собирается предложить на переговорах, Дейдара бы пожал плечами и честно ответил: да хуй его знает. Стратегическое планирование никогда не было его сильной стороной, к тому же, Дейдара искренне считал, что сделал главное: сам пришёл к Итачи и сообщил о ситуации. После всех фортелей, что этот хрен выдавал в его сторону, Дейдаре реально стоило на упреждение спустить на Учиху и его девку Карлуса. Так что коноховские ушлёпки ещё спасибо ему должны сказать, да! Нервы были на пределе, и в голову поползли всякие нехорошие мыслишки — их нашёптывал негромкий вкрадчивый голос напарника: глас его собственной паранойи. Он шептал: Итачи не станет ждать субботы. Пользуясь великодушием Дейдары, сам ударит на упреждение: никогда не отличался честностью методов, сволочь! Он захватит Рабастана и Эшли, ведь до них в слизеринских подземельях Итачи так легко дотянуться, — и вот тогда разговор будет совершенно иной и никакой миролюбивый настрой химе не поможет… Этой мысли Дейдара не выдержал и в четверг, плюнув на всё, прокрался в слизеринское общежитие в разгар ужина, когда оно пустовало. Проник в спальню друзей и развалился на одной из кроватей. Глядя на непривычно зелёный полог, вдруг представил, что лежит под сенью густой летней листвы, дует тёплый ветер, а рядом ворчит напарник… Наверное, его разморило: из миража резко выдернул хлопок двери. Это вернулись Басти и Эшли; так были заняты разговором о какой-то фигне, что долго не замечали Дейдару — пока Лестрейндж не глядя не кинул на него мантию, и Дейдара протестующе не вскрикнул: — Эй! Друзья разом встрепенулись. — Дэвид?! — часто заморгал Эшли. — Что ты здесь делаешь? Отбой уже… — Вы где шляетесь? — перебив его, потребовал Дейдара и поднялся с кровати. Эш ответил ему странным досадливым взглядом. — Разве у нас не может быть своих дел? — Нет! — подойдя ближе, Дейдара сложил руки на груди и нахмурился. По лицу Эшли понял, что переборщил, и попытался смягчить заявление: — По крайней мере не сейчас, мм. — Примем к сведению, — прошипел Эшли и указал на дверь. — Спокойной ночи, Дэвид. — Подожди, Эш, — вклинился Басти, до того удивлённо пялившийся на Дейдару и словно пытавшийся угадать, какой óни его принёс. — Ты зачем пришёл-то? «Сторожить ваш спокойный сон, неблагодарные ублюдки!» — Не спится во львятнике, вот пришёл попытать счастья в вашем подвале, — соврал Дейдара и уселся на стул, поднял его на задние ножки, прислоняя к стене; ноги закинул на стоявший рядом столик, сбросив на пол ворох конспектов. Всем своим видом показывал, что уходить не намерен. Рабастан и Эшли переглянулись. В глазах Шелби читалась потребность выставить Дейдару за порог — но Лестрейндж вдруг очень проникновенно, прям по-щенячьи уставился в ответ на него и помотал головой. Это он чё, на Брайана в Рождество насмотрелся?!.. Сердито фыркнув, Эшли отошёл к своему шкафу. Басти вздохнул с облегчением, а затем подкрался к Дейдаре и шёпотом спросил: — Это что-то из того? Что-то случилось?.. — Меньше знаешь — крепче спишь, — Дейдара попытался отпихнуть его ногой, но Лестрейндж вдруг схватил его за щиколотку и рванул со стула. Такой подляны Дейдара не ждал и чуть было позорно не растянулся на полу — вовремя приземлился на руки и свободной ногой пнул противника в колено. Тот охнул и выпустил его, а Дейдара только того и ждал: уткнул Басти мордой в пол, заломил руки и уселся сверху раньше, чем Эшли обернулся на шум. — Ну чё, Лестрейндж, значит, ты спишь на полу? — Пошёл ты! — огрызнулся придушенный Басти. Эшли покачал головой и, забросив на плечо полотенце, вышел. Снявшись с друга, Дейдара вновь рухнул на его кровать. Рабастан тоже поднялся, отряхнулся, пригладил растрепавшуюся шевелюру и бросил на Дейдару обиженный взгляд. — Это нечестно, Дей. Ты пользуешься тем, что сильнее меня. — Смешно! Ты себя-дылду в зеркале видел? Куда пиздюку вроде меня с тобой тягаться? — Дейдара иронично хмыкнул и заложил руки за голову, демонстративно уставился на полог. — Ну да, конечно, — проворчал Рабастан. Помявшись чуток, он отошёл к шкафу и принялся там копошиться. Дейдара прикрыл тяжёлые веки, ведя наблюдение преимущественно слухом. Шорох в стороне вскоре сменился на приближающиеся шаги, а следом в бок впечаталась широкая ладонь. — Двигайся. — Басти, ты ж на полу спишь? — съехидничал Дейдара, но перебрался на край кровати. Лестрейндж ответил ему незамысловатым знаком, отобрал подушку и, устроив её в изножье, забрался под одеяло. Перевернувшись на спину, тоже уставился на зелень полога, словно был вышит на ней не тонкий серебристый узор созвездий, а сакральный смысл мироздания. — Дей… — Хм? — Ты же в курсе, что Эшли всё видит? — Что ты забрался ко мне в кровать? — Что у нас с тобой появились секреты, — Басти приподнялся на локтях, пытаясь поймать его взгляд, но Дейдара продолжал пялиться на серебристый узор. Большая Медведица, Кассиопея, Орион… вот и пригодились уроки астрономии. — Меня это напрягает. Мне не нравится скрывать что-то от Эша. — Тогда расскажи про то, какой твой брат говнюк. — Это я уже рассказал. Я про… — он запнулся, — другое. Дейдара нахмурился. Резко сев, он схватил Рабастана за ворот пижамной рубашки и, притянув ближе, прорычал в лицо: — Не смей даже заикаться об этом! — Сука! Я же только с тобой наедине заикаюсь! — ощетинился Лестрейндж, ощутимо впиваясь пальцами в его запястье. Его реакция