Связи с другими людьми… Что за значение несло в себе это определение для Итачи?
Связи — это слабости. Обладая знанием, к кому человек привязан, становится легко им манипулировать.
Связи — это тяжёлый труд. Если возникают они порою даже на ровном месте, их поддержание требует серьёзного вложения моральных ресурсов.
Связи — это причина жить. Когда собственный путь потерян, жизнь для других может стать альтернативой бессмысленному существованию.
— К какому определению ты склоняешься сейчас? — спросил Шисуи, сидевший рядом с ним на энгаве.
Итачи ответил не сразу. Задумчиво глядя на цветущую сакуру, он неспешно покручивал между пальцами маленький металлический символ: трикветр, непрерывное переплетение линий о трёх углах, который сестра предложила сделать
их символом.
— Я знаю, к какому ты хочешь меня склонить. Однако не думаю, что оно мне подходит. По крайней мере, не в том виде, который ты имеешь в виду.
— Ты всегда предпочитал жизнь для других.
— За исключением Саске — для абстрактных других: для Конохи в целом, а не конкретных её жителей. Что есть Коноха? Это идея; мечта о мире; образ жизни, отличный от Сенгоку Джидай. Нечто
большее.
— Пахнуло снобизмом, — легко пошутил Шисуи. Итачи возразил:
— Это не так. Это… — дворик перед ними исчез, и на смену ему пришло поле боя, усеянное трупами.
Одно из первых осознанных воспоминаний Итачи. Ему тогда было четыре года.
— Познанная война меняет людей, их систему ценностей. И вариантов всего два: человек ставит на первое место либо себя, либо других. Но последнее находится на грани самопожертвования, возможности смерти — шага, на который даже среди шиноби не каждый решится. Большинство струсит и найдёт сотню причин, почему они должны продолжать жить. Когда встаёт выбор: принести себя в жертву благу селения или же продолжить цепляться за собственное существование, отговариваясь важностью каких-то личных устремлений, жестокостью собственноручного причинения горя близким, — большинство выберет второе.
— И правильно сделает, — произнёс Сасори, возникнув в саду. Прислонившись спиной к стволу сакуры, он негромко продолжил: — Каждый человек — это замкнутая ячейка социума, самоцель которой — поддержание себя. Жизнь является главным сокровищем, а её сохранение, заложенное на уровне рефлексов, — мотивом существовать.
— Жизнь ради жизни?
— Конечно. Со смертью для человека всё кончается и наступает великое пустое Ничто. Разве имеется для человека от него выгода? Удовольствие? Смысл? Нет, разумеется; оно потому и зовётся «ничем». Жизнь есть непрестанная борьба за отдаление момента, когда всё утратит смысл.
— Однако случается, что существование само по себе теряет для человека смысл, — заметил Итачи.
— Это от лени. Вокруг столько смыслов — выбирай любой, — Сасори чуть склонил к плечу голову. — Помнишь: ригидность планов — ключ к их краху.
— С целями то же, — вставил Шисуи. — В родном мире у нас зачастую слишком мало времени: шиноби чаще умирают молодыми, в лучшем случае успев достигнуть единственную цель — обычно это и есть кульминация их жизней. Здесь мир другой, маги легко живут по сотне лет. Само собой, нельзя при наличии такого времени впереди стремиться лишь к чему-то одному.
Под их внимательными взглядами Итачи устало вздохнул.
— Майкл… Майкл! Просыпайся!
Итачи распахнул глаза, и в них тут же ударил солнечный луч. Спешно прищурившись и заслонившись от него рукой, Итачи перевёл взгляд на тронувшего за плечо товарища.
— Вставай, нам скоро выдвигаться! — Рейнальд отступил на шаг. Уже полностью одетый, он источал нетерпение; сцепив руки за спиной, перекатился с пяток на носки и обратно. — Завтрак уже подали.
— Встаю, — отозвался Итачи и выбрался из-под одеяла, опустил ноги на мягкий прикроватный ковёр. В комнате было свежо: эльфы Мальсибер-холла приметили его любовь к чистому воздуху и ночью держали приоткрытой одну из секций окна. За ним виднелось по-весеннему светлое небо; с улицы доносились щебет птиц и собачий лай.
Пока Итачи одевался, Рейнальд отошёл к окну и притворился, что возня псов его занимает. Не уходил: по всей видимости, хотел ещё что-то сказать, обсудить. Собирая волосы в хвост, Итачи легко подтолкнул:
— Собрание будет большим, верно?
— Очень! — мгновенно повернулся к нему Рейнальд; его скулы пылали румянцем. — Нас пятеро, бабушка Джемма, которая сейчас живёт на вилле, пять Паркинсонов, мистер Трэверс, семеро Флинтов — восемь, если считать с младенцем… Такого на моей памяти не было!
— Что наводит на мысли о серьёзности ситуации, — озвучил Итачи то, о чём Мальсибер однозначно думал.
— Значит, не одному мне так кажется… — проговорил он скорее для себя с нескрываемым удовольствием. — Как думаешь, чего взрослые добиваются? Ведь не просто хотят что-то обсудить: тогда бы не взяли с собой несовершеннолетних.
— Полагаю, в первую очередь это всё-таки связано с парламентскими выборами, — Итачи поймал взгляд товарища в зеркале. Рейнальд ответил ему наклоном головы и сосредоточенным вниманием. В последний раз поправив мантию, Итачи развернулся к нему. — В разгар политических противостояний необходимо знать, на кого и как сильно можешь рассчитывать. И наиболее надёжной опорой нередко становится клан.
— Согласен. Но всё равно не понимаю, зачем собираться всем, — Рейнальд пожал плечами, чтобы подчеркнуть свой скепсис. — Взрослые уже давно обо всём договорились. Мистер Паркинсон и мистер Трэверс, по сути, ведут кампанию моего отца.
— А что Флинты? — вскинул бровь Итачи.
— Я полагаю, тоже его поддерживают, — в тоне Рейнальда промелькнуло лёгкое сомнение. Ему Итачи кивнул; разжёвывать посчитал излишним и добавил:
— Что же касается нас, полагаю, старшим выгодно, чтобы младшее поколение клана не теряло связи. Я бы не сказал, что ты так же близок с младшими Паркинсонами, как твой отец с их отцом.
— Хм… Возможно, ты прав, — подумав, согласился Рейнальд. — Кроме того, есть ещё вы с Хлоей: часть клана лишь с недавних пор.
— Следовательно, мы можем рассчитывать, что, пока старшие будут обсуждать политику, младших будут пытаться сдружить.
— Хочу на это посмотреть! Гектор, конечно же, сразу потеряется с Евой, её старший брат — с женой и младенцем-сыном… Нам же с вами останутся в компанию Криспин и Геката.
Итачи безразлично пожал плечами: не намеревался заниматься установлением связей, которые его не интересовали.
За несколько дней до пасхальных каникул профессор Мальсибер пригласила Итачи, Хинату и Рейнальда к себе на чай и сообщила, что они все на неделю отправляются в Рим: погостить на вилле у бабки Рейнальда. Там же предполагалось собраться ещё нескольким семьям ближайших родственников Мальсиберов — их клану.