поразила Дейдару. Этот придурок его совершенно не боялся. Сердился, кипел — а ещё смотрел так, как будто ему было чертовски обидно. — Я никому никогда ничего не скажу! И не только потому, что на мне обет! Я пообещал тебе, своему другу, что буду молчать! Но что мне теперь, вообще никак это не комментировать, ничего не говорить и не спрашивать?! Притвориться, что ничего не было?! Ты хоть представляешь, сколько у меня вопросов?!.. Не в силах терпеть эту отповедь, Дейдара сбил его дыхание, оттолкнув обратно на подушку. С силой проведя ладонью по лицу, запутался пальцами в выбившейся из хвоста чёлке. Что он творит?.. Что творит?.. — Прости, — хрипло прошептал Дейдара, не поднимая глаз. — Сейчас реально говёное время. Не могу пока объяснить, но я наделал кое-какого дерьма и должен его разгрести. Потом, обещаю, если смогу, всё тебе объясню. «Ведь напарники должны говорить о важном, так?..» — Надеюсь, что сможешь, — Рабастан вновь приподнялся на локтях, глядя предельно серьёзно. — Ты влез в моё дерьмо по самые уши, Дей, и будет честно, если я отвечу тебе тем же. — Кхм-кхм! — раздалось от двери. Эшли вошёл неслышно, да так и застыл на пороге с мокрым полотенцем на голове и наполовину запотевшими очками на носу. — Я, кажется, чему-то мешаю, мальчики? Дейдара нервно хохотнул, стараясь не показать, как его тронул порыв бедового друга. — О, ещё как! — он с размаху опустил руку и через одеяло сжал колено Лестрейнджа. Тот вскрикнул от неожиданности и немедленно принялся отбиваться, но Дейдара как обычно легко его пересилил и придушил подушкой. — Или хочешь присоединиться, Эш? — Я пас, спасибо, — откликнулся Эшли, прошествовав к своей кровати. После душа он казался менее злым: наверняка всё обдумал, разложил в голове по полочкам, вот и натянул обычную улыбочку. — Если тройничок, то только с двумя восхитительными девушками выдающихся… личных качеств, — он очертил размеры «личных качеств» в области груди и лукаво улыбнулся. Дейдара аж перестал мутузить Лестрейнджа и заинтересованно поглядел на Шелби. — Да-а?.. — О, у меня идея! — прозвучало из-под подушки. Дейдара приподнял ту, и Рабастан, жадно глотнув воздуха, выдал: — Скоро пасхальные каникулы. Как насчёт по-настоящему отметить моё совершеннолетие? Я имею в виду как следует оторваться! — А это разве не то, чем ты занят круглый год? — хмыкнул Дейдара, но Эшли неожиданно загорелся: — Действительно! Совершеннолетие ведь бывает один раз в жизни! — Вот именно! — закивал Рабастан. — Было бы классно хоть на пару дней забыть обо всём творящемся вокруг дерьме и просто оттянуться, — он посмотрел на Дейдару. — Верно я говорю? Под его взглядом Дейдара заворчал, сложил на груди руки. Впрочем, оба эти гада смотрели так требовательно, что он сдался: — Пёс с вами! Доживём до каникул — устроим Лестрейнджу отвязную вечеринку. — Мне всегда нравился твой оптимизм! — засмеялся Эшли. В отличие от него, Рабастан воспринял слова не шуткой: обеспокоенно пихнул Дейдару коленом, не отводя глаз. Дейдара подмигнул другу и рухнул на кровать, надеясь, что сегодня Итачи не придёт творить никаких ужасов с его идиотами-друзьями, и наконец удастся поспать.***
Забравшись в самый дальний угол библиотеки, Хината отрешённо рисовала на черновике круги. До закрытия оставалось совсем немного времени, и скоро всех посетителей погонят прочь — Хинате придётся перебираться в пустующую в это время комнату студсовета и продолжать думать там: в общежитии делать это было решительно невозможно. А ведь Хината всё ещё была так далека от своей цели!.. Когда только начала искать выход, первым делом Хината воскресила в памяти, как Наруто-кун, её пример для подражания, убеждал людей договориться. В сухом остатке его метод заключался в том, чтобы пересилить противника физически, в ходе боя узнавая его, сложить представление о том, как противник мыслит и что у него за система ценностей, а затем использовать полученную информацию, чтобы надавить на правильные рычаги и убедить довериться моральному компасу Наруто-куна. Это была невероятная в своей прямолинейности манипуляция. Что ещё более удивительно, Наруто-кун проделывал столь сложные манёвры совершенно неосознанно. Будь он иным… «Своим исключительным чутьём на людей и умением на них повлиять иной, менее добрый человек распоряжался бы только себе во благо, — думала Хината с теплом. — Наруто-кун же всегда ставил на первое место других: как товарищей, так и противников, стремился понять и принять их чувства и мировоззрение. Так должна поступать и я». Сложность заключалась в том, что в нынешней ситуации это не Хинате необходимо было понять другого человека — от неё требовалось убедить Итачи и Дейдару принять позиции друг друга. Эта задача была на порядок сложнее; кроме того, Хината не смогла вспомнить примеров действий Наруто-куна при схожем сценарии. Она нащупывала путь в потёмках — и рисовала на черновике круги. Для того, чтобы примирить людей, нужно сперва найти точки их соприкосновения. Вот только что делать с теми, кто, на первый взгляд, противоположен диаметрально в характерах, образе мыслей, морали? Итачи. Дейдара. Круги отказывались пересекаться. Итачи — самоотверженный исполнитель долга, Дейдара — преданный близким эгоист. Итачи никогда не жил для себя, Дейдара только для себя и живёт. Итачи вырежет меньшинство ради общего блага, Дейдара ради избранного им меньшинства уничтожит мир. У Итачи диссоциация и населённый демонами внутренний мир, Дейдара потрясающе целостен, если принимать во внимание его прошлое. Итачи отстранён, холоден и закрыт, Дейдара — фейерверк открытых эмоций. Итачи промолчит, Дейдара скажет. Итачи — АНБУ, Дейдара — нукенин. Хината видела проблемы. Помимо их явных различий одной из глобальных она находила то, что Дейдара не знает об Итачи той скрытой, безумно важной детали, которая полностью проясняет все его действия: правды, которую брат наконец открыл Хинате. Дейдара её не имеет, вряд ли когда-либо получит, а потому не понимает мотивацию Итачи и от этого злится. В довершение Итачи не принимает Дейдару, его взгляд на мир и характер, ведь они не вписываются в его представление о достойном шиноби; не принимает — и отказывается идти на сближение, признавать себе равным. А Дейдара слишком горд, чтобы согласиться на меньшее, чем равноправие в отношениях. Вот если бы он был мягче нравом, как сама Хината, умел бы подстраиваться под людей, если бы Итачи не был так категоричен и закрыт, они наверняка сумели бы договориться!.. Надеяться на то, что до субботы они возьмут и изменятся, было откровенно глупо. Так что от Хинаты требовалось найти способ состыковать то, что имеется. Выходившие из-под пера круги всё никак не хотели сближаться. Круг интереса Итачи — благо Конохи, в теперешних условиях, похоже, — сохранение тайны существования мира шиноби. Это, скорее всего, у него даже не рациональное: рефлекс, привычка, вбитые за годы в АНБУ предписания к действиям. Подавить, скрыть, уничтожить утечку. Потому что место шиноби — в тени. Круг интереса Дейдары — благо семьи. Судя по всему, в родном мире у него никого близкого не было, и теперь Поттеры, Рабастан, Эшли и Лиам — сокровище, ради защиты которого Дейдара готов вновь стать кровавым убийцей и террористом. Хотя сам говорил, что предпочёл бы в новой жизни поменьше крови. Разве нельзя эти интересы поженить?.. Хината тяжело вздохнула. Можно было бы, если бы Дейдара не сделал то, что сделал. Тем, что выдал информацию о себе-шиноби Рабастану, он подорвал любое доверие, которое Итачи мог бы к нему испытывать: пошёл против миссии, которую брат самому себе назначил. А для Итачи любой, кто встаёт поперёк пути к цели… «Не любой, — поспешила напомнить себе Хината. — Он не смог убить Саске-куна. И, судя по всему, не хочет, чтобы умерла я…» — Библиотека закрывается через пять минут! — прокатился между рядами стеллажей магически усиленный голос смотрительницы. Хината вздрогнула всем телом, поспешно сунула карандаш за ухо, подхватила пергаменты и заторопилась к выходу. Она всё ещё была поглощена мыслями и, зазевавшись, чуть не столкнулась с кем-то, вывернувшим из ближайшего прохода. В последний момент Хината резко отшатнулась — пергаменты с шорохом полетели на пол. — Простите! — воскликнула она, быстро наклоняясь за бумагами. А те вдруг выпорхнули из-под рук; подняв голову, Хината нервно сглотнула. — Д-добрый вечер, сэр. Профессор Гринграсс мотнул головой. Усталый, нездорово-бледный, замученный, он левитировал черновики Хинаты перед собой и всматривался в рисунки на них. — Что это? — Мои попытки пересечь два круга, которые не хотят соприкасаться, — ответила Хината, неловко потупившись. Смешно, зато честно. Нахмурившись, профессор по-птичьи склонил голову к плечу, продолжая буравить пергамент тяжёлым взглядом. От него мурашки по коже: Хината даже без Бьякугана ощущала ядовитую, разъедающую энергию профессора защиты. Когда же использовала додзюцу — предпочитала, случайно зацепившись, отвести от него взгляд через стены как можно скорей. От этой беспощадной силы её мутило. Карандаш вдруг выскользнул из-за уха, вызвав шумный вздох у Хинаты и рефлекторную попытку схватить. Впрочем, Хината вовремя остановила себя, и карандаш, подхваченный магией, скользнул над пергаментом и рядом с двумя уже нарисованными кругами наскрёб неровный третий, пересекающий оба. «Три», — показал профессор Гринграсс на пальцах, левитировал собственность Хинаты ей в руки и ушёл, на ходу сунув в держатель волшебную палочку. — Три, — тихо повторила за ним Хината и зарделась в смущении. До сих пор она рассматривала себя исключительно в качестве посредника в разрешении конфликта. Но… может ли быть, что она — его полноправный участник? «Если так, — подумала Хината, выбегая в коридор, прижимая пергаменты к часто вздымающейся груди, — это всё меняет!» Искра идеи вспыхнула в разуме, и из неё постепенно складывался план.***
В субботу Хината проснулась ни свет ни заря. Спальня третьекурсниц была погружена во мрак: луна ушла, а солнце ещё не показалось из-за гор. И всё равно Хината поднялась: лежать в кровати без сна не было сил, — и стала собираться наощупь. Взбудораженная, она никак не могла унять дрожь в пальцах, когда одевалась и заплетала волосы, клала во внутренний карман зимней мантии маленький тряпичный мешочек. Получится ли у неё?.. Тишину вдруг прорезала надрывная трель — это сработал будильник на прикроватной тумбочке Мэри. Красные пузатые часики звенели и ходили ходуном, подпрыгивали и испускали снопы золотых искорок; несколько попало ей на лицо, и Мэри поморщилась, завозилась, но всё-таки открыла глаза. — Выключи! — донёсся из-за полога сонный и раздражённый голос Лили. — Да, да, — Мэри неспешно села, потянулась и только затем