Итачи не был уверен до конца, как относится к данному событию. С одной стороны, он рассчитывал провести каникулы иначе: за тренировками с Реджинальдом и Рейнальдом. С другой, Мора описала Рим как весьма занимательный город, имеющий немало магических ресурсов, архивов и музеев, к которым Мальсиберы имеют неограниченный доступ. С третьей, Итачи всерьёз рассматривал идею отлучиться на день в Годрикову Впадину: заявившись, напроситься в гости к Поттерам и, пока Хината будет отвлекать Дейдару, поискать его страховку. С четвёртой, Итачи предпочёл бы провести больше времени наедине с сестрой.
На переговорах с Дейдарой Хината поступила ровно так, как Итачи и рассчитывал, однако способ, которым она предложила достигать цель, его удивил. Равноправный союз, скреплённый магической клятвой, был интересным ходом.
Хината хотела объединения. Дейдара — равных в нём прав. Сам Итачи — гаранта надёжности. Своим предложением сестра ухитрилась учесть пожелания каждого из них.
«У неё имеются важные задатки, напрочь отсутствующие у тебя и Дейдары, — прошелестел в голове голос Сасори. Закончив сборы, Итачи стал вместе с Рейнальдом спускаться на завтрак, но товарищ молчал, задумавшись, и было время подумать самому. — Девчонка обладает сильной эмпатией, состраданием ближним. Более того… знаешь, есть такая категория — человек-вода: приятный, живительный, принимающий любую предоставленную форму. Из таких выходят великолепные шпионы».
«Но не из Хинаты, — возразил Итачи. — Влияние на неё Наруто было слишком сильно, и Хината отдаёт предпочтение прямым и явным действиям, не манипуляциям из тени».
«Меняться никогда не поздно».
«Да ведь?..» — мягко уточнил Шисуи.
В этот момент Рейнальд толкнул двери столовой, и Итачи полностью вернул себя в реальность. Просторная трапезная была затоплена светом — Итачи вновь пришлось щуриться. Обогнув длинный стол, он сел спиной к огромным, практически во всю стену окнам и негромко поприветствовал Хинату и Мору, уже поглощённых завтраком и разговором. Профессор отрывистым кивком обозначила, что услышала его, а вот сестра повернулась и одарила улыбкой, полной радости и умиротворения.
— Возвращаясь к твоему вопросу, — сказала Мора, чуть повысив голос, не давая Хинате полноценно отвлечься. — Ритуалы можно проводить на любом языке. Люди умудряются даже на кокни творить такие чары, что всем Отделом тайн распутывают. Важно то, какой язык лично ты лучше чувствуешь, улавливаешь нюансы. Я, например, в совершенстве знаю латынь, но для ритуала всегда предпочту древнегерманский.
— Постой, ты учишь Хлою ритуалистике?! — поразился Рейнальд. Итачи же слегка сузил глаза, глядя на сестру предостерегающе и пытливо.
— Конечно. Каждая уважающая себя ведьма обязана владеть хотя бы простейшими ритуалами, — размазав масло по тосту, Мора указала на сына ножом. — Ну-ка, что будет через месяц?
— Белтайн, — без запинки ответил Рейнальд.
— И какие ритуалы проводятся в это время?
— Зависит от меры испорченности колдующего: Белтайн подходит как для защитных ритуалов, так и для проклятий и приворотов, — Рейнальд насупился. — Я хорошо знаю теорию, мама, и не отказался бы от практики.
Но Мора только хмыкнула:
— Тебе, что ли, делать больше нечего? Мне казалось, твой отец нашёл вам с Майклом достаточно занятий.
— Но разве мне как главе рода однажды не придётся?..
— Ритуалам, которые тебе придётся проводить как главе рода, тебя обучит отец, — отрезала Мора. — Законсервированная родовая ритуалистика и то, чему я учу Хлою, — две совершенно разные вещи!
— Почему бы мальчикам не обучаться вместе со мной? — мягко спросила Хината, заметив: Рейнальд близок к тому, чтобы взорваться.
— Потому что у магов и ведьм исконно различаются специализации. Женщины традиционно были хранительницам очага, и это крайне обширное понятие: они отвечали не только за очевидные вещи вроде обустройства быта и воспитания детей, но и за всевозможные ритуалы: защиту дома, привлечение удачи, отпугивание нежити, повышение урожая, отвод болезней… я могу продолжать бесконечно. Мужчины же добывали еду, ресурсы и защищали семью более активными методами: вступали в схватки, вели политику, — Мора строго уставилась на сына. — Чтобы преуспеть в любой их этих областей, нужно потратить годы на обучение и тренировки. Разве не лучше быть лучшим в чём-то одном, чем посредственностью во всём?
— И так мы получили знаменитые родовые специализации, — проворчал Рейнальд.
— Мне не нравится сарказм в твоём тоне, ребёнок. Не смей недооценивать важность родовых и гендерных специализаций. Если гендерные, в рамках семьи, повышают её общую эффективность, то родовые способствуют коллаборации семей между собой. К примеру, недавно сформировавшийся клан Блэков-Малфоев-Лестрейнджей: вместе они представляют куда более внушительную силу, чем по отдельности.
— Твой посыл заключается в том, что если я воин, мне ни в коем случае нельзя становиться ещё и ритуалистом, только бы не сделаться хуже в главной специальности?
— Полагаю, многое зависит от способности каждого конкретного человека к обучению, — задумчиво вступил Итачи в дискуссию, за развитием которой наблюдал с интересом. — Потенциал большинства ограничен способностью на высоком уровне освоить одну-две специальности. Чем меньше их, тем больше фокус внимания и внутренних ресурсов на каждой отдельно взятой. Для общества выгодно иметь большинство индивидуумов в качестве высококлассных специалистов.
— Однако лишь в том случае, если между отдельными специалистами возникают коллаборации, — вставила Хината с подтекстом, обращённым к Итачи.
— На этом традиционно строилось общество магов, — кивнула Мора. — Коллаборация мужчины и женщины давала хорошо функционирующую семью, способную продолжить род. Коллаборация между родами со смежными специальностями порождала кланы, заточенные под конкретные разделы магии, — тут Мора не сдержала сокрушённый вздох. — Мы практически потеряли это. Нынче всем подавай политические выгоды, о магии никто не думает.
— Но вы ведь думаете, — Хината тепло, ласково улыбнулась учительнице. — И пока есть люди, подобные вам, традиции не умрут.
«Пусть, может, им и следует», — подумал Итачи, но смолчал: сестре нужно было держать Мору в хорошем настроении, чтобы та подсказала, как провести задуманный Хинатой ритуал; и столь явно саботировать её усилия — нарываться на ссору. Ссориться с Хинатой Итачи не хотел.
И вместе с тем… Вспомнился родной мир. В реальности шиноби традиция — жизнь войной, прогресс через страдания и боль, отказ от связей, обезличенный индивидуализм и беспрекословное следование приказам сверху. Эта система и породила круги ненависти, против которых Узумаки Наруто, кумир Хинаты, так отчаянно боролся всю жизнь. Интересно, сестра не видит противоречия? В родном мире она поддерживала Наруто, а значит, слом традиционной системы и установление новой, менее кровавой. В мире же волшебников она поддерживает Мору, с упорством и злым отчаянием хватающуюся за отмирающие традиции. Или Хината это делает только для того, чтобы обзавестись необходимыми знаниями? Хотелось бы верить…
Мысленный поток оборвался: Итачи заметил, какими глазами Рейнальд смотрел на Хинату. Словно на совершенство.
— Доброе утро, — в столовую вошёл Реджинальд, сосредоточенно-хмурый, со свёрнутым в трубку журналом в руке. Проходя мимо Моры, он словно хотел что-то сказать и сделал лёгкое движение, будто чтобы положить журнал перед ней, — в последний момент передумал, занял своё место во главе стола. Хината тоже заметила.
— Что-то произошло, мистер Мальсибер? — спросила она, и тон её балансировал на идеально выверенной грани наивности, искреннего тепла и более чем прагматического интереса. Самое удивительное в том, что Хинате он удавался совершенно естественно.
«Из неё бы вышел прекрасный шпион…»
— Уолтер Шафик, мой главный оппонент, заказал статью про их семейное предприятие, — Реджинальд бросил журнал, оказавшийся свежим выпуском «Бизнес-мага», на стол, и стал виден заголовок: «С палубы в контору: как ковалось самое прибыльное предприятие Южной Англии».
— Она тебе вредит? — спросил Рейнальд, быстро вовлекаясь в новый разговор. Итачи импонировала в нём жадность до сведений.
— Она делает ровно то же, что нанятая Паркинсоном и Трэверсом журналистка сделала для нашего рода: описывает массу трудностей на пути честных трудолюбивых магов, — Реджинальд метнул на журнал раздражённый взгляд. — Либо всех репортёров нынче учат по одному шаблону, либо человек Шафика копирует нашего.
— Копирования достойно то, что работает, — заметила Хината.
— А людская память коротка. Если скормить, фактически, им одно и то же с разницей в две недели, запомнят они последнее.
Никто не ответил: Хината обозначила сочувственную улыбку, Рейнальд серьёзно кивнул, а Мора была слишком поглощена собственными мыслями, чтобы отвлекаться на мужа.
И Мора, и Реджинальд были добротными функциями в правильном, на их взгляд, устройстве семьи волшебников. Собственные родители Итачи были чем-то на них похожи: Фугаку был сильным доминантным мужем, Микото — тихой покорной женой. Но делало ли идеальное соответствие общественным шаблонам их счастливыми? Пожалуй, что нет. Итачи помнил из детства, как учтиво-отстранённо вели себя друг с другом родители. Однако разве им никогда не хотелось иного, большего?..
«Интересные мысли».
«Я просто анализирую», — отмахнулся Итачи и наконец приступил к завтраку.
Он заканчивал, когда появился эльф-домовик и с поклоном доложил Реджинальду о прибытии министерского сотрудника.
— Вовремя, — одобрительно кивнул старший Мальсибер и, поднявшись, приказал эльфу: — Доставь все вещи на крыльцо. Вы тоже выходите, как будете готовы, — добавил он сидящим за столом и удалился.
— Всё-таки портал? — едва за ним закрылась дверь, спросил Рейнальд у матери. Мора кивнула:
— Это лучший способ перемещения на такие расстояния.
— В чём отличия разных способов? — заинтересовался Итачи.
— Да много в чём: во времени, удобстве, цене, задействовании магических ресурсов… — видя, что вопрос не исчез из его взгляда, Мора начала объяснять: — Ладно, давайте по порядку. Сперва отметём способ для тех, у кого ни гордости, ни таланта: магловский.
— А разве в Хогвартс мы путешествуем не исконно магловским поездом? — поддел Рейнальд, явно ещё не забывший обсуждения ритуалистики.
— А разве я сказала, что считаю его достойным? — скривилась Мора. — Конечно, доставка в школу сотен детей — задача нетривиальная, и во времена, когда все добирались своим ходом, было немало эксцессов. Но Министерство вместо того, чтобы дисциплинировать детей, унифицировать внешний вид забирающих их порталов, выделить больше сотрудников Отдела транспорта для контроля этого процесса, пошло по пути наименьшего сопротивления и ввело в обиход «Хогвартс-Экспресс».
— Я всегда гадала: разве это не неудобно для ребят, живущих, к примеру, в самой Шотландии? — сказала Хината. — Всё же им до Хогвартса не в пример ближе, чем до Лондона.
— Вот именно поэтому я и говорю, что Министерство думало лишь о своём удобстве!.. — Мора прервала саму себя, дёрнула плечом. — Мы отошли от темы. Итак, магические методы перемещения на дальние расстояния. Рей?
— Трансгрессия, порталы, каминная сеть, — без запинки ответил он.
— Трансгрессия — это хорошо, но в то же время опасно, и у неё есть два принципиальных ограничения. Первое: чем больше расстояние путешествия и масса переносимого, тем больше сил и концентрации требуется для осуществления переноса. Простой пример: лет шестьдесят назад специалисты провели серию экспериментов и выяснили, что среднестатистический совершеннолетний, только получивший трансгрессионные права, не может прыгнуть без расщепа дальше ста двадцати миль: это примерно как от Лондона до Бирмингема. Среднестатистический маг с трансгрессионным опытом в десять лет без расщепа сделает в среднем двести пятьдесят миль: это от Лондона почти до границ с Шотландией, — после чего корреляция между годами опыта и максимальным расстоянием одномоментного переноса прекращает быть линейной и выходит на плато. Волшебники вроде меня и Реджи при необходимости перенесутся отсюда в Хогсмид, но такие находятся в спектре отклонений от нормы.
— Если от Лондона до Рима приблизительно девятьсот миль, это означает, среднестатистическому магу придётся иметь как минимум три промежуточных пункта для переноса, — подсчитал Рейнальд.
— Твой отец, когда путешествует в Рим один, использует как опорные точки Париж и Женеву, но, если сделает все три скачка за раз, будет потом восстанавливаться пару дней. Чем больше трансгрессионных скачков и расстояние в каждом из них, тем больше затрата ресурсов. И, помимо того, в силу вступает второе ограничение. Оно состоит в том, что для трансгрессии нужно чётко представлять место, в которое хочешь переместиться. Это относится к концентрации, но также и к обязательности знания итоговой локации. Практически невозможно трансгрессировать в неизвестное место. Исключение составляют дети, у которых случаются неконтролируемые магические выбросы, и опытные волшебники, специально тренировавшиеся перемещаться по географическим координатам. По закону, для подобного нужно проходить отдельный обучающий курс в Отделе транспорта и сдавать экзамен. Разумеется, за деньги, и немалые.
— Хм, — Рейнальд задумчиво провёл рукой по волосам. — По всему выходит, что трансгрессия на дальние расстояния — вариант, мягко говоря, не для всех.
— Вот именно. Поэтому предпочтение отдаётся каминам и порталам. С каминами отдельная тема: их сети находятся в ведении Министерств. Одно из положений Международной конфедерации магов на законодательном уровне запрещает связывать частные камины из разных стран. Для перемещения между странами существуют так называемые дипломатические камины, находящиеся в Министерствах своих государств. Из этого следует несколько выводов… Кто рискнёт?
— Отсутствие прямой связи между точками требует использования промежуточных пунктов, — мгновенно сказал Рейнальд. — На использование дипломатических каминов наверняка нужны специальные разрешения, и каждое будет стоить денег.
— Что также означает возможность для Министерств контролировать перемещения индивидуумов и ограничивать их, если сочтут нужным, — добавил Итачи.
— Могу себе представить, как это бесит некоторых чистокровных, — хмыкнул Рейнальд.
— Меня бесит, — с абсолютно идентичным его выражением лица ответила Мора. — Как совершеннолетняя ведьма я вольна распоряжаться собой, а значит, и своими перемещениями. Поэтому я предпочитаю порталы, у которых практически нет ограничений ни по расстоянию, ни по весу переносимого. Кроме того, портал я могу сделать сама в любое удобное мне время и место.
Рейнальд захлопал глазами:
— М-м… а разве создание порталов частными лицами, не Отделом транспорта, не запрещено?
Мора бросила на него раздражённо-укоризненный взгляд, и её сын потупился. Хината ласково коснулась его руки, не спеша вербально вмешаться. Итачи тоже предпочёл молча слушать.
— У запрета на их создание, — медленно, веско произнесла Мора, — есть более чем объективные причины. Портал — это крайне сложный артефакт сам по себе, и, естественно, чем на большее расстояние он должен переместить, тем сложнее его сотворить. В случае ошибки последствия очень серьёзны и разнятся в зависимости от того, на какой стадии создания был допущен прокол. Если упрощать, — добавила она, обращаясь к Итачи и Хинате, — чтобы сотворить портал, предмет нужно сперва сделать концентратором магии: без большого количества энергии перенос не осуществить. Затем — придать свойства двери в подпространство, через которое происходит перенос…
На этом месте Итачи чуть подался вперёд: прозвучало очень похоже на Камуи, способность Мангекё Шарингана Обито.
— …Затем — направить через подпространство к определённой точке. И, наконец, сформировать выход в неё. Это не так-то просто, — Мора вновь повернулась к сыну, неуютно поёрзавшему на стуле. — Однако я являюсь специалистом в артефакторике и вполне способна не облажаться ни на одном из этапов.
— Я в этом и не сомневался, — осторожно огрызнулся Рейнальд.
— Однако же мистер Мальсибер сейчас встречается с сотрудником Министерства… — произнесла Хината с полунамёком.
— Потому что не хочет встрять ни в какую историю. Если противники Реджи прознают, что мы воспользовались несанкционированным порталом, это серьёзно ему навредит.
Вдруг раздался стук в окно, и все обернулись: за стеклом стоял Реджинальд и требовательно глядел на семью. Рейнальд тут же подскочил, а Мора сказала:
— Что-то мы заговорились, — и жестом призвала всех следовать за собой.
К тому времени, как они вышли, Реджинальд вернулся на крыльцо, где эльфы сгрудили несколько саквояжей, чемодан и клетку с совой. Отвернувшись к самшитовому лабиринту, Реджинальд хмурился.
— Что такое? — спросила у него Мора.
— Блэк творит что-то странное… Поллукс, — тихо, рассчитывая, что младшие не услышат, ответил ей Реджинальд. Итачи, впрочем, прекрасно всё слышал и сосредоточил внимание: Поллукс, глава Отдела транспорта, выглядел одним из самых слабых звеньев рода Блэк. — Присланный им сотрудник Транспорта пытался выдать мне портал за бесплатно.
— Ты же не взял?
— Нет, конечно: заплатил, как положено. Не хватало статьи в «Пророке» о том, как я беру у Блэков взятки, — Реджинальд скрестил руки на груди, сердито побарабанил пальцами по напряжённому бицепсу. — Но на мысли это наводит неприятные…
— Не думаю, что Блэки хотят тебя подставить. Скорее Поллукс — идиот, не понимающий, как на самом деле выглядят его «широкие жесты».
— Хм… Ладно, об этом можно подумать потом, — Реджинальд повернулся к терпеливо ждавшим приказа шиноби и сыну. — Возьмите свои сумки и коснитесь портала: он сработает через пару минут, — он кивнул на свиток пергамента, лежавший поверх чемодана. Когда все сделали, как он сказал, Реджинальд продолжил: — Людей на этом собрании будет много. Если с кем-то возникнут проблемы — скажите, решим. Я хочу, чтобы эта неделя прошла как можно более продуктивно.
И то, что он не использовал определений вроде «приятно» и «весело», Итачи ценил.
Сработал портал, избавляя от необходимости отвечать. Спустя бесконечные секунды перемещения их выбросило на траву: даже рефлексы не помогли Итачи устоять. Старшим Мальсиберам перенос удался не в пример лучше, но Хината и Рейнальд, как и Итачи, оказались на земле. Товарищ тут же подскочил и протянул руку Хинате, сестра с улыбкой приняла помощь. Итачи поднялся сам и огляделся.
Перед ним раскинулся идеально подстриженный газон, сбегавший вниз по пологому холму, ограниченный с двух сторон стенами кипарисов. У подножия холма простёрлось синее озеро, а позади Итачи, венчая территорию, стояла трёхэтажная вилла; окна не были зарешёчены, но часть скрывали крепкие с виду деревянные ставни, выкрашенные в тёмно-зелёный. Вилла утопала в зелени, а на выложенной плиткой площадке перед ней, окружённой цветами, в плетёном кресле сидела пожилая дама. Завидев материализовавшихся на её газоне, дама поднялась, тяжело опираясь на трость, и заслонила ладонью глаза от слепящего солнца.
— Бабушка! — Рейнальд сорвался с места, подбежал к ней и аккуратно взял в свои сухую руку. — Как же давно мы не виделись!
— Как по мне, слишком давно, — пожилая дама расцеловала его в обе щеки, а после заключила их в ладони, рассматривая лицо. — Ты так повзрослел, Рей! Таким красавцем становишься…
— Эй, не захвалите мне ребёнка! — насупилась Мора и решительно прошествовала вверх по склону. Переглянувшись, Итачи и Хината последовали за ней, пока Реджинальд отдавал распоряжения услужливо возникшим домовикам.
Пожилая дама поверх плеча Рейнальда подслеповато сощурилась на невестку:
— Зрение в самом деле стало меня подводить: не заметила ежа в саду!
— И вам доброе утро, Джемма!
— Для кого утро, а для приличных дам…
— Мама, ну хватит! — вмешался Реджинальд. Решительным, чеканным шагом он преодолел разделявшее их расстояние и поцеловал мать в морщинистую щёку, после чего повелительно махнул замершим поодаль Итачи и Хинате. — Позволь представить: Хлоя и Майкл, наши воспитанники.
— Да-да, ждала возможности поглядеть на вас, молодые люди, — всё ещё держась за руку Рейнальда, Джемма улыбнулась со сдержанной, слегка надменной вежливостью, рассматривая остановившихся перед ней шиноби. Из семейного гобелена в Мальсибер-холле Итачи знал, что матери Реджинальда шестьдесят — не слишком ужасный для магов возраст, — но выглядела женщина старее. Кто знает, что выжало из неё соки преждевременно: война ли, потеря ли мужа и необходимость в одиночку воспитывать сына, иная трагедия?.. Впрочем, немощность тела не истребила искру в глазах и воинственный дух. Когда Хината с почтением и теплом сказала:
— Нам очень приятно познакомиться с вами, мадам Мальсибер, — старая ведьма проронила, обращаясь к сыну:
— Так-так, стало быть, Реджинальд, девочка компенсирует ваше с супругой тотальное неумение льстить. А в чём хорош мальчик?
Под её пристальным взглядом Итачи даже не моргнул.
— В многозначительном молчании! — засмеялся Рейнальд, и Хината поддержала его мягким смехом. Джемма скупо улыбнулась и, опираясь на внука и трость, опустила себя в плетёное кресло. То стояло совсем рядом с пышной разноцветной клумбой — Хината подалась к ней, присела на корточки, с подлинным интересом спросила:
— Что это за цветы, мэм? Они очень красивые!..
Не слушая заверений в том, что они только что завтракали, Джемма распорядилась подать чай со сладостями — те оказались разнообразны и вкусны и примирили Итачи с невозможностью немедленно улизнуть из компании. Реджинальд глубоко задумался и выпал из разговора. Забрав у мужа выпуск «Бизнес-мага», Мора скрылась за журналом. Потеряв к старшим Мальсиберам интерес, Джемма принялась расспрашивать внука о школе, лишь изредка обращаясь и к шиноби.
Итачи видел, что Джемма приценивается к ним. Понимал причины, но никак не мог распознать окрас выводов, которые пожилая дама делала. Это было даже необычно: Итачи, как оказалось, привык к прямолинейным эмоциям Мальсиберов, всех в школе читал на раз, однако Джемма талантливо скрыла истинные мысли за светской полуулыбкой. Притом непохоже было, что непроницаемо-учтива эта дама всегда: своего раздражения Морой она не утруждалась скрывать. В случае с воспитанниками сына явно вознамерилась сперва составить впечатление и только затем выбирать линию поведения. Итачи, в рамках Слизерина насмотревшемуся и наслушавшемуся «типичных» чистокровных, этот подход импонировал… что, впрочем, вовсе не означало согласие идти на контакт.
Отрешённо рассматривая дом, Итачи ощущал, как поднимается в груди раздражение. Ему всегда были чужды семейные сборища — во многом потому, что ярчайшей к ним ассоциацией были собрания клана Учиха: их гнетущая накалённая атмосфера, гремящие в зале резкие слова, безумные предложения и ожесточённая горечь на кончике собственного прикушенного языка.
Итачи не любил собрания клана. Из них — по крайней мере, в его клане — ничего хорошего не выходило.
***
День миновал, не принеся ничего интересного: его полностью заняли скучнейшие разговоры о факультетах, уроках и студсовете, еда и экскурсии по дому и территории. Вилла во многом разочаровала Итачи: в отличие от Мальсибер-холла, она была невелика, не имела даже тренировочной площадки — обычный старый особняк в тени кипарисов и платанов, обиталище старой женщины, любительницы изобразительного искусства, музыки и цветов. Кроме Джеммы на вилле жили только два домовика и выводок ленивых котов, раскормленных и обращавших на людей мало внимания. Интерес во всём доме представляла разве что библиотека на первом этаже, полная исторических книг и каких-то каталогов и журналов, а также смежная с ней запертая комната. Однако в последнюю доступа не было ни у кого, кроме Реджинальда и Джеммы, и даже Рейнальд не знал, что скрывается за высокими дубовыми дверьми. В остальном доме не было и тени загадочности.
Неделя здесь грозила пройти впустую. Раздражение Итачи крепчало.
Поэтому следующим утром он, проснувшись с рассветом, испытал тень удовольствия, обнаружив, что Рейнальд, с которым Итачи делил комнату на верхнем этаже, уже тоже не спит.
— Тренировка?
— Да, пожалуйста! — кивнул Рейнальд с неприкрытым облегчением, откинув одеяло. — А то я проснулся по привычке, а делать нечего: псом заниматься не надо, на уроки собираться — тоже…
— Сложно менять рутину.
— И не говори! Кстати о рутине, давно хотел у тебя спросить: во сколько ты встаёшь в школе? Я обычно просыпаюсь в шесть, а тебя уже нет в спальне.
Итачи помедлил, прежде чем дать ответ: во многом потому, что на языке вертелось «Не думаю, что тебя это касается».
Пожалуй, это началось раньше, но после Рождества стало с каждым месяцем проявляться всё ярче: растущая фамильярность в отношении Рейнальда к Итачи. Если прежде держался отстранённо и вежливо, нынче Мальсибер мог хлопнуть его по плечу, подколоть прилюдно, прямо из-под руки выхватить конспект или книгу, когда они вместе готовили домашние задания, не говоря уже о совершенно, на взгляд Итачи, неуместных вопросах.
Товарищ сокращал дистанцию, и Итачи это не то чтобы нравилось.
С другой стороны, винить в этом стоило и себя в том числе. В попытках выстроить взаимоотношения с Лисанной Итачи давал слишком много воли призраку Шисуи в своей голове — и это сказалось на других контактах. И если Регулус, ловя потеплевшее отношение в свою сторону, настораживался, Рейнальд ему радовался и сам шёл на сближение.
«И что, скажи мне на милость, в этом плохого?! — возмутился Шисуи. — Рей хороший парень. Более того, он твой… ладно, ладно, не друг, но уж точно подрастающий напарник!»
«Магу не быть мне напарником», — отчеканил Итачи, нахмурившись.
«Тогда зачем ты с ним тренируешься?»
«Он должен, если потребуется, быть в состоянии защитить Хинату».
«Которая непременно приведёт его в Орден, где уже будут Дейдара и Рабастан, работающие в паре…»
«Мы решили, что
не будут, — отрезал Сасори. — Найдём письмо и избавимся от обоих. Это необходимо сделать до Белтайна, поэтому сразу после возвращения…»
«Я, конечно, согласен, что лучше меня напарника у вас быть не может, Итачи-сан, — громко перебил кукловода Кисаме, молчавший последнюю неделю, — но вы уже даёте пацану шанс, хоть и не признаёте этого. И раз уж решили снова быть избирательным в геноциде — слепите из парня себе напарника и не парьтесь».
«Он уже знает про Шаринган».
«И связан с вами клятвой».
«И является теперь, по сути, твоим названым братом, — Шисуи лукаво подмигнул. — Одни плюсы!»
Итачи глубоко вздохнул.
— Обычно я встаю в районе пяти.
— О, ты всё-таки решил ответить? — улыбнулся Рейнальд, успевший за время его внутренней беседы полностью одеться и закрепить держатель для палочки. — Если спрошу о причинах таких ранних подъёмов, получу ответ до завтрака или после?
— Вероятно, до. Но без уточнений, какого именно дня, — сказал Итачи и первым вышел из комнаты. Тихо посмеиваясь, Рейнальд последовал за ним.
В доме было тихо, но не безжизненно: тут и там слышалось копошение эльфов, в ванной рядом с хозяйскими спальнями на втором этаже шумела вода. Проходя мимо комнаты Реджинальда и Моры, Итачи обратил внимание на то, насколько звенящей была исходившая от неё тишина: верный признак заглушающего барьера. Итачи рефлекторно задался вопросом, зачем Мальсиберам заглушка, — сальный комментарий Кисаме мигом отбил желание размышлять об этом хоть секунду дольше.
На улице было свежо и приятно прохладно, изумрудный ковёр травы покрывала роса. Итачи поймал себя на желании снять ботинки и пройтись босиком, чтобы стебельки мягко щекотали стопы, а капельки влаги приятно бодрили.
«А что мешает так поступить?»
Итачи задумался — и не нашёл ни единой веской причины отказать себе в маленькой прихоти. Поэтому проворно расшнуровал ботинки, стянул их и носки и поставил на краю устланной плиткой площадки, где накануне провёл столько часов на обочине бессмысленных разговоров. Теперь площадка пустовала: плетёную мебель на ночь убрали, — только цветы всё так же окружали её пёстрым бордюром. Бутоны уже начали раскрываться, и их прилетела проверить первая пчела.
Зарывшись пальцами ног в прохладную траву, Итачи направил взгляд вниз по склону. Над озером ещё висели ленты тумана, скрывая противоположный берег и старый замок на нём. Мягко шептали, накатываясь на галечный берег, волны. В кипарисах, огораживавших территорию с боков, заливались утренними трелями соловьи и вздыхали кукушки, а лёгкий бриз приносил обволакивающий аромат жасмина.
Итачи не мог не признать, что это место красиво.
— Не холодно? — полюбопытствовал Рейнальд.
— Попробуй, — отозвался Итачи, не отрывая взгляд от озера. Немного посомневавшись, Рейнальд всё же решился: тоже снял обувь и сошёл с мощёной площадки осторожно, словно не в траву ступал, а на раскалённые угли. Впрочем, уже несколько мгновений спустя он удивлённо-довольно хмыкнул как человек, совершивший занимательное открытие, и прошёл чуть вниз по склону, с любопытством глядя себе под ноги. Спохватившись, обернулся и стыдливо признался:
— Я никогда этого не делал. В детстве за мной ходили эльфы и внимательно следили, чтобы я не заболел… — Рейнальд неловко посмеялся, пригладил волосы и сменил тему: — А не скользко будет тренироваться?
— Скользко, — подтвердил Итачи и пытливо прищурился. — Однако кто сказал, что в настоящем сражении условия всегда будут, как в учебном классе?
— Никто, — без паузы согласился Рейнальд.
В словах и действиях близких он в упор не видел подвоха.
Они размялись, после чего Итачи трансфигурировал травинки в боккены. Колдуя за пределами школы, он не боялся последствий по двум причинам. Первая, она же главная: британский Надзор не действовал на территории других государств. Вторая: Надзор сам по себе был методом ограничения колдовства лишь студентов, живших в семьях маглов: на территориях, где проживали несколько магов, эти чары сбоили и не могли точно определить, при помощи какой палочки совершено колдовство. Итачи всерьёз подозревал, что причина такого несовершенства системы наблюдения за школярами даже не в халатности Министерства, а в лобби определённых слоёв общества, имевших тенденцию передавать потомкам специфические знания на дому. Удобно, что теперь они с Хинатой могли данными преференциями пользоваться.
Итачи перекинул один из боккенов товарищу, и Рейнальд легко поймал его одной рукой. Перехватив поудобнее, пару раз на пробу взмахнул.
— Он длиннее, чем обычно.
Итачи кивнул и вызывающе улыбнулся краем губ.
— Это проблема для тебя?
— Это
не должно быть проблемой для меня, — сказал Рейнальд и занял позицию. Итачи встал напротив, внимательный и собранный. В отличие от товарища, он держал меч на вытянутой руке у бока, с остриём, указывавшим в землю.
Кисаме называл эту стойку одной из самых бесящих на свете.
—
Почему? — спросил Итачи, когда напарник поделился с ним этим мнением перед спаррингом. В тот день они собрались устроить тренировочный бой на катанах: Кисаме прихватил клинки с устранённых противников, как оказалось, нарочно: из интереса, что будет, если два признанных мастера кендзюцу сойдутся в схватке на одинаковом типе оружия.
— Уж больно недвусмысленно она демонстрирует противнику насмешку над его скоростью, — Кисаме обнажил заострённые зубы в жутковатом оскале — и нарочно опустил клинок к бедру.
Они были напарниками всего каких-то полгода и постоянно испытывали друг друга на прочность. Поэтому и Итачи принял идентичную напарнику стойку, пристально глядя ему в глаза. Никакого Шарингана, уловок-гендзюцу: только взгляд, давление им и Ки. Кисаме в ответ продемонстрировал свою — и у Итачи едва не подогнулись колени: не приглушённая, энергия Кисаме, Биджу-без-хвоста, была одна из самых жутких, что Итачи ощущал за всю свою жизнь…
В отличие от того спарринга с напарником, Итачи даже не нужно было отрываться от воспоминаний, чтобы избегать атак нового товарища. Тренировки дали ему знание ката, но использовал их Рейнальд всё ещё неумело, вдобавок нападал слишком порывисто и оттого размашисто.
—
Хуже этой сраной стойки — только вообще не поднимать меч весь бой. Кроме последнего удара, которым выбиваешь клинок из руки противника.
Именно это Итачи и делал: держал боккен опущенным, от выпадов уклоняясь, — и наблюдал, как с каждым мигом Рейнальд всё сильнее злится. Каждый неудачный замах распалял его, и каждый следующий становился ещё более резким и глупым. Это привело к тому, что Рейнальд поскользнулся на влажной траве — и вот тогда Итачи перешёл в атаку.
Каким-то чудом товарищ успел заблокировать его выпад. Поймал равновесие и попытался контратаковать, но Итачи лишь усилил натиск, нанося быстрые удары с разных сторон. Часть Рейнальд пропустил: в бедро, плечо, плашмя по спине и весьма болезненный тычок под рёбра. До скрежета стиснул зубы, но продолжил вскидывать боккен и не просил пощады.
За месяцы совместных тренировок Итачи приметил за ним любопытную деталь: когда Рейнальд был на пределе и казалось, что ещё чуть-чуть — и он сдастся, в нём словно бы открывалось второе дыхание. Обрамлённое ручейками пота лицо застывало в выражении сосредоточенности; из серых глаз пропадала подростковая пылкость, сменяясь внимательной остротой; мышцы наливались силой, возрастали скорость и проворность, и пару раз товарищу даже удалось выбить боккен из рук Итачи.
—
Это кровь, — ответил Рейнальд, когда Итачи озвучил наблюдение.
«Это куда более похоже на то, как двигаемся мы», — добавил Итачи про себя — и на каждом спарринге методично выжимал из Мальсибера скрытый потенциал.
Они кружили в траве, и утренний воздух полнился стуком сталкивающихся деревянных мечей. Для Итачи этот звук — сродни медитативному стуку бамбукового фонтана, затерявшегося в полном умиротворения саду. Этот звук — эхо воспоминаний, и звонкий смех в него вплетается, и едкие подколы, и на душе становится так легко и
правильно…
— Ах, драккл! — охнул поскользнувшийся Рейнальд и неловко припал на колено, ища опору. Итачи тут же остановил занесённый для нового удара боккен.
— Что случилось?
— В ноге что-то хрустнуло, — Рейнальд выпрямился и осторожно ступил на правую ногу, но поморщился и поспешил перенести вес на левую. Опустившись на корточки, Итачи закатал штанину товарища и педантично исследовал голеностоп.
— Скорее всего, это вывих, — диагностировал он, поднялся и подставил плечо. — Обопрись на меня. У тебя в семье кто-нибудь разбирается в целительстве?
— Бабушка, — пробормотал Рейнальд, почему-то пряча от Итачи глаза, но принял помощь, и они неспешно двинулись к дому. Боккены так и остались лежать в траве — вспомнив про них, Итачи притормозил и взмахнул назад палочкой, снимая трансформ. — Ты… вам в том приюте преподавали ещё и курс целительства?
— Только девочкам, — соврал Итачи, помогая товарищу возобновить движение. — Однако затем Хлоя практиковала оказание первой помощи на мне.
— Понятно, — Рейнальд поднял голову, взглядом находя окна хозяйской спальни на втором этаже виллы. На его губах заискрилась полуулыбка. — Знаешь, Майкл…
— Хм?
— Кажется, для тренировки было в самом деле слишком скользко.
***
Стоя у окна, Хината наблюдала за тренировкой Итачи и Рея. На губах её играла лёгкая улыбка, а в груди зарождалось нежное, насквозь тёплое чувство, которому Хината не могла дать названия. Но так же она себя ощущала в те далёкие моменты в Конохе, когда Неджи-нии-сан делал первые неуверенные шаги на сближение с ней и Ханаби.
Комната, в которую Хинату поселили, находилась на верхнем этаже виллы и долгое время была не использована, судя по пропитавшему её запаху застоя, полному отсутствию ароматов жизни. Обои были тканевые, приятного оливкового цвета с узором из нежных роз — букет настоящих роз такого же оттенка стоял в высокой вазе на подоконнике: иного места для него не нашлось. Помещение было небольшим, и три кровати-однушки втиснулись в него не без труда, дополнительно потеснившись ради пары узких шкафов. Свои вещи Хината ещё накануне разложила-развесила в один из них, честно оставив незанятыми половину вешалок и полок. Из окна открывались прекрасные виды на лужайку и озеро, но в то утро Хинату они не привлекали: её взгляд был прикован к упражнявшимся с боккенами брату и товарищу.
Именно в тот момент Итачи выглядел истинно умиротворённым, в гармонии с собой. В момент, когда держал в руках оружие.
Легко перемещаясь в траве, Итачи кружил вокруг Рея и до определённого момента лишь уклонялся. Но вдруг Рей оступился, и Итачи, не теряя ни мгновенья, перешёл в атаку: быструю и напористую, отчего Хината взволнованно подалась вперёд. Рею ведь за ним не угнаться! На глазах Хинаты Итачи ошпарил товарища несколькими болезненными ударами: каждый Хината словно ощутила на себе, и разом вспомнились тренировки с отцом. Стало обидно и грустно. Не выдержав, Хината схватилась за ручку окна с намерением распахнуть и окликнуть брата — однако в последний момент себя остановила, с удивлением ловя внимательным взглядом изменения в движениях Рея. Их скорость, чёткость росла с каждым новым, а осторожно активированный Бьякуган ухватил перемены во внутренней энергии Рея: как общий фон взметнулся и равномерно растёкся по телу, укрепляя, усиляя, ускоряя.
«Так похоже на то, как мы используем чакру! — сама не заметив, Хината прижала пальчики ко рту. — Потрясающе! Так вот почему Итачи…»
Вскрик прервал её мысли: Рей всё-таки сильно поскользнулся на усыпанной росой траве (пропускавшему через стопы чакру Итачи это и не грозило) и, видимо, повредил ногу. Снова захотелось вмешаться, окликнуть и предложить помощь: рефлекс, вбитый за годы в Конохе, в новом мире лишь обострившийся. Однако Хината сумела заставить себя остаться в стороне. Ей нужно было узнать, как поступит брат.
Когда Итачи опустился перед товарищем на колени, чтобы осмотреть повреждение, а после подставил плечо, улыбка вернулась на губы Хинаты.
Итачи непросто доверять, создавать с другими связи. Его сердце, зачерствевшее в тринадцать, с трудом открывается людям. Теперь Хината понимает — и не винит за скрытность, за отстранённость, за недоверие всему и вся. После того, что Итачи пережил в прошлой жизни, чем
была его прошлая жизнь, такая реакция неудивительна и естественна. И в то же время…
«В то же время Итачи сумел найти в себе силы открыться мне, — думала Хината, а сердце мягко замирало. — И он сближается с Реем. Ещё совсем немного — и, возможно…»
—
Я вижу Рабастана своим напарником.
Собственному напарнику в Акацуки, демону Кровавого Тумана, Биджу-без-хвоста Хошигаки Кисаме Итачи доверял. Если смог на такого человека — почему не сможет положиться на Рея? Он для Итачи, как открытая книга: простой, безопасный… ведомый.
Да, ведомый… То, чего Итачи не могли дать ни сама Хината, ни Дейдара: готовность делегировать принятие решений за команду — для Рея было в порядке вещей. Наверное, это шло из детства: из боязни перечить строгому, раздражительному отцу. Желание товарища тихо оставаться на вторых ролях было именно тем, что требовалось Итачи. Благодаря его тренировкам Рей креп на глазах, и к выпуску из школы он, раскрыв свой потенциал, наверняка станет очень опасным воином: Итачи позаботится. Теперь займётся этим с ещё большим рвением, ведь Дейдара обзавёлся собственным боевым товарищем.
На формации «три плюс один» Орден Трикветра явно не остановится.
Хината проследила за тем, как Итачи и хромающий Рей скрылись в доме, и только затем отвернулась от окна, подошла к шкафу. Пусть хотелось немедленно броситься вниз, излечить друга, Хината заставила себя без спешки переодеться, заплести волосы и только после этого спуститься на нижний этаж.
Лестница вывела её в просторный холл с высоким потолком, под которым висела огромная люстра. Из холла идентичные парадные двери на противоположных сторонах выводили на площадку с видом на озеро и в расположенный за домом парк. Другие двери, отделанные куда менее богато, вели в гостиную и столовую на западной стороне дома и в библиотеку и таинственную запертую комнату — на восточной. К этой комнате ещё накануне Итачи проявлял интерес. Бьякуганом Хината попыталась разведать побольше, однако потерпела неожиданную неудачу: стоило обратить взгляд додзюцу на комнату, обзор словно заволакивала дымка, а на глаза и голову начинало давить с такой силой, что Хината предпочла отвести внимание. Эффект защиты этой комнаты напоминал испытанный ею на первом курсе в глубоких подземельях Хогвартса — и Хината интуитивно обходила это место стороной.
Дверь в столовую была приоткрыта, но само помещение оказалось пусто. Пройдя мимо длинного стола, который домовики уже начали сервировать к завтраку, Хината вступила в оранжерею: именно оттуда доносились голоса.
— …так получается?
— Нет. Твоя главная ошибка заключалась в согласии с навязыванием мною тебе поля боя.
— Постой, но разве я мог отказаться?! Ты ведь сам говорил: в настоящей дуэли условия не будут, как на учебной в классе!
— Я имею в виду не начало боя, а его течение. Ещё до первой атаки ты знал, что мокрая трава — неудобная для тебя поверхность, однако не предпринял ровным счётом ничего, чтобы изменить условия в свою пользу. Всё это время рядом была мощёная плиткой площадка, но ты даже не попытался переместить сражение на неё.
Рей что-то ответил, но тихо, ворчливо, и Хината воспользовалась моментом, чтобы переступить порог.
— Доброе утро, — сказала она, входя в оранжерею — царство тропических деревьев и цветов под стеклянным куполом: влажное, тёплое, наполненное необычными ароматами. Под листьями огромной монстеры притаилась группа мебели из ротанга. Рей полулежал на кушетке; приподнявшись на локтях, он пилил раздражённо-смущённо-требовательным взглядом Итачи, сидевшего с прямой спиной в одном из кресел. Второе, пустое, было придвинуто к столику, на котором испускала пар забытая кем-то чашка чая и покоился томик стихов. Припухшая правая голень Рея была зафиксирована чарами. — Что случилось?
— Ничего страшного, не переживай, — заверил Рей, садясь ровно и улыбаясь. И пусть произнесено это было без злого умысла — Хинату задело.
— Я всё равно хотела бы знать, — сказала она с чётким подтекстом в тоне: «Не нужно меня опекать». Улыбка Рея померкла, превратилась в гримасу неловкости.
— Рейнальд подвернул ногу на тренировке, — ответил за товарища Итачи, и Рей поспешил добавить:
— Но бабушка уже меня подлечила. Сейчас отошла приготовить примочку — после неё, говорит, через час буду, как новый.
— Надеюсь на это, — сказала Хината и опустилась в свободное кресло, намеренная подождать вместе с братом и другом. При этом она вновь поймала себя на мысли-желании использовать ирьёниндзюцу — и украдкой вздохнула.
Хината очень хотела, чтобы Рей стал напарником Итачи, частью их зарождающегося Ордена. И в то же время боялась, что друг окажется неспособен, как Рабастан, принять тайну шиноби. А привлечь Рея в Орден, но держать их прошлое в секрете, как того желал Итачи… Хинате этот вариант не нравился по многим причинам, начиная с моральной стороны вопроса и заканчивая тем, что всё тайное однажды непременно становится явным. И последствия такого часто выходят из-под контроля.
Рей в самом деле далеко не Рабастан, открытый друзьям и пластичный, — на него нельзя просто вывалить секрет шиноби. Но вот если всё обдумать, спланировать, подготовить Рея и только затем открыться… возможно, в таком случае он сможет принять истинные лица Хинаты и Итачи.
«Нам нужно поговорить об этом», — Хината попыталась перехватить взгляд Итачи, однако брат не смотрел в её сторону: они с Реем вернулись к обсуждению тренировки, которое, детальное и чёткое, явно доставляло брату удовольствие. Хината улыбнулась сама себе: пусть не хотел этого признавать, Итачи в самом деле проникался к Рею как к товарищу. Ещё бы у него вышло создать связи с другими людьми в этом доме!..
«Чем
я могу ему в этом помочь?» — спросила себя Хината, но задуматься всерьёз не успела: слуха коснулся шорох гравия под шаркающими шагами, а ещё через минуту к компании присоединилась тяжело опиравшаяся на трость мадам Джемма. Хината тут же поднялась из кресла и поприветствовала её, а затем спросила, не требуется ли ей помощь.
— Славно, что ты предложила, дорогуша, — ответила мадам Джемма, неторопливо приближаясь к кушетке; за волшебницей плыл манимый магией поднос с пиалой, хрустальным флаконом и аккуратной стопочкой свежих бинтов. Тяжело опустив себя на край кушетки (Рей подвинулся, давая бабушке место), мадам Джемма продолжила: — Видишь ли, я всегда мечтала передать свои знания о целительстве внучке. Однако долгие годы мой сын и его очаровательная супруга отказывали мне в удовольствии. Что ж, теперь они, хвала Моргане, взялись на ум — а я, пока жду появления внучки на свет, могу попрактиковаться на тебе.
— Бабушка! — возмутился Рей, смущённо посмотрел на Хинату.
— Меня интересует целительство, — нейтрально отозвалась она. Итачи же уронил на пожилую женщину заледеневший взгляд, которого та, к счастью, не заметила. Поднявшись, брат проронил:
— Прошу меня извинить, — и вышел, не сказав больше ни слова. Хината вздохнула ему вслед: от почти расслабленности, почти довольства, что были на лице Итачи во время разговора с Реем, не осталось и следа.
— И в самом деле, молчание ему удаётся лучше всего, — сообщила мадам Джемма, тоже проводившая Итачи взглядом: внимательным и оценивающим.
— Да что с ним такое?.. — проговорил Рей и посмотрел на Хинату на этот раз вопросительно.
Она задумалась, прежде чем дать ответ. Выигрывая для себя время, подошла ближе и опустилась на колени рядом с кушеткой, где мадам Джемма уже начала накладывать остро пахнущую кашицу из пиалы на кусок бинта.
— Майкл оказался в приюте, когда ему было шесть лет. Родители отказались от него, когда он уже был в сознательном возрасте — я всегда полагала, именно это сделало его таким закрытым и недоверчивым.
И пусть казалась сосредоточенной на движениях морщинистых рук мадам Джеммы, из-под ресниц Хината наблюдала за Мальсиберами, считывала реакции. Пожилая дама не продемонстрировала явной — лишь совсем чуть-чуть, едва заметно поджала губы, не отрываясь от занятия. В отличие от бабушки, Рей вздрогнул, потупился — ощутимо расстроился, причём его сожаления были явно глубже, чем сочувствие другу.
— Это… ужасно, — выдавил он, рассматривая кольцо с синим камнем на собственном мизинце, творение Моры-сенсей. — Но неужели нельзя ничего для него сделать?
Хината улыбнулась его порыву.
— Так ведь уже делаем, Рей: мы поддерживаем Майкла, находимся рядом и не отказываемся от него. Это лучшее, что мы можем.
— Всего лишь полумеры, — возразила мадам Джемма. — Мало кто даже среди взрослых людей способен оценить по достоинству молчаливую поддержку. Вашему молчуну пойдёт на пользу встряска.
— Боюсь, Майкл не из тех людей, которые ценят встряски, — как можно деликатнее выразила несогласие Хината.
— Вы уже пробовали устроить ему одну? Знаете с гарантией, что затея провальна? — мадам Джемма смерила её чуть высокомерным взглядом человека, умудрённого обширным жизненным опытом. Хината хотела было ответить, но Рей раньше сказал:
— Не знаем! Ты права, бабушка, мы никогда не пробовали встряхнуть Майкла.
— Возможно, не стоит?..
— Почему бы не попытаться? — Рей открыто посмотрел Хинате в глаза. — Я хочу, чтобы мы все замечательно провели эти каникулы. Всё же теперь мы одна большая семья. И видеть, как некомфортно Майкл себя чувствует в компании… — он не закончил, передёрнул плечами.
— Ты очень добрый ребёнок, Рей, — сказала мадам Джемма, устраивая компресс поверх его голеностопа. — Казалось бы, в кого?..
Рей в ответ на это смущённо засмеялся, а вот Хината вздохнула и обречённо покачала головой. Оставалось надеяться, что на попытки товарища растормошить его Итачи отреагирует менее ярко, чем на художества Дейдары.