заставила будильник замолчать. Золотые искорки тут же потухли, и комната погрузилась обратно в темноту, но ненадолго: дотянувшись до палочки, Мэри зажгла на её кончике Люмос — и вскрикнула, заметив у шкафа силуэт Хинаты. — Кого убивают?.. — заспанно спросила Гестия, высунув голову из-за полога. — Никого, — заверила Хината. Теперь осторожничать было нечего, и она зажгла лампы: желтоватый нежный свет тут же залил спальню, заставив Мэри и Гестию прижмуриться и потереть глаза. — Меня убивают ранние подъёмы, — зевнув, сообщила Мэри. Свесив ноги с кровати, она сунула их в пушистые тапочки, но так и осталась сидеть, неспешно потягиваясь. В отличие от подруги, Гестия встала быстро и решительно, заправила постель и вопросительно посмотрела на Хинату. — Зарядка? — М-м… да, конечно, — покоряясь обстоятельствам, Хината отложила мантию и вместе с Гестией принялась за упражнения. По-тихому улизнуть не получилось. Пока они занимались, Мэри оторвала себя от матраса и ушла в ванную. С кровати Лили доносилось копошение: разбуженная, она явно не могла больше уснуть. И верно: пару минут спустя полог резко отъехал в сторону, являя сердитое личико, обрамлённое рыжими волосами, выбившимися из растрепавшейся за ночь косы. — Так нельзя! — возмутилась Лили. — Ставить будильник в выходной день — преступление! — Без него она бы не успела собраться на свою свиданку, — хмыкнула Гестия, мотнув головой в сторону выхода. — Свиданки, свиданки… нечем людям больше заняться, — заворчала Лили, заворачиваясь в одеяло, как в кокон. — Мне есть чем, — откликнулась Гестия. — Профессор Стебль сказала, сегодня до обеда она будет ухаживать за мандрагорами, и пригласила увлекающихся травологией ребят помочь. А ты, Хлоя, куда собираешься? Ты же встала даже раньше будильника Мэри. — Да? — удивилась Лили и впилась в подругу пытливым взглядом. Хината попыталась притвориться, что полностью поглощена разминкой, но Лили продолжала требовательно на неё глядеть, и пришлось обтекаемо ответить: — У меня есть дела в Хогсмиде. Лили и Гестия почему-то обменялись заговорщицкими улыбками. — И с кем ты идёшь? Хината поглядела на них с укором. — Это не свидание. — Ну да-а!.. Девочки не отставали от неё до самого завтрака, и сколько бы Хината ни отговаривалась, не верили, что дела её не романтического свойства. Стоило их компании устроиться за гриффиндорским столом в Большом зале (сперва пришлось ждать Мэри: та очень долго собиралась-красилась, но требовала, чтобы подруги не шли без неё), Лили заозиралась по сторонам, словно кого-то выискивала. Хината постаралась сосредоточиться на завтраке, но никак не могла: её мелко потряхивало от волнения. Сумеет ли она убедить их? Примут ли они её доводы?.. — Доброе утро, дамы, — раздался совсем рядом голос Рея. Растерянно моргнув, Хината подняла голову от тарелки и встретилась с пристальным взглядом брата. — Ошиблись столом? — не слишком дружелюбно спросила Гестия, унаследовавшая от родителей предубеждения против слизеринцев. — Если гриффиндорцам позволено вторгаться за наш стол, почему обратное не может быть позволено нам? — спросил Рей и уселся напротив Хинаты, весьма демонстративно придвинул к себе блюдо с тостами. Не менее демонстративно скривившись, Гестия отсела к приятельницам с четвёртого курса. Опустившись на скамейку рядом с товарищем, Итачи молча налил себе чай и сделал неспешный глоток. Словно и не волновался совсем… — Хлоя, я собирался тебе сказать: я сегодня не смогу пойти с вами, — Рей не смог до конца скрыть радостно-смущённую улыбку. — Мать пригласила на чай. — Это куда важнее похода в Хогсмид, — ласково ответила другу Хината. Хотела бы сказать, что Мора-сенсей сама догадалась провести больше времени с сыном… но это была бы ложь. В этот день компания Рея была бы им с Итачи в тягость, и Хината приняла необходимые меры. Лили отчего-то расстроилась. — О-о. А я думала… Ладно, не важно, — тактично замолчала она, но Мэри не стала себя сдерживать: — А мы-то думали, что Хлоя идёт на свидание с тобой! — Что?! — поперхнулся соком Рей. — Я же уже сказала, что ни на какое свидание не иду! — всплеснула руками Хината под смех подруг. — Мэри, Лили, ну в самом деле!.. — Хлоя идёт гулять со мной, — отчеканил Итачи таким тоном, что все осеклись и замолчали. Доедали в весьма неловкой атмосфере. В какой-то момент к Мэри подошёл Стив Баркли, председатель новообразованного крикетного клуба, и увёл; на выходе из Большого зала парочка взялась за руки. Это словно стало сигналом: Лили подскочила и, замахав кому-то на другом конце зала (Хината посмотрела: Северусу, махнувшему подруге в ответ), подхватила свою сумку и убежала, бормоча что-то про дополнительные по зельям. Следом пустую тарелку отставил Рей; пригладив волосы, оправив и без того безупречную мантию, он пожелал друзьям хорошей прогулки и тоже покинул Большой зал. Оставшись вдвоём, Хината и Итачи переглянулись — и разом отодвинули кружки. У высоких парадных дверей уже собиралась очередь из желающих отправиться в Хогсмид; школьный завхоз мистер Прингл отмечал уходящих по списку. Благо, бóльшая часть студентов ещё завтракала, поэтому Хината и Итачи буквально пару минут спустя оказались на улице. Погода была не самой приятной для прогулки: дул сильный ветер, в лицо била мелкая морось. Достав волшебную палочку, Итачи применил сперва к Хинате, затем к себе водоотталкивающие чары — Хината благодарно улыбнулась брату и, скрывая нервозность, спросила: — Ты договорился с ним?.. — В десять у Визжащей хижины. В такую погоду там будет безлюдно. — Пожалуй, — согласилась Хината и спрятала в длинных рукавах мантии кончики пальцев, чтобы скрыть, как сильно те дрожали. Итачи бросил на неё ещё один долгий оценивающий взгляд, которыми одаривал всё утро. — Тебе не обязательно присутствовать, если не хочешь. — Прости, но ты ошибаешься в обоих пунктах. Я хочу присутствовать и сделать это должна обязательно. Итачи дёрнул бровями и перешёл в атаку: — Я знаю, что ты говорила с ним. Хорошо, что ты пытаешься разобраться сама, взглянуть на ситуацию с разных сторон, но не верь всему, что он тебе сказал. — Всё ставить под сомнение — вот путь к истине, — откликнулась Хината и отвернулась, принялась с преувеличенным вниманием рассматривать возню профессора Кеттлберна и лесничего Хагрида у больших обвитых цепями ящиков. Из них то и дело раздавался утробный рёв — он заставлял шедших по дорожке в Хогсмид студентов ойкать и вздрагивать. Итачи не сводил с неё взгляд; от этого мурашки шли по коже. — Клан или Коноха, имото? Хината не ответила и ускорила шаг. Они не разговаривали до самой деревни. Там слонялись пока ещё редкие группки студентов: спешили укрыться в лавках и кафе от мороси. К обеду в «Трёх мётлах» будет не протолкнуться… Вскоре главная улица осталась позади и шиноби ступили на тропинку, ведущую к Визжащей хижине. На размякшей дороге не было следов, но Хинате показалось, что жухлая прошлогодняя трава на обочине тут и там выглядела слишком примятой, словно по ней кто-то совсем недавно прошёлся. Судя по тому, как напрягся Итачи, он тоже это заметил. Они и сами прошли по обочине, то и дело оглядываясь: убеждаясь, что за ними никто не следит. На полпути к цели Хината активировала Бьякуган, тщательно просканировала округу и негромко сказала: — Он уже здесь. Итачи помрачнел. — Ловушки? — Я не вижу никаких. Тропинка повернула, и они оказались перед хилой оградой, обносившей убогую лачугу. В ней, согласно поверьям, жили злобные духи, но их никто никогда не видел, поэтому студенты, раз удовлетворив любопытство в отношении местной достопримечательности, предпочитали больше к ней не ходить: делать здесь всё равно было нечего. Благодаря Бьякугану Хината знала, что внутри и в округе, кроме шиноби, никого. Дейдара стоял под одним из старых деревьев, привалившись спиной к стволу, руки сунув в карманы. Непривычно отрешённый, с сардонической усмешкой на губах, он пусто глядел на кусочек серого неба, проглядывавшего через кроны. Впрочем, на лёгкие шаги встрепенулся моментально, повернул голову. — Здорóво, — отсалютовал он; явно хотел казаться расслабленным, но Хината видела его напряжённость. — Доброе утро, — поприветствовала она, чувствуя, что брат отвечать не намерен, и в то же время находя игнорирование вполне миролюбивого приветствия беспричинной грубостью. — Мы поговорим здесь? — Ой, химе-чан, прям так, без прелюдий? — протянул Дейдара, и Итачи мгновенно его осадил грозным тоном: — Дейдара… — но тот не впечатлился: — Я предпочитаю перебраться в место посуше, — и кивком указал в сторону от хижины. Здесь лес был старый, с высокими мощными деревьями, давно преградившими разлапистыми кронами поступление света в подлесок, что убило всю низкую поросль. Этот лес тянулся до самых гор. Хината первая сошла с опушки перед хлипкой оградой Визжащей хижины. Активировав Бьякуган, она уверенно двинулась вперёд, зная, что Итачи и Дейдара следуют за ней. И это ощущение: того, что она ведёт, — было таким странным… Но и приятным, безусловно. Вселявшим надежду на то, что план сработает. Несколько минут спустя они достигли удобного места вне видимости-слышимости от хижины. Под ветвями было сухо и безветренно, относительно тепло — может быть, поэтому Хината ощутила прилив жара, ошпаривший всё тело?.. Итачи и Дейдара пришли за ней, заняли выжидательные позиции напротив друг друга: Дейдара — вновь привалившись к стволу, Итачи — замерев с ровной спиной и напряжёнными плечами, с острым, опасным прищуром. Оценив его стойку, не глядя в глаза, Дейдара насупился и подобрался. — Ну что? — Если позволите, — сказала Хината, — у меня есть, что сказать. Дейдара повернулся к ней. В его глазах пылал огонь решимости… но и некого иного чувства. Как будто надежды; как будто просьбы. При этом в его рукаве был спрятан нож. Итачи посмотрел на сестру с прохладным любопытством. Чувствовалось, что ему интересен план, к которому она пришла в собственном рассуждении… однако это вовсе не значило, что брат собирался поступать в соответствии с ним. — Мы… мы все т-трое имеем очень разные ценности, — тихо, запинаясь начала Хината, опуская глаза под ледяным чёрным взглядом и пылающим серо-голубым. — Из-за этого нам сложно бывает понять друг друга. Я… мне кажется, часть проблемы в том, что мы никогда не обсуждали, кто мы друг другу… — Что ты имеешь в виду? — чеканно осведомился Итачи. Хината прикусила губу; все заготовленные реплики повылетали из головы, оставив звенящую пустоту. А ведь так важно правильно сформулировать!.. Перед глазами встал Наруто-кун, и Хинате разом сделалось стыдно за своё нелепое мычание. Наруто-кун наверняка не запинался и не блеял, когда мотивировал людей! И она не должна! Хината подняла голову, упрямо встретила взгляд брата. — Отчасти отношения. Отчасти ранги. Отчасти субординацию, — она повернулась к Дейдаре, слушавшему, на удивление, молча. — Равноправны ли мы? — На меньшее я не согласен! — сразу объявил он. Хината кивнула: ничуть не сомневалась в его ответе, — и повернулась к брату: — Итачи? — Зависит от того, к чему ты ведёшь, Хината. — Фига се! Слышь, ты, может, не в курсе, но равноправие либо есть, либо его нет, ага! — Я с этим согласна, — сказала Хината, продолжая смотреть Итачи в глаза. Он задумался, помолчал. У Хинаты возникло неприятное ощущение, что Итачи опять советуется со своей диссоциацией — и хоть бы улыбчивая её часть в лице Шисуи-сана нашёптывала ему, а не та бездушная и жестокая, нашедшая отражение в бывшем напарнике Дейдары. — На мой взгляд, вы говорите о равноправии слишком легко, — наконец произнёс Итачи. — Все всем равны и никто никому не равен одновременно. Мы равны тем, что являемся шиноби в чужом мире. Мы не равны рангами, силами, опытом. Я не отрицаю твоих талантов, Хината, однако ты была лишь чунином… — Я был чунином, когда съебался из деревни, — вдруг поднял руку Дейдара и коротко посмеялся. — Меня пытались пропихнуть в токубецу джонины, но я четыре раза саботировал проверку перед повышением. На это признание Хината улыбнулась с благодарностью и облегчением. Итачи же явно перенёс короткую борьбу с желанием закатить глаза. — Однако затем ты несколько лет просуществовал нукенином S-класса. Это совершенно другой уровень подготовки и опыта по сравнению с деревенским чунином. То, что мы разделяем их, даже организацию, в которой их получали, — значит ли это, что мы с тобой, Дейдара, равны? Да; однако одновременно и нет, ведь наша сила разнится, как и сложность категорий, формирующих наши ценности. Так что я прошу уточнить, о какой плоскости наших взаимоотношений ты говоришь, Хината. Она тяжело вздохнула. Впрочем, не этого ли ожидала? С Итачи никогда не бывает просто… — Пожалуй, я говорю о плоскости единственных шиноби в чужом для нас мире. Это ведь объединяющий фактор, верно? — И да, и нет. Допустим, здесь с нами был бы некто четвёртый, скажем, Орочимару?.. — Я бы пришил его ещё много лет назад и не парился! — запальчиво заявил Дейдара. Итачи прищурился: — А если Сасори? — Было бы заебись. — А если бы он сказал тебе, что я и Хината — враги, которых нужно уничтожить? Уже набравший в грудь воздуха, Дейдара осёкся, свёл к переносице брови, бросил сперва куда-то в область ног Итачи, затем на Хинату странный взгляд, которого она не понимала. — Я тебя понял, — зло, с застарелой ненавистью процедил он. — Ты пытаешься сказать, что ни хуя я тебе не ровня. — Тогда не ровня и я, — тихо произнесла Хината. — Ни тебе, Итачи. Ни тебе, Дейдара, — она сложила руки на животе, непроизвольно впилась ноготками в тыльную сторону ладони. — В большинстве систем координат я настолько ниже вас, что вам нет нужды выслушивать лепет столь низменного существа, как я. И вместе с тем… вместе с тем они оба независимо друг от друга пришли к ней, чтобы обсудить ситуацию, привлечь её на свою сторону. Как будто в этих отношениях их в самом деле трое. Чтобы заставить себя слушать, Наруто-кун сражался и зачастую вбивал в противника свои идеалы. Этот путь не подходил Хинате, и не только потому, что она физически слабее. Перерастя детский восторг от кумира, Хината решила для себя: насилие не должно являться ключом к решению конфликтов. — Я завела разговор о равноправии не для того, чтобы плодить обиды, — продолжила она. — Мне необходимо узнать, насколько важными вы видите мнение и ценности каждого из нас троих. Если они вам не важны… что ж, в таком случае нам не прийти к пониманию. Дейдара молчал: исподлобья, выжидательно смотрел на Итачи. Тот негромко произнёс: — Можно не быть на равных правах изначально, но заслужить их поступками… — Да понял я, понял, что ты не одобряешь мои действия! — Дай закончить, — перебил его Итачи, взглянул на Хинату. — Вы помните, как началось наше знакомство в приюте годы назад? Я и Дейдара объединились, чтобы вывести Хинату на чистую воду. И пусть с Дейдарой я был на сравнимой… ступени, именно ты, Хината, стала мне равной. Почему, как думаешь? — Из-за связи, которую мы сформировали, — ответила она с мягкой улыбкой, вспоминая те годы. Итачи кивнул. — Существуют связи, которые уравнивают даже совершенно разных по статусу людей. Но они не возникают на ровном месте, — он снова повернулся к Дейдаре, наблюдавшему за ними со всё растущей напряжённостью. — Скажи, Дейдара, сделал ли ты хоть что-нибудь, чтобы создать подобную между нами? — А ты? Ты-то что сделал, а?! — ощетинился он. Итачи и глазом не моргнул. — Весной первого курса я не бросил Джеймса, которого ты зовёшь своим братом, в глубоких подземельях: вытащил из ловушки, не дал разбиться, не позволял сдаться и погибнуть, пока преподаватели нас искали. В прошлом году после зимних каникул я предложил тебе совместную тренировку. Этой зимой после Рождественского бала я обратился к тебе за помощью в сборе информации. Так что не обвиняй меня в том, что я не пытался. С замиранием сердца Хината смотрела — и не верила своим глазам: Дейдара потерял дар речи. А Итачи тем временем безжалостно продолжил: — Я дал тебе столько возможностей, сколько не давал даже Кисаме. Я закрыл глаза на все годы твоей беспричинной ненависти ко мне. Я закрыл глаза на твою попытку убить Саске. И что взамен? Слепая твердолобость и проколы, недостойные и генина. — Я не считаю то, что сделал, проколом!.. — Ты должен был прежде, чем сделать, обсудить это с нами, — сказала Хината. Дейдара дёрнулся и посмотрел на неё, как на предательницу. Это удивило, но и согрело сердце надеждой. Держа руки показательно на виду, Хината сделала шаг к нему: — Я не имею в виду, что ты обязан был спрашивать разрешения: я про настоящее обсуждение. Равного с равными, — она повернулась к Итачи и нажала тоном: — Товарища с товарищами. — Ты сладко заливаешь, химе-чан, — буркнул Дейдара, тоже поглядывавший на Итачи, но взглядом смутным, растерянным. — Как будто я не знаю, что ты предложишь, мм! «Давайте устраним утечку и будем жить дружно!..» Так вот: хрена с два. Я не откажусь от друга, потому что Итачи, видите ли, не спится спокойно, если маги знают о нашем мире. — Дело вовсе не в спокойном сне… — Пожалуйста, хватит! — перебила Хината, повысив голос. — Вы оба уже высказали, чего хотите. Теперь моя очередь. И вновь оба уставились на неё выжидательно: Дейдара — с удивлением, Итачи — с неподдельным интересом. Хината набрала в грудь воздуха, на миг задержала, успокаивалась, — а после заговорила: — Уже после того, как вы оба умерли в нашем мире, Пейн, лидер Акацуки, напал на Коноху, — Итачи словно заиндевел, запоздалая тревога мелькнула в его глазах: Хината не говорила брату об этом раньше. — Мощь Пейна была запредельна, и даже сильнейшие шиноби деревни не могли ничего противопоставить его силе. Столькие погибли в тот день… и та его техника, буквально стёршая деревню с лица земли… Хината невольно поёжилась: воспоминания нахлынули леденящей кровь волною ужаса. То, что испытали все жители Конохи в тот день… Лично для Хинаты это оказалось даже хуже, чем сражаться на настоящей войне. Находясь на фронте, шиноби готов встретить смерть — но вот когда смерть неожиданно приходит в его мирную, безопасную деревню… — Пейн пришёл за Узумаки Наруто, и Наруто-кун мужественно принял бой, попросив никого не вмешиваться. Он сражался храбро, но Пейн был слишком силён. В какой-то момент Наруто-кун оказался обездвижен, практически схвачен… И тогда я встала между ним и Пейном. — Ты что сделала?! — у Дейдары аж челюсть отвисла. Хината слабо улыбнулась и пожала плечами, но посмотрела при этом на Итачи. А брат не отрывал от неё горящего взгляда, в котором было столько всего, что Хинате очень захотелось подойти и обнять, заверить, что всё хорошо. Чувства комом встали в горле, но Хината решительно их сглотнула: сперва ей нужно было закончить. — Наруто-кун — очень особенный человек для Конохи: он является средоточием нашей общей мечты о мире, ключом к её осуществлению. Я вышла на бой с противником, которому не ровня, чтобы защитить дорогого человека; защитить нашу мечту о мире. Такова моя решимость, — она стиснула кулачок, прижала к груди. — И пусть наша родина осталась в прошлом, моя мечта всё та же: я хочу добиться мира, взаимопонимания между людьми. Раньше я её достигала, помогая по мере сил Наруто-куну, но теперь я сама за себя. И вот моё решение, — запустив руку во внутренний карман тёплой мантии, Хината достала тряпичный мешочек. Из него аккуратно извлекла вещицу, которую ей по просьбе дала Мора-сенсей. — Что это? — спросил Дейдара. — Трикветр, — Хината аккуратно взяла за один из кончиков и вытянула к ним металлический символ: переплетение трёх лепестков, созданное непрерывной линией. — Это символ триад: жизни, смерти и воскрешения; прошлого, настоящего и будущего; земли, огня и воздуха; тела, разума и души; это… — она посмотрела на Итачи, на Дейдару, — может стать нашим символом. Как лист, некогда объединявший меня и Итачи; как алые облака, которые некогда объединяли вас. Подойдя, Дейдара взял безделушку из её руки и рассмотрел. В отличие от него, Итачи не шелохнулся; только Шаринган на миг вспыхнул в глазах, изучая, крепко запечатлевая в памяти. — Символ транслирует некую идею. Какую ты предлагаешь? — Идею союза трёх равноправных шиноби, мнение и ценности каждого из которых одинаково важны, — сказала Хината. — Я поэтому спросила вас раньше, как вы видите наши отношения. Вы помните: тогда, в самом начале, в приюте, мы попытались ненадолго притвориться, что не связаны друг с другом. Ты ушёл, Дейдара, а с тобой, Итачи, мы не разговаривали… И всё равно жизнь или, может быть, судьба столкнула нас вновь. И, я это чувствую, будет сталкивать снова и снова, какие бы пути мы ни выбрали. Я не знаю, как и почему мы оказались после гибели в этом мире, однако, быть может… нет, я уверена, что мы связаны, как вершины этого трилистника. Действуя вместе, мы добьёмся куда большего, чем игнорируя существование друг друга или враждуя. Вместе мы достигнем мира. Не сдержавшись, Дейдара хмыкнул — Хината невесомо коснулась его руки, как часто делала, чтобы успокоить и приободрить Рея, попросить довериться. В ответ получила два настороженных взгляда, однако не отступила, мягко сказала: — Разве не этого вы оба хотите? Может, не так определяете для себя, но… Дейдара, безопасность для близких, верно? Итачи, безопасность нашего мира, защита сведений о его существовании? И то, и другое осуществимо, если не будет войны, тучи которой сгущаются над нашими головами, — и она имела в виду как ситуацию в мире магов, так и их собственные отношения. Они это поняли; Дейдара сказал: — Я не хочу войны, с вами уж точно. Сердце затрепетало, и Хината подалась к брату: — Итачи?.. — Я не люблю войны, — негромко признался он. — Однако нашей — быть, если мы не придём к соглашению касательно Рабастана. Дейдара сверкнул глазами. — Я не позволю ему навредить. — Вредить ему не нужно! — поспешила сказать Хината. — Нужно лучше защитить его разум… и крепче привязать его ко всем нам троим, — она взглянула на Итачи нерешительно: подозревала, эта часть ему придётся не по нраву особенно. — Разве у твоего символа не три угла? — Три, и я предлагаю заключить между нами троими пакт, который учтёт ценности каждого из нас, призовёт принимать во внимание. Однако затем… почему мы не можем расширить число принёсших клятву, может быть, в несколько ином формате? Почему не можем создать свою… — она чуть было не сказала: «Коноху», мечту о лучшем будущем. — Свой орден? — вспомнила она более подходящее этому миру слово. — Орден Трикветра, несущий мир во всём мире, а упирающимся запихивающий его в глотки? — Дейдара хмыкнул. — У меня прям дежавю! Только вербовщик на этот раз поприятней. — Я никого не вербую, всего лишь предлагаю идею для обсуждения! — заверила Хината. — Идея заебись, химе-чан, вот только мне сложно поверить, что он, — Дейдара ткнул пальцем в сторону Итачи, — согласится без задних мыслей. — Каких, к примеру? — флегматично уточнил Итачи. — Запудрить мне мозги? Отвлечь, расслабить, заманить в ловушку и прикончить? Я могу придумать много вариантов: я слишком близко знал Сасори, ага. — Но ты же ему как-то верил? Вот и мне поверь. И вот уже во второй раз за разговор Дейдара утратил слова. Помолчал, проморгался — а затем вдруг зашёлся хохотом: таким сильным и звонким, что Хината обеспокоенно подалась к нему. — Дейдара, ты?.. — Коноха, я с вас хуею! — пробормотал он, утирая навернувшуюся слезу. — У вас чё там в деревне курят, а? Первый Хокаге оставил потомкам какую-то особенную траву?.. — наткнувшись на острый прищур Итачи, Дейдара умерил пыл, сказал серьёзнее: — Ты в душе не ебёшь, через что мы с Сасори прошли, чтобы начать доверять друг другу. Это заняло годы напряжённой притирки. — Надеюсь, ты не считаешь, что единственный имеешь подобный опыт? — О? Хочешь сказать, Кисаме не сразу согласился бегать за тобой собачкой?.. Итачи сверкнул глазами, и на поляне вмиг стало труднее дышать: тяжёлая огненная Ки растеклась между деревьями, заставив Хинату ойкнуть, а Дейдару замереть в рефлекторной стойке ожидания атаки. Однако Итачи не сдвинулся с места, даже не активировал Шаринган. Дейдара на это среагировал странно: вздрогнул, и на лице его вместо облегчения отразилась причиняющая боль досада. Что удивительно, направлена она была на него самого. — Звиняй, — буркнул Дейдара, отмахнулся от упавшей на глаза чёлки. — Извиняю, — отчеканил Итачи. — Впрочем, ты прав в том, что доверие напарника и к напарнику добывается тяжёлым трудом. Даже имейся желание… есть ли у нас на это время? — Есть другой способ, — осторожно вставила Хината. — Я понимаю, что вам непросто поверить друг другу на слово. В таком случае, почему бы не подкрепить слова магией? «Ты же признал за достойную клятву товарищества с Реем», — мысленно добавила она, поймав настороженный взгляд брата. Это было одним из элементов её плана с самого начала. Итачи понял её намёк. — Мы не можем привлекать магов, Хината. — Нам и не придётся. Я проведу обряд. — Ты? — вслух удивился Дейдара, а Итачи — одним только взглядом. — Я справлюсь, — пообещала Хината, сжимая металлический символ в ладони. — Через месяц будет Белтайн, один из лучших дней в году для подобных ритуалов: тогда всё колдовство усиливается. Я уже очень многому научилась у Моры-сенсей и за оставшееся время как следует подготовлюсь. А ещё мы вместе составим текст клятвы, который устроит всех. Только скажите, что нужно начать готовиться! Она замерла, часто дыша, прижимая сомкнутую на трикветре ладонь к груди. Только бы они признали её равной, только бы доверились, только бы!.. — Я вижу Рабастана своим напарником, — наконец сказал Дейдара. — Конечно, нужно ещё подучить, натаскать… но я знаю, что могу полагаться на него. Если мы трое будем на равных правах, я приведу Рабастана в этот твой орден вершителей добра. И… — он запнулся; не сразу нашёл в себе силы выдавить следующие слова: — мы вместе убедимся, что с ним инфа о нас сохранна, да. — Тебя это устроит, нии-сан? — поспешно уточнила Хината, а сердце рвалось из груди. Ну же, брат, пожалуйста!.. Он смотрел на Хинату и Дейдару, но казалось — вглубь себя. Неужели опять советовался с призраками в голове? Что нашепчут они ему?.. — Я согласен попытаться, — ответил Итачи, и его тон был ровен и бесстрастен: не понять, лжёт он или искренен. — Однако если за ближайший месяц произойдёт утечка… — Не произойдёт, — перебил Дейдара. — Я тебе это обещаю. — В таком случае, Хината, ты можешь начинать подготовку. Над текстом клятвы поработаем отдельно. Впервые за разговор Дейдара посмотрел ему в глаза — и кивнул. Итачи твёрдо кивнул в ответ и, развернувшись, зашагал прочь с лесной прогалины. Всё случилось так быстро, что Хината растерялась. Нервно помотав головой из стороны в сторону, поспешила было за братом, как оклик её остановил: — Эй, химе-чан! — она обернулась, и Дейдара, улыбнувшись, беззвучно произнёс: — Спасибо